Пиранделло на языке родных осин
правитьРечь идет об «Обнаженных масках» — Сборнике пьес Пиранделло. Сборник выпущен «Академией», перевод сделан Рубцовой ею же написана вступительная статья.
В статье помимо склонения термина «мелкобуржуазная сущность» особенно глубоких мыслей не содержится, но не о статье сейчас разговор. Разговор о самом переводе. Сделан он до того халтурно и небрежно, что порой с трудом продираешься сквозь туманные намеки и обрывки фраз, сокращенного по вольной воле (переводчика ли, редактора ли) текста.
Оговариваюсь: у меня под рукой — английское издание пьес Пиранделло. Но во-первых, автор считает этот перевод наиболее близким к его итальянскому подлиннику, а во-вторых, пример вроде нижеследующего показывает, что для данного сравнения и английское издание пригодно.
У Рубцовой («Обнаженные одеваются»):
«Эрсилия. Но конечно, печально, что вы с вашим именем…
Люловико. К концу месяца у нас будет спокойная квартирка там, у Макао, на улице Соммакампанья, в садах»…
«Эрсилия. Только очень жаль, что такой человек, как вы, с такой известностью… (новый взрыв шума с улицы).
Людовико. Вы слышите мой оркестр? Известный, вы сказали? Вы видели хоть одну из моих книг?
Эрсилия. Одну? Я прочла их много.
Людовико. Они поправились вам?
Эрсилия. О, да! Очень.
Людовико. Известность! Репутация! Да… Вы знаете, что происходит с нами? Знаете ли вы молочай? Эти маленькие семена, висящие на парашютах. легчайший, ветер разносит их кругом — туда и сюда. То же самое и с нами. То же самое. Увлечение… мода… хватает писателя в раздувает его имя на все четыре стороны: а потом опускает его вниз, в темный угол забывчивости. Писательство — игра! Как на бирже, где курсы подымаются и падают! Вчера мое имя стоило сотню; сегодня оно гораздо ниже паритета, почти приближаясь к нулю.
Эрсилия. О. я не верю этому…
Людовико. Нуль или почти то же самое Но это не смущает меня. Завтра опять сотня или. может быть, тысяча! Давайте надеяться, а? Знаете, я только что обделал хорошее дельце! Два больших контракта. Один с газетным синдикатом, другой с издателем! Будет приличный аванс… так что в конце месяца мы сможем снять хорошенькую маленькую квартирку, а? В одном из этих новых модернистских зданий в парке! Что вы скажете?»…
Вопрос: кому понадобилось выкинуть этот кусок текста, прекрасно характеризующий умонастроение не только персонажа, но и самого Пиранделло?
Встречаются прямые искажения смысла. В пьесе «Сегодня мы импровизируем» доктор Хикфус говорит об авторе пьесы —
«И он (автор) не должен отвечать за свое произведение перед литературной публикой и литературной критикой. Он не может и не должен отвечать перед зрителями и перед театральными критиками, которые судят, сидя в театре»…
«Я буду отвечать за его работу перед читающей публикой и литературной критикой. Но я не могу и не должен отвечать за нее перед театральной публикой и театральными критиками, которые составляют мнения, сидя в театре».
Или в «Каждый по-своему» —
"Диего. Тогда было бы довольно. Даже совсем было бы ненужно в совести. К сожалению, дорогие мои, существую я и существуете вы! К сожалению!
Первая. Вы говорите: «К сожалению»? В английском тексте:
"Диего. Я полагаю, что тогда было бы достаточно одобрения нашей собственной совести. Но в этом случае это почти не было бы вопросом совести. К со алению, мои друзья, здесь — я и здесь — вы. К сожалению…
Первая. Он говорит:
«К сожалению»!
Можно набрать многие десятки примеров совершенно произвольного редактирования переводчиком сценического текста. Вот первые попавшиеся:
«Диего. Я очень хорошо знаю эту игру. Что ж? Совесть!»
«Диего. О, я играю в эту игру так же, как вы. Еще бы, я тоже имею совесть».
И так почти на каждой странице!
Конечно Пиранделло — мелкий буржуй, но от того, что он будет причесан Рубцовой или редактором из «Академии» — он лучше не станет. И даже наоборот. А писатели и драматурги, которые будут изучать Пиранделло в «академической» прическе, могут быть справедливо недовольны этим «языком родных осин».