Пещера Лейхтвейса/Глава 51
| ← Глава 50 СТОЛКНОВЕНИЕ С РАЗБОЙНИКАМИ | Пещера Лейхтвейса/51 АДЪЮТАНТ КОРОЛЯ : Роман | Глава 52 УБИЙСТВО В ОПЕРНОМ ТЕАТРЕ → |
| Источник: Соч. В. А. Редера. -- Санкт-Петербург: Развлечение, 1909. - 1368 с. |
Король Фридрих проводил последний вечер в своей столице накануне отъезда к армии.
Началась война, которая, несмотря на военный гений великого короля, продлилась семь лет и охватила всю Европу, завершившись победой маленькой Пруссии над тремя союзными великими державами: Австрией, Францией и Россией.
Великий король в трудные минуты своей жизни выказывал спокойствие и беззаботность, которым поражались не только его приближенные, но и все его подданные, они черпали из этого спокойствия своего вождя силы и надежду на будущее. На этот раз король распорядился, чтобы его прощание с дорогими и искренне преданными ему берлинцами было большим маскарадным балом в залах оперного театра. Он распорядился, чтобы в этот вечер всякий, кто был в состоянии внести установленную весьма высокую входную плату, был допущен к участию в бале. Доход от маскарада был предназначен на устройство лазаретов для раненых.
Понятно, что вся знать Пруссии собралась в этот вечер в залах оперного театра, чтобы провести последние часы вместе с королем в беззаботном веселье. Но явилась не только знать, но и представители всех прочих слоев населения, имевших в обыкновенное время редко доступ к увеселениям короля, который, как известно, относился дружелюбно лишь к дворянам.
Около десяти часов вечера все залы оперного театра были битком набиты пестрой толпой маскированных гостей. Все они старались подтвердить роскошью своих костюмов и нарядов богатство и благосостояние страны и доказать, что Пруссии не страшны ужасы войны, что даже в дни накануне грядущего боя у нее имеются в изобилии средства на увеселения.
Залы были залиты ярким светом. Всюду раздавались мелодичные звуки оркестров. Красота женщин, шелковые наряды, драгоценные украшения, искреннее веселье — все это составляло пеструю, диковинную картину. Весь двор уже собрался, но короля еще никто не видел. По всей вероятности, он еще работал во дворце со своими министрами и генералами и отдавал последние распоряжения, завершая свой план похода. Хотя никто еще не видел короля, все-таки среди гостей ходили упорные слухи, что он уже явился на празднество и что он, как и все другие, пришел в маске, чтобы его до поры до времени нельзя было узнать.
Однако достоверных сведений ни у кого не было, даже у приближенных короля. Не узнала ничего определенного и знаменитая танцовщица и певица Аделина Барберини, которая явилась на бал уже около часа тому назад. Своей красотой и изяществом Аделина превосходила всех присутствующих женщин, не говоря уже о роскоши наряда. Она, так сказать, представляла собою солнце, вокруг которого собрались все звезды. На ней был наряд, особенно подчеркивающий ее красоту: она была одета венецианкой, именно той Екатериной Карнаро, перед которой некогда преклонялась вся Венеция благодаря исключительной ее красоте. Тяжелое платье из белого шелка облегало стройное тело Аделины; платье это было украшено золотой вышивкой, а с плеч красавицы ниспадал длинный пурпурный плащ, унизанный драгоценными камнями. На черные как смоль волосы Аделина надела драгоценную диадему. Четверо пажей, тоже в венецианских костюмах, не отходили ни на минуту от своей госпожи.
Как только Аделина Барберини вошла в большой зал, все взоры обратились на нее. Надо, однако, признаться, что далеко не все присутствующие смотрели на нее благожелательно. Уже в то время в Берлине ходили неопределенные слухи, будто Аделина Барберини сумела запутать короля в свои сети, что она заставляет его тратить на нее огромные деньги и что она злоупотребляет его чисто королевской щедростью. Роскошный замок, выстроенный в Потсдаме по приказу короля для красавицы танцовщицы, возбудил зависть менее богатых придворных. Многие знали о том, что из королевской казны беспрерывно переходят крупные суммы в руки Аделины, и мало-помалу в народе утвердилось мнение, что танцовщица, подобно вампиру, высасывает все силы из короля и грабит его казну. Народ прозвал ее Черной плясуньей.
За время своей близости к королю Аделина Барберини нажила себе много врагов: немало было людей, которые с недоверием наблюдали за нею и были готовы предостеречь короля. Но Фридрих Великий считал себя гораздо большим знатоком людей, чем он был на самом деле. Он смеялся над предостережениями и даже решительно протестовал против них; по-прежнему он бесконечно доверял танцовщице и благоволил к ней. Ввиду того, что король благоволил к Аделине Барберини, у нее при дворе было много сторонников, и если многие придворные, быть может, втайне и завидовали ей, даже ненавидели ее, то во всяком случае не решались показывать это открыто, а напротив, льстили ей и превозносили ее, так как при содействии Барберини можно было сделать карьеру и выслужиться. Всем было хорошо известно, что через ее посредство ходатайства всегда быстро доходили до короля.
Аделина Барберини заняла место на маленьком возвышении, покрытом коврами; на этом возвышении полукругом стоял ряд красных бархатных кресел для знатнейших придворных дам. На этом возвышении Аделина восседала, подобно королеве, явившейся на торжество лишь для того, чтобы ей поклонялись. И действительно, представители высшей знати один за другим подходили к ней, чтобы поцеловать ее ручку и выразить тем свою безграничную преданность.
В данную минуту вблизи кресла Аделины стоял только молодой офицер, стройный и очень красивый. Все присутствующие знали его, и многие завидовали блестящей карьере, которую сделал этот юноша.
Арман де Роже был адъютантом короля. Он происходил из древнего французского рода, изгнанного во время религиозных войн из Франции и нашедшего убежище в Пруссии во времена Великого Курфюрста. Как известно, король Фридрих всегда любил все французское и очень симпатизировал французам. Он приблизил к своей особе несколько молодых людей из эмигрировавших семей именитых французских дворян и доверил им высокие военные должности. Среди этих любимцев короля наиболее видное положение занимал Арман де Роже.
Ему еще не было двадцати четырех лет, а он уже состоял личным адъютантом короля и был недавно произведен в майоры. Но Арман де Роже выдвинулся вперед не только благодаря милости короля. Красавец собой, белокурый, стройный, он был очень неглуп, обладал живым темпераментом, отличался умением фехтовать и стрелять, был неутомим и крайне добросовестен во всем, что касалось службы: словом, Арман де Роже был очень талантливый и порядочный молодой человек. Одного только ему недоставало, именно того, что больше всего могло бы обеспечить ему успех: сильной воли и твердого характера. Он был большой добряк и способен отдать последнее, чтобы помочь нуждающемуся товарищу; но вместе с тем он был так легкомыслен, что стоило его сердцу воспламениться, как он был уже способен забыть все, до чести включительно.
Пока, однако, он вел себя во всех отношениях безупречно и считался безукоризненно честным человеком и примерным офицером. Но не всегда он умел обуздывать свои чувства, и когда кровь его приходила в волнение и он влюблялся, то был способен забыть и долг, и честь, и накуролесить как никто. Всякий беспристрастный наблюдатель мог отлично заметить, что Арман де Роже был безумно влюблен в Аделину, с которой он вел оживленную беседу…
— Вы жестоки, синьора, — шептал он ей, — сегодня вы явились сюда во всей красе, чтобы заставить нас, мужчин, вдвойне сожалеть о необходимости покинуть столицу. Завтра мы уходим в поход, а вы как будто нарочно хотите нас удержать и показать нам ясно, чего мы лишаемся, быть может, на много лет.
— Нет, — ответила Аделина с чарующей улыбкой, — я слишком хорошо знаю честолюбие мужчин и знаю, что нас, бедных женщин, они слишком скоро забывают. Когда развеваются знамена и раздаются выстрелы, вы, господа мужчины, заняты уже не мыслями о женщинах. Честолюбие — заклятый враг любви, так как оно всегда пересиливает всякое чувство. Еще хорошо, если у вас тогда остаются хотя бы мимолетные воспоминания.
— Синьора, — возразил майор, — быть может, вы правы по отношению к другим мужчинам, но я не принадлежу к их числу. Я клянусь вам, что даже под грохот пушек, во время сражения, я не забуду о вас, и ваш образ будет передо мною даже тогда, когда я буду находиться в пылу сражения. Вы будете со мной подобно богине победы и поведете меня в бой за короля и родину.
— Какой ужас — война! — вздохнула Аделина, кокетливо обмахиваясь веером из страусовых перьев. — Неужели нельзя существовать без борьбы, без убийств? Я никак не пойму, отчего наш великий король, столь преданный искусствам и науке, так рвется на войну.
— Его величество король не может поступить иначе, — быстро ответил Арман де Роже, — ему бросили вызов. Три великие державы ополчились на него, завидуя славе, которую он завоевал своей маленькой Пруссии. Его хотят унизить, низвести до прежней степени маркграфа. Но вы сами поймете, синьора, и поймете лучше других, гордый Фридрих не в состоянии примириться с этим.
— Вы правы, майор, — ответила Аделина, — но скажите: неужели король до сих пор все еще не явился? Все ожидают его, все хотят его видеть и проститься с ним. Его величество злоупотребляет терпением своих подданных.
Арман де Роже только улыбнулся, но ничего не ответил. Но Аделина успела заметить эту мимолетную улыбку.
— Вот как, — шепнула она молодому офицеру, — я вижу, вы знаете что-то такое, о чем не желаете говорить. Очевидно, король под какой-нибудь маской уже давно находится здесь. Мне известно, что его величество любит оставаться неузнанным, находясь среди своих гостей, чтобы незаметно прислушиваться к их разговорам и взглядам. Откровенно говоря, мне хотелось бы поскорей уйти, но предварительно я хочу еще раз увидеть обожаемого монарха. Очень и очень прошу вас, скажите мне, какой костюм на короле?
— Слишком много вы требуете от меня, — возразил Арман де Роже, — откровенно скажу вам, что король уж целых два часа находится на балу. Скажу вам даже, что мне известно, какой на нем костюм, но открыть вам его наряд я не имею права.
Аделина на минуту закрыла свое лицо веером. Когда она снова подняла голову, глаза ее были устремлены с каким-то особым выражением на молодого офицера.
— Послушайте, Арман, — прошептала она, наклоняясь к своему собеседнику, — вы как-то говорили мне, что хотели бы побеседовать со мной с глазу на глаз, что вы собираетесь открыть мне какую-то тайну. Это было на последнем придворном балу, помните? Я тогда ничего не ответила на вашу просьбу, точно так же, как и вы теперь отказываетесь отвечать по поводу наряда короля. Я предложу вам компромисс. Я готова выслушать вас, но после этого вы должны открыть мне, под какой маской явился сюда король. Долг платежом красен, майор. Вы видите, я готова на уступки.
Молодой офицер пришел в сильное волнение, когда Аделина напомнила ему его просьбу о беседе с глазу на глаз. Он тяжело дышал, черты лица его выражали сомнение и внутреннюю борьбу. Но потом он взял унизанную кольцами руку Аделины, прикоснулся к ней губами и прошептал:
— Извольте, синьора. Через пять минут ожидаю вас в зеленой гостиной. Услуга за услугу.
Затем он низко поклонился и ушел.
Аделина посидела еще минуту, а затем обратилась к своим пажам:
— Можете идти, дети. Отправьтесь в буфетную и выпейте там чего-нибудь прохладительного. Когда вы мне будете нужны, я позову вас.
Пажи, по-видимому, давно уже ждали этого разрешения. Они быстро разошлись и скрылись в толпе. Трое из них, действительно, тотчас же направились к буфету и начали есть конфеты и пирожные. Но один паж не последовал их примеру. Это был хорошенький, кудрявый мальчик, лет четырнадцати. Он отказался от искушения поесть и попить, хотя был не менее голоден, чем и его товарищи, а быстро направился через залу, оглядываясь по сторонам, как бы разыскивая кого-то в пестрой толпе гостей.
— Вот она! — вдруг пробормотал он, увидев хорошенькую девушку, которая стояла у одной из колонн в углу залы.
Он, как можно быстрее, пробрался туда. Молодая девушка, стоявшая у колонны, была в костюме средневековой крестьянки, в белом платье с голубой отделкой. Пышные волосы ее были заплетены в две длинные косы и ниспадали почти до самых пят. Верхняя часть лица была закрыта шелковой полумаской, но тонкий носик, хорошенький маленький ротик и половина подбородка были открыты; по ним сразу было видно, что молодая девушка очень хороша собою. Когда она увидела пажа, то тотчас же пошла ему навстречу. Они встретились недалеко от колонны, у которой до этого стояла молодая девушка.
— Ну что, Редрих? — дрожащим от волнения и страха голосом спросила она. — Ты слышал, о чем они беседовали? Говори скорей! Я должна знать, любит ли он меня еще, или его уже пленила эта блестящая золотом чародейка.
— Бедняжка ты, Гретхен, — шепотом ответил паж, — у меня для тебя дурные вести. Правда, мне не удалось расслышать всего, что говорили Аделина Барберини и Арман де Роже, но то, что я слышал, весьма опечалит тебя. Дорогая сестра, ты любишь недостойного. Он злоупотребляет твоей доверчивостью, так как уж не любит тебя, а поклоняется Аделине, в которую, по-видимому, влюблен до безумия.
— Не ошибся ли ты? — сильно волнуясь, спросила молодая девушка. — Не ослышался ли ты? Неужели они на самом деле говорили о любви?
— Ты можешь лично в этом убедиться, — ответил паж. — Иди скорей в зеленую гостиную и спрячься там за какую-нибудь портьеру. Через несколько минут туда придут Аделина с Арманом, они условились поговорить там наедине. Но не волнуйся и не отчаивайся. Не давай власти над собою своему горю. В сущности, ты должна была ожидать этого ужасного разочарования. Наша мать не раз предупреждала тебя не предаваться несбыточным мечтам. Арман де Роже принадлежит к числу знатнейших дворян, он личный адъютант короля, человек богатый. А ты — ты бедная мещаночка, у которой, кроме добродетели, красоты и честного имени ничего нет; честного имени, которое она чуть не принесла в жертву этому жестокому и легкомысленному человеку.
— Но он искренне любил меня, — еле слышно прошептала Гретхен, — он не лгал, когда клялся мне в своей любви. Его глаза не обманывали меня. Нет, его соблазнила и совратила эта коварная итальянка, она опутала его своими сетями и околдовала его. Я не знаю, не понимаю, для чего она делает это, так как я не верю, что она его любит. Я убеждена, что она только хочет воспользоваться им, как своим орудием для каких-то темных целей. А ты, Редрих, не оставляй меня одну. Прошу тебя, проводи меня до дверей зеленой гостиной, но затем уходи и не выдавай ни единым взглядом своей ненависти к этой итальянке.
Они пожали друг другу руки, прошли через несколько зал и наконец дошли до завешанной дорогими портьерами двери зеленой гостиной. Гретхен еще раз пожала руку своему брату, а потом быстро скрылась в уютной комнате. Гостиная была очень мала. В ней стояли лишь диван, маленький позолоченный столик и несколько кресел. Зеленой гостиной она называлась потому, что стены были обтянуты зеленой шелковой материей. Из этой гостиной выходило на площадь одно только окно, завешенное тяжелым шелковым занавесом, тоже зеленого цвета. За ним-то и спряталась Гретхен.
Едва только она успела скрыться, как дверь снова отворилась и вошел молодой офицер, адъютант короля Арман де Роже. Он, видимо, сильно волновался, глаза его блестели, щеки были залиты густой краской. С тяжелым вздохом опустился он на диван. Посидев немного, он вскочил и начал ходить взад и вперед по комнате.
Тем временем Аделина Барберини, перекинув трен своего платья через левую руку, сошла с возвышения. Гости почтительно расступались перед ней, так что она свободно прошла через весь зал. Повсюду раздавался шепот восхищения, и публика почти вслух выражала свой восторг ее красотой. Она не спеша вышла из большого зала и направилась к зеленой гостиной. Но она еще не успела дойти до двери, как к ней подошел какой-то худощавый мужчина в костюме швабского крестьянина. По-видимому, он заинтересовался Аделиной и загляделся на нее до того, что как раз перед нею споткнулся и растянулся на полу. Аделина слегка вскрикнула и отшатнулась, а незнакомец начал медленно подниматься и пробормотал что-то вроде извинения. В тот момент, когда он поднялся на ноги, он шепотом спросил Аделину:
— Под какой маской он скрывается?
— Я узнаю это через пять минут, — тоже шепотом ответила Аделина, — жди меня у буфета. Уходи! За нами следят.
Незнакомец отошел в сторону, весьма нелюбезно повернувшись к Аделине спиной. А Аделина спустя минуту уже вошла в зеленую гостиную и закрыла за собою дверь.
Арман де Роже тотчас же вскочил и пошел ей навстречу, предложил руку и проводил ее к дивану.
— Времени у нас немного, — вполголоса сказала Аделина, садясь на диван, — говорите скорей, что вам от меня угодно.
— Неужели вы не догадываетесь? — дрожащим от волнения голосом произнес молодой офицер. — Неужели я должен говорить о том, о чем так выразительно говорят мои глаза? Я люблю вас, Аделина! Я боготворю вас! Вы отняли у меня спокойствие — вы должны выслушать меня, мои клятвы. Я умоляю вас о взаимности!
С этими словами Арман де Роже опустился перед Аделиной на колени и протянул к ней руки, глядя ей прямо в глаза. Она наклонилась к нему так близко, что дыхание ее коснулось его лица.
— Вы требуете от меня невозможного, — произнесла она, — вы сами знаете, что на меня имеет права другой человек, более могущественный.
— Вы говорите о…
— Не произносите его имени, — торопливо прервала Аделина, — это может погубить нас. Но несмотря на это, я не могу не сознаться вам, что вы произвели на меня глубокое впечатление. Я была бы способна забыть свои обязанности по отношению к тому человеку, если бы вы доказали мне на деле, что ваша любовь не пустой звук, не мимолетное увлечение.
— Аделина! Клянусь вам, что я готов умереть за вас!
— Говорят, что вы состоите в связи с какой-то девушкой из мещанской семьи. Правда ли это?
Арман вскочил на ноги. Он страшно смутился и густо покраснел.
— Зачем вы напоминаете мне об этом? — воскликнул он. — Да, это правда, синьора, я любил молодую девушку из мещанской семьи, хорошую, славную девушку. Быть может, мое чувство к ней еще не заглохло совсем, но после того, как я увидел вас, как вы выслушали меня — с тех пор образ моей возлюбленной начал блекнуть, и я вижу, что этому увлечению пришел конец. Мне остается только пожалеть, что она поверила моим клятвам.
Аделина встала, совсем близко подошла к молодому офицеру и посмотрела на него в упор.
— Я не из тех неразумных женщин, — медленно произнесла она, — которые думают, что могут всецело владеть сердцем мужчины. Арман, я готова на все, я готова отдать вам все, чем может пожертвовать женщина, но только в том случае, если вы докажете мне вашу любовь.
— Как мне сделать это?
— Об этом я теперь ничего не могу сказать вам. Но сегодня же ночью, после бала, в два часа, я вас буду ждать у себя во дворце. Маленькая дверь, которая выходит на берег реки, будет открыта. Вы войдете, а там вас проводит преданная мне служанка, которая будет ждать вас.
— Аделина! — восторженно воскликнул Арман. — Вы даруете мне высшее счастье на земле!
На одно лишь мгновение Аделина прикоснулась к плечам Армана и настолько приблизила свое лицо к его лицу, как будто хотела поцеловать его в губы. Арман содрогнулся. Но в то же мгновение Аделина откинула голову назад.
— Я обещала вам, — произнесла она, — даровать вам желанное счастье, и потому, Арман, я прошу вас исполнить ваше обещание и сказать мне, под какой маской король пришел на бал.
Арман ответил не сразу. Совесть его еще боролась с легкомыслием; ему не хотелось выдать тайну короля, доверенную ему. Но Аделина взглянула на него так, что он перестал рассуждать.
— Извольте, — нерешительно произнес он, — его величество запретил мне говорить это, но, доверяя эту тайну вам, приближенной короля, я не совершаю преступления. Его величество уже целых два часа находится здесь в синем бархатном домино, с обшитым золотом воротником. Таких домино здесь на балу больше нет.
— Благодарю вас, Арман, — отозвалась Аделина. — Я никогда не забуду вам этой услуги.
Если бы Арман не был так ослеплен красотой искусительницы, он неминуемо обратил бы внимание на ликующий тон ее голоса.
— До свидания, — торопливо продолжала она, крепко пожимая руку молодого офицера, — не забудьте же: в два часа ночи во дворце Аделины Барберини.
Она величественно прошла мимо него, а Арман, как в полузабытьи, смотрел ей вслед.
Когда дверь закрылась за Аделиной, Арман прижал обе руки к сердцу и воскликнул:
— Она будет принадлежать мне! Она — первая красавица в мире! В два часа ночи, у нее в будуаре… итак, еще до выступления в поход я изведаю высшее блаженство. Пусть после этого грохочут пушки, пусть свистят пули, пусть сверкают сабли врагов! Мне они не будут страшны, так как в то время я буду уже счастливейшим из смертных.
Внезапно Арман умолк. За его спиной в окне зашуршала шелковая портьера. Он быстро обернулся, ошеломленный тем, что беседа его с Аделиной была кем-то подслушана. Несомненно, в комнате находилось еще третье лицо. Слишком явственно расслышал он легкий возглас и тяжелый вздох. Надо было во что бы то ни стало удостовериться в чем дело и наказать виновного. Арман решительно подошел к портьере и отдернул ее в сторону. В то же мгновение он глухо вскрикнул и отшатнулся, как пораженный молнией. Перед ним стояла та, от которой он только что торжественно отрекся… — его невеста Гретхен.
— Откуда ты? — произнес он в сильном смущении. — Что ты здесь делаешь?
— Что я делаю? — повторила она сквозь слезы, снимая полумаску с лица. — Я слышала все и знаю теперь, что я несчастна на всю жизнь.
У нее не хватило сил удержать слезы. Рыдания сдавили ей грудь. Она опустила голову и хотела быстро пройти мимо молодого офицера. Но Арман удержал ее за руку.
— Гретхен, — проговорил он дрожащим голосом, — умоляю тебя, останься здесь на минуту и выслушай меня. Не уходи, не выслушав моего объяснения. Заклинаю тебя нашей любовью, не осуждай меня! Ты должна выслушать меня.
— Что можешь ты сказать мне? — рыдая, спросила молодая девушка. — Я ведь ясно слышала, что ты уж не любишь больше меня, что ты мещанку никогда не сделаешь своей женой. Прежде ты говорил не то, Арман. Если бы ты не говорил мне о своей любви, если бы не клялся мне в том, что у тебя честные намерения, то я не допустила бы, чтобы ты посещал наш дом. Но я доверяла тебе, я верила твоей честности и порядочности. Я обманулась в тебе и напрасно отдала тебе свои лучшие чувства, а теперь мне остается только умереть… Чем скорей я это сделаю, тем лучше.
— Значит, ты не хочешь выслушать меня?
— Все, что ты мне скажешь, будет ложью, а я тебя еще так люблю, что не хочу видеть в тебе лжеца.
— Гретхен! Это слово разлучает нас навеки!
— Мы и без того разлучены! Сегодня ночью, когда ты будешь наслаждаться в объятиях твоей возлюбленной, не стыдящейся злоупотреблять доверием короля, вспомни о том, что из-за тебя погибла несчастная девушка. Ступай! Прошу тебя, выйди отсюда раньше меня, чтобы нас не увидели вместе. И дай мне возможность немного оправиться, чтобы люди не видели моих слез.
Арман сердито топнул ногой, повернулся и направился к двери. Там он еще раз остановился, взглянул на Гретхен и произнес:
— И все-таки я тебе скажу, что к той итальянке меня тянет лишь чувственное влечение. Неужели ты не можешь меня простить?
— Нет, не могу. Я ожидала преданной любви, мне казалось, что ты мне будешь верен. Но мне пришлось убедиться, что твоя любовь растаяла, как снег на солнце. Прощай.
— Хорошо! Прощай, ты сама этого захотела! — воскликнул Арман не то гневно, не то с грустью. — Но ты не можешь запретить мне вспоминать и впредь о тех чудных часах, которые мы проводили с тобою в маленьком садике твоего дома, ты не можешь запретить, чтобы твой образ был вечно со мной. Ты оттолкнула меня, и я ухожу навсегда.
Дверь захлопнулась за ним, и Гретхен с тяжелым вздохом опустилась на диван.
— Арман! Арман! — с рыданием вырвалось у нее. — Ты не подозреваешь, чего мне стоило оттолкнуть тебя! Но ведь я не могу больше верить тебе, ты слишком тяжко оскорбил меня.
Вдруг она услышала голоса. Кто-то снова приближался к гостиной.
— Сюда идут! — прошептала она. — Боже, кто же это? Я никому не могу показаться на глаза в таком виде, все мое лицо залито слезами. Надо опять спрятаться на прежнее место.
Она снова юркнула за шелковую портьеру.
В гостиную вошли двое мужчин в масках. Один из них был тот самый крестьянин, который упал на пол, столкнувшись с Аделиной, на другом был костюм ландскнехта. Они отошли в глубину гостиной, как бы не желая оставаться вблизи двери. Убедившись в том, что в комнате никого нет, крестьянин заговорил:
— Мы сейчас узнаем, Батьяни, в каком костюме явился сюда король. Итальянка обещала известить меня, и потому всего лучше будет подождать ее здесь. Готово ли у вас все то, что нам понадобится?
Батьяни вынул из-под пояса остро отточенный кинжал.
— Думаю, этого кинжала будет достаточно, — произнес он, — но скажите и вы мне, Макензи, приготовили ли вы все для бегства? Воображаю, какая поднимется суматоха, когда король падет под моим ударом. Я рискую, что меня разорвут на части, если только меня поймают.
— Вас не поймают, — с обычным спокойствием ответил Макензи, — в этом можете положиться на меня. Я буду вблизи вас, и в ту самую минуту, когда вы совершите убийство, я накину вам на плечи черное домино. Закутайтесь в него, это спасет вас, так как в зале таких домино штук триста. Затем вы быстро выходите по боковой лестнице из здания театра, а я буду ожидать вас в парке с закрытой каретой. Все остальное я уже устрою.
— Я верю вам, как и вы мне должны верить, — отозвался Батьяни, — знаете, я положительно поражаюсь, что мне удалось прибыть в Берлин накануне отъезда короля. Вся наша затея чуть не расстроилась, так как в пути у меня произошло столкновение с Лейхтвейсом, стоившее, кажется, жизни моему бедному Риго. Меня чуть не задержали и не отправили в Висбаден, закованным в кандалы. Лишь благодаря отчаянной храбрости и смелости я избег печальной участи и пешком добежал до ближайшего города. Там я нарядился нищим и стал пробираться, кормясь подаяниями, из города в город, пока наконец не оставил герцогство Нассауское. Лишь после этого я мог рискнуть переодеться и прибыл в Берлин вовремя лишь благодаря тому, что имел постоянно самых лучших лошадей.
— Вас за это вознаградят, Батьяни, — ответил Макензи. — Тише! Кто-то идет. А, вот и она!
Дверь отворилась, и в гостиную вошла Аделина Барберини. Она осторожно оглянулась по сторонам и затем обратилась к Макензи:
— Действуйте скорей! Синее домино с обшитым золотом воротником. Таких домино больше нет ни одного. Будьте решительны! Да здравствует императрица Мария Терезия!
Прежде чем Батьяни и Макензи успели что-нибудь ответить, она вышла из гостиной, и мужчины остались одни.
— Вы слышали, граф Батьяни, — шепнул Макензи своему сообщнику, — он в синем домино, с воротником, обшитым золотом. Идите в зал, отыщите его и делайте свое дело.
— У меня руки дрожат от волнения, — простонал Батьяни. — Черт возьми, оказывается для цареубийства нужна большая отвага.
— Идите сначала к буфету и выпейте бутылку шампанского. Вы должны действовать спокойно и хладнокровно, иначе мы все погибли.
— Скорей бы все это кончилось! Мне хотелось бы взять назад свое обещание… мне страшно!..
— Нечего колебаться и нечего раздумывать. Дайте мне вашу руку и взгляните на меня. Счастье всей вашей жизни зависит от исхода этого дела. Если оно удастся, то вы на всю жизнь обеспеченный человек, а если нет, то весь мир узнает правду о вас.
— Дай черту палец, он всю руку возьмет, — глухо пробормотал Батьяни, подавая Макензи руку, — остается только окончательно отдаться в руки дьявола.
Преступники вышли из гостиной.
Почти в то же мгновение из-за портьеры показалась Гретхен. На лице ее были написаны ужас, страх и отчаяние, ноги ее подкашивались, и она дрожала всем телом так сильно, что должна была присесть на диван. Слишком ужасно, слишком чудовищно было все то, что она только что слышала. Она никак не могла поверить, что затевается убийство.