Во время рѣчи деп. Маклакова въ ложѣ министровъ все время сидѣлъ и внимательно слушалъ одесскій генералъ-губернаторъ Толмачевъ… |
Вышелъ онъ изъ Думы освѣженный и умиленный…
Будто у исповѣди побывалъ!
Зашелъ въ церковь и долго крестомъ лежалъ на холодныхъ плитахъ, вздыхая, бія себя въ грудь и повторяя:
— Мeа culpa, mea maxima culpa!!
По пріѣздѣ въ Одессу, три дня ходилъ по громаднымъ пустымъ комнатамъ генералъ-губернаторскаго дома, изрѣдка плакалъ въ уголку и, увидѣвъ въ пепельницѣ сигарный пепелъ, тщательно посыпалъ голову.
— По обязательному постановленію Ветхаго завѣта.
На четвертый день позвалъ правителя канцеляріи.
— Великіе мы грѣшники съ тобой, Кузмичъ… Не по поступкамъ поступали. Оказывается, что теперь все нужно наоборотъ дѣлать!
— Все наоборотъ, ваше-ство?
— Рѣшительно все.
Кузмичъ покорно склонилъ голову.
— Слушаюсь. Вотъ тутъ у меня два предписанія о наложеніи штрафа на „Одесскія Новости“ — 500 рублей и „Одесскую Газету“ — 1000. Такъ я наоборотъ переставлю: „Новостямъ“ — 1000, а „Газетѣ“ — 500.
Его п-во задумался.
— Ты думаешь… это наоборотъ?
— Совершенно наоборотъ.
— Тебѣ виднѣе. Потомъ, тамъ раньше я издалъ обязательное постановленіе о запрещеніи гимназистамъ курить на улицахъ, подъ угрозой десятитысячная штрафа. Это нехорошо. Теперь надо издать другое, обратное постановленіе.
— Хорошо-съ.
На другое утро было издано обязательное постановленіе, въ силу котораго гимназисты должны были курить на улицахъ, скверахъ и площадяхъ, подвергаясь въ противномъ случаѣ десятитысячному штрафу.
Вся Одесса задымила, какъ громадная, многотрубная фабрика.
Некурящій элементъ или сидѣлъ дома, или, выйдя на улицу, дѣлалъ изъ благонадежности такую сильную затяжку, что, нарушая благопристойность троттуаровъ, долго стоялъ, склонившись и обнимая ослабѣвшими руками фонарный столбъ...
Реформа смѣнялась реформой.
— Скажи, Кузмичъ, чѣмъ мы, собственно, занимались раньше?
— Жидовъ выселяли.
— Теперь нужно говорить — евреевъ. А еще?
— А еще когда новые наѣзжали, мы и тѣхъ выселяли.
— Ой, скверно мы дѣлали, Кузмичъ… И теперь ни одного нѣтъ?
— Ни одного. Вчера одинъ, говорятъ, изъ Кіева въ поѣздѣ такъ разоспался, что вмѣсто Бирзулы до Одессы со сна долетѣлъ. Уэнавши-же, что по сонному дѣлу къ Одессѣ подъѣзжаетъ, выскочилъ на-ходу изъ вагона и убѣжалъ… мѣры къ розыску приняты.
— Ну, хорошо-ли это Кузмичъ?! Ты вотъ что… Напусти ихъ побольше въ городъ, а когда достаточно наберется — сообщи мнѣ.
— Слушаюсь. Штукъ полтораста ежели наловить—достаточно?
— Тебѣ виднѣй, Кузмичъ.
Черезъ недѣлю Кузмичъ пришелъ и доложилъ:
— Жидовъ, ваше п-во, называемыхъ также теперь евреями, наловилъ около двухсотъ, не считая женъ и дѣтей. Прикажете выслать?
— Куда? Очумѣлъ ты, что-ли! Хороши мы были-бы передъ Думой! Тебѣ говорятъ—наоборотъ. Издать постановленіе о свободномъ проживательствѣ евреевъ въ чертѣ города.
На другой день обыватели прочли новое краткое постановленіе: „О свободномъ проживаніи евреевъ въ Одессѣ: Евреямъ предписывается жить въ Одессѣ. Въ случаѣ выѣзда изъ города или перехода границы оная, виновные подвергаются десятитысячному штрафу, съ замѣной, въ случаѣ несостоятельности, восьмитысячнымъ“.
Первое время евреи наслаждались своимъ превиллегированнымъ положеніемъ, но когда одинъ изъ нихъ былъ ночью пойманъ и уличенъ въ преступной попыткѣ попасть, яко бы, по дѣламъ въ Бендеры, — многіе загрустили.
Отъ грусти-же, какъ это ни странно, стали такъ сильно размножаться, что сдѣлалось ужасно тѣсно.
Евреи молили добраго генералъ-губернатора выпустить ихъ изъ города, но онъ только руками махалъ.
— Что-вы, что-вы! А въ Думѣ еще скажутъ, что я васъ выселилъ! Никогда я не сдѣлаю этого. Вотъ если желаете, какое-нибудь обязательное постановленіе могу издать!
Отъ обязательныхъ постановленій почему-то отказывались. И множились, множились…
Особенно страдалъ отъ переизбытка семейства Илья Розенбергъ, тотъ самый горемычный еврей, который когда то проспалъ Бирзулу въ пользу Одессы и въ чистѣйшій вредъ себѣ, ибо его изловили около Одессы—Товарной.
Это продолжалось долго.
Но однажды Кузмичъ безъ доклада вбѣжалъ къ начальнику города и, запыхавшись, воскликнулъ:
— Ваше превосходительство! Уходятъ!!
— Кто?
— Жиды, о которыхъ теперь говорятъ, что это евреи! И Ильюшка Розенбергъ ведетъ ихъ.
— Что за вздоръ! Вѣдь по всѣмъ дорогамъ стража?!
— Они пошли къ морю!
— Зачѣмъ?! какой вздоръ. Топиться? Безъ посторонней помощи? Это немыслимо!
Приказалъ подать коляску и поѣхалъ догонять.
Онъ видѣлъ, какъ евреи спустились къ водѣ, какъ она разступилась передъ ними и они бодро и смѣло вступили на дно, изрѣдка боязливо оглядываясь назадъ.
Когда послѣдній еврей скрылся и вода опять лѣниво заколыхалась у берега, его п-во растерянно посмотрѣлъ на Кузмича.
— Ушли?
— Ушли.
— Чѣмъ-же имъ было нехорошо? Кажется, все было обратно тому, что дѣлалось раньше!
— Ваше превосходительство! Можетъ быть, раньше то, когда мы выселяли, имъ и было лучше… Ваше превосходительство! Вернемтесь къ старому! Что-жъ дѣлать если они новаго не любятъ… Весь городъ ропщетъ! Родители — противъ обязательная куренія, евреи — противъ свободнаго проживанія… Видите — ушли. Многіе изъ мирныхъ гражданъ недовольны вашимъ обязательнымъ постановленіемъ объ обязательномъ ношеніи обязательная оружія, въ противовѣсъ прежнему запрещенію… Не хотятъ они строя наоборотъ.
Властитель Одессы закрылъ лицо руками и, озаряемый заходящимъ солнцемъ въ сіяніи, стоялъ долго, долго…
Потомъ отнялъ руки и, просвѣтленный, воскликнулъ:
— Я сдѣлалъ опытъ… Онъ былъ неудаченъ. Пусть будетъ, Кузмичъ, по твоему! Составь донесеніе, куда слѣдуетъ, что попытки введенія новаго строя потерпѣли крушеніе!
Представитель министерства говорилъ въ Думѣ, отвѣчая на запросы кадетовъ о злоупотребленіяхъ при исключительныхъ положеніяхъ:
— Россія еще не доросла до тѣхъ реформъ, которыхъ такъ опрометчиво требуютъ лѣвыя партіи… Многихъ отъ этихъ реформъ даже коробитъ и они бѣгутъ отъ нихъ. Яркій примѣръ тому — опытъ одесскаго генералъ-губернатора.
Правая оглушительно апплодировала.
