Кабаретные пьесы Серебряного века
М.: ОГИ, 2018.
Петр Потемкин
правитьПЕТРУШКА
правитьПЕТРУШКА.
АКУЛИНА.
МУЗЫКАНТ.
ПОЭТ.
БУКА.
БУДОЧНИК.
НЕМЕЦ.
ЧИНОВНИК.
ГОЛОС из-за ширм.
МУЗЫКАНТ (выходит, становится перед барьером и вертит шарманку. Наскучив вертеть, говорит): Петрушка. А, Петрушка! (Молчание.) Петрушка. А, Петрушка! (Слышится храп.) Петрушка, чертова погремушка.
ПЕТРУШКА (из-за ширм): А? Что?
МУЗЫКАНТ: Что, что? Решето. Вставай, начинай, почтенную публику позабавь.
ПЕТРУШКА: Сейчас, ногу отлежал — встать не могу.
ПЕТРУШКА: Стой, стой.
МУЗЫКАНТ (перестает играть): В чем дело?
ПЕТРУШКА: Ты говоришь, публика уж посела? А какая она из себя, знатная да богатая или так — голь полосатая?
МУЗЫКАНТ: Публики, что народу, всякого роду. Есть купцы именитые, издатели норовитые московские да местные, самоубийцы известные. Есть поэт рыжий, голова из Парижа, по утрам, как встанет, бороду вокруг шеи одернет и вместо галстука перевяжет. Есть дамы томные, прически огромные, глазками стреляют, хвостом виляют, всех в себя влюбляют. А еще есть американские жители, русского народу представители, сидят в Думе, как в банке, жуют баранки. А еще…
ПЕТРУШКА: Стой, стой. Довольно. Ушам больно. Послушай, а рецензенты есть?
МУЗЫКАНТ: Как не быть? Этого люду много повсюду.
ПЕТРУШКА: Так вели их вывести.
МУЗЫКАНТ: Что ты, что ты? Тут тебе не Киев. У нас рецензент настоящий, не какой-нибудь ледащий. Пятнадцать лет не своим делом занимается, как сыр в масле катается, артистически ругается.
ПЕТРУШКА: Ну, стой, машина. Ладно уж, выйду. (Показываеся из-за барьера, охает, зевает, потягивается.) Ох, ОХ, ох. Вот косточки болят. Вчера хозяин запьянствовал, представления не давал, так еще в третьей годности коробку спрятал. Да впопыхах-то не так положил, очень уж зол был — немцем меня придавил. А немец-то мне сапогом в рот пришелся. Оно хоть и пишут В газетах Сесть такой Чукотского Носа критик), ЧТО всякое вроде варенья, только вы ему не верьте.
МУЗЫКАНТ: Да ты перестань о ваксе да о Чукотском плаксе. Ты бы публике-то представлялся да за представление принимался.
ПЕТРУШКА: Помолчи, меня не учи. Мы сами из «Образования» вышли. Господа зрители и прочие почтенные посетители. Я мусью фон гер Петрушка, по-старинному Петруха Фарное, вам извинение свое принес, простить меня прошу, а уж я вас за это рассмешу. Только дайте в себя прийти. Верите ли, три дня в коробке сидел, на свет Божий не глядел. А все хозяин. Я так понимаю, что из ревности. Уж очень он рассердился, что я на Акулине чуть-чуть не женился. Схватил меня за шиворот, а Акулину в дамское отделение. Да только я его обманул: в перегородке дырку пальцем проколупнул. Через нее и целовались. А вот когда я буду мистическим анархистом, так я ему…
МУЗЫКАНТ: Перестал бы ты чепуху молоть, непутевый. Начинать пора.
ПЕТРУШКА: Ладно, ладно, молчи, шарманка. Сейчас начнем, только пойду дубинку найду. Мне без нее никак невозможно — в Университет на сходку собираюсь. (Проваливается.)
АКУЛИНА (появляется и томно садится на барьер, нюхая цветок. Потом поет)
В Петербурге жил купец,
Полюбил сиротку.
И пошел с ней под венец,
Ласковый да кроткий.
Нарядил ее в атлас,
В бархат распрекрасный,
Целовал, да много раз,
Ласково да страстно.
Умирая, он отдал
Все свои именья,
А она пошла на бал
После погребенья.
Эх, кабы мне всё это.
(Нюхает цветок.)
МУЗЫКАНТ (прихорашиваясь): Акулина Тимофеевна, можно вас потревожить?
АКУЛИНА: Ой, как вы меня напугали. Я уж думала, трамвай едет, — до смерти трамваев боюсь. Как вам не стыдно с барышней так обращаться?
МУЗЫКАНТ: Извините, если что не по нраву, а только как же иначе?
АКУЛИНА: С деликатного сложения существом разве можно так громко разговаривать? А еще в музыкантах пребываете, на шарманке играете.
МУЗЫКАНТ: Все это, Акулина Тимофеевна, верно, только чувство мое к вам безмерно. Ревность, змей, ерзает в душе моей. Не могу примириться с мыслию о вашей холодности.
АКУЛИНА: Ай, какие старомодности.
МУЗЫКАНТ: Зачем с Петрушкой целуетесь?
АКУЛИНА: Вот уж не думала, не выдумывайте, пожалуйста.
МУЗЫКАНТ: А в коробке, через дырочку.
АКУЛИНА: Истинный Бог, и не думала. Я только губы к дырочке подставила, а уж Петрушка сам… А потом, если и целовались, так вам что за дело? Петрушка против вас много лучше. У него и деньги есть: брошечку обещал подарить. А вы только и знаете, что на шарманке играете да других обижаете! (Хочет заплакать.)
МУЗЫКАНТ (падая на колени): Акулина Тимофеевна, души моей царевна.
ПОЭТ: Милостивый государь…
ЧИНОВНИК: Что, милостивый государь?
ПОЭТ: Что вам угодно?
ЧИНОВНИК: А вам что угодно?
ПОЭТ: Как вы сюда попали?
ЧИНОВНИК: А вы как сюда попали?
ПОЭТ: Я пришел к своей любови.
ЧИНОВНИК: Да и мне здесь быть не вновь.
ПОЭТ: Я не позволю вам погубить ее, негодный соблазнитель.
ЧИНОВНИК: Молчи, сочинитель.
ПОЭТ: Я слишком много страдал за нее.
ЧИНОВНИК: А мне она нравится. И мне до вас никакого дела нет. Понимаете?
ПЕТРУШКА (с дубинкой): Го, го, го. Чего раскричались? Отчего не подрались? В чем дело?
ПОЭТ: Вообразите, этот негодный соблазнитель пристает к невинной девушке?? Дю-Лю какой-то.
ЧИНОВНИК: Этот длинногривый сочинитель мешает мне ухаживать. А еще о проблемах пола пишет.
ПОЭТ: Прошу вас выражаться поосторожнее.
ЧИНОВНИК: В кутузке давно не сидели?
ПЕТРУШКА: Господа, здесь вам не Дума, послушай приказу — не все сразу. Я все сейчас разберу, кто правый, кто виноватый, кто рыжий, кто щербатый. Все сделаю справно и в кутузку отправлю.
ПОЭТ и ЧИНОВНИК: Позвольте, по какому праву?
ПЕТРУШКА (грозно): Не перечить моему нраву. Это видели? (Поднимает дубинку, как городовые палочку.) Осади назад: начинай хоть ты, сочинитель. Говори, зачем пришел, чего не нашел, чего принес?
ПОЭТ: Позвольте, я все-таки не понимаю. Правда, я принес Улине мою поэму, но ведь за порнографию не вы штрафуете… Кто вы такой?
ПЕТРУШКА: Я — Петрушка.
ЧИНОВНИК (любопытно): Что же это за чин и каковом окладе?
ПЕТРУШКА: Мой оклад — просто клад. Что ни карман, то мой карман. Сколько выпил — столько чину, а кто не слушает, того дубиной. Не жизнь, а малина.
ЧИНОВНИК (испуганно): Ваше превосходительство. Я не у вас служу… я ворского ведомства не касаюсь, я слушаюсь, я покорный.
ПОЭТ (глубокомысленно): Ага, я понял. Он — критика. Да, конечно, я вполне разделяю выявление вашего мистического «я» в призме реальности.
ПЕТРУШКА: Ну, говори смело, в чем дело?
ПОЭТ: Я люблю эту Прекрасную Даму.
ПЕТРУШКА (чиновнику): А ТЫ?
ЧИНОВНИК: Я как прикажете. Прикажете — женюсь, а прикажете — уберусь, (в сторону.) А полиции на тебя донесу.
ПЕТРУШКА: Сейчас попробуем, кто из вас умней да хитрей, тому она и достанется.
ЧИНОВНИК: Достанется? За что достанется? Я не виноват.
АКУЛИНА: Петрушка. А ты-то как же? А брошечка?
ПЕТРУШКА (Акулине): Молчи, не продам, только перцу задам. (Им.) Ну, говорите, что умеете?
ПОЭТ: Я пишу поэмы на всякие темы, на всех языках, печатаюсь в «Весах» вместе с греками и прочими восточными человеками. Это я молодых выставляю. Хотите, я прочту вам свою поэму?
ПЕТРУШКА: Стой. Хватит. А деньги у тебя есть?
ПОЭТ: Деньги?.. Есть.
ПЕТРУШКА: Много?
ПОЭТ (подавая поэму): Вот по 25 копеек строчка.
ПЕТРУШКА: Давай, давай. Пригодится.
ЧИНОВНИК: Ваше превосходительство. Позвольте домой за кошельком сбегать. Я его на столике у печки забыл. Я мигом.
ПЕТРУШКА: Стой. Руки вверх.
ЧИНОВНИК: Ой, не погубите.
ПЕТРУШКА (обыскивает и отнимает кошелек): Ну, можешь идти… А впрочем, нет, стой. (Поэту.) И ты стой. Куда? (Поэт пробирается к Акулине.) Я вам загадку загадаю, а кто разгадает, тот Акулину забирает.
АКУЛИНА: Ой, боюсь.
ПЕТРУШКА: Какую бы только загадать загадку, что б не было сладко.
МУЗЫКАНТ: А ты вот эту: «Что это такое, что ни днем ни ночью не дает покоя?»
АКУЛИНА: Ну уж и выдумали. Уж конечно, ваша шарманка.
МУЗЫКАНТ (обидясь): Ошибиться изволили, вовсе не моя шарманка.
АКУЛИНА: Нет, шарманка.
МУЗЫКАНТ: Нет, не шарманка.
ПЕТРУШКА: Погодите кричать, не вам решать. Есть у нас двое, они и скажут, что такое. А не скажут, так я скажу.
МУЗЫКАНТ: А вот посмотрим. (Поэту и чиновнику.) Ну, говорите.
ПОЭТ и ЧИНОВНИК: Мы не хотим.
ПЕТРУШКА (поднимая дубинку): Раз, два, три.
ПОЭТ: Я знаю — это Слава.
ЧИНОВНИК: Нет, не «Слава», а «Рюрик».
МУЗЫКАНТ: Неверно.
ПОЭТ: Любовь.
ЧИНОВНИК: Революция.
МУЗЫКАНТ: Неверно.
ПОЭТ: Зависть.
ЧИНОВНИК: Интервьюеры газетные.
МУЗЫКАНТ: Неверно.
АКУЛИНА: Брошечка, ей-богу, брошечка. И как это он славно придумал.
ПОЭТ: Совесть, Чернь, Критика, Гонорар.
ЧИНОВНИК: Прибавка, Начальство, Дума, Конституция.
ПЕТРУШКА: Мозоль, мозоль, мозоль.
МУЗЫКАНТ: Неверно, неверно, неверно.
АКУЛИНА: Петрушка. Что ты со мной делаешь? За кого ты меня принимаешь?
ПЕТРУШКА: Мозоль.
МУЗЫКАНТ: И не мозоль вовсе, а — блоха. Попели?
ПЕТРУШКА: Блоха — ха-ха-ха-ха, блоха — ха-ха-ха-ха.
АКУЛИНА: Петрушка. И что ты со мной делаешь? Зачем ты меня дубинкой побил? Ах, я несчастная. Зачем я только на свет появилась, с тобой связалась, сквозь дырочку целовалась? (Плачет навзрыд.)
ПЕТРУШКА (делает знак музыканту — тот играет. Петрушка танцует вокруг Акулины, время от времени обнимая ее)
Акулина, не сердись,
На Петрушку оглянись.
АКУЛИНА (после первого раза): Убирайся. У-у-у. Ирод. (Во второй раз.) Уйди! (В третий раз.) Петрушка. Дурак! (В четвертый раз.) Непутевый, (в пятый раз.) Отстань! (В шестой раз.) Негодяй ты мой. (в седьмой раз.) Ах, Петрушка. (В восьмой раз.) Не лезь. (В девятый — хочет удержать его, но потом отталкивает.) Ах, ты меня совсем не любишь. (В десятый — обнимает.) Петрушечка.
ПЕТРУШКА: Акулина, душечка.
АКУЛИНА: Милый мой Петрушечка.
ПЕТРУШКА: Ты такая умная.
АКУЛИНА: Ах, люблю безумно я.
ПЕТРУШКА: Ах, люблю я крошечку.
АКУЛИНА: А подаришь брошечку?
ПЕТРУШКА: Будет, будет брошечка.
АКУЛИНА: Милый мой Петрушечка.
ПЕТРУШКА: Ты чего перестал?
МУЗЫКАНТ: Шарманку сломал.
АКУЛИНА: А не верь, это он от ревности.
ПЕТРУШКА: Это еще что за ревность? Знай на шарманке играй, а к девицам не приставай.
НЕМЕЦ: Мое милое барышня. Фи нрафитесь мне. Хотим мы поехать Берлин. Там ми будем фидеть Цаппелин.
АКУЛИНА: А брошечка там есть?
НЕМЕЦ: …брошетшка? Ах, это есть, наферно, деньги. О, я имею МНОГО деньги. Фот. (Показывает Акулине бумажник.)
АКУЛИНА: Ах. (Немец обнимает ее и хочет увести.)
МУЗЫКАНТ: Смотри, что немец делает.
ПЕТРУШКА: Что угодно?
ПЕТРУШКА: А коли меня, то зачем к Акулине лезешь?
ПЕТРУШКА: Что-либо? Либо деньги, либо Акулину. Давай, давай. (Хочет взять бумажник.) Получай, коли так. (Бьет его дубинкой. Немец упадает мертвым.)
АКУЛИНА: Убил, родные мои, убил.
ПЕТРУШКА: И совсем не убил: это он со злости на меня притворяется. Ну да я его пойду в Неве выкупаю, так, небось, проснется, как холеры наберется. (Взваливает его на плечи.) Персидская конституция, вместо рубля три копейки.
БУДОЧНИК (входит): Который здесь Петрушка?
ПЕТРУШКА: А зачем он тебе?
БУДОЧНИК: Так что он с господином чиновником подрались, так их забрать велено.
ПЕТРУШКА (передавая немца): Держи его, держи. Ишь, пьяница — на ногах не стоит.
БУДОЧНИК: Тащить-то мне его несподручно. Кабы тут извозчик был, так я бы его сейчас под полость положил, ногой придавил, оно и ногам теплее, и самому удобнее. Или, если б он студент был, так того сейчас за флястик загреб и тащи. А этот — как я его понесу?
ПЕТРУШКА: Тащи, не пищи, коли приказано, то и исполняй.
БУДОЧНИК: Помоги хоть на плечи взвалить.
БУДОЧНИК: Пьян-то, пьян, а тоже дерется. ПЕТРУШКА: Держи крепче, а то убьет. Он Аваленскому родственник.
ПЕТРУШКА: Тру-ля-ля, тру-ля-ля. Деньги есть у меня. (Показывает бумажник, отобранный у немца.) Акулиночка.
АКУЛИНА: Убивец ты мой. Как же теперь быть? Заберут тебя — пропала моя брошечка.
ПЕТРУШКА: Ничего не пропала. Такую подарю, что хоть Фердинанду-царю. Красную-распрекрасную.
АКУЛИНА: А колечко подаришь?
ПЕТРУШКА: Будет и колечко. (Поет.)
Я Петрушка-хулиган.
Я — веселый мальчуган.
Никого я не боюсь,
Я со всеми подерусь,
Приходи хоть самый черт
В гости,
Обыграю — первый сорт
В кости.
Обыграю, облуплю
И дубинкой отлуплю.
Будет охать да вздыхать,
Всех чертей вспоминать.
Приходи-ка, выходи,
Бука,
Ты Петрушку победи,
Ну-ка!
МУЗЫКАНТ (видя, что Бука долго не появляется, громко шепчет): Эй, кто там, давайте Буку скорей.
ГОЛОС (из-за барьера): Никак нельзя; его вчера какой-то пьяница у себя на носу поймал и хвост ему оторвал. Теперь чинится.
МУЗЫКАНТ: Давай какой есть.
ГОЛОС: Сейчас.
БУКА (появляется — Акулина падает в обморок): Ты меня звал, обыграть обещал. Что же, давай померяемся.
ПЕТРУШКА: Думаешь, боюсь? (Публике.) У меня кости свои, завсегда 12 очков выкину.
БУКА: Я на деньги не играю, я на жизнь.
ПЕТРУШКА: А если я не желаю?
БУКА: Не отвиливай, а то просто в тартарары спущу.
ПЕТРУШКА (бьет его дубинкой): А это видел?
БУКА (хватает его за горло): Говорю, не шали.
ПЕТРУШКА (трясется): Что ж, куда ни шло, попытаемся. Бросай кости.
БУКА (бросает): 12.
ПЕТРУШКА (бросает): 12.
БУКА: Ну, бросай первый.
ПЕТРУШКА: 12.
БУКА: 12.
ПЕТРУШКА: 12.
БУКА: 13.
ПЕТРУШКА: Этого не бывает. Шулер, мошенник. Господин дежурный старшина, выведите его.
БУКА: А чертову дюжину забыл? Идем-ка, идем, не топорщись.
ПЕТРУШКА: Матушки, кормилицы, родители, господа депутаты. Пропадает моя головушка с колпачком и с КИСТОЧКОЙ. ОЙ, помогите. (Проваливается с Букой.)
ВАРИАНТ ПОЯВЛЕНИЯ БУКИ
правитьБУКА (появляясь): А ежели я не желаю?
ПЕТРУШКА: А не хочешь — не надо! И без тебя обойдемся… Господа зрители, так как черт, именуемый Букой, забастовал, то мы приносим вам свои извинения.
В том вся штука,
Что не хочет Бука!
А без Буки
Мы безруки!
Припев:
Бука-бя, Бука-бя,
Бука-бя, Бука-бя,
Извините,
Не смотрите
На кунштюки
Злого Буки!
Лучше вместе
Мы без мести
Скажем Буке:
«Брось кунштюки!»
Припев.
До свиданья,
Приходите,
На прощанье
Затвердите:
Припев.
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьПечатается по авторской машинописной копии: СПбТБ ОРИРК. Фонд «Драматическая цензура». № 39047. На экземпляре печать цензора драматических сочинений Н. В. Дризена: «К представлению дозволено 20 ноября 1908 г.» Публикация: Slavic Almanac: The South African Journal for Slavic, Central and Eastern European Studies. 2010. Vol. 16. № 2. Pretoria: University of South Africa: Unisa Press. P. 149—160. Текст был воспроизведен как приложение к статье: Лежава И. «Петрушка» Петра Потемкина // Slavic Almanac. 2010. Vol. 16. № 2. P. 139—160. Машинописная копия с правкой и дополнениями В. Э. Мейерхольда (1908): РГАЛИ. Ф. 963 (Гостим). Оп. 1. Ед. хр. 1039. Сохранился эскиз декорации М. В. Добужинского к спектаклю, поставленному В. Э. Мейерхольдом в театре «Лукоморье» (декабрь 1908; РГАЛИ. Ф. 998 (Вс. Э. Мейерхольд). Оп. 1. Ед. хр. 56; см.: Мейерхольд В. Э. Статьи и письма. Речи и беседы. Ч. 1. 1891—1917. М.: Искусство, 1968). В. Э. Мейерхольд включил «Петрушку» в состав дивертисмента, которым 6 декабря 1908 г. был открыт театр-кабаре «Лукоморье» при петербургском Театральном клубе. Кукол изображали люди с размалеванными лицами и в пестрых театральных костюмах. В статье И. Лежавы приведены фрагменты монтировочных листов с записями Мейерхольда, сохранившиеся в Петербургском театральном музее: «У музыканта настоящая шарманка, собака, дворняга, худая, лохматая. Подставка для шарманки складная, монеты, завернутые в бумажку, клетка с курицей, яйцо в клетке. Немец: наклейки на щеки и подбородок, живот из гуттаперчевой подушки, трубка, зонт, очки. Чиновник: портфель, полумаска со лбом, носом и зубами, перо гусиное, рыжий парик. Будочник с бакенбардами: непременно очень большой воротник, чтобы кивер касался воротника. Поэт: в парике, деревянная лошадь с крылышками, свиток очень большой и широкий, сделать так, чтобы, когда поэт подает его свисток, сам развернулся… Петрушка: нос привязной, подбородок наклеенный, скулы наклеены…» (Лежава И. Указ. соч. С. 141—142).