Петриада Поема Епическая, сочинения Александра Грузинцова (Жуковский)/ДО

Петриада Поема Епическая, сочинения Александра Грузинцова
авторъ Василий Андреевич Жуковский
Опубл.: 1812. Источникъ: az.lib.ru

Петріада Поема Епическая, сочиненія Александра Грузинцова. С. Петербургъ, въ ИMПEPATРСКOЙ Типографіи 1812 года. На 229 стран. въ 4 д. л.

Для соблюденія большей точности надлежало бы сію Поему назвать героическою, какъ поступилъ Ломоносовъ; ибо въ ней воспѣваются дѣянія Героя, и притомъ еще величайшаго изъ всѣхъ извѣстныхъ въ міръ.

Ломоносовъ оставилъ намъ двѣ пѣсни, то есть неболѣе какъ только начало своей Поемы Петръ Великій. По видимому, скорая кончина безсмертнаго нашего Лирика помѣшала ему совершить сей многотрудный подвигъ. Онъ самъ почти предусмотрѣлъ судьбу своей Поемы, и въ посвященіи Шувалову упомянутыхъ двухъ пѣсней какъ бы завѣщалъ послѣдователямъ своимъ докончить начатое.

"И естьли въ полѣ семъ прекрасномъ и широкомъ

"Преторжется мой вѣкъ недоброхотнымъ рокомъ;

"Цвѣтущимъ младостью останется умамъ,

"Что мной проложеннымъ послѣдуютъ стопамъ.

«Довольно таковыхъ сыновъ родитъ Россія…»

До сихъ поръ никто еще не дерзалъ вступить въ слѣды Ломоносова и шествовать далѣе на скользкомъ поприще пpoславленія епическою трубою дѣлъ Петра Великаго. Знаменитый Творецъ Россіяды, которой болѣе всѣхъ имѣлъ права на сію почтенную должность, безъ сомнѣнія былъ удерживаемъ отъ оной весьма важными причинами. Постараемся угадать ихъ. Во первыхъ онъ зналъ, что содержаніемъ епической сего рода поемы должно быть дѣйствіе великое, героическое, важное для читателя, дѣйствіе имѣющее однy цѣль, то есть чтобы герой поемы безпрестанно стремился къ достиженію одного какого-нибудь предпринятаго имъ намѣренія, чтобы онъ среди многоразличныхъ встрѣчающихся ему обстоятельствъ незабывалъ въ своемъ предприятіи, и чтобы всегда усиливался преодолѣть препятства дабы совершить свой подвигъ. Кажется, выборъ сего единственнаго дѣйствія былъ загадкою для самаго Ломоносова. Поема его начинается такимъ образомъ:

"Пою премудраго Россійскаго Героя,

"Что грады новые, полки и флоты строя?

"Отъ самыхъ ножныхъ лѣтъ со злобой велъ войну,

"Сквозь страхи проходя, вознесъ свою страну,

"Смирилъ злодѣевъ внутрь и внѣ поправъ противныхъ

"Рукой и разумомъ свергъ дерзостныхъ и льстивныхъ;

"Среди военныхъ бурь науки намъ открылъ;

«И міръ дѣлами весь и зависть удивилъ.»

Въ семъ краткомъ предложеніи видимъ предприятія Героя, видимъ препятства, которыя встрѣчаться ему будутъ въ продолженіи поемы; но не видимъ единой цѣли, которую можно было бы точно опредѣлить немногими словами. Усмиреніе злодѣевъ, попраніе враговъ, сверженіе дерзостныхъ и льстивныхъ, открытіе наукъ среди бурь военныхъ суть такія дѣйствія, которыя несоставляютъ единства, и которыя, неимѣя между собою естественной связи, не могутъ быть тою единственною точкою, гдѣ соединяется вся сила епическаго интереса, удобная произвести глубокое впечатлѣніе въ читателѣ. Напротивъ того изъ первыхъ стиховъ Россіяды мы узнаемъ о цѣли поета, о разрушеніи Казани, равно какъ самое начало Поемы Владиміръ показываетъ намъ главное намѣреніе Героя, просвѣщеніе Россіи вѣрою во Христа Спасителя. По началу же Ломоносова очень трудно рѣшить, гдѣ и какъ онъ хотѣлъ окончить свою Поему. Херасковъ смотрѣлъ на развязку съ иной точки зрѣнія. Другое затрудненіе могло со стоятъ въ недавности происшествій, долженствующихъ составлять поему. Сей родъ стихотворства оживляется чудесностями, безъ которыхъ онъ потерялъ бы можетъ быть половину цѣны своей. Не вѣруя въ боговъ Гомеровыхъ и Виргиліѣвыхъ, мы благоговѣемъ передъ священною дрѣвностію подвиговъ, воспѣваемыхъ въ Иліадѣ, Одиссеѣ, Енеидѣ. Сверхъ того по тайному какому-то побужденію мы привыкли имѣть тѣмъ высшее мнѣніе о героѣ, чѣмъ далѣе онъ отъ насъ находится. Древность даетъ стихотворцу болѣе возможности украсить дѣйствіе и даже характеры лицъ вымыслами, какіе признаны имъ будутъ за выгоднѣйшie для своей цѣли. Но будетъ ли вѣроятнымъ соединенное съ вымыслами такое епическое дѣйствіе, которое взято изъ новѣйшей исторіи; a особливо еще когда подробности онаго затвержены многими читателями? Извѣстно, что въ невѣроятныхъ происшествіяхъ сердце не беретъ участія.

Изъ предувѣдомленія г-на Грузинцова невидно, чтобы онъ затруднялся сими неудобствами. Его негодованіе противу иностранныхъ историковъ, ложными красками изображающихъ Петра Великаго, его любовь къ Отечеству, его благоговѣніе къ дѣламъ Петровымъ побудили къ сочиненію Петріады. Онъ однакожъ неосмѣлился бы издать въ свѣтъ сего шестилѣтняго труда своего, еслибъ не былъ убѣжденъ къ тому своими приятелями и любителями нашей словесности. Теперь жребій брошенъ; Петріада издана въ свѣтъ, и читатели имѣютъ право взвѣшивать важность того одолженій, которое оказали г-ну Сочинителю приятели его, и ту услугу, которую г. Coчинитель оказалъ нашей словесности.

Поема г-на Грузинцова состоитъ изъ десяти пѣсней. Начинается она точно какъ y Ломоносова, третьимъ путешествіемъ Петра Великаго въ Архангельскъ, a окончивается Полтавскою побѣдою. Вотъ начало:

"Пою полночныхъ странъ великаго Героя

"Что въ казнь рушителямъ всеобщаго покоя

"Славянскихъ озарилъ науками сыновъ,

"Покрытыхъ прежде тьмой чрезъ множество вѣковъ;

"Воздвигнулъ грады, флотъ, разрушилъ всѣ препоны,

"Среди военныхъ бурь намъ кротки далъ законы,

"И миромъ оградивъ Россію наконецъ

«Былъ подданныхъ своихъ учитель и отецъ.»

Всякая героическая поема обыкновенно начинается предложеніемъ, въ которомъ стихотворецъ объявляетъ коротко, ясно и опредѣлительно главное содержаніе. Ето дѣлается для того, чтобы читатель напередъ зналъ, какую именно обязанность, налагаетъ на себя пѣснопѣвецъ; ето есть нѣкоторымъ, образомъ договоръ между читателемъ и стихотворцомъ, предохраняющій послѣдняго отъ всякихъ излишнихъ требованій, отъ несправедливыхъ порицаніи. Горацій рѣшительно запрещаетъ пышныя предложенія[1]; его остроумное уподобленіе такого начала поемы съ горою въ родахъ вошла въ пословицу y всѣхъ просвѣщенныхъ народовъ: parturient montes, оiascetur ridiculus mus; онъ именно приводитъ въ примѣръ первые стихи Одиссеи, въ которыхъ Гомеръ обѣщается повѣствовать о героѣ, по разрушеніи Трои обозрѣвшемъ нравы многихъ людей, и грады. Какъ просто и съ какою точностію. Виргилій опредѣляетъ главное содержаніе Енеиды въ началъ поемы! Тассъ, Мильтонъ, Клопштокъ, Вольтеръ обѣщаютъ ни болѣе ни менѣе того, что имъ воспѣть надлежало. Какъ же г. Грузинцовъ, имѣя столь многія образцовыя предложенія, не захотѣлъ имъ послѣдовать? Во первыхъ, въ объявленномъ его планѣ нѣтъ единства дѣйствія; во-вторыхъ, онъ обѣщаетъ слишкомъ много, и тѣмъ не соблюдаетъ надлежащей скромности; въ третьихъ, обѣщавши воспѣть сооруженіе градовъ и флотовъ, разрушеніе всѣхъ препонъ, дарованіе намъ кроткихъ законовъ и огражденіе Россіи миромъ, a окончивши Поему свою Полтавскою побѣдою, онъ естественно не могъ исполнить сихъ обѣщаній, ибо подвиги Петра Великаго, военные и гражданскіе, продолжались да самой его кончины, и Россія въ 1709 году не только не была ограждена миромъ, но еще весьма скоро должна была начать другую войну противъ Турціи, потомъ ополчиться противу Персіи; въ четвертыхъ, Герой озарилъ Россіянъ науками отнюдь не для наказанія рушителей всеобщаго покоя, но дабы подданныхъ своихъ сдѣлать счастливыми; въ пятыхъ, читатель захочетъ знать, кто сіи рушители всеобщаго покоя? въ шестыхъ, названіе Славянскіе сыны непринадлежитъ исключительно однимъ Россіянамъ, и по крайней мѣрѣ здѣсь, въ предложеніи, гдѣ все должно быть опредѣлено съ точностію, надлежало избѣжать обоюдности. Г-ну Грузинцову, безъ сомнѣнія, извѣстно; какой совѣтъ данъ Вольтеру отъ одного Грека, по имени Дидаки, когда Поетъ въ 1726 году напечаталъ въ Лондонѣ свою Генріаду. Случайно увидѣвши первой листъ Поемы, гдѣ было написано: Пою героя, которой принудилъ французовъ сдѣлаться счастливыми. (Qui forèa les Franèais à devenir heureux:), онъ сказалъ Вольтеру: «Государь мой! я уроженецъ изъ Смирны, слѣдственно землякъ Гомера; нашъ великой пѣснопѣвецъ неначиналъ своихъ поемъ ни остротами, ни загадками.» Вольтеръ послушался и перемѣнилъ началъ.

За предложеніемъ слѣдуетъ призываніе, въ которомъ стихотворцы обращаются къ выспренней силѣ какого нибудь существа сверхъестественнаго, и просятъ у него помощи для успѣшнаго совершенія важнаго своего подвига. Древніе имѣли на своей сторонѣ великую выгоду. Въ продолженіи епопеи надлежало показывать сокровенныя причины великихъ происшествій, проникать во святилища Олимпа и въ подземныя обители Оркуса, вѣщать истины сокрытыя отъ разумѣнія смертныхъ. Кто повѣрилъ бы поету, еслибъ онъ самъ собою повѣствовалъ о таинствахъ никому невѣдомыхъ, о событіяхъ вѣковъ отдаленныхъ? Для того-то Гомеры и Виргиліи взываютъ къ Музѣ, и поютъ уже какъ бы по ея вдохновенію. Тогда читатель съ полною довѣренностію слѣдуетъ за поетомъ и въ совѣтъ боговъ и въ поля Елисейскія; ибо знаетъ, что устами его вѣщаетъ само божество, которому все извѣстно. И новѣйшихъ временъ, стихотворцы по большей части обращаются къ Музѣ, мало заботясь, какое право богиня ихъ имѣетъ на довѣренность читателей. У нихъ призываніе Музы есть не что иное какъ церемоніальное подражаніе; напротивъ того, для древнихъ оно было торжественною необходимостію. Въ поемахъ Гомера несходное съ нашими обычаями и мнѣніями мы относимъ, къ его вѣку, и удовольствіе наше при чтеніи теряетъ отъ того очень мало. Напротивъ того, находя у новаго стихотворца мольбы и взыванія къ богамъ языческимъ, мы тотчасъ догадываемся, что онъ притворяется передъ нами. Нѣкоторые, желая избѣгнуть невыгоды казаться лживыми повѣствователями, обращаются къ Истинѣ, то есть просятъ Истину, чтобы помогала имъ украшать вымыслами повѣствованіе! Творецъ Петріяды взываетъ также къ Истинѣ по примѣру Вольтера, и Хераскова.

Посмотримъ на ходъ Петріады съ первой пѣсни. Г. Грузинцовъ, дозволилъ себѣ нѣсколько перемѣнить планъ Ломоносова; но малыя перемѣны его дѣлаютъ великое различіе между работою двухъ стихотворцовъ. Выпишемъ нѣсколько стиховъ изъ Ломоносова:

"Уже освобожденъ отъ варваръ былъ Азовъ;

"До Меотійскихъ Донъ свободно текъ валовъ,

"Нося ужасной флотъ въ струяхъ къ пучинѣ Черной,

"Что созданъ въ скорости Петромъ неимоверной.

"Уже великая покоилась Москва,

"Избывъ отъ лютаго злодѣевъ суровства:

"Бунтующихъ стрѣльцовъ достойной послѣ казни,

"Простерла внѣ свой мечъ безъ внутренней боязни.

"Отъ дерзской наглости разгнѣваннымъ Петромъ

"Воздвигся въ западѣ войны ужасной громъ.

"Отъ Нарвской обуявъ сомнительной побѣды,

"Шатались мыслями и войскъ походомъ Щведы.

"Монархъ нашъ отъ Москвы простеръ свой быстрой ходъ,

"Къ любезнымъ берегамъ молочныхъ бѣлыхъ водъ,

"Гдѣ прежде межь валовъ душа въ немъ веселилась

"И больше къ плаванью въ немъ жажда воспалилась,

"О коль ты щастлива, великая Двина,

«Что славнымъ шествіемъ его освящена!» и пр.

Какое умное, съ какимъ тщаніемъ обдуманное введеніе! По счастливомъ окончаніи войны противъ Турковъ, на сооруженіи флота, по усмиреніи стрѣльцовъ объявлена праведная война Швеціи. Войска Россійскія дѣйствовали въ Ингерманландіи. Слухи носились, что неприятель угрожаетъ Архангельскому берегу, дабы раздѣлить Россійскую силу и крѣпости Ингерскія освободить отъ осады. Петръ Великій является на берегахъ Бѣлаго моря, дѣлаетъ нужныя распоряженія къ оборонѣ и отплываетъ къ Соловецкому острову.

Г. Грузинцовъ, напротивъ того, ведетъ читателя къ началу поемы окольною и излучистою дорогою, невзирая на совѣтъ Горація, которой велитъ какъ можно скорѣе приступать къ дѣлу. Вотъ стихи изъ Петріады г-на Грузинцова:

"Уже Византія, смирясь рукой Петровой,

"Взирала съ ужасомъ въ поля на токъ баѵровой,

"На трупы блѣдные поверженныхъ сыновъ?

"На сокрушелный мечь; на плѣнъ своихъ градовъ.

"Отъ понтовыхъ зыбей до береговъ Балтійскихъ

"Раздался съ звукомъ битвъ и громъ побѣдъ Россійскихъ;

"Уже Азовъ вмѣщалъ подвластный намъ народъ,

"И Донъ спокойно текъ до Меотійскихъ водъ;

"Съ полночныхъ береговъ покрытыхъ вѣчной мглою,

"Готіѳъ дерзскій зашумѣлъ военною грозою;

"Какъ злобный вдругъ Борей, поднявшись съ хладныхъ странъ,

"Трясетъ съ сѣдыхъ верховъ снѣгъ, градъ на океанъ;

"Co трескомъ ломитъ лѣсъ, въ поляхъ реветъ, крутится

"И отъ воздвигнутыхъ препонъ сильнѣй ярится:

"Подобно съ войскомъ Карлъ, напрягши силы всѣ,

"Къ Россіи приближалъ стремленіе свое;

"Водимый гордостью, прельщенъ воинской славой,

"Онъ лавры пожиналъ десницею кровавой,

"Уже вездѣ Петру поставленъ былъ оплотъ,

"На полѣ грозный Карлъ, на безднахъ сильный флотъ,

"Промчался по морямъ звукъ бранной непогоды,

"Познали Готфовъ власть кипящи Бельта воды;

"Объемлетъ грады страхъ, лежитъ безъ дѣйства плугъ,

«И трепетенъ бѣжитъ отъ стада въ лѣсъ пастухъ».

Что ето за велерѣчіе, и къ чему оно? Къ чему служитъ такая расточительность, когда еще дѣйствіе совсѣмъ не начиналось? Осторожный сочинитель, a особливо творецъ героической поемы, напередъ прилѣжно разсудилъ бы, въ какомъ случаѣ сказать надобно Византія, когда Стамбулъ и когда Константинополь; онъ подумалъ-бы прежде, хорошо ли тутъ быть въ такомъ видѣ олицетворенной Византіи: надобно ли упоминать, что громъ побѣдъ раздался до береговъ Балтійскихъ; прилично ли тутъ уподоблять Карла Борею. Говорено много, a не сказано толкомъ, что именно сдѣлалъ неприятель Петра Великаго и гдѣ находятся его войска. По волѣ г-на Сочинителя, читатель долженъ оставаться въ невѣдѣніи. Но вотъ

"Подвластные Петру Архангельскіе бреги,

"Покрыли страшные враждебныхъ силъ набѣги,

"Герой, чтобъ отвратить насильствіе враговъ

"Въ Архангальскъ хочетъ самъ идти поверхъ валовъ.

Да гдѣ же находится самъ герой, и въ какомъ мѣстѣ происходитъ повѣствуемое происшествіе? Герой хочетъ самъ идти въ Архангельскъ; для чегожъ онъ не идетъ? Погодите! легко ли ето сдѣлать?

"Собравши на совѣтъ мужей къ себѣ избранныхъ,

"Покрытыхъ сѣдиной и лаврами вѣнчанныхъ

"Вѣщалъ: "

Гомеръ и послѣдователи его непремѣнно назвали бы каждаго мужа по имени и сколько можно познакомили бы читателя съ сѣдовласыми, лавроносными совѣтниками. Но послушаемъ вѣщанія Героя.

"О други! насъ настигнетъ злобный рокъ,

"Когда въ сраженьяхъ намъ недастъ успѣха Богъ!

"Свирѣные враги во дерзости надмѣнной

"Несутъ къ намъ люту смерть рукой окровавленной

"Въ союзныхъ намъ градахъ раздался ихъ ударъ,

"И полнощь зритъ сквозь дымъ Сарматскихъ странъ пожаръ.

"Мой предокъ Александръ оставилъ къ славѣ слѣды:

"Пойдемъ, куда зоветъ гласъ громкія побѣды!

"Извѣстна ваша мнѣ къ отечеству любовь!

"Покажемъ свѣту мы, что въ насъ геройска кровь!

"Намъ въ брани предстоятъ великія премѣны;

"Увидитъ съ страхомъ Готфъ Россійскія знамены,

"И нашимъ кораблямъ Нептунъ средь бѣлыхъ водъ,

"Отворитъ въ области морей свободный ходъ;

"Къ полнощнымъ берегамъ Россіи восхищенной

«Довольство потечетъ отъ всѣхъ градовъ вселенной.»

Въ совѣтахъ обыкновенно разсуждаютъ, такъ ли надобно поступить или иначе, то ли надобно сдѣлать или другое. Въ сей безполезности рѣчи заставляютъ Монарха говорить слова совершенно пустыя. Гдѣ неприятель? куда надобно поспѣшать съ войскомъ? ничего неизвѣстно. На безполезную рѣчь Царя отвѣчаетъ Голицынъ (Гвардіи Подполковникъ), правды другъ, любимый счастья сынъ, неустрашенный Вождь и добрый гражданинъ:

"Не бранное искусство

"Почти во мнѣ, о Царь! усердья полно чувство;

"Хочу противъ враговъ мою поставить грудь,

«Когдажъ поможетъ Богъ, увѣренъ въ лаврахъ будь.»

A Царь опять

,,Да будетъ, рекъ вождю, твой путь благословенъ,

"Яви Россійску мощь y Шлиссельбургскихъ (*) стѣнъ

"Да мужествомъ твоимъ и вѣрныхъ чадъ рукою,

"Пространный къ славѣ путь на сѣверѣ открою.

(*) Голицынъ долженъ былъ остолбенеть отъ удивленія. Имя Шлиссельбурга тогда еще совсѣмъ было неизвѣстно: ибо городъ сей до взятія Русскими назывался Нотебургомъ.

И конецъ совѣщаніямъ, для которыхъ собраны были избранные мужи! Непосредственно за тѣмъ

"Подъ сѣнью орлихъ крылъ Голицынъ по водамъ

"Россійскіе несетъ перуны ко врагамъ.

"И Шереметева къ Петровой славѣ рвенье

"Сугубитъ храбру рать враговъ на пораженье.

Но по какимъ водамъ? и какъ Голцынъ на нихъ очутился? Послушаемъ однакожъ далѣе и станемъ сравнивать стихи нашего поета со стихами Ломоносова.

"Такъ силы раздѣливъ Царь ревностнымъ мужамъ (*)

"Простерся отъ Москвы къ вечернимъ берегамъ (**)

"Гдѣ къ плаванью суда припасами снабденны,

"Стояли въ казнь враговъ Монархомъ ополченны?

"Казалось, самъ Нептунъ ихъ къ бѣгу призывалъ,

"Кротя подвластный понтъ дуть бурямъ запрещалъ.

"Предшественница дня, оставя одръ багряный,

"Течетъ — и изъ подъ волнъ возводитъ зракъ румяный;

"Востокъ отверзъ врата спѣшащу солнцу въ міръ,

"И ce ліется свѣтъ на море и зфиръ —

"Въ пречудной лѣпотѣ явились круги звѣздны (***)

"Лучами озарясь пылаютъ златомъ бездны.

"Царъ Петръ неотверзалъ песчаныхъ горъ вѣтрамъ (****);

"Зефиры лишь одни играли по зыбямъ;

"Ввѣряются морямъ пловцы веселья полны —

"Уже Россійскій флотъ помчали шумны волны

"Сокрылись берега и небо лишь одно

"Съ поверхностью пучинъ являлось спряжено.

(*) Какимъ?

(**) Надлежало бы къ сѣвернымъ. Волшебная сила поезіи для одного лишняго слога переноситъ устье сѣверной Двины на западъ. Но кажется можно бы тутъ поставить полночнымъ, неистощая безъ нужды чародѣйственной силы стихотворства.

(***) Какъ ето? при восхожденіи солнца?

(****) Тамъ Нептунъ, a здѣсь уже Еолъ.

Теперь слѣдуетъ описаніе страшной непогоды. Бури и вихри на зло Нептуну и Еолу, безъ ихъ вѣдома, надѣлали тьму хлопотъ на морѣ:

"Багрова туча вдругъ съ угрюмой синевою,

"Затмивши солнца свѣтъ, простерлась надъ водою,

"Изъ влажной хляби дождь со градомъ зашумѣлъ,

"Поверхъ шипящихъ волнъ вихрь вихрю въ слѣдъ летѣлъ;

"Перуновъ частый блескъ мракъ тучи разсѣкаетъ;

"Реветъ, клокочетъ понтъ и бездны отверзаетъ,

"То жретъ въ себя суда, то вдругъ съ песчаныхъ дновъ,

"Изрыгнувъ мещетъ ихъ превыше облаковъ;

"Поднявъ сѣды верхи, какъ горы, волны яры,

"Во ребра кораблей твердятъ свои удары;

"Раздранны парусы отторглись съ высоты,

"Покрыли вкругъ судовъ кипящихъ водъ хребты.

"Вихрь кормы рветъ изъ рукъ и увлекаетъ снасти,

"Смерть скачетъ по валамъ и дѣлитъ флотъ на части.

"Уже пловцы, отдавъ суда во власть вѣтрамъ,

"Отчаянный свой взоръ возводятъ къ небесамъ!

"Но Петръ неколебимъ, безстрашнымъ смотритъ окомъ,

"И борется одинъ съ своимъ упорнымъ рокомъ,

"Вращаетъ самъ кормой, примѣтивъ страхъ пловцовъ;

"И правитъ свой корабль въ разрѣзъ крутыхъ валовъ.

"Подавъ другимъ примѣръ въ опасности жестокой

"Онъ громко возгласилъ къ пловцамъ съ кормы высокой:

"Мужайтесь; съ вами я! сей гласъ какъ трубный звукъ

"Внезапно ободрилъ въ соплавателяхъ духъ;

"Подвиглись всѣ къ трудамъ, исполненные рвенья,

"И каждой свой корабль спасалъ отъ поглощенья (*).

(*) Но могли ль они, бросаемые волнами, слышать голосъ Монарха?

Наконецъ небо прояснилось и настала тишина — ибо Всевышній словомъ прекратилъ стихій враждебный споръ. Такимъ образомъ Еолъ долженъ былъ смириться передъ истиннымъ Богомъ. Пусть читатель сравнитъ Прекрасное описаніе той же бури у Ломоносова.

"Уже бѣлѣя Понтъ передъ Петромъ кипитъ,

"И влага уступить, шумя ему спѣшитъ.

"Тамъ вмѣсто чаянныхъ бореи флаговъ Шведскихъ

"Россійскіе въ зыбяхъ взвѣвали Соловецкихъ.

"Закрылись крайніе пучиною лѣса;

"Лишь съ моремъ видны вкругъ сліянны небеса.

"Тутъ вѣтры сильные имѣя флотъ во власти,

"Со всѣхъ сторонъ сложась къ погибельной напасти,

"На западъ и на югъ, на сѣверъ и востокъ

"Стремятся, и вертятъ мглу, влагу и песокъ;

"Перуны мракъ густой сверкая раздѣляютъ,

"И громы съ шумомъ водъ свой трескъ coединяютъ:

"Межь моремъ рушился и воздухомъ предѣлъ;

"Дождю на встрѣчу дождь съ кипящихъ волнъ летѣлъ

"Въ сердцахъ великой страхъ сугубятъ скрытомъ снасти.

"Герой нашъ посредъ великія напасти,

"И взоромъ и рѣчьми смутившихся крѣпитъ,

"Сквозь грозный стонъ стихій къ блѣднѣющимъ гласитъ:

"Мужайтесь; промыслъ насъ небесный искушаетъ,

"Къ трудамъ и къ крѣпости на предки ободряетъ;

"Всякъ дѣлу своему со тщаніемъ внимай;

"Опасности сея Богъ скоро пошлетъ край.--

"Отъ гласа въ грудь пловцамъ кровь теплая вліялась

«И буря въ ярости кротчае показаласъ.»

Вотъ кисть великаго живописца! У Ломоносова Герой не на корму всходитъ, чтобъ оттуда во услышаніе всѣмъ плавателямъ воскликнуть: мужайтесь! Я съ вами; нѣтъ, онъ взоромъ и рѣчьми ободряетъ тѣхъ, которые могли видѣть его и слышать. Послѣ того Петръ останавливаетъ флотъ свои при устьи рѣки Увы, и въ ожиданіи попутнаго вѣтра сходитъ на берегъ, нѣкогда орошенный слезами Романовыхъ. Корабли опять пустились въ путь свой. Между тѣмъ при тихомъ плаваніи Герой произноситъ достопамятныя слова къ своимъ сподвижникамъ; говоритъ о славѣ Русскихъ новыхъ мореходцовъ; воспоминаетъ объ открытіяхъ Гамы, Колумба, Магеллана, и предвѣщаетъ, что Росскіе Колумбы отворятъ новый путь въ Америку по Ледовитому океану; Ученый Ломоносовъ зналъ, что въ первой половинѣ истекшаго вѣка очень занимались симъ открытіемъ, которое теперь, послѣ многихъ опытовъ, уже почитается невозможнымъ. И въ новой Петріадѣ Герой нѣчто говоритъ къ своимъ сотрудникамъ; но здѣсь онъ указываетъ имъ не на полночь, не на противуположный край берегу, a смотритъ на стѣны Соловецкаго монастыря, и вѣщаетъ слѣдующее:

"Друзья кто мнилъ изъ васъ

«Чтобъ рокъ когда нибудь носилъ по безднѣ насъ?»

"Чтобъ, вашими суда построенны руками,

"Намъ дали полну власть надъ дальними морями?

"Явило время намъ сіе coбыmie:

"Терпѣнье и труды превозмогаютъ все.

"На понтѣ мы свои напѣчатлѣли слѣды,

"На понтѣ будемъ мы торжествовать побѣды,

"И пренесемъ орла за льдистый океанъ,

«Куда недостигалъ Колумбъ и Магелланъ.»

Читатели до сихъ поръ могли уже замѣтить, что планъ Ломоносова понравился нашему Стихотворцу, которой почти вездѣ очень близко ему подражаетъ, дозволяя себѣ въ нѣкоторыхъ мѣстахъ поправлять его, сокращать и переиначевать. Великолѣпное описаніе Нептунова дома и привѣтствіе, которое сей богъ моря, сопровождаемый свитою своею, при полуночномъ сіяніи незаходящаго солнца на краю сѣвернаго горизонта, сдѣлалъ Петру Великому, показалось излишнимъ г-ну Грузинцову, и онъ правъ по крайней мѣрѣ въ семъ случаѣ; ибо строгой вкусъ запрещаетъ вводить боговъ языческихъ въ Поему, основанную на историческихъ событіяхъ вѣковъ недавнихъ. Но для чего онъ сіе украшеніе замѣнилъ другимъ, совсѣмъ не у мѣста и безъ всякой побудительной причины поставленнымъ? Къ чему такое пышное описаніе отъ Соловецкаго острова выдавшагося мыса, которой только что мелькнулъ въ глазахъ плавателей и существенно не принадлежитъ къ повѣствованію? Мѣста описываются стихотворчески въ такомъ случаѣ, когда на нихъ что нибудь происходитъ, имѣющее отношеніе къ приключеніямъ героя. Не угодно ли насладиться описаніемъ диковинокъ, которыя представились взорамъ плавателей по утишеніи бури?

"Умолкъ свирѣпый вихрь средь влажныхъ моря лонъ,

"Отъ усталыхъ валовъ лишь слышанъ слабый стонъ.

"Тогда близъ двухъ холмовъ, увѣнчанныхъ лѣсами,

"Открылся твердый мысъ возникшій надъ водами,

"Изображающій для зрѣнья видъ мѣлей (*)

"Покрытый жемчугомъ и рыбьей чешуей;

"Тамъ чудъ морскихъ стада для отдыха приходятъ,

"Бьютъ воду и клубятъ и шумомъ сонъ наводятъ;

"Другіе изъ подъ волнъ отверзты кажутъ рты,

"И златомъ и сребромъ блистающи хребты.

"Тамъ вся прибрежна суть изъ насыпей янтарныхъ,

"Витаютъ стаи птицъ въ развалинахъ кристальныхъ

"Горятъ громады вкругъ отъ солнечныхъ лучей,

"И радуги цвѣтутъ по верхъ сѣдыхъ зыбей.

"Какъ снѣги, холмы тамъ отъ бѣлой моря пѣны?

«Льютъ въ воздухъ сладкій гласъ пернатыя сирены.»

(*) Ломоносовъ, говоря о камнистыхъ горахъ, которыя мы называемъ мѣлями, разумѣетъ горы покрытыя водою; a здѣсь мысъ надъ водами изображаетъ видъ мѣлей! Подражаніе весьма неудачное!

Гомеръ, Виргилій и всѣ благоразумные ихъ послѣдователи: описывая мѣста, соображались съ общимъ мнѣніемъ своихъ современниковъ, съ общими понятіями, которыя не рѣдко бывали и справедливы. Но какъ же бы обманулись тѣ изъ читателей, которые, положась на слова Творца Петріады, отправились бы къ Соловецкому острову собирать янтарь и жемчугъ! Сверхъ того, по сему роскошному изображенвд вымышленныхъ красотъ природы, иной подумаетъ, что Герою угрожаютъ навѣты какой-нибудь полярной Цирцеи, или искушенія какой нибудь сѣверной Армиды. Страхъ напрасной! Петра встрѣчаетъ Архимандритъ Ѳирсъ съ братіею. И надъ симъ осмидесятилѣтнимъ старцемъ г. Сочинитель заставляетъ Петра издѣваться! Ибо чѣмъ инымъ, какъ не шуткою, надобно почесть слова Героя, произнесенныя имъ тотчасъ за вопросомъ?

"Кто васъ, въ пустынѣ сей стѣнами оградилъ?

"Подумать льзя, воззрѣвъ на башни со стѣнами,

"Что будто изъ морей они возникли сами!

И сей старецъ, въ присутствіи коего, во храмѣ истиннаго Бога, при восклицаніяхъ:

"Отверзся сводъ небесный

"И Ангелъ ниспустясь, одѣянъ въ свѣтъ чудесный,

"Безплотною рукой оливну вѣтвь держалъ,

"И вѣнценосный верхъ осклабясь осѣнялъ (*).

(*) Стихи прекрасные! и такихъ стиховъ очень много разсыпано въ Петріадѣ. Но одни гладкіе стихи недоставятъ прочной славы поемъ. Изъ числа множества книгъ совѣтуемъ г-ну Сочинителю на первой случай прочесть со вниманіемъ Науку стихотворства г-на Рижскаго; a еще было бы лучше, когдабъ онъ сдѣлалъ это прежде изданія въ свѣтъ Петріады, и вытвердилъ бы наизусть отдѣленіе объ епической поемѣ.

"Какъ ризою, весь храмъ облекся вкругъ зарями

"Отъ Ангела къ Петру блескъ сыпался лучами.

сей, говорю, старецъ, свыше вдохновенный даромъ пророчества, открывая Монарху таинство судебъ грядущихъ, предвѣщая славу Россіи на моряхъ и на сушѣ, произноситъ:

"Тамъ грады рушенны, здѣсь флотовъ бурный бѣгъ

"Богъ водъ зря дерзость ихъ, изъ влажныя стихіи

"Выходитъ яростенъ, грозитъ сынамъ Россіи;

"Съ угрюмаго чела стрясаетъ черной илъ,

"И, легкостью носясь Борея шумныхъ крылъ

"Наводитъ бури онъ, но, Россомъ побѣжденный,

"Даетъ ему пути въ предѣлы отдаленны.

Монархъ разсказываетъ Ѳирсу о мятежѣ раскольниковъ; противу сего нѣтъ возраженія, ибо и Ломоносовъ, котораго переводилъ нашъ Стихотворецъ, также влагаетъ Петру въ уста бесѣду о стрѣлецкихъ бунтахъ. Но въ сей новой Петріадѣ Герой за нужное находитъ къ повѣсти своей о раскольникахъ прибавитъ весьма чудной, нѣкогда имъ видѣнной сонъ, или на яву случившееся съ нимъ приключеніе — пусть рѣшитъ читатель; ибо прежде Царь говоритъ:

"Мнѣ спящу на одръ внезапно сновидѣнье

"Представило очамъ чудесное явленье: "

Потомъ онъ же упоминаетъ, что явившійся во снѣ Александръ Невскій разбудилъ его:

"Иди — намъ нѣтъ преграды,

«Онъ рекъ, коснулся въ одръ, и я возсталъ отъ сна.»

Невидно, чтобы Монархъ опять предался сну; однакожъ онъ, спустя четыре страницы, восклицаетъ:

«О сонъ исполненный божественныхъ чудесъ!»

Какъ бы то ни было, въ одну ночь когда Царь, по случаю смерти Лефорта, размышлялъ о бѣдствіяхъ житейскихъ и заснулъ въ сихъ мысляхъ — вдругъ является ему Александръ Невскій и, послѣ взаимныхъ привѣтствій, возбуждаетъ его отъ сна, несетъ его по воздуху надъ льдистыми морями, потомъ мимо высокихъ вѣчными снѣгами покрытыхъ горъ, въ которыя, какъ гласятъ древнія преданія, преобращенъ былъ Атлантъ, потомъ, оставивши въ сторонѣ Италію, путешественники прилетѣли ко вратамъ клокощущаго ада, и тамъ увидѣли дикообразный сонмъ чудовищъ, увидѣли Зависть, которая піетъ собственную желчь и дождитъ изъ челюстей своихъ на лавры ядъ, — Гордость окруженную развалинами и гробами, — Лесть держащую для царей оковы, — Вражду грызущую своихъ ехиднъ, — Мщеніе въ рукахъ у Раскаянія, которое деретъ его за волосы, — увидѣли Калигулу, Нерона, Магомета, Святополка, Лжедимитрія, которой въ образѣ чернца къ Москвъ перуны двигнулъ, и многихъ незнакомыхъ грѣшниковъ, терпящихъ достойную казнь за ихъ злодѣянія.

"Иной къ разженному прикованъ колесу

"Вергаясь пускаетъ вопль и страждетъ на вѣсу;

"Другому грудь обсѣвъ и чрево хищны враны,

"Клюютъ кроваву плоть внутри глубокой раны;

"Отъ печени куски отторгнувъ алчность жретъ;

"И печень среди мукъ для казни вновь растетъ;

"Инаго подавить грозитъ гора дрожаща,

"Клокочетъ въ ней и ржетъ съ смолою мѣдь кипяща;

"Сей стонетъ на кострѣ ревущаго огня,

"По камнямъ тотъ влачимъ отъ бурнаго коня.

"Тамъ каждый съ воплемъ смерть на помощь призываетъ,

«Но смерть ругаясь имъ со смѣхомъ отвѣчаетъ.»

Насмотрѣвшись на сихъ бѣдныхъ грѣшниковъ, Петръ и Александръ воспарили на небеса къ престолу Предвѣчнаго.

"Тамъ вѣчность, мать временъ съ нахмуреннымъ челомъ,

"Стоитъ передъ своимъ невидимымъ Творцомъ;

"Во книгу углубясь грядущее читаетъ,

«И изъ листовъ число минувшихъ лѣтъ сдуваетъ.»

При семъ чудесномъ зрѣлищъ Петръ возопилъ предъ Княземъ:

"Возможноль, чтобъ сей Богъ

"О щастіи пещись ничтожной твари могъ?

"Чтобъ вопли смертнаго отъ бѣдственнаго дола

"Достигли къ высотъ превѣчнаго престола?

"Не случай ли слѣпый чредитъ дѣла людей,

"Всѣхъ равно ихъ творя игралищемъ страстей?

Столь дерзновенный ропотъ наказанъ строгимъ прещеніемъ. Круги звѣздные затрепетали, бездны воскипѣли, раздались громы и гласъ Божій откликнулся въ безчисленныхъ мірахъ и въ каждомъ свѣтилѣ:

"Страшись, о смертный ты, о Богѣ разсуждать!

"Люби Его, когда не можешь постигать!

"Ничтожность чти свою безсмертія залогомъ.

«Не мудрствуй и смири кичливый духъ предъ Богомъ.»

Послѣ того они внезапно перенеслись еще въ иной міръ, и тамъ увидѣли на священныхъ олтаряхъ ликъ Греческихъ и Римскихъ героевъ, въ честь коихъ курится горній дымъ. Тамъ же во славѣ зрѣлся и сонмъ Князей Россійскихъ, изъ числа которыхъ именно упоминаются: вѣрный въ дружбѣ и неутомимый войною великій: Мономахъ, просвѣтитель Россіи Владиміръ, разрушитель Казани Іоаннъ и кроткій Царь Алексіи Михайловичь, открывающій сыну своему будущую судьбу Россіи.

Въ Енеидѣ низшествіе Героя въ поля Елисейскія, равно какъ и въ другихъ извѣстныхъ поемахъ подобные сему епизоды, описываются самимъ стихотворцемъ. Сіе прекрасное отступленіе имѣетъ тамъ весьма тѣсную связь съ дѣйствіемъ епическимъ. Набожный Еней лишился отца своего во время разрушенія Трои; прибывши въ Италію, въ землю ему неизвѣстную, но въ которой по волъ судьбы надлежало ему основать новое царство, онъ желалъ видѣть Анхиза и узнать отъ него будущее свое и потомства своего назначеніе. Я здѣсь безъ всякаго повода, безъ малѣйшей побудительной причины самъ Герой пышными словами пересказываетъ Ѳирсу чудное свое похожденіе, которое ничѣмъ непривязано къ содержанію поемы — хотя бы и принять, будто въ Петріадѣ есть содержаніе или цѣль дѣйствія.

Извѣстно по Исторіи, что Петръ Великій, вышедшій на берегъ Бѣлаго моря въ деревнѣ Нюхчи, ѣхалъ сухимъ путемъ 160 верстъ до рѣки Онеги, откуда на приготовленныхъ судахъ плылъ Онежскимъ озеромъ и рѣкою Свирью до озера Ладожскаго. Въ одной лѣтописи сказано, что Монархъ отъ упомянутой деревни Нюхчи велѣлъ перетянуть по сухому пути двѣ яхты до рѣки Онеги, и будто бы на нихъ уже поплылъ далѣе. Кромѣ того еще подъ самымъ Нотебургомъ перетащено изъ озера въ Неву по сухому пути 50 судовъ. Ломоносовъ, не упустивъ воспользоваться сими обстоятельствами, очень кстати напоминаетъ объ Ольговомъ сухопутномъ приступѣ къ Константинополю на ладьяхъ съ парусами.

"Онъ окомъ и умомъ вокругъ мѣста обшелъ,

"Избранные полки къ Орѣховцу ведетъ,

"Животворящему его прихода слуху

"Отъ Ладоги въ Неву флотъ слѣдуетъ по суху,

"Могущихъ Росскихъ рукъ невоспящаетъ лѣсъ;

"Примѣръ изображенъ тутъ Ольговыхъ чудесъ.

"Предъ Цареградскими высокими стѣнами

"Онъ по полю въ ладьяхъ стремился парусами,

"Здѣсь вмѣсто вѣтра былъ усердый нашихъ Духъ,

«И вмѣсто парусовъ спряженны силы вдругъ.»

Творецъ новой Петріады съ отважностію, прямо піитическою, хотя впрочемъ безъ умысла, заставляетъ Петра Великаго отъ Бѣлаго моря плыть со всѣмъ Архангельскимъ флотомъ въ Ладожское озеро. Можетъ быть на ту пору г-нъ Сочинитель не имѣлъ передъ собою хорошей географической карты Россійскаго государства, или же положился онъ на какую нибудь новѣйшую Географію, сочиненную сидѣльцемъ книжкой давки для пользы юношества; какъ бы то ни было, но по началу третей пѣсни очевидно открывается, что флотъ Россійскій изъ Бѣлаго моря мимо двухъ мѣлей какимъ то образомъ пронесся въ Ладожское озеро.

"Свирѣпа Готфска рать въ тмочисленныхъ рядахъ,

"Съ стыдомъ пустилась въ бѣгъ на быстрыхъ корабляхъ.

"Уже Россійскій флотъ, боря валы надмѣнны

"И пѣною сѣдой устлавши понтъ червленный

"Пронесся безъ вреда межъ твердыхъ двухъ мѣлей;

"Возникнувшихъ изъ нѣдръ Нептуновыхъ зыбей:

"Едина свой хребетъ ко сушѣ примыкала,

«Другая отдѣлясь видъ острова являла.» и проч.

"Ужь солнце за черту полуденну склонялось

"И сыпля въ понтъ лучи съ верхами безднъ сливалось;

"Отъ моря отдѣлясь сгущенною водой,

«Крутится Ладога пуская страшный вой.» и проч.

"Едва вступилъ нашъ флотъ въ грозящу хлябь бѣдою,

"Угрюмый вдругъ Борей покрывшій воздухъ тмою,

«Подулъ схватилъ суда» и проч.

Сколько разъ ни читаете и ни перечитываете снова страницы 51 и 52, каждой разъ выходитъ, что Петръ Великій со флотомъ своимъ отъ Соловецкаго острова приплылъ въ Ладожское озеро.

Послѣ сего да будетъ уже намъ позволено прекратить свои замѣчанія; ибо изъ приведенныхъ примѣровъ довольно ясно оказывается расположеніе и отдѣлка Петріады. Ежели г. Сочинитель держась за Ломоносова столь часто сбивался съ дороги; что чего ждать, когда онъ идетъ самъ собою, ведомый единственно своимъ геніемъ? Мы упомянули выше и повторяемъ съ удовольствіемъ, что въ разныхъ мѣстахъ Петріады попадается вдругъ по нѣскольку хорошихъ стиховъ, свидѣтельствующихъ, что г. Сочинитель могъ бы написать нѣчто приятное, когдабъ имѣлъ терпѣніе руководствоваться хорошими правилами и образцами, и совѣтоваться съ искренними, но свѣдущими и строгими друзьями своими, непринимаясь однакожъ за героическія поэмы, которыя требуютъ отличнаго таланта, обширныхъ и глубокихъ познаній. Продолжая разсматривать Петріаду, мы нашли бы много отважныхъ, ни чѣмъ неизмѣняемыхъ несообразностей. Г. Сочинитель безъ всякой нужды переставляетъ происшествія, — на примѣръ о построеніи С. Петербурга y него говорится прежде, нежели о взятіи Нейшанца, не выставляетъ и даже не обрисовываетъ характеровъ, хотя непремѣнно надлежалобы явственными чертами изобразить многія лица, — на примѣръ Шереметева, Меньшикова, Апраксина, Головина, Мазепу и такъ далѣе; безъ всякой пользы для плана, котораго, сказать правду, совсѣмъ нѣтъ въ Петріадѣ, нарушаетъ историческую достовѣрность, — на примѣръ Малороссійскаго Гетмана Мазепу дѣлаетъ начальникомъ войскъ Донскаго, Уральскаго и даже Калмыцкаго, или заводитъ Карла куда-то на востокъ къ горамъ безплоднымъ и необитаемымъ, раздѣляющимъ будто бы Нагайскихъ Татаръ отъ Донскихъ козаковъ; приплетаетъ епизоды утомительные и ни къ чему не служащіе, — на примѣръ описывая бесѣду между Карломъ и пустынникомъ въ пещерѣ, и чудесное низпосланіе пищи Шведскому войску и проч. и проч.

Ж. Ж.
"Вѣстникъ Европы", № 19—20, 1812



  1. Ars poet. V. 134, 88.