Петербургскія художественныя выставки.
править«Въ началѣ 1647 года царь Алексѣй Михайловичъ задумалъ жениться. Собрали до двухъ сотъ дѣвицъ; изъ нихъ отобрали шесть и представили царю. Царь выбралъ Евфимію Ѳедоровну Всеволожскую, дочь касимовскаго помѣщика; но когда ее въ первый разъ одѣли въ царскую одежду, то женщины затянули ей волосы такъ крѣпко, что она, явившись передъ царемъ, упала въ обморокъ… Происшествіе съ невѣстою такъ подѣйствовало на царя, что онъ нѣсколько дней не ѣлъ ничего и тосковалъ…»
Это написано перомъ историка (Русская исторія въ жизнеописаніяхъ ея главнѣйшихъ дѣятелей Костомарова). А вотъ что написано кистью художника, г. Маковскаго.
Въ сводчатой комнатѣ стариннаго дворца съ небольшими окошками, со множествомъ маленькихъ стеколъ, какъ и теперь мы видимъ въ московскихъ «теремахъ», молодой, красивый царь, съ первымъ темнымъ пухомъ усовъ на губѣ, въ шапкѣ Мономаха и въ царскихъ регаліяхъ, стоитъ на возвышеніи трона, а передъ нимъ происходитъ шествіе красивыхъ дѣвушекъ. Этимъ парадомъ красоты распоряжаются нѣсколько бояръ въ богатыхъ одеждахъ, съ серебряными жезлами въ рукахъ и съ мѣховыми шапками на головахъ. Ассистентками при красавицахъ состоятъ боярыни, однѣ молодыя и еще тоже красавицы, другія — старыя и уже не красавицы. Первая изъ дѣвушекъ проходитъ, кланяясь, у самыхъ ступеней трона, слѣдующія подвигаются за нею. Но молодой царь не видитъ ни смущеннаго поклона проходящей, ни милой улыбки слѣдующей, приближающейся, чисто-русской, свѣжей, круглолицой красавицы, съ ямочками на щекахъ. Онъ обернулся въ ту сторону, гдѣ позади нихъ падаетъ въ обморокъ на руки старой боярыни до мертвенности блѣдная дѣвушка, по историку Всеволожская. Обморокъ ея художникомъ передвинутъ и упреждаетъ, такимъ образомъ, обморокъ историческій.
Извѣстныя вольности въ обращеніи съ исторіей давно допущены въ искусствѣ и за такую перестановку происшествія, хотя и историческаго, но не имѣвшаго другихъ послѣдствій, кромѣ потери аппетита у молодаго царя, винить художника не приходится. Нельзя не сказать, однако, что врядъ ли эта вольность сослужила картинѣ службу. Предшествовавшій обмороку парадъ смотра красавицъ сдѣлалъ ее несомнѣнно красивѣе въ смыслѣ наряднаго многолюдства, но онъ же отнялъ у нея и драматизмъ. Юный царь безучастенъ къ недугу Всеволожской. Онъ ея еще не выбралъ и, какъ можно предполагать по нравамъ того времени, даже хорошенько не видѣлъ. Онъ ее увидитъ, когда до нея дойдетъ очередь въ общемъ прохожденіи шести отобранныхъ для него (а не имъ самимъ) кандидатокъ въ невѣсты. Изъ нихъ онъ уже возьметъ одну. И потому-то въ происшедшемъ нарушеніи порядка при шествіи дѣвушекъ онъ усматриваетъ лишь одно это нарушеніе и оглядывается въ ту сторону, гдѣ оно обнаружилось. Между тѣмъ, если бы художникъ придержался историка, то обморокъ невѣсты, одной выбранной имъ изъ всѣхъ красавицы, о которой успѣлъ и помечтать молодой человѣкъ, пока ее одѣвали въ царскія одежды и, пожалуй, влюбиться (на это надо самую малость времени въ молодости), выразился бы на его лицѣ совсѣмъ иначе. Тутъ могло бы произойти то душевное движеніе, которое объяснило бы, почему онъ нѣсколько дней ничего не ѣлъ и тосковалъ. А теперь этого ничего не видно. Царь свѣжъ, красивъ и цвѣтущъ. Онъ только любопытствуетъ понять, что такое случилось въ заднихъ рядахъ красиваго ополченія.
Лишивъ себя добровольно мотива драматическаго, художникъ остался при одной картинности внѣшней. И ужь, конечно, надо прибавить, что у такого виртуоза письма и красокъ картинность вышла во всемъ блескѣ, хотя, быть можетъ, въ брачномъ пирѣ (тоже изъ быта допетровской Руси) блеска этого было еще больше. Здѣсь-же г. Маковскій какъ будто не давалъ себѣ полнаго хода, хотѣлъ быть сдержаннѣе, казаться серьезнѣе. И напрасно: тамъ, гдѣ все заключается въ блескѣ, не слѣдовало сдерживать своихъ блестящихъ средствъ. Если бы драматизмъ не былъ утраченъ перестановкой обморока, настоящая картина нашего знаменитаго художника, безъ сомнѣнія, не заставила бы вспоминать о своей предшественницѣ; а вотъ теперь о ней невольно вспоминаешь. Можетъ быть, просто сходство обстановки производитъ впечатлѣніе чего-то какъ бы повторяемаго, а всякое повтореніе въ искусствѣ невыгодно. Вообще же новое произведеніе г. Маковскаго достойно его высокаго таланта и лишній разъ показываетъ значеніе художника, какъ колориста и большаго мастера письма. Эти красивые типы женщинъ и мужчинъ, ихъ парчевыя и шелковыя одежды, мѣxа, драгоцѣнные каменья украшеній, ковры на полу, шахматы бѣлаго и чернаго мрамора этого пола, поставецъ съ серебромъ у стѣны, — все это написано виртуозомъ первой степени, каковъ и есть К. Е. Маковскій.
Товарищество авкарельныхъ выставокъ дружно преслѣдуетъ цѣль доведенія водяныхъ красокъ до степени силы краски масляной. Похвальное стремленіе, пока оно не переходитъ предѣла, положеннаго въ искусствѣ всякому стремленію. Художники со вкусомъ этотъ предѣлъ знаютъ, имъ и кисти въ руки; но тѣхъ, которые только стремятся, чѣмъ далѣе, тѣмъ лучше, не мѣшало бы себя попридержать. Иначе ихъ сила перейдетъ въ грубость. А. И. Соколовъ, напримѣръ, никогда не напряжется черезъ силу, — онъ сейчасъ видитъ, гдѣ начинается насилованіе. Это Тургеневъ акварели. У нихъ одинаковое чувство мѣры. У г. Соколова грація, нѣжность, легкость и изящество водяной живописи; у другихъ — натуженье потягаться съ воломъ. въ пейзажѣ г. Бенуа достигаетъ тоже большой силы, но и онъ остается, какъ г. Соколовъ, въ предѣлахъ изящной акварели, Нельзя сказать того же про П. П. Соколова. Этотъ даровитый художникъ, достигшій давно высшей силы, какой можно достигнуть водяными красками, пробуетъ пересилить себя и начинаетъ вдаваться въ грубость; чистой акварели измѣняетъ, вступаетъ въ союзъ съ гуашью, только бы крикнуть погромче, взять тонъ повыше. Это уже не строгое искусство. Подобные союзы должны оставаться на долю малыхъ производителей, — имъ же на выставкѣ имя легіонъ, — а настоящимъ мастерамъ дѣла, какъ Л. II. Соколовъ, можно дѣйствовать и собственными средствами.
Теперь что же выходитъ? Что г. Соколовъ, не имѣющій у насъ равныхъ въ изображеніи простонародной и охотничьей жизни, неподражаемый въ передачѣ русскихъ мотивовъ: болотъ, селъ, ярмарокъ, избъ, — при помощи союзовъ, достигаетъ того, что въ непринадлежащемъ ему морскомъ пейзажѣ его можно принять за г. Лагоріо (такова его Тоня на выставкѣ), а въ большой сценѣ Послѣ оперы — за г. Зиччи, хотя и нельзя не пожалѣть, зачѣмъ это не сами гг. Лагоріо и Зиччи. Конечно, уже одно сходство съ такими мастерами своего дѣла, какъ два названные выше, показываетъ, что и въ томъ новомъ родѣ, въ которомъ является маститый акварелистъ, онъ достигаетъ многаго; но, имѣя сильную собственную физіономію, какая надобность стараться походить на другихъ?
Г. Бобровъ тужится поддѣлаться акварелью подъ нуду масляной живописи, но ни его нагая натурщица, показываемая одинъ разъ спереди, а другой сзади, ни голова слѣдующей натурщицы (почти въ натуральную величину), въ шляпкѣ и мантиліи, не достигаютъ до вола такой же живописи у Маккарта и г. Лемана, хотя и очень нравятся посѣтителямъ выставки. Когда-то, такъ же точно нравился нѣкто Апполинарій Контскій, игравшій на скрипичной струнѣ за віолончель и контрабасъ. Но о г. Контскомъ давно позабыли, а скрипка продолжаетъ играть скрипкою. То же будетъ и съ акварелью. Въ Италіи и, какъ слышно, въ Испаніи живопись водяною краской производитъ чудеса по силѣ и возможной правдѣ колорита. Во Франціи, напримѣръ, въ извѣстной картинной галлереѣ знатока-продавца Пизани, можно видѣть акварели громадныхъ размѣровъ, передающія съ тонкостью почти фотографіи, но и съ сочностью настоящей живописи, прихотливѣйшія части зданій и своеобразныхъ уголковъ Венеціи, Флоренціи, Рима, — копіи въ настоящемъ размѣрѣ съ головъ и картинъ Тиціана (Христосъ съ монетой, напримѣръ), Карла Дольче, Рафаэля (Мадонна въ креслѣ), Доминикино… Во и тутъ акварелистъ держится въ предѣлахъ акварели и передаетъ масляную живопись сквозно и изящно, въ тонахъ вѣрно, а въ письмѣ близко, безъ загущенія краски гуашью или задѣланностью, лишь-бы обмануть глазъ и заставить принять воду за масло. Акварель въ живописи то же, что фортепьяно въ музыкѣ: его дѣло дать по мѣрѣ возможности представленіе объ оркестрѣ, оркестромъ же ему, все-таки, не быть. Большой виртуозъ только извлечетъ изъ него больше, а малый, хоть изъ кожи вылѣзай, настучитъ, нагремитъ, а оркестромъ, все-таки, не будетъ.
Поблагодаримъ же тѣхъ изъ нашихъ акварелистовъ, которые остаются виртуозами при помощи красочныхъ плитокъ и стакана воды. Они доставляютъ этими скромными средствами много наслажденія эстетическаго, какъ художникъ-пьянистъ своими клавишами.
Вотъ вамъ головки-портреты А. П. Соколова. Ихъ невозможно смѣшать съ масляными, — ихъ чистая порода остается неприкосновенною. И не силою, а нѣжностью и вкусомъ онѣ властвуютъ. Такая картина, какъ портретъ Великой Княгини Маріи Павловны, въ амазонкѣ, въ длинныхъ шведскихъ перчаткахъ съ крагами, у лѣстницы, на которую поставлена уже одна нога (наѣздница вернулась домой и сошла съ лошади), не требуетъ никакого уподобленія тому или другому пріему того или другаго мастера неакварельной живописи: она представляетъ собою все, что требуется отъ мастерскаго произведенія искусства. А чѣмъ это достигнуто: маканіемъ ли кисти въ воду или въ масло, — никому до того нѣтъ дѣла. Это хорошо, и лучшаго не надо.
У г. Бенуа есть пейзажи, гдѣ березы такъ дѣлятся на вечернемъ тонѣ воздуха, и столько правды въ соотношеніяхъ этихъ тоновъ, что водяная живопись подъ его кистью теряетъ свою условность, заставляетъ преклониться передъ достигнутымъ ею эффектомъ.
Тотъ же И. И. Соколовъ, которому вздумалось развлечься новымъ, пріемомъ, показалъ въ старомъ пріемѣ на этой же выставкѣ истинный шедевръ — русскую кибитку, запряженную тройкою, и русскій ливень посреди русской дороги. Это такое поразительное по своей правдѣ пятно ненастья, такія рѣки дождя и такая вѣрность мотива, что нельзя вдоволь надивиться полнотѣ достиженія всего простымъ пріемомъ акварели. Выше упомянуто о большой работѣ г. Соколова Послѣ оперы. Тутъ испытанный мастеръ въ сферѣ, въ которой онъ первенствуетъ, является дебютантомъ. Никогда еще фраки, дамскія платья съ длинными хвостами, нарядныя залы, ковры и лампы не выливались изъ-подъ кисти, широко и бойко бросавшей пригоршнями мужицкія сермяги, избы, грязныя площади и проселки. Попытка вышла очень любопытная и, надо отдать справедливость, таланту художника, на половину даже удачная. Именно освѣщенная зала и лампы, которыя дѣйствительно свѣтятъ, удались превосходно. Менѣе счастливо вышли фигуры — кавалеры военные и штатскіе разныхъ возрастовъ и дамы съ открытыми плечами. Они только что поужинали и еще парами сидятъ и стоятъ — кто у полуопустѣлаго стола, кто у рояля, гдѣ офицеръ «верхнюю выводитъ нотку», очевидно, воспроизводя на память слышанную арію на сценѣ. Фигурамъ нельзя отказать съ выразительности, но она недовольно опредѣленна, какъ-то нерѣшительна, въ противуположность обыкновенной мѣткости и силѣ выраженія г. Соколова. Притомъ, и освѣщеніе фигуръ едва ли вѣрно: онѣ должны бы быть темнѣе, а то имъ приходится спорить въ свѣтѣ съ лампами. Г. Зиччи не достигъ бы той правды въ освѣщенномъ фонѣ и въ горящихъ лампахъ, но движеніе, выраженіе, позы фигуръ были бы полны жизни я игривости, которая тутъ какъ разъ у мѣста. Г. Соколовъ не по сюжету серьезенъ.
Отмѣтимъ еще безупречныя работы г. Вилье по части архитектурныхъ пейзажей (улицы, города и проч.), въ которыхъ онъ очень тонокъ и изященъ, да нѣкоторые виды въ томъ же родѣ г. Премацци, когда онъ не касается деревьевъ и вообще пейзажа внѣгородскаго. Персики послѣдняго и обиліе цвѣтовъ разныхъ художниковъ, въ томъ числѣ г-жи Полѣновой, соперничаютъ между собою въ нѣжности и свѣжести колорита. Положительно для цвѣтовъ нужна вода въ искусствѣ, какъ и въ природѣ.
Акварельныя выставки, говорятъ, приносятъ мало выгодъ и рискуютъ прекратиться на будущее время. Это жаль. Акварель только тогда и можетъ показать себя вполнѣ, когда рядомъ нѣтъ угнетенія отъ масляной живописи. Уже одни размѣры произведеній того и другаго рода не соотвѣтствуютъ другъ другу и помѣщаться рядомъ не должны. Притомъ же, соревнованіе на спеціальныхъ выставкахъ между производителями особенно благотворно. Зная, что они не затеряются въ толпѣ масляныхъ картинъ, они, конечно, менѣе будутъ лѣзть изъ кожи, а, слѣдовательно, и изъ своей спеціальности, чтобы добраться до вола…