«Аполлонъ», № 7, 1910
Для тѣхъ, кто знаетъ и любитъ удивительный романъ Сологуба, эти знакомыя сцены, знакомыя фигуры въ новомъ театральномъ воплощеніи представляютъ большой интересъ. Конечно, какъ во всякой передѣлкѣ, хотя бы очень хорошей («Мелкій бѣсъ» передѣланъ самимъ авторомъ, и подлинная рѣчь Сологуба звучитъ все время), многое важное пропадаетъ, ткань романа рвется, дѣйствіе не развивается во всей полнотѣ — получаются только отрывки, сценическія иллюстраціи къ отдѣльнымъ главамъ, но вѣдь, и иллюстраціи — не замѣняя всего произведенія, не передавая намъ его со всей стройностью, — могутъ быть пріятны, когда онѣ напоминаютъ, подчеркиваютъ нѣкоторыя мѣста знакомаго цѣлаго.
Постановка «Мелкаго бѣса» театромъ Незлобина, къ сожалѣнію, только мѣстами казалась намъ иллюстраціями, сдѣланными съ достаточнымъ проникновеніемъ въ духъ Сологубовскаго романа. Временами все слишкомъ сбивалось на обыкновенный бытовой тонъ, въ которомъ ставятъ Чирикова, Найденова. Слова — Сологуба, персонажи — знакомые, а освѣщено все какъ-то иначе, будто кто-нибудь изъ передвижниковъ вздумалъ съ большой тщательностью, съ большимъ искусствомъ иллюстрировать Сологуба, пріемами точными, но иными, чѣмъ можно передать главное.,.
Нероновъ слишкомъ старался смягчить, сдѣлать понятнѣе Передонова и, давая иногда очень удачные моменты, въ общемъ не создалъ того Передонова, который изъ захолустнаго, полусумасшедшаго «человѣка въ футлярѣ» сдѣлался грознымъ символомъ нашей жизни. Больше Сологубовскаго было въ Васильевой (Варвара), Аслановѣ (Володинъ) и особенно въ Лихачевѣ (Саша Пыльниковъ). Сцены между Сашей и барышнями Рутиловыми больше всего передавали тотъ безгрѣшный соблазнъ, которымъ проникнута исторія любви Саши и Людмилы. Милыя смѣшныя барышни Рутиловы, эти провинціальныя поклонницы Дунканъ, запивающія пивомъ танцы, воплощены были почти такъ, какъ представляются онѣ по роману; «поэтичность» ихъ декадентскихъ затѣй не дѣлалась безвкусной благодаря той усмѣшкѣ, которая чувствуется все время и у автора, и у режиссера, а очарованіе не пропадало, такъ какъ даже самыя рискованныя сцены были поставлены безъ утрировки и грубости.
Концерты и вечера, исполняя свою обычную роль добавочныхъ развлеченій, иногда являются какъ бы маленькими питомниками того, что еще недостаточно созрѣло для появленія на большой сценѣ. Художественный вечеръ Ведринской, не во всѣхъ своихъ частяхъ одинаково удачный, былъ цѣлостенъ въ одномъ: онъ весь проникнутъ любовью къ старому. Въ современномъ театрѣ эта любовь къ прошедшимъ вѣкамъ проявляется все сильнѣе, но все же очень много еще нужно, чтобы воспитать зрителей, актеровъ къ этому утонченному чувству стилей, чтобы доказать, что изъ возрожденія старыхъ культуръ расцвѣтетъ культура и искусство новыя. Вечеръ Ведринской, какъ одинъ изъ опытовъ демонстраціи того часто забываемаго богатства, которое осталось намъ отъ прошлаго, долженъ быть названъ удачнымъ и значительнымъ. Пусть античные танцы были скучны, пусть труверы пѣли свои очаровательныя пѣсенки не слишкомъ хорошо, даже въ этой недостаточной умѣлости, недостаточной подготовленности, сквозь пыльныя деревья изъ садоводства Дмитріева, сквозило все время уже восходящее надъ нами новое и старое, вѣчное солнце подлиннаго искусства. Наконецъ, очаровательный покорившій всѣхъ, балетъ М. Кузмина выкупилъ всѣ недочеты первыхъ двухъ отдѣленій. Поставленный при участіи не профессіональныхъ балетныхъ актеровъ, онъ поражалъ той стройностью, изяществомъ, чувствомъ мѣры, въ которомъ былъ выполненъ замыселъ этой томной и граціозной буффонады. Ведринская была незабываемо мила въ роли Пипетъ, куколкой изъ сахарнаго царства.
Если разсматривать этотъ вечеръ съ точки зрѣнія «питомника», то постановка балета Кузмина доказала, что этотъ восхитительный балетъ достоинъ настоящей сцены, а не только тѣхъ трогательныхъ домашнихъ ширмъ, которыя выносились на эстраду самими артистами.