Роман Добрый
(Роман Лукич Антропов)
править
Гений русского сыска И. Д. Путилин
(Рассказы о его похождениях)
править
Книга 8.
Петербургские вампиры-кровопийцы
править
Страшный бальный гость. Драма в будуаре графини
правитьНесмотря на поздний ночной, вернее, ранний утренний час (было около пяти часов утра), у роскошного дома-особняка графа и графини Г. царило большое оживление.
Один из их частых и блестящих балов кончался. Начался разъезд гостей, сплошь принадлежащих к петербургскому высшему свету, к самым отборным сливкам его.
— Карета его сиятельства князя В.! — зычно кричал огромный швейцар в расшитой ливрее с булавой.
— Сани ее сиятельства графини С.!
— Карета барона Ш.!
Выкрики шли непрерывно.
К подъезду, ярко освещенному, подкатывали экипажи.
Из подъезда, закутанные в богатые собольи ротонды, шубы, шинели, выходили великосветские гости и, поддерживаемые ливрейными лакеями-гайдуками, усаживались в кареты и сани.
— Пшел! — раздавался приказ, и лошади, застоявшиеся на морозе, дружно подхватывали.
Разъезд затихал.
Все реже и реже сверкали рефлекторы каретных фонарей у подъезда роскошного особняка, и скоро их уж совсем не стало видно.
Разъезд окончился, резная, с зеркальными стеклами дверь закрылась.
В морозной зимней ночи воцарилась удивительная тишина.
Некоторое время еще из окон графского особняка вырывались волны яркого света от золоченых люстр, бра, канделябр, но мало-помалу огни стали притухать то в одном, то в другом окне.
Блестяще-феерическая «иллюминация» вечно пирующего в утонченных празднествах-оргиях российского барства погасла.
Дом-дворец погрузился во тьму.
Но там, внутри этого палаццо, жизнь еще не совсем замерла.
Еще сытые, вернее, пресыщенные, развратные лакеи в своих смешных камзолах и гамашах спешно свершали, доканчивали свою работу: крали объедки и опивки с барских столов и приводили в порядок анфиладу роскошных зал и гостиных, стараясь оставить себе поменьше труда на утро, к которому все должно было принять свой обычный вид.
— Довольно, ступайте спать… В девять часов утра докончите все остальное! — внушительно отдал «ордонанс» тучный, упитанный мажордом.
И все разошлись.
…Графиня встретилась со своим великолепным супругом у дверей своей половины.
— Ah, vous êtiez la reine du bal, comme toujours, Nadine! Всегда, всегда — царица бала! — восторженно поцеловал он руку жены.
— Но как я устала! Спокойной ночи, впрочем, утра? hein? — томно улыбнулась она, целуя его в лоб.
Вот и ее будуар, такой нарядный, красивый, весь пропахший запахом ее любимых духов.
— Скорей, скорей в постель! Je suis fatiguée a la mort… До смерти устала!
И, упоенная сознанием своей красоты, молодости, блестящего положения в свете, своим сегодняшним триумфом, она направилась через будуар в спальню.
Но лишь она успела сделать несколько шагов, как вдруг остановилась, вся задрожав и похолодев от ужаса.
— Боже мой… Что это?!
Она пробовала крикнуть, но голоса не было. Она пыталась броситься бежать, но ноги, ее изящные прелестные ножки в бальных туфлях, словно приросли к пушистому ковру ее будуара.
Высокие китайские ширмы, прикрытые развесистыми листьями пальмы, зашевелились, заколыхались и из-за них показался яркий свет двух огненных огромных глаз, напоминающих собой круглые фонари.
Миг — и что-то страшное, бесконечно страшное стало подыматься, расти и одним прыжком ринулось к ней.
Это «что-то» была фигура какого-то отвратительного чудовища — не то зверя, не то человеческого существа.
Обезумевшей от ужаса графине бросились в глаза черная мантия-крылья, развевающаяся вокруг чудовища. Голова — почти совершенно круглая. Но какая голова!
Широко раскрытая пасть с толстыми, красными губами, из которых высовывался красный язык, нечто вроде змеиного жала. Огромные круглые глаза чудовища горели багровым светом. Но руки, готовые вот-вот схватить ее, были как бы человеческие.
— Ни с места, графиня! Ни одного звука, ни одного движения, иначе вы погибнете, — раздался в роскошном будуаре хрипло-свистящий шепот страшного чудовища.
Какой поистине дьявольской насмешкой звучали эти слова: «Ни одного звука! Ни одного движения!»
И без предупреждения об этом несчастная великосветская красавица не могла, благодаря смертельному страху-столбняку, ни крикнуть, ни двинуться.
А страшное крылатое чудовище с лицом вампира все ближе и ближе подходило к ней.
— Я — последний гость вашего бала, но и самый страшный, графиня. Что? Вы боитесь меня? О, не бойтесь, я не страшнее тех напудренных, раздушенных лживых господ, которые с лестью на устах, но со смертельной завистью и ненавистью на сердце скользили вот сейчас по паркету вашего дворца. Я — кровопийца-вампир.
— Господи… — еле слышно слетело с побелевших уст графини.
— Да, я — вампир. Вы никогда не слыхали о существовании этих существ, которые так любят прижиматься к теплым грудям людей и медленно, с наслаждением высасывать капля по капле всю их кровь?.. Но слушайте меня. Я принадлежу к породе особых вампиров: я не щажу мужчин, но всегда щажу женщин… таких красивых, как вы, графиня.
Голос, несомненно, человеческий, несколько привел в себя великосветскую львицу.
— Я… я, кажется, сплю, брежу… или схожу с ума… Что вам надо? Пощадите меня… кто вы?
Она говорила как бы в припадке сомнамбулизма, тихо, не сводя устрашенных глаз с отвратительного призрака-чудовища.
— Кто я? Вы уже знаете. Что мне надо? Вас. Пощадить вас? Хорошо. Я пощажу вас, но с одним условием.
— С… каким… условием?..
— Вы должны принадлежать мне, или вы погибнете. К утру найдут ваш труп. Он будет белее вашего платья. Я люблю вас, вы должны быть моей. Клянусь вам, вы не знаете, что такое любовь существ особого мира, сверхчеловеческой области!
И чудовище сделало шаг по направлению к графине.
— Au non du ciel… во имя неба, спасите меня! — громко крикнула она. — Кто там… спасите…
Но крик ее был заглушен тяжелыми портьерами, мягкой мебелью, пушистым ковром…
А вампир все ближе, ближе… Уже его цепкие страшные руки-лапы касаются ее… Уже свет его багровых глаз впивается в ее искаженное ужасом лицо, уже слышно у самых щек, у самых губ его горячее, прерывистое дыхание.
— Ах! — пронесся последний вопль-крик бедной жертвы. Высоко взмахнув руками, она покачнулась, зашаталась и грянулась навзничь, во весь рост.
Граф Г. у Путилина. Видение будочника
править— Теперь вся надежда на Вас, дорогой господин Путилин! Вы одни только можете расследовать это непостижимое и страшное приключение ночью в будуаре моей жены.
Такими словами окончил свой рассказ сильно взволнованный граф Г., приехавший к Путилину в два часа дня, стало быть, очень скоро после злополучного бала.
Признаться откровенно, я, присутствовавший при этом объяснении графа с великим сыщиком, был поражен и озадачен немало.
— Как чувствует себя теперь графиня? — спросил Путилин.
— Теперь несколько лучше, хотя все еще в сильно нервном возбужденном состоянии. Около нее — целый консилиум докторов. Утром же ее нашли лежащей на ковре в глубоком обмороке.
— И когда графиня была приведена в чувство, она рассказала вам о страшном ночном приключении?
— Да, monsieur Путилин.
— Скажите, граф, ваша супруга не страдает нервами?
— О нет! До сих пор она не имела понятия ни об истериках, ни об обмороках. Всегда веселая, живая, полная силы, молодости.
Мой друг погрузился в раздумье.
— Конечно, вы были страшно потрясены, граф, но, однако, вы не заметили ли случайно, не произведено ли какое-нибудь хищение из будуара вашей супруги?
— Мне кажется, что нет. Все драгоценности, одетые на ней: диадема, колье, серьги, браслеты, кольца — в целости.
— Вы произвели допрос вашей прислуги — не слышали ли они какого-нибудь шума, не видели ли они кого-нибудь выходящим из дома?
— О да. Они клянутся, что ничего не слышали и ничего не видели.
— А, кстати, штат вашей прислуги весь налицо? Ни один человек не исчез сегодня поутру?
— Все налицо. У меня у самого мелькнула мысль, не является ли это гнусной проделкой какого-нибудь своего, домашнего негодяя.
— Я сделаю все от меня зависящее, граф, чтобы пролить свет на это загадочное приключение, — с чувством проговорил Путилин. — Помилуй Бог, какие страсти завелись у нас в Петербурге — вампиры-кровопийцы!
— Спасибо, большое вам спасибо!
Граф распростился с нами и уехал. Когда мы остались одни, мой друг повернулся ко мне и быстро спросил:
— Что ты скажешь на это, доктор? Не правда ли, случай чрезвычайно интересный?
— Совершенно верно, Иван Дмитриевич, но при этом и чрезвычайно загадочный.
— Твое мнение?
— Как врачу, мне является мысль, не имеем ли мы дело с любопытным явлением, известным в медицине под определением психоневрозной галлюцинации. У барыньки от всех этих шумных балов могли скрытым, незамеченным образом разыграться нервы настолько, что ее хватил припадок молниеносного помешательства. Ну, а как не врачу, а твоему другу, другу знаменитого сыщика, мне приходит в голову такое соображение: не замешан ли во всей этой драме самый обыкновенный любовный адюльтер… Наши чопорные матроны на этот счет грешат, ей-богу, не менее чем деревенские Матрены.
— Браво, доктор! — оживленно воскликнул мой друг. — Твое последнее соображение мне нравится…
— Ваше превосходительство! — раздался голос агента в дверях кабинета. — Какой-то будочник-полицейский домогается вас видеть.
— Так впустите его, голубчик.
В кабинет в своей классически знаменитой форме былых полицейских-будочников почтительно-робко вошел саженный детина. Вошел и вытянулся, руки по швам.
— Здравия желаю, ваше превосходительство! — гаркнул он.
Путилин улыбнулся. Он сам, вышедший из маленьких полицейских чинов, любил этих наивных, бравых «служивых» и всегда относился к ним мягко, сердечно и в высшей степени доброжелательно.
— В чем дело, голубчик? По какой надобности ко мне пожаловал?
— По необыкновенной!
— Почему же ты в квартал свой не обратился, если у тебя необыкновенный случай?
— Так точно, ваше превосходительство, мы обращались с донесением, а нам, как бы сказать, по шее накостыляли.
— Нам? — расхохотался Путилин. — Кому же «нам» — тебе и мне?
Будочник даже засопел от страха.
— Ну, ну, выкладывай, что с тобой стряслось.
— Так что, примерно, ваше превосходительство, по городу нечистая сила разъезжает! — с какой-то отчаянной решимостью выпалил он.
— Что такое? Нечистая сила?
— Так точно-с! Стою это я позавчерась у моей будки, вдруг гляжу, несется, словно вихрь какой, тройка, чуть не прямо на меня. Я, стало быть, еще ямщику крикнул: куда, дескать, дьявол, прешь? Поравнялась со мной, глянул я на седоков, кои в санях сидели, да так и присел наземь. Мать Пресвятая Богородица, страсть-то какая! Не люди в санях сидят, а нечистая сила, черти! Вот как перед Богом говорю, ваше превосходительство! Закутаны-то они в шубы человечьи, а лики-то у них сатанинские, дьявольские.
— Какие же именно?
— А так, примерно сказать: глаза круглые, навыкате, будто шары какие, и горят это они огненным огнем. Стра-а-асть, голова круглая, губищи — во какие! — оттопырены, и из них тоже будто огонь идет. Ахнул я, а тройка уж мимо меня промчалась.
— Сколько людей, то бишь, чертей сидело в ней? Один?
— Никак нет, только не один… Три будто, а то — четыре.
— А тебе все это не причудилось? Пьян ты не был?
— Никак нет, ваше превосходительство.
— И больше чем один был в санях?
— Больше.
— И тебе это не со страху в глазах утроилось?
— Никак нет-с!
— Один только раз видел заколдованную тройку?
— Вчера-с опять видел!
— Что же сказали тебе в квартале, когда ты рассказал о своем диковинном видении?
— Что будто я пьян, а потом… того… накостыляли.
— Ступай. Запишись у агента: кто ты, где твоя стоянка.
— Слушаюсь, ваше превосходительство! — лихо гаркнул будочник и вышел из кабинета.
— Однако, — задумчиво произнес Путилин, — надо, доктор, действовать и действовать поспешно. Помилуй Бог, первый раз в жизни мне придется иметь дело с существами из оккультических наук! Вампиры-кровопийцы… Гм… Так как я не имею удовольствия принадлежать к разряду красивых женщин, которых они, эти вампиры, милуют, то… то мне грозит смертельная опасность. Так ведь, доктор?
— Так, если тебя не вывезет твоя знаменитая «кривая»… — серьезно ответил я.
Драма в карете княгини В. Петербург в панике
правитьПрошли сутки, в течение которых я не видел моего друга. Под вечер я получил экстренную записку от него:
"Приезжай, доктор, немедленно. Помимо общего интереса, требуется твоя медицинская помощь. Вампиры не на шутку шалят!
Говорить ли вам, с какой быстротой мчался я к Путилину? Скажу только, что ровно через двадцать две минуты я ураганом влетел в его кабинет.
— Что такое? — начал было я. — И… осекся. На широком диване в сильнейшей истерике билась элегантная красивая дама. Роскошная ротонда на белом тибете свесилась с ее плеч. Черный бархатный лиф был расстегнут.
— Аха-ха… xa! А-а-а! — вырывались из ее прекрасного рта спазматические выкрики.
— Доктор, скорее окажи помощь княгине! — взволнованно обратился ко мне Путилин.
«Княгине? — удивился я. — Час от часу не легче: то графиня, то княгиня…»
Лицо ее было бледно, с легким синеватым оттенком. Очевидно, это был припадок сильной истерии (histeria magna).
— Был кто-нибудь из докторов?
— Никого, никого… Скорее, доктор! — нетерпеливо прошептал мой друг.
Барынька, очевидно, была в корсете. Прежде всего надо было ее расшнуровать.
Я подошел к ней, шепнув Путилину:
— Покуда я буду оказывать помощь княгине, расскажи хоть в нескольких словах, в чем дело.
— Сейчас мне донесли, что у подъезда нашего остановилась карета, что случилось какое-то несчастье. Я, словно предчувствуя что-то недоброе, бросился вниз. Действительно, у подъезда стояла щегольская карета с гербами. Я быстро распахнул дверцу и увидел эту даму, лежавшую в глубоком обмороке. Противоположная дверца была раскрыта.
— Не подходите! Ах! Пощадите! — вдруг раздался дико испуганный крик в кабинете. — Вампир! Вампир! Кровопийца! Что вы со мной делаете?! Вы хотите высосать мою кровь! Спасите!
Путилин не докончил начатого рассказа, подошел ко мне и княгине.
— Сударыня… княгиня… Ради Бога, придите в себя, успокойтесь, — прошептал я, стараясь разорвать шнур от ее корсета. — Не бойтесь меня: я не вампир, а доктор.
— Нет, нет, вы лжете… вампир, вампир!.. Аха-ха-ха! — забилась у меня под руками бедная княгиня.
Благодарю покорно! Я — доктор, и вдруг — кровопийца-вампир!
— Иван Дмитриевич, давай скорее из моей сумки морфий и шприц, — отдал я приказ великому сыщику.
Путилин подал мне то и другое, продолжая хладнокровно рассказывать далее:
— Со слов насмерть перепуганного кучера я узнал следующее: когда карета почти поравнялась с нашим подъездом, до него, кучера, донесся из кареты подавленный крик. Он взглянул в окно кареты и увидел, как из нее быстрее молнии выскочила какая-то черная фигура. Его госпожа лежала, опрокинувшись навзничь. Предчувствуя несчастье, он круто остановил лошадей. Два дежурных агента внесли ее в мой кабинет. Узнав от кучера, кто его госпожа, я послал с ним агента за князем. Он сию минуту должен прибыть сюда.
Наполнив шприц слабой дозой морфия, я решил сделать новой жертве вампира подкожное впрыскивание, но лишь только я коснулся шприцем ее руки, как опять она вздрогнула, широко раскрыв испуганные глаза, и голосом, полным ужаса, закричала:
— Чудовище!!! Спасите!.. Выпивает кровь!
Она стала рваться с такой силой, что я — при всем моем желании — не в силах был сделать укола.
В эту минуту, к счастью, явился князь В. Узнав, в чем дело, он принялся горячо благодарить Путилина, произошла трогательная сцена с женой, приглашение-просьба «расследовать» дело, и… и, поддерживаемая своим мужем, вторая жертва вампира благополучно покинула кабинет великого сыщика.
Путилин, смеясь, развел руками.
— Вот и все, мой дорогой доктор, что дало мне предварительное следствие.
— Да, немного! Зато я попал в сонм кровопийц-вампиров. Вечно ты, Иван Дмитриевич, подведешь меня под какую-нибудь пакость! — шутливо ответил я.
Весть о таинственных приключениях с двумя высокопоставленными дамами каким-то чудом с быстротой молнии разнеслась по Петербургу.
Прошло два дня — и столица была объята паникой.
Начиная от фешенебельных гостиных и кончая «улицей», только и было разговоров, что о каких-то извергах, высасывающих кровь из грудей живых людей.
Даже огненную тройку, запряженную дьяволами, с Сатаной на козлах видели!
— И гляжу это я, матушка, и только молитву творю: несется это, матушка, огненная колесница, а в ней — не к ночи будь помянуто! — красные хари.
— Да неужто? Ахти нас, грешных! — испуганно прерывали «очевидицу» устрашенные слушатели и слушательницы.
— Хорошо! Едет эта самая колесница, вдруг — стоп! Выскакивают хари звериные — и прямо ко мне шасть. «Крови, — кричат, — крови давай, Анфиса Кузьминична!» Сомлела это я со страха…
— И что же, матушка, высосали?
— Кровь-то? Высосали, окаянные, почитай, штофа два из меня крови высосали.
— А ты как же кровь-то двумя штофами вымерила? Ась? — смеялись иные скептики.
В великосветских гостиных таких разговоров, конечно, не было, но зато там шло великолепное и тонко язвительное шушуканье о приключениях с двумя их сиятельствами. Однако вскоре, дня через два, и эти злословия прекратились, ибо… ибо за этот срок мой друг уже насчитал шесть новых жертв неведомых чудовищ, в число которых попали и некоторые из шушукающих великосветских львиц beau mondé'a.
Тогда паника приняла огромные размеры.
Немногочисленные газеты того времени захлебывались в истерично-выгодном (для розницы) негодовании.
«Еще новая жертва неслыханных таинственных существ.
Вчера на груди (левой) графини уже совершенно ясно были видны укусы-проколы. Из графини выпущена вся кровь… Вампиры летают и пьют кровь массы жертв. Где же прославленный гений нашего начальника сыскной полиции господин Путилина?! Наши жены и дочери в смертельной опасности, а наши Лекоки спят…»
— Ну не дураки ли, доктор? — со смехом обращался ко мне Путилин, читая эти газетные «ламентации». — Во-первых, никто из репортеров никогда и не видел «левой груди» графини, княгини, баронессы, а во-вторых… как может обыкновенный смертный поймать «таинственных», «летающих» вампиров? Экие болваны, помилуй Бог!
— Ты напал на какой-нибудь след?
— Я начинаю выводить мою «кривую»… Вчера я беседовал с некоторыми пострадавшими, но… откровенно говорю тебе, доктор: это — одно из наиболее темных дел, какие только мне приходилось раскрывать.
— Старая песня, Иван Дмитриевич! — улыбнулся я. — С этого ты всегда начинаешь, выводя свою кривую.
Двойное превращение Путилина
правитьЧасов около девяти вечера я услышал знакомый звонок.
Я отстранил лакея и сам открыл дверь. Открыл — и все-таки спросил, не доверяя своим глазам:
— Неужели это ты?
— Я… — прозвучал в передней голос Путилина.
Лакей, стоявший близ меня и отлично знавший моего гениального друга, сотворил крестное знамение, в ужасе шарахнувшись в сторону.
Перед нами стояла страшная фигура какого-то легендарного чудовища: черная мантия и — великий Боже! — какое страшное лицо… Это было именно то знаменитое лицо вампира, которым бредил до смерти напуганный Петербург.
В моей полутемной передней сверкала пара круглых огненных глаз.
— Ты, верно, не ожидал посещения к себе вампира, доктор? — тихо рассмеялся Путилин.
— Ваше превосходительство, да неужто это вы на самом деле? — почтительно-робко спросил его мой верный лакей, которого очень любил Иван Дмитриевич.
— Я, я, Игнат! Однако, доктор, нам надо торопиться. Идем в твой кабинет, мне надо побеседовать с тобой кое о чем.
И когда мы вошли в кабинет, он обратился ко мне:
— Смотри, доктор, как у тебя чадит лампа. Подверни огонь.
Покуда я нагнулся над лампой и убедился, что она вовсе не коптит, прошло не более нескольких секунд.
— Откуда ты это взял? — обернулся я к моему другу.
Обернулся и попятился от удивления: передо мной уже не было страшного вампира, а стоял совершенно мне незнакомый денди, в безукоризненном фраке, в высоких воротниках, туго стянутых черным галстуком.
Я глупо уставил глаза на это чудесное превращение.
— Что это… как же так…
Признаюсь откровенно, у меня забегали мурашки по спине. Мне мелькнула мысль: да на самом деле, кому я открыл дверь — Путилину или настоящему вампиру?
— Как же так? Очень просто. Смотри, — великий сыщик указал на скинутые мантию и страшную маску.
— Но, ради Бога, что это за маскарад?..
— А вот садись и слушай.
Я сел. На меня глядело совсем иное лицо: за исключением глаз — ничего похожего на Путилина!
— Случай, как тебе известно, играет большую роль в удачных разрешениях самых мудреных проблем. Так вот, случай дал мне в руки маленькую путеводную нить, с помощью которой, быть может, мне удастся размотать запутанный клубок дела о вампирах.
— Какая же это нить? — страшно заинтересованный, спросил я.
— Эта вот штучка. — И Путилин показал мне золотой брелок-жетон. — Что там написано, я пока тебе не объясню, ибо… ибо могу ошибиться. Скажу тебе только, что все эти дни я с мучительной страстностью отыскивал одно помещение и, кажется, его нашел. Я еду сейчас туда.
— А я? — живо вырвалось у меня.
— Увы, доктор, я не могу тебя взять туда. Кстати, ты видишь перед собой барона Ш.
И он назвал очень громкую фамилию.
— Видишь ли, в чем дело: так как я не могу тебя взять с собой, а между тем мало ли что может случиться со мною, ты должен занять известный наблюдательный пост. В случае, если бы я не вышел оттуда, из этого помещения до двух-трех часов ночи, дай знать властям. Вот тебе моя карточка с моим предписанием.
— Стало быть, тебе грозит серьезная опасность? — тревожно осведомился я.
— Опасность всегда серьезна? — отшутился Путилин.
— Но куда же ты это денешь? — спросил я, указывая на проклятую мантию и страшную личину вампира.
— Я все это оставлю в шубе? — невозмутимо ответил он.
Минут через пять мы уже ехали в карете.
Не скажу, чтобы я был покоен. Тревога за моего друга, с которым мы были неразлучны во многих делах, копошилась в моей душе.
«Один… едет неизвестно куда… Почему-то меня не берет с собой… А если он попадется в какую-нибудь дьявольскую ловушку?»
Я не удержался, чтобы не высказать своих опасений.
— Брось, доктор!.. Брось хныкать! Все обойдется. Бог даст, благополучно.
Мы проехали массу улиц, и наконец карета замедлила ход.
— Слушай, кучер, — кстати, это ведь Х., — подвезет меня к подъезду этого вот дома. Лишь только я скроюсь в подъезде, Х. поедет дальше, и вы остановитесь вот на том углу. Оттуда — ваш наблюдательный пост. Понял?
Я утвердительно кивнул.
Карета подъехала к красивому темному особняку.
Путилин быстро выскочил из кареты и постучался в дверь особняка.
Прошло несколько секунд.
— Je prends mon bien… — донесся до меня его внятно-уверенный голос.
Дверь распахнулась, и он скрылся в подъезде.
Адамов клуб. Двойник барона Ш.
правитьМассивная дубовая дверь захлопнулась за Путилиным.
Он очутился в великолепной прихожей — вестибюле из мрамора «дикого» цвета, украшенной высокими темно-бронзовыми канделябрами.
Путилин небрежно сбросил на руки открывшему ему дверь человеку в синем камзоле и белых гамашах свою шубу. На лице того отразилось сильнейшее удивление.
— Так рано сегодня, господин барон? — проговорил таинственный прислужник таинственного помещения.
— Еще из наших никого нет? — процедил сквозь зубы Путилин.
— Никого… — ответил синий камзол.
— Теперь слушайте меня, любезный, — протягивая ему крупную ассигнацию, сказал Путилин. — Кто бы ни приехал, вы не должны никому говорить ни слова, что я уже в клубе. Понятно? Никому!
— Слушаю-сь, господин барон… Покорнейше вас благодарю.
Путилин стал подниматься по отлогой, широкой мраморной лестнице.
«Помещение, однако, у них комфортабельное… Сейчас видно, что имеешь дело с аристократами…» — прошептал светило русского сыска, иронически усмехаясь. Стены всюду были расписаны искусной живописью, но какого-то странного характера.
Особенно бросался в глаза огромный плафон-картина декоративного письма, находящийся на стене первого зала, как раз против лестницы.
— «Гибель Содома», — прочел Путилин крупную надпись над плафоном.
На нем, на первом плане, была изображена фигура красивой женщины, заломившей в отчаянии руки. А там, далее, шла возмутительная оргия, приведшая библейский город к страшному концу — «огненному дождю». Завеса стыдливости была сорвана с самых интимных сторон содомского греха. Впечатление получалось поистине отвратительное для всякого неизвращенного человека.
Облако изумления отразилось на лице Путилина.
«Как же это совместить?» — пронеслось у него в голове.
Залы были прибраны, но пока безлюдны. Путилин с интересом осматривался по сторонам. Над некоторыми комнатами красовались надписи вроде, например, следующих: «Чистилище», «Преддверие к блаженству», «Месса Содома», «Бассейн живой воды» и т. п.
В некоторых местах ему бросилась в глаза одна и та же надпись:
«Не поддавайтесь соблазну женщины, ибо через женщину мир потерял райское блаженство».
В глубокой задумчивости присел Путилин на один из золоченых стульев гостиной, откуда ему были видны анфилады комнат и вход в них с лестницы.
— Так вот он, этот знаменитый Адамов клуб! — с дрожью в голосе прошептал он.
О, он давно уже слышал кое-что о нем! До него секретным образом доходили слухи о том, что пресыщенное, жуирующее барство в лице его представителей — аристократов-мужчин основало какой-то Орден-союз вкупе с клубом, где проводит вечера и часть ночи.
Ему доподлинно было известно, что несколько раз в неделю часов до одиннадцати-двенадцати ночи к подъезду клуба подкатывают щегольские экипажи, из которых выскакивают великосветские денди. Что именно это за клуб, он не знал, да и мало интересовался. Так, думал он, прихоть, фантазия какая-нибудь, блажь на почве или невинного масонства, или простого оригинальничанья. Правда, иногда мелькала мысль, не является ли этот клуб сколком (только в другом роде) со знаменитого Евина клуба, основанного графиней Растопчиной, известной поэтессой? Но и эта мысль его не тревожила: раз налицо не имеется подозрения о мошенническом или же о политически неблагонадежном сообществе, его роль кончается. Какое он имеет право вмешиваться в «забавы» и «развлечения» частных лиц, да притом еще таких высокопоставленных? «Пусть себе дурят», — решил он. Но теперь, когда у него мелькнуло одно серьезное подозрение, подкрепленное вещественным доказательством, он решил проникнуть в таинственный особняк. Проник — и большое недоумение тревожит теперь его душу.
«Что же это такое: неужели я ошибся? В этом отвратительном месте все кричит о ненависти к женщинам. Судя по всему, вплоть до надписей, это какой-то сектантский корабль, только не хлыстов, скопцов или иных изуверов-сектантов, а какой-то особенный… Всюду — напоминание о Содоме. Но как же из Содома могли появиться женолюбы? Ведь, по Библии, в Содоме не было ни одного праведника».
Путилин провел рукой по лбу.
— Темно… темно… — вслух прошептал он. Вдруг он вздрогнул, насторожился. До него донеслись мужские голоса, громкий смех, и в ту же секунду он увидел, как в зал вошли три лица. Один был о военной форме, два других — в бальных костюмах.
«Куда они направятся?» — прошептал Путилин. И, заметив, что они, о чем-то оживленно беседуя, идут в ту гостиную, где он находится, Путилин быстро спрятался за широкую шелковую портьеру.
— Да брось, барон, чего ты так разволновался? — мягким, насмешливым голосом грассировал один денди другому.
— Но позвольте, господа, это ведь необыкновенно. Вы слышали, что сказал сейчас наш Игнат? Вы видели ужас, который отразился на его физиономии при виде меня? «Никого еще нет?» — спросил я его. Вдруг он выпучил на меня глаза, затрясся весь и с трудом, заикаясь, пролепетал: «Никого-с… за исключением вас». — «Как за исключением меня, когда я только что приехал, болван?» — дал я на него при вас окрик. «Никак-с нет, вы… вы давно уж приехали». И в ужасе вытаращил на меня глаза, чуть не крестясь. Что вы на это скажете?
— Да, это очень странно, — взволнованно прошептал военный.
— Пустяки! Просто болвану или причудилось, или хлопнул остатки нашего шампанского. А вот что ты брелок-жетон свой потерял — это скверно, барон. И где это тебя угораздило?
Барон схватился за голову.
— Ей-богу, не знаю… Очевидно, в последний раз… тогда, с княгиней…
— Это вот посерьезнее твоего двойника.
— Я думаю, господа, что нам следует бросить эту затею. И мне, и тебе, барон, и тебе, граф, — нервно вмешался в разговор военный. — Пошутили — и баста. Во-первых, здесь на нас косятся. Мы не присутствуем на наших мессах Содома. Идет уже шушуканье. Нас могут заподозрить в ренегатстве. Во-вторых, il nya pas de cheval qui ne bronche. Конь о четырех ногах — и тот спотыкается. Можно попасться. А в-третьих, мне очень не нравится потеря тобою жетона и особенно твой двойник.
Барон побледнел.
— Ах, Жорж, ради Бога, не пугай меня этим проклятым двойником! Я боюсь, не к смерти ли это?
— Ну, как не стыдно, господа, так бабничать? — резко проговорил жизнерадостный денди. — Один-другой бокал шампанского, и ваши страхи рассеются, как дым от сигар. Впрочем… впрочем, хорошо. Я согласен на время превратиться вновь в правоверного члена нашего Ордена-клуба, но с условием, что сегодня ночью мы предпримем последнюю экскурсию в область запрещенного нам царства женщин. Идет?
— H… не знаю, — нерешительно пробормотал военный. — Как ты думаешь, барон?
— Что ж… Если в последний раз, пожалуй… Да к тому же, откровенно говоря, у меня сегодня кошки на сердце скребут. Какое-то отвратительное предчувствие.
— Allez donc, mon bon! Пустяки! Итак, через час — в путь.
— По обыкновению, мы выедем вместе, а потом разъедемся, — возбужденно проговорил тот, кого называли графом. — У вас намечены визиты?
— Да… — в один голос ответили барон и князь-военный.
— Отлично! Ну, а теперь, князенька, идем выпить бокал шампанского. Ты, барон?
— Нет, уволь, Вольдемар. Идите, я побуду немного здесь один… Мне надо прочесть письмо.
Те ушли. Барон остался один.
Портьера тихо зашевелилась, и из-за нее, скрестив руки на груди, вышел Путилин.
— Ну, барон, теперь мы можем побеседовать друг с другом без свидетелей, — по слогам отчеканил великий сыщик.
Подавленный крик ужаса вырвался из груди элегантного великосветского жуира.
Лицо его перекосилось от страха. Глаза, широко раскрытые, готовые, казалось, выскочить из орбит, были прикованы к его страшному двойнику.
— Что это… что это… привидение?! Мой двойник?.. Кто ты? — И барон простер руки вперед, словно желая защититься от зловещего призрака.
— Вы спрашиваете, кто я? Нет, я не ваш двойник, а ваша совесть, облеченная в плоть и кровь, любезный барон. Я — карающий призрак, карающая Немезида.
Со лба барона падали капли холодного пота. Он, близкий к обмороку, бессильно опустился на софу.
Путилин подошел к обеим дверям и запер их на ключ.
— Ну-с, теперь будем говорить серьезно. Прежде всего, успокойтесь, придите в себя и-- Боже вас сохрани! — не кричите, ибо последствия этой тревоги могут быть роковыми для вас. Я — Путилин, начальник сыскной полиции.
— Вы? Путилин?! — вскочил, как ужаленный, барон.
— С вашего позволения. Терять времени нельзя. Я буду краток. Вы попались, любезный барон, в преступлении, которое вам должно быть известно.
— Позвольте! — пришел в себя вероломный член Адамова клуба. — Я вас не понимаю… Что значит весь этот маскарад? Какое вы имеете право…
— Потрудитесь взглянуть на это. И Путилин невозмутимо спокойно показал барону небольшой золотой жетон.
— Я нашел его… вы догадываетесь где?
— Я погиб! — прошептал жуир, закрывая лицо руками.
— Нет. Пока вы еще не погибли. Вы в моих руках, как сами понимаете, ибо я могу сию минуту вас арестовать. Но я вам предлагаю следующее: вы должны поменяться со мною ролями, и за это я обещаю вам не вмешивать вас в это некрасивое дело.
— То есть как это поменяться ролями, господин Путилин?
— Очень просто: вы останетесь здесь или можете уехать домой, но только не туда, куда вы собирались сейчас, а я вместо вас — видите, как я похож на вас? — прокачусь на вашей заколдованной тройке вместе с графом и князем — вашими приятелями. Вы согласны?
Вся краска бросилась в лицо барону.
— Вы предлагаете мне бесчестие! Это ведь предательство с моей стороны!
— Называйте, как угодно.
— Ни за что!
— Очень жаль. В таком случае я вас арестую. Завтра ваше имя прокатится по Петербургу. Вы погибнете и… ровно ничем не поможете этим вашим сообщникам по… шалостям, ибо одновременно с арестом вас я арестую и тех двух джентльменов, которые только что вышли отсюда. Выбирайте. Но скорее. Я смотрю на часы. Через две минуты — ваш ответ.
И Путилин стал смотреть на золотую луковицу. Страшная внутренняя борьба происходила, очевидно, в попавшемся бароне.
— Время прошло. Ну?
— Я… я лучше застрелюсь! — с отчаянием в голосе воскликнул барон.
— Стреляйтесь. Но тоже скорее. Или… «именем закона»…
— Постойте… погодите… Ну, хорошо, я согласен… Вы даете мне честное слово, что я не буду вмешан в эту историю?
— Даю.
— Что же вы от меня требуете? Что я должен делать?
— Слушайте внимательно. Сейчас мы спустимся вниз вместе с вами. Ваши страшные атрибуты у вас в шинели?
— Да.
— Где вы перевоплощаетесь?
— Да тут же в каморке, рядом с вестибюлем. Игнат — наш верный человек.
— Отлично. Я переоденусь в ваш плащ и маску и надену вашу шинель, вы облачитесь в мою шубу, затем вы прикажете Игнату оповестить графа и князя, что ждете их уже в санях. А сами отправляйтесь домой… нет, впрочем, лучше спрячьтесь тут же, в вашем клубе. Этим вы снимете с себя подозрение в измене. Поняли? Вы не будете виноваты ни в чем.
При виде двух баронов Ш., спускающихся по лестнице, человек в синем камзоле чуть не упал в обморок.
Огненная тройка. Путилин погиб. Гибель Содома
правитьВремя тянулось до удивительности медленно.
Если вообще ожидание — вещь не из приятных, то наше ожидание было вдвойне таковым, так как мы оба — я и милейший агент Х. — тревожились за участь Путилина, скрывшегося в подъезде неведомого дома.
— Что это может быть за дом? — тихо переговаривался я с X.
— Судя по нескольким экипажам, подъехавшим к нему, я думаю, что это клуб или какое-нибудь иное общественное собрание. В такой поздний час в гости ездить не принято.
— Но что там делает Иван Дмитриевич?
— Будьте покойны, доктор, наш орел зря не прилетел бы сюда.
— Однако… один… ночью… в неизвестном помещении, — пробормотал я. Х. усмехнулся.
— Ну, за Ивана Дмитриевича особенно тревожиться не приходится.
— Однако, любезный господин X., и орлы попадаются. Смотрите, что это?
Мы ясно увидели, как из подъезда вышла фигура, закутанная в шинель, и села в поджидавшую тройку. Спустя несколько минут вышли еще две фигуры, так же быстро уселись, ямщик гикнул, и тройка, дружно подхваченная лихими конями, понеслась по направлению к нам. Я, сообразив, что она пронесется мимо нас, напряг все зрение, чтобы лучше рассмотреть таинственных ездоков. В эту секунду, когда она поравнялась с нами, у меня вырвался подавленный крик испуга.
За исключением ямщика, в санях сидели не люди, а какие-то безобразные чудовища с круглыми головами и огромными огненными глазами.
— Огненная тройка! Вампиры! — прошептал я. — Вы видели, видели, X.?
— Видел, — спокойно ответил он.
— И вы говорите это таким спокойным тоном?
— А чего же волноваться, доктор? Мы ведь получили от Ивана Дмитриевича инструкции-приказания.
— Да, да… Стало быть, там, в этом доме, обитают эти дьяволы! И там один — наш друг!
— Подождем назначенного часа. Если он не явится, ну, тогда мы начнем действовать.
Несмотря на кажущееся спокойствие X., я, однако, уловил в его голосе тревожные нотки.
Вот и этот назначенный час. Путилина не было. Путилин не являлся.
— Ну, теперь быстрым аллюром и — к властям! — отрывисто бросил X.
Мы мчались с бешеной быстротой. Вот и Управление, к начальнику которого мне дал карточку мой знаменитый друг.
Генерал еще не спал. Мой взволнованный вид и заявление, что я по важнейшему делу от Путилина, сделали то, что я немедленно был принят генералом.
— Что такое? Что случилось? — даже привскочил он.
— Путилин погиб!
Я подал ему карточку, рассказывая отрывисто, что сейчас произошло.
— И вы видели, доктор, эту заколдованную тройку с тремя вампирами-седоками?
— Видел, вот как вижу вас, генерал.
— И она отъехала от этого дома?
— Да. Ради Бога, торопитесь, генерал. Каждая секунда дорога.
— Успокойтесь, я еду сейчас туда сам. Генерал позвонил и начал отдавать целый ряд приказаний.
Через полчаса по требованию «именем закона» дверца подъезда таинственного дома открылась и в помещении Адамова клуба резко зазвенели жандармские шпоры. Переполох и смятение произошли необычайные. Изумленным властям предстали многие диковинные картины из библейской истории о грешном городе. Изумление и конфуз усугублялись еще тем обстоятельством, что участниками «шалостей» являлись высокопоставленные лица.
Путилина в клубе не оказалось.
Последний вампир
править— Не скажу, чтобы я чувствовал себя хорошо, усевшись на эту «дьявольскую» тройку… — рассказывал нам Путилин в шесть часов утра этой памятной ночи. — Я не боялся почтенных вампиров, но боялся того, что голосом могу выдать себя и этим самым испортить эффект финального акта курьезно-мрачной трагикомедии. А ты ведь знаешь, доктор, что я люблю работать чисто, доводя дело до бесспорного конца.
Мы мчались, устрашая прохожих своей диковинной маской. Честное слово, это была забавная история! Я, Путилин, начальник сыскной полиции, — в роли пресыщенного савраса, пугающего мирных обывателей столицы! Но нечего было делать: чтобы не выдать себя, надо было поступать так же, как поступали эти титулованные идиоты.
— Ты куда, Жорж? — обратился граф к князю.
— На бал к Я-вым. Ты разве забыл пари наше? Я дал слово, что проделаю такую же историю, какую ты проделал с графиней Г., но только… может быть, успешнее…
— Смотри не попадись! Теперь все в панике…
— Увидим! — хвастливо процедил сквозь зубы князь. — А ты?
— Потом узнаешь. Стой! Ну, я покидаю вас. Bonne chance, полного успеха!
И с этими словами граф выскочил из саней. Я остался вдвоем с князем.
— А ты, барон?..
— М… м… не знаю… Я, может быть, поеду домой, — промолвил я «неопределенным» голосом.
— Нет, ты сегодня невозможен! — недовольно ответил князь.
Мы подъезжали к ярко освещенному подъезду.
— Ну, я сюда. Ты поедешь дальше? — срывая с себя маску и пряча ее в карман, спросил князь.
— Нет, я пройдусь пешком, — опять промычал я, вылезая из саней.
Князь скрылся в подъезде.
Минут через пять я входил в роскошную переднюю — вестибюль дома Я-вых.
Тут дежурили ливрейные лакеи-гайдуки в ожидании выхода своих господ.
Наскоро сбросив шинель упитанному лакею, я быстро поднялся по лестнице и стоявшему у первой площадки лестницы лакею приказал:
— Пойди и немедленно вызови ко мне господин Я-ва. Скажи, что барон Ш. просит его по экстренному делу.
Лакей посмотрел на меня с удивлением, но сейчас же бросился исполнять мое приказание.
Прошло несколько минут, и ко мне подошел элегантный господин средних лет, во фраке.
— Господин Я-ов? — спросил я.
— Да.
Облако недоумения лежало на его холодном, надменном лице.
— Я — Путилин, начальник сыскной полиции. Мне необходимо переговорить с вами по важному делу. Не найдется ли у вас уголка, где я мог бы объяснить вам причину моего приезда к вам?
— Пожалуйста… Сюда вот… — отвечал он, сильно пораженный.
Мы вошли в небольшую комнатку.
— Признаюсь, я поражен, господин Путилин… В чем дело? — начал он.
— Вы слышали про появление в Петербурге каких-то вампиров, про их жертвы?
— Как же, как же…
— Ну, так вот, я боюсь, что сегодня, через час, а может быть, и раньше один из них может смертельно напугать вашу супругу. Я приехал избавить ее и вас от этого потрясения. Предупреждаю вас, «вампир» уже в вашем доме.
— Что?! — побледнел, как полотно, Я-ов. — Вампир у меня?! В моем доме?! Вы… вы шутите, monsieur Путилин?
— Не имею этой привычки, особенно с незнакомыми мне людьми, — отрезал я. — Скажу вам более, я даже знаю, кто этот страшный «вампир». Вам угодно, чтобы он был пойман?
— О, monsieur Путилин! — взволнованно произнес Я-ов, схватывая меня за обе руки. — Спасите нас от этого ужаса! Как нам благодарить вас! Я теряю голову… Я ничего не понимаю…
— В таком случае мы поступим вот так.
И я начал диктовать ему мой план. Он, растерянный, пораженный, кивал головой:
— Хорошо… хорошо…
— А супругу вы предупредите, чтобы она не пугалась. Идемте, господин Я-ов.
Будуар тонул почти во тьме. Карельская лампа была почти совсем подвернута.
Дверь будуара тихо раскрылась, и в него вошла высокая фигура дамы в белом платье.
— Слава Богу, бал кончился, — послышался вздрагивающий женский голос.
В ту же секунду два ярко-огненных глаза вспыхнули во мраке будуара.
— Ни с места, сударыня, я — вампир! Вы должны быть моей, иначе вы погибнете страшной смертью.
Перед белой фигурой женщины появилась высокая, черная фигура со страшным лицом неведомого чудовища.
— Ах! — вскрикнула в испуге женщина. «Чудовище» бросилось и схватило ее в свои объятия.
— Моя! Моя!
— Разве? — вдруг загремел я, выскакивая из-за портьеры. — Вы думаете, любезный князь, что госпожа Я-ва принадлежит вам? А как же супруг госпожи Я-вой? Господин Я-ов, пожалуйте сюда!
С зажженным канделябром в будуар ворвался господин Я-ов.
— Мерзавец! Негодяй! — прохрипел он, бросаясь на князя-«вампира».
Крик ужаса вырвался из груди великосветского «шалуна».
— Ну, князь, довольно маскарада! Потрудитесь снять вашу страшную маску. Мы с вами отлично прокатились на тройке, ха-ха-ха!
Маска слетела с его лица. Он в ужасе уставился на меня.
— Что это… барон?
— Двойник его, любезный князь, Путилин к вашим услугам!
Наутро князь-«вампир» застрелился. Барона Путилин не тронул, а графу не поздоровилось. Его карьера была окончена. Ввиду многих щекотливых причин дело об Адамовом клубе было замято. Но Содом все-таки погиб, благодаря не… огненному дождю, а таланту гениального русского сыщика.
Впервые: Гений русского сыска И. Д. Путилин (Рассказы о его похождениях)./ Соч. Романа Доброго. — Санкт-Петербург: тип. Я. Балянского, 1908. 32 с.; 20 см.