Куприн А. И. Пёстрая книга. Несобранное и забытое.
Пенза, 2015.
ПЕСТРАЯ КНИГА (ФЕЛЬЕТОНЫ) править
Пестрая книга I править
Полковник Якубович упомянул, как о решенном проекте, о намерении правительства обратить монахов в военные санитары, а послушников отослать на фронт. А надо вспомнить, что — за вычетом одного на сто тысяч — среди всех русских тунеядцев самый развращенный, ленивый, лживый и наглый бродяга — именно монастырский послушник. Хорошенькая же компания засядет в передовых окопах для пассивной обороны отечества. Жандарм, городовой, охранник, провокатор, дезертир и «злой чернец», полурасстрига. Для полноты фигур в этой талии не хватает только бывшего палача.
Как лестно это будет старым, закаленным в огне солдатам, которые переживают уже пятую или шестую — полную смену, целого состава своего доблестного полка!
А ведь в начале войны (Господи, точно сто лет прошло с того времени!) как были возмущены общество и армия, когда пылкий Ренненкампф, выпоров какого-то бунтаря, велел отослать его на первые позиции.
Впрочем мало что переменилось и перевернулось в течение войны! В тяжелые дни Сольдау, Бзуры и отступления с голыми руками от Перемышля мы вопили в отчаянии: «Что же делают союзники? Предают они нас или норовят слопать каштаны, вытащенные нашими руками»? Воображаю, что теперь говорят союзники о нас.
Монастырские имущества с первых же дней революции привлекли к себе общее внимание. Что касается недвижимости, т. е. пахотных земель, лесов, лугов, рыбных заводов и пр. — то этот вопрос несомненно подлежит справедливому решению будущего Учредительного Собрания. Но есть у многих монастырей и другие богатства, о которых, пожалуй, можно и должно поговорить теперь же.
После отлучения Толстого от церкви жена его написала митрополиту Антонию (Вадковскому) чисто женское письмо: пламенное, несправедливое и нелогичное. Вероятно это письмо явилось неприятным сюрпризом для самого Толстого а, может быть, он, по своему обычаю, просто не противился злу в форме…бестактности.
В своем послании Софья Андреевна упрекала высшее духовенство за то, что на деньги народные оно ездит шестериком, облачается в шелк и парчу, носит золотые митры и панагии и наперсные кресты, осыпанные драгоценными камнями. Печатный ответ митрополита Антония был краток, полон достоинства и, по своему, трогателен. Не помня его наизусть, передаю по памяти.
«Преподобный Сергий Радонежский и многие святые отцы и учители, в простом смирении и бедности своей, сами пилили дрова и пекли хлебы, облачались в небеленые, холщевые ризы и приобщались Св. Тайн из деревянных потиров. Правда, теперь мы, ради возвеличения веры совершаем богослужения с видимым внешним торжеством и благолепием, оставаясь в душе смиренными пастырями стада своего. Но, когда настанет година бедствий, мы охотно последуем великим примерам приснопамятных учителей церкви и молитвенников земли русской».
Отцы и владыки! Година бедствий пришла. Отечество страшно нуждается и, ставя заплату на заплате, судорожно изворачивается из последних сил. А ведь у вас еще таятся под спудом колоссальные богатства.
Пусть останутся фиолетовые мантии и златотканые ризы, и сверкающие бриллиантами митры, и фелони, и панагии, и саккосы, и посохи, и все великолепие церковных служб под малиновый звон серебро-медных колоколов. Но пора бы и потрясти мошною, святые отцы.
Лет двадцать тому назад мне пришлось написать для маленькой провинциальной газеты статейку о приблизительных богатствах Киево-Печерской Лавры. Статья, конечно, оказалась неприемлемой для цензуры и теперь, наверное, в редакционном архиве. Но цифры в ней приводились весьма солидные, хотя и были для большей достоверности, преуменьшены.
Киевская Лавра имела в то время около двенадцати миллионов годового дохода от хозяйственных оборотов, от аренды земель, лугов и рыбных ловель, а главное — процентами с неприкосновенного капитала. Ведение монахами финансового дела не было подвержено никакому светскому контролю, но как смело и широко они помещали свои деньги, явствует уже из того, что лаврская казна, хотя немного, но все-таки пострадала во время краха Панамского предприятия, в котором участвовала держателем акций.
Но и счет в 12 милл<ионов> далеко не точен. В него не вошли случайные жертвования, отказы по завещаниям, платы за молебны, сорокоусты, неугасимые лампады, вечные поминовения и прочее. Один лишь кружечный сбор, делимый между братией пропорционально высоте ангельских чинов, выслуге лет и влиянию, давал священно-архимандриту лавры (тогда митр<ополиту> Иоанникию) 80000 рублей в год, а самому последнему служке-хлебопеку — 15 р. в месяц.
Это одна Киевская лавра. А Троице-Сергиевская под Москвой? А Александро-Невская? Боголюбовский Валаам? Соловки? Иверская? Можно сказать, не впадая в грубую ошибку, что, немного по-натужась, монастырские казнохранилища, без особого ущерба для себя, смогли бы в три дня покрыть половину любого из прежних военных займов.
Не пора ли вам, отцы и в самом деле открыть, наконец, заветные сундуки и укладки? Широкой поддержкой займа свободы вы приблизите конец войны. А страна не забудет вашего прекрасного жеста и, когда будет надо, вспомнит о нем.
ПРИМЕЧАНИЯ править
Первая статья цикла «Пестрая книга» впервые опубликована в газете «Свободная Россия». — 1917. — № 10.
— для полноты фигур в этой талии — талия, круг карточной игры.
— Ренненкампф Павел Карлович (1854—1918), российский военный деятель, участник I мировой войны, командующий 1-й армией Северо-Западного фронта, после неудач отстранен от командования и уволен в отставку (1915).
— Сольдау, Бзуры — населенные пункты в Пруссии, в районе действия русских войск Северо-Западного фронта.
— ризы, митры, фелони, панагии, саккосы — предметы священнического облачения.
— крах Панамского предприятия — финансово-политический скандал, разразившийся в 1889 г. во время строительства Панамского канала и закончившийся банкротством компании.
— Иоанникий (Руднев) — митрополит Киевский и Галицкий, архимандрит Киево-Печерской лавры (1891—1900).