Песни
автор Матвей Комаров
Опубл.: 1770. Источник: az.lib.ru

Матвей Комаров. Ванька Каин. Милорд Георг.

М., «Ладомир», «Наука», 2019

Серия «Литературные памятники»

Аx! Тошным-та мне, доброму молодцу, тошнехонька,

Что грустным-та мне, доброму молодцу, грустнехонька;

Мне да ни пить-та, ни есть, добру молодцу, не хочется,

Мне сахарная сладкая ества, братцы, на ум нейдет,

Мне Московское сильное царство, братцы, с ума нейдет;

Побывал бы я, добрый молодец, в каменной Москве,

Только лих-та на нас, добрых молодцов, новый сыщичек,

Он по имени, по прозванью Иван Каинов,

Он не даст нам, добрым молодцам, появитися,

И он спрашивает пашпортов всё печатных,

А у нас, братцы, пашпорты своеручные,

Своеручные пашпорты все фальшивые.

На голос фармасонской1 песни
«Образ Диев2, стены вавилонски».

Бес проклятый дело нам затеял,

Мысль картежну в сердца наши всеял;

Ту распространяйте, руки простирайте, }

С радостным плеском кричите: «реет!»3 } (дважды)

Двери в трактирах Бахус4 отворяет,

Полны чаши пуншем наливает;

Тем дается радость, льется в уста сладость; }

Дайте нам карты, здесь оглухи5 есть. } (2)

Сенька Разин, Сенной и Гаврюшка,

Ванька Каин и лжехрист Андрюшка,

Хоть дела их славны, и коль ни срамны, }

Прах, прах против наших картежных дел6. } (2)

Постоянники7 все нас ругают,

Авантажа8 в картах ведь не знают,

Портной и сапожник давно б был картежник, }

Бросили б шилья и иглы в печь. } (2)

Ни стыда ни совести в нас нету,

Оглухам то здешним не в примету,

Карты подрезные, крапом намазные9, }

Делайте ими разом и нечет и чет10. } (2)

Мы в камзолах, хотя без кавтанов,

Веселее посадских брюханов,

Игру б где проведать, сыщем мы обедать, }

Лишь бы попался нам в руки дурак. } (2)

Стройтесь стены в тюрьмах магистратских,

Вам готовят дворян и посадских,

Радуйся, подьячий, камень те горячий, }

Ты гложи кости их после нас. } (2)

Нам не страшны никакие бедства,

Мы лишаем отцовска наследства,

В тюрьмы запираем, как их обыграем, }

Пусть они плачут, нам весело жить. } (2)

Ах! пал туман на сине море,

Вселилася кручина в ретиво сердце;

Не схаживать туману со синя моря,

Злодейке кручине с ретива сердца;

Что далече, далече во чистом поле

Стояла тут дубровушка зеленая,

Среди ее стоял золотой курган,

На кургане раскладен был огничек1,

Возле огничка постлан войлочек,

На войлочке лежит ли добрый молодец,

Припекает свои ранушки боевые,

Боевые ранушки, кровавые.

Что издалека, далека из чиста поля

Приходят к нему братцы товарищи,

Зовут ли доброго молодца на святую Русь.

Ответ держит добрый молодец:

«Подите, братцы, на святую Русь,

Приходит мне смертонька скорая,

Отцу, матери скажите челобитьице2,

Роду-племени скажите по поклону всем,

Молодой жене скажите свою волюшку

На все ли на четыре на сторонушки,

Малым деткам скажите благословеньице.

Ах! не жаль-то мне роду-племени,

Не жаль-то мне молодой жены,

Мне жаль-то малых детушек,

Осталися детушки малешеньки,

Малешеньки детушки, глупешеньки,

Натерпятся холоду и голоду».

Ах, под лесом, лесом, под зеленой дубровой,

Сама протекала матка быстрая река,

Урываючи круты красны бережки,

Осыпаючи желты пески сыпучи,

На том на крутом на красном бережечке

Само вырастало свято древо кипарисно1.

На том на святом древе кипарисном

Младой соловей тепло гнездо свивает,

Малых детушек выводит,

Он жалобно свищет, хорошо добре вспевает,

Воспоминаючи красное теплое лето:

«Негде мне, соловеюшке, тепла гнезда свита,

Негде мне малых деток выводите».

Как то растужится, так расплачется

Удалой добрый молодец,

Сидючи он во темной темнице,

Воспоминаючи свою родимую сторонушку:

«Уж негде мне, молодцу, на своей стороне бывать,

С отцом, с матерью не видаться,

С родом, с племенем не свыкаться,

Молодой женой не любоватися,

Малых детушек не родите,

Знать, что мне, добру молодцу,

Во темнице головушку свою положите».

Ах вы, горы, горы крутые!

Ничего вы, горы, не породили:

Что ни травушки, ни муравушки,

Ни лазоревых цветочков василечков,

Уж вы только породили, круты горы,

Бел горюч камень велик добре,

Что на камушке растет ли част ракитов куст,

Что под кустичком лежал убит добрый молодец,

Разметав свои руки белые,

Растрепав свои кудри черные;

Из ребер его проросла трава,

Ясны его очи песком засыпались.

Что не ласточка, не касаточка

Вкруг тепла гнезда увивается,

Увивается его матушка родимая.

«Ах как я тебе, сын, говорила:

Не водись, мой сын, со бурлаками,

Что с бурлаками со ярыгами1,

Не ходи, мой сын, на царев кабак,

Ты не пей, мой сын, зелена вина,

Потерять тебе, сын, буйну голову».

Ах ты, сердце мое, сердце

Ретивое молодецкое,

К чему ноешь, занываешь,

Ничего ты мне не скажешь,

Что ни радости, ни печали,

И ни той беды и напасти.

Привязалось ко мне горе,

К молодому человеку,

Я не знаю, как и быти,

Свому горю пособите,

Не могу горя избыта,

Ни заесть и ни запита.

Я пойду ли лучше в поле

И рассею мое горе

По всему ли чисту полю.

Уродися, мое горе,

Ты травою полыньею,

Какова трава та горька,

Таково то горе сладко.

Ах, конь ли, конь мой, лошадь добрая,

Ты не ходи, мой конь, на Дунай-реку1,

Ты не пей, мой конь, из ручья воды,

Из ручья красна девица умывалася,

Она белыми белилами белилася,

Она алыми румянами румянилась,

Она черными сурмилами сурмилася,

Во хрустально чисто зеркало гляделася,

Красоте своей девичьей дивилася:

«Красота ль моя, красота девичья,

Ты кому-то, красота моя, достанешься?

Как досталась красота моя мужу старому,

Я могу ли, красота, тебя убавити,

Да что красного золота увесити,

Да что крупного жемчугу рассыпати?»

Во славном было городе во Нижнем,

Подле таможни было государевой,

Стояли тут две лавочки торговые,

Во лавочках товары всё сибирские,

Куницы, да лисицы, черны соболи;

Во лавочках сиделец с Москвы гостиный сын,

Он дороги товары за бесцен отдает,

Он белыми руками всплескается,

С душой ли с красной девицей прощается,

Покидает его красна девица,

Уезжает радость во иной город,

Во иной город, в каменну Москву.

Как помолвили ее за купца в Москве,

За купца в Москве за богатого,

За богатого и за старого,

За отца его за родимого.

Во Архангельском во граде

Ходят девушки в наряде,

Еще аленьки цветочки,

Горожаночки-девочки.

Ах, у нас было на звозе1,

На буяновой горе2,

В Пирешлой слободе,

У столба, да у версты,

Как стоял тута дворок,

Невысокий теремок;

Ах, во том ли теремку

Красны девушки сидят,

Се Дуняша да и Маша Алексеевны,

Что охочи за окошечко поглядывати,

Холостых ребят приманивати.

Случилось молодцу ввечеру поздо итти,

Что на те поры окошко отворяется,

А Дуняша-та в окошке усмехается.

Случилося молодой за водой итти одной,

Под буяновой горой

Стоит парень молодой;

Идет Дуня с колодца,

Увидела молодца,

Не дошед Дуня к Ванюше поклоняется.

Речи Ваня говорит,

Постоять Дуне велит.

Ах, не в гусельцы играют,

Не свирели говорят,

Говорит красна девица

С удалым молодцом:

«Про нас люди говорят,

Разлучить с тобой хотят,

Еще где тому бывать,

Что нам порозну живать,

Еще где же тому статься,

Чтобы нам с тобой расстаться,

На погибель бы тому,

Кто завидует кому».

Вниз по матушке по Волге,

От крутых красных бережков,

Разыгралася погода,

Погодушка верховая1,

Верховая, волновая;

Ничего в волнах не видно,

Одна лодочка чернеет,

Никого в лодке не видно;

Только парусы белеют,

На гребцах шляпы чернеют,

Кушаки на них алеют.

На корме сидит хозяин,

Сам хозяин во наряде,

Во коричневом кафтане,

В перюеневом камзоле2,

В алом шелковом платочке,

В черном бархатном картузе,

На картузе козыречек,

Сам отецкий он сыночек.

Уж как взговорит хозяин,

И мы грянемте, ребята,

Вниз по матушке по Волге

Ко Аленину подворью,

Ко Ивановой здоровью.

Аленушка выходила,

Свою дочку выводила,

Таки речи говорила:

«Не погневайся, пожалуй,

В чем ходила, в том я вышла,

В одной тонкой рубашке

И в кумашной телогрейке»3.

Весел я, весел сегодняшний день,

Радостен, радостен теперешний час,

Видел я, видел надежу1 свою,

Что ходит, гуляет в зеленом саду,

Щиплет, ломает зелен виноград,

Коренья бросает ко мне на кровать.

«Спишь ли ты, милый мой, или ты не спишь,

Слова не промолвишь, ответу не дашь,

Буду я, буду сама такова,

Слова не промолвлю, ответу не дам». —

«Выди, выди, Аннушка, на красно крыльцо,

Выпьем мы, Аннушка, по чаре вина,

И мы про здоровье твое и мое.

Вспомнишь ли, Аннушка, вспомятуешь ли,

Как мы с тобой, Аннушка, беседовали,

Осенние ночки просиживали,

Мы тайные речи говаривали?» —

«Я помню, мой милый друг, советы твои,

Тебе не жениться, мне замуж нейти.

Поехал надежа друг на иной город,

Женился душа моя на иной жене,

И взял суку срамницу, не лучше меня,

Брови-те у срамницы как лютой змеи,

Глаза-те у срамницы как быть у совы,

А я, душа Аннушка, и всем хороша,

Брови-те у Аннушки черна соболя,

Глаза-те у Аннушки ясна сокола».

Грушица, грушица моя,

Груша зеленая моя,

Под грушею светлица стоит,

Во светлице девица сидит,

Слезну речь говорит:

«Катись, месяц, за лес, не свети,

Всходи, красно солнце, не пеки,

Стань, мой сердечный, в памяти,

Полно глаза ты мои жечь,

Полно из глаз слезы точить,

Полно бело лицо мочить,

Я и так много терплю,

Грусть превеликую держу,

Грусть ко злодею отошлю,

Пусть злодей ведает и сам,

Сколь жить на свете тяжело

Без милого друга своего.

Пойду в зеленый сад гулять,

Сорву с грушицы цветок,

Совью на голову венок,

Пойду на быстрый на Дунай,

Стану на мелком на брегу,

Брошу венок мой я в реку,

Погляжу в ту сторону,

Тонет ли, тонет ли венок,

Тужит ли, тужит ли дружок.

Не тонет мой аленький венок,

Не тужит мой миленький дружок,

Знать-то, иная у него,

Знать-то, иную полюбил,

Знать-то, получше меня,

Знать-то, повежливее,

Знать-то, поприветливее».

Еще что же вы, братцы, призадумались,

Призадумались, ребятушки, закручинились,

Что повесили свои буйные головы,

Что потупили ясны очи во сыру землю?

Еще ходим мы, братцы, не первой год,

И мы пьем-едим на Волге все готовое,

Цветно платье носим припасенное.

Еще лих на нас супостат-злодей,

Супостат-злодей, генерал лихой,

Высылает из Казани часты высылки1,

Высылает всё-то высылки солдатские,

Они ловят нас, хватают добрых молодцов,

Называют нас ворами, разбойниками.

И мы, братцы, ведь не воры, не разбойники,

Мы люди добрые, ребята всё повольские2,

Еще ходим мы по Волге не первый год,

Воровства и грабительства довольно есть.

Из Кремля, Кремля крепка города,

От дворца, дворца государева,

Что до самой ли Красной площади,

Пролегала тут широкая дороженька.

Что по той ли по широкой по дороженьке

Как ведут казнить тут добра молодца,

Добра молодца, большого барина,

Что большого барина, атамана стрелецкого,

За измену против царскаго величества,

Он идет ли, молодец, не оступается,

Что быстро на всех людей озирается,

Что и тут царю не покоряется.

Перед ним идет грозен палач,

Во руках несет остер топор,

А за ним идут отец и мать,

Отец и мать, молода жена;

Они плачут, что река льется,

Возрыдают, как ручьи шумят,

В возрыданье выговаривают:

«Ты, дитя ли наше милое,

Покорися ты самому царю,

Принеси свою повинную,

Авось тебя государь-царь пожалует,

Оставит буйну голову на могучих плечах».

Каменеет сердце молодецкое,

Он противится царю, упрямствует,

Отца, матери не слушает,

Над молодой женой не сжалится,

О детях своих не болезнует.

Привели его на площадь Красную,

Отрубили буйну голову,

Что по самы могучи плеча.

Как у ключика у гремучего,

У колодезя у студеного,

Добрый молодец сам коня поил,

Красна девица воду черпала;

Почерпнув воды, и поставила,

Как поставивши, призадумалась,

А задумавшись, заплакала,

А заплакавши, слово молвила:

«Хорошо тому жить на сем свете,

У кого как есть и отец и мать,

И отец и мать, и брат, сестра,

Ах, и брат, сестра, что и род-племя.

У меня ль у красной девицы

Ни отца нету, ни матери,

Как ни брата, ни родной сестры,

Ни сестры, ни роду-племени,

Ни того ли мила друга,

Мила друга, полюбовника».

Как был у доброго молодца зелен садик,

Посеял добрый молодец цветочки,

Посеявши цветочки, сам заплакал:

«Ах, свет мои лазоревы цветочки,

Кому-то вас, цветочки, поливати,

От лютых от морозов укрывати?

Отец и мать у молодца стареньки,

Одна была родимая сестрица,

И та пошла на Дунай-реку за водицей,

В Дунай ли реке она потонула,

В темном ли лесу она заблудилась,

Серые ль ее волки разорвали,

Аль татары ее полонили.

Как бы она в Дунай-реке потонула,

Дунай-река с песком бы возмутилась;

Как бы она в темном лесу заблудилась,

В темном лесу листья все б зашумели;1

Как бы ее серы волки разорвали,

Косточки бы по чисту полю разметали;

Как бы ее татары полонили,

Уж мне бы, добру молодцу, вестка пала».

Не былинушка в чистом поле зашаталась,

Зашаталася бесприютная моя головушка,

Бесприютная моя головка молодецкая,

Уж куды-то я, добрый молодец, ни кинуся:

Что по лесам, по деревням всё заставы,

На заставах ли всё крепки караулы,

Они спрашивают печатного пашпорта,

Что за красною печатью сургучевой.

У меня ль, у добра молодца, своеручный,

Что на тоненькой на белой на бумажке,

Что куды-то ни пойду, братцы, ни поеду,

То ни в чем-то мне, добру молодцу, нет счастья.

Я с дороженьки, добрый молодец, ворочуся,

Государыни своей матушки спрошуся:

«Ты скажи, скажи, моя матушка родная,

Под которой ты меня звездою породила,

Ты каким меня и счастьем наделила?»

Сокол ли в чистом поле не птица,

Да и тот ли, по чисту полю гуляя,

Болотную воду попивает,

А я ли, добрый молодец, не удалый.

Когда было молодцу пора и время,

Отец и мать меня любили,

Сестры, братья и род-племя хвалили,

Друзей у молодца было много.

А как ныне добру молодцу безвременье1,

Отец и мать детинушку невзлюбили,

Весь род-племя удалого не узнали,

Друзья все и приятели позабыли,

Ссылают добра молодца с подворья.

Пошел я, добрый молодец, сам заплакал,

В слезах пути-дороженьки не взвидел,

В возрыданьице словечушка не молвил.

У залетнаго ясного сокола

Подопрело его правое крылышко,

Правое крылышко, правильно перышко;

У заезжего доброго молодца

Что болит его буйна головушка,

Что щемит его ретиво сердце

Не по батюшке, не по матушке,

Не по братце, не по родной сестре,

Не по душечке по молодой жене,

А болит его буйна головушка

И щемит его ретиво сердце

Что по душечке красной девице,

Что по прежней ли полюбовнице.

Во зеленом его садике

У любимой его яблоньки

Отвалился что ни лучший сук,

Покатились сладкие яблочки

Что по матушке по сырой земле.

Подбирала сладки яблочки

Что душа ли красная девица,

Его прежняя полюбовница,

Уколола правую ноженьку

Об сучок сладкой яблоньки.

Что болит, болит ее ноженька,

Оттого щемит ретиво сердце

У дородного доброго молодца,

У младого ее полюбовника.

Уж как полно, моя сударушка, тужить-плакать,

Не наполнить тебе синя моря слезами,

Не утешить тебе мила друга словесами.

Говорила я милу другу, говорила,

Я в упрос мила друга просила:

«Не женися ты, мой милый друг, не женися».

Не послушался душа моя, женился,

Он присыпал к сердцу бедному печали,

Он и налил мои ясны очи слезами,

Запечатал он уста мои кровью.

Чарочки по столику похаживают,

Рюмочки походя говорят,

Старым бабам полено сулят;

В старых бабах корысти-то нет,

Только их и дело на печи сидеть.

Чарочки по столику похаживают,

Рюмочки походя говорят,

Молодым молодкам плетку сулят;

Та ли та плетка о семи хвостах,

Первый раз ударит, так семь рубцов,

Другой раз ударит, четырнадцать,

Третий раз ударит, двадцать один.

Чарочки по столику похаживают,

Рюмочки походя говорят,

Красным девушкам лозу сулят;

Та ли лоза в лесу не выросла,

Хотя выросла, да не вывезена,

Мне красной девушке битой не быть.

Ах! далече, далече в чистом поле

Стояло тут деревцо вельми1 высоко,

Под тем ли под деревом вырастала трава,

На той ли на травоньке расцветали цветы,

Расцветали цветы всё лазоревые;

На тех ли на цветах разостлан ковер,

На том ли на ковре два братца сидят,

Два братца сидят, два родимые;

Большой то братец в цимбалы играл,

А меньшой-то братец песню припевал:

«Породила нас матушка, двух-то сыновей,

Вспоил, вскормил батюшка, как двух соколов,

Вспоивши, вскормивши, ничему нас не учил,

Научила молодцов чужа дальна сторона,

Чужа дальна сторона, понизовы города;2

Чужа дальна сторона без ветру сушит,

Без ветру сушит и без морозу знобит,

Как думала матушка нас век не избыть,

Избыла нас родимая единым часом,

А теперь тебе, матушка, нас век не видать».

Ах вы, ветры, ветры буйные,

Вы, буйны ветры осенние,

Потяните вы с эту сторону,

С эту сторону, со восточную,

Отнесите вы к другу весточку,

Что нерадостную весть, печальную.

Как вечор-то мне, молодешеньке,

Мне мало спалось, много виделось,

Нехорош-то мне сон привиделся:

Уж кабы у меня, у младешеньки,

На правой руке, на мизинчике,

Распаялся мой золот перстень,

Выкатился1 дорогой камень,

Расплеталася моя руса коса,

Выплеталася лента алая,

Лента алая, ярославская,

Подареньица друга милого,

Свет дородного добра молодца.

Ах ты, поле мое, поле чистое,

Ты раздолье мое широкое,

Ах, ты всем, поле, изукрашено,

И ты травушкой и муравушкой,

Ты цветочками василечками;

Ты одним, поле, обесчещено.

Посреди тебя, поля чистого,

Вырастал тут част ракитов куст;

Что на кусточке, на ракитовом,

Как сидит тут млад сизый орел,

Во когтях держит черна ворона;

Он точит кровь на сыру землю;

Как под кустиком, под ракитовым,

Что лежит убит добрый молодец,

Избит, изранен и исколот весь.

Что не ласточки, не касаточки

Круг тепла гнезда увиваются,

Увивается тут родная матушка,

Она плачет, как река льется,

А родна сестра плачет, как ручей течет,

Молода жена плачет, что роса падет,

Красно солнышко взойдет, росу высушит.

Ах ты, наш батюшка, Ярославль-город,

Ты хорош, пригож, на горе стоишь,

На горе стоишь, на всей красоте,

Промежду двух рек, промеж быстрыих,

Промежду Волги-реки, промеж Котросли1.

С луговой было со сторонушки2

Протекала тут Волга-матушка,

Со нагорной да со сторонушки

Пробегала тут река Котросля;

Что сверху-то было Волги-матушки,

Что плывет, гребет легка лодочка,

Хорошо-то была лодка изукрашена,

У ней нос, корма раззолочена;

Что расшита3 легкая лодочка на двенадцать весел,

На корме сидит атаман с ружьем,

На носу сидит есаул с багром,

По краям лодки добры молодцы,

Посреди лодки красна девица,

Есаулова родна сестрица,

Атаманова полюбовница;

Она плачет, что река льется,

В возрыданье слово молвила:

«Нехорош-то мне сон привиделся,

Уж как бы у меня, красной девицы,

На правой руке, на мизинчике,

Распаялся мой золот перстень,

Выкатался дорогой камень,

Расплеталася моя руса коса,

Выплеталася лента алая,

Лента алая, ярославская;

Атаману быть поиману,

Есаулу быть повешену,

Добрым молодцам головы рубить,

А мне, красной девице, в темнице быть».

Ах ты, солнце, ты, солнце красное,

Ты к чему рано за лес катишься?

У меня в глазах мил сердечный друг,

Не гостит он, не жалует,

Все домой снаряжается.

Провожу ли я друга милого

Через два поля чистые,

Через три луга зеленые,

Через матушку каменну Москву;

Я тут с другом расставалася,

Я слезами обливалася,

Во слезах ему слово молвила:

«Коли лучше меня найдешь, позабудешь;

Коли хуже меня найдешь, воспомянешь».

Вещевало мое сердце, вещевало,

Вещевало ретивое, не сказало,

Что вконец моя головка погибает,

Мил сердечный друг несчастну покидает.

По конюшенке душа моя гуляет,

Он добра коня, сердечный друг, седлает,

На добра коня садится, воздыхает,

С широка двора сердечный друг съезжает1,

С отцом, с матерью мой милый друг простился,

А со мною, молодою, постыдился.

Он, отъехавши далеко, воротился

И, прощаясь со мною, прослезился:

«Ты прости, прости, милая, дорогая,

Наживай себе мила друга иного.

Буде лучше меня найдешь, позабудешь;

Если хуже меня найдешь, воспомянешь».

Уже сколько мне на сем свете ни жити,

Такого мне мила друга не нажити.

Государь мой родной батюшка,

Государыня родна матушка,

Побывай, мой свет, у меня в гостях,

Посмотри на мое житье бедное,

Что на бедное, горемычное,

Что как я живу, молодешенька,

У чужого отца, матери.

Как журить, бранить младу есть кому,

А пожаловать меня некому,

Один у меня мил сердечный друг,

Да и тот со мной не в любви живет,

Завсегда ходит поздо вечера,

Поздо вечера вдоль по улице,

Надо мною он ломается;

И он ляжет спать на кроватушку,

В среди его1 лежит змея лютая,

В головах лежит сабля острая,

Во ногах сидит красна девица,

Красна девица, разлучница,

Разлучает меня с другом милым.

Голова ль ты моя, головушка,

Голова моя1 молодецкая,

До чего тебе дошататися

По всему ли свету белому,

По всему ли царству Московскому.

Что у нас было на святой Руси,

На святой Руси, в каменной Москве,

На Мясницкой славной улице,

За Мясницкими за воротами,

У кружала2 да государева,

Как лежит убит добрый молодец,

Он белым лицом ко сырой земле,

Растрепав свои кудри черные,

Разметав свои руки белые,

Протянувши ноги скорые.

Что не ласточка, не касаточка

Вкруг тепла гнезда увивалася,

Увивалася его матушка родная,

Причитавши, сию речь промолвила:

«Я давно, сын, тебе говорила,

Не ходить было по чужим дворам,

По чужим домам, да к чужим женам».

Девушки вино курили,

Красные вино курили,

По молодца посылали,

По добра человека,

По гостиного сына.

Сам молодец выглядывает,

Сам жидовин отговаривает:1

«Девушки! я не буду к вам,

Красные! вы не ждите меня».

Девушки пиво варили,

Красные пиво варили,

По молодца посылали,

По добра человека,

По гостиного сына.

Сам молодец выглядывает,

Сам жидовин отговаривает:

«Девушки! я не буду к вам,

Красные! вы не ждите меня».

Девушки меды ставили,

Красные меды ставили,

По молодца посылали,

По доброго человека,

По гостиного сына.

Сам молодец выглядывает,

Сам жидовин отговаривает:

«Девушки! я не буду к вам,

Красные! вы не ждите меня».

Девушки баню топили,

Красные баню топили,

По молодца посылали,

По добра человека,

По гостиного сына.

Сам молодец выглядывает,

Сам жидовин приговаривает:

«Девушки! и я буду к вам,

Красные! и вы ждите меня».

Девушки приготовили,

Красные приготовили

Три дубины дубовые,

Три хворостины березовые,

Три прута жимолостные.

Как идет молодец

На широкий к ним двор,

Шапочкой потряхивает,

Зелен кафтан охорашивает,

Сапожки на ножках оправливает.

Как учали молодца парити

В три дубины дубовые,

В три хворостины березовые,

В три прута жимолостные.

Как идет молодец с широка двора,

Шапочкой не потряхивает,

Зелен кафтан не охорашивает,

Сапожки на ножках не оправливает.

Еще, дай Бог, у девушек

Век не бывать,

В баньке у девушек не париваться;

Щелок мылок

Шумит в голове,

Веник мягок

В спину льнет.

Из-под лесу, лесу темного,

Из-под чистого1 осиннику,

Как бежит тут конь, добра лошадь,

А за ней идет добрый молодец,

Идучи, сам говорит ему:

«Ты постой, постой, мой добрый конь,

Позабыл я наказать тебе,

Ты не пей воды на Дунай-реке,

На Дунае девка мылася

И совсем нарядилася,

Нарядившись, стала плакати,

А заплакав, сама молвила:

„Или в людях людей не было,

Уж как отдал меня батюшка

Что за вора, за разбойника.

Как со вечера они советовалися2,

Со полуночи в разбой пошли,

Ко белу свету приехали.

'Ты встречай, встречай, молода жена,

Узнавай коня томленого'3.

Ах! томленый конь, конь батюшков,

Окровавлено платье матушкино,

А золот венок милой сестры,

А золот перстень мила брата;

Как убил он брата милого,

Своего шурина любимого“».

Из-за лесу, лесу темного,

Из-за гор, да гор высоких,

Не красно солнце выкаталося,

Выкатался бел горюч камень,

Выкатавшись, сам рассыпался

По мелкому зерну, да по макову;

Во Изюме1, славном городе,

На степи на Саратовской,

Разнемогался тут добрый молодец,

Он просит своих товарищей:

«Ах вы, братцы, мои товарищи,

Не покиньте добра молодца при бедности2,

Что при бедности и при хворости,

А хотя меня и покинете,

Как приедете в святую Русь,

Что во матушку каменну Москву,

Моему батюшке низкий поклон,

Родной матушке челобитьице,

Молодой жене своя воля,

Хоть вдовой сиди, хоть замуж поди,

Моим детушкам благословеньице».

Как из улицы идет молодец,

Из другой идет красна девица,

По близехоньку сходилися,

По низехоньку поклонилися,

Да что взговорит добрый молодец:

«Ты здорово ль живешь, красна девица?»

Говорит девка улыбаючись:

«Я здорова живу, мил сердечный друг;

Каково ты жил без меня один?

Мы давно с тобой не видалися,

Что со той поры, как рассталися».

Говорит ей добрый молодец:

«Мы пойдем гулять на царев кабак,

Мы за рубль возьмем зелена вина,

За другой возьмем меду сладкого,

А за третий возьмем пива пьяного,

За две гривенки сладких пряничков».

Как возговорит красна девица:

«Я нейду гулять на царев кабак,

Я боюсь, боюсь родна батюшки,

Я еще боюсь родной матушки».

Тут рассталися и прощалися,

Промежду себя целовалися.

«Ты прости, прости, добрый молодец,

Ты прости, мил сердечный друг».

Да что взговорит добрый молодец:

«Ты прости, прости, моя матушка,

Ты прости, радость красна девица».

Не шуми, мати зеленая дубровушка,

Не мешай мне доброму молодцу думу думати,

Что заутра мне доброму молодцу в допрос итти,

Перед грозного судью, самого царя,

Еще станет государь-царь меня спрашивать:

«Ты скажи, скажи, детинушка крестьянский сын,

Уж как с кем ты воровал, с кем разбой держал,

Еще много ли с тобой было товарищей?» —

«Я скажу тебе, надежа православный царь,

Всю правду скажу тебе, всю истину,

Что товарищей у меня было четверо:

Еще первый мой товарищ — темная ночь,

А второй мой товарищ — булатный нож,

А как третий товарищ — то мой добрый конь,

А четвертый мой товарищ — то тугой лук,

Что рассыльщики мои — то калены стрелы».

Что возговорит надежа православный царь:

«Исполать тебе, детинушка крестьянский сын,

Что умел ты воровать, умел ответ держать,

Я за то тебя, детинушка, пожалую

Середи поля хоромами высокими,

Что двумя ли столбами с перекладиной».

«Не бушуйте вы, ветры буйные,

Не шумите вы, леса темные;

Ты не плачь, не плачь, красна девица,

Не слези лицо прекрасное». —

«Уж я рада бы не плакала,

Сами плачут очи ясные,

Возрыдает ретиво сердце,

Все тужа, плача по милом дружке;

Что один у меня был свет вочью1,

Да и тот вон выкатается,

Что один у меня был милый друг,

Ах! и тот от меня отлучается,

И тому ли служба сказана,

И дороженька широкая показана.

Ты, дородный добрый молодец,

Удалая твоя головушка,

Ты куда, мой свет, снаряжаешься,

Во которую дальну сторону,

Во которую незнакомую?

Ты в Казань-город, или в Астрахань,

Или в матушку в каменну Москву,

Или в Новгород, или в Петербург,

Ты возьми, возьми меня с собой,

Назови ты меня родной сестрой

Или душечкой молодой женой».

Что в ответ сказал добрый молодец:

«Ах ты, свет мой красна девица,

Что нельзя мне взять тебя с собой,

Мне нельзя тебя назвать сестрой

Или душечкой молодой женой.

Про то знают люди добрые,

Все соседи приближенные,

Что нет у меня родной сестры,

Нет ни душечки молодой жены,

Что одна у меня матушка,

Да и та уже старехонька».

Ни в уме было, ни в разуме,

В помышленье того не было,

Чтоб красной девице замуж итти,

Поизволил сударь-батюшка,

Похотелося моей матушке

Ради ближнего перепутьица.

«И я в торг пойду, побывать зайду,

Из торгу пойду, ночевать зайду

И спрошу, спрошу моего дитятка:

Каково жить в чужих людях?»1

Государыня моя матушка,

Отдавши в люди, стала спрашивать;

Во чужих людях жить умеючи,

Держать голову поклонную,

Ретиво сердце покорное.

Ах! вечер меня больно свекор бил,

А свекровь ходя похваляется:

Хорошо учить чужих детей,

Не роженых, не хоженых,

Не поеных, не кормленых.

Отец на сына прогневался,

Приказал сослать со очей долой,

Велел спознать чужую сторону,

Чужую сторону, незнакомую.

Большая сестра коня вывела,

Середняя сестра седло вынесла,

Меньшая сестра плетку подала,

Как подавши плетку, заплакала,

Что заплакавши, слово молвила:

«Ах, братец, ты, братец родимый мой!

Когда же ты, братец, домой будешь?» —

«Сестрица, сестрица родимая,

Как есть у батюшки зеленый сад,

В зеленом саду сухая яблонька,

Как расцветет та сухая яблоня,

Попустит она цветы белые,

Тогда я, сестрица, домой буду;

Что прогневавши отца родимого,

Один-то я остался, добрый молодец,

Еще нету со мною товарища,

Еще нету со мною друга милого,

Еще нету со мною слуги верного;

Товарищ мой — то ведь добрый конь,

А милый друг — то мой крепкий лук,

Слуги верные — мои калены стрелы;

Куда их пошлю, туда сам пойду»1.

Породила меня матушка,

Породила да сударыня,

В зеленом-то саду гуляючи,

Что под грушею под зеленою,

Что под яблонью под кудрявою,

Что на травушке, на муравушке,

На цветочках на лазоревых.

Пеленала да меня матушка

Во пеленочки во камчатые1,

Во свивальни2 во шелковые,

Берегла-то меня матушка

Что от ветру и от вихорю,

Что пустила меня матушка

На чужу дальну сторонушку.

Сторона ль ты моя, сторонушка,

Сторона ль моя незнакомая,

Что не сам-то я на тебя зашел,

Что не добрый меня конь завез,

Занесла меня кручинушка,

Что кручинушка великая,

Служба грозная государева,

Прыткость3, бодрость4 молодецкая

И хмелинушка кабацкая.

Поутру то было раным рано,

На заре то было на утренней,

На восходе красного солнышка,

Что не гуси, братцы, и не лебеди

Со лузей1, озер подымалися,

Подымалися добрые молодцы,

Добрые молодцы, люди вольные,

Все бурлаки понизовые,

На канавушку на Ладожску,

На работу2 государеву;

Провожают их, добрых молодцев,

Отцы, матери, молоды жены

И со малыми со детками.

Перед нашими вороты,

Перед нашими широки,

Перед нашими широки

Разыгралися робята,

Все робята молодые,

Молодые, холостые;

Они шуточку сшутили,

Во новы сени вскочили,

Во новы сени вскочили,

Новы сени подломили,

Новы сени подломили,

Красну девку подманили,

Красну девку подманили,

В новы сани посадили.

«Ты садися, девка, в сани,

Ты поедешь, девка, с нами,

С нами, с нами молодцами,

С понизовыми бурлаки;

У нас жить будет добренько,

У нас горы золотые,

У нас горы золотые,

В горах камни дорогие».

На обман девка сдалася,

На бурлацкие пожитки;

А бурлацкие пожитки

Что добры, да невелики,

Что добры, да невелики,

Одна лямка да котомка,

Еще третья-то оборка1.

Стругал стружки добрый молодец,

Брала стружки красная девица,

Бравши стружки, на огонь клала,

Все змей пекла, зелье делала,

Сестра брата извести хочет.

Встречала брата середи двора,

Наливала чару прежде времени,

Подносила ее брату милому.

«Ты пей, сестра, наперед меня». —

«Пила, братец, наливаючи,

Тебя, братец, поздравляючи».

Как канула капля1 коню на гриву,

У добра коня грива загорается,

Молодец на коне разнемогается.

Сходил молодец с добра коня,

Вынимал из ножен саблю острую,

Сымал с сестры буйну голову.

«Не сестра ты мне родимая,

Что змея ты подколодная».

И он брал из костра дрова,

Он клал дрова середи двора,

Как сжег ее тело белое,

Что до самого до пепелу;

Он развеял прах по чисту полю,

Заказал всем тужить, плакати,

Что она над ним худо делала,

Ей самой так рок последовал,

От ея злости ненавидныя.

Случилось мне доброму молодцу

Мимо зеленого саду ехати,

Случилось мне диво видети,

Такого дива, братцы, не видано,

И такого, братцы, чуда не слыхано.

Как под яблонью под кудрявою,

Что под грушею под зеленою,

Что на травушке, на муравушке,

На цветах, цветах лазоревых,

Как жена мужа потерять хочет,

Вынимает она булатный нож,

Что садится к нему на белы груди,

Распорола ему белую грудь,

Что закрыла ему очи ясные,

Она смотрит в его ретиво сердце,

Посмотрев, сама молвила:

«Ты каков был до меня, мой друг,

Такова тебе и кончинушка».

Слушай, радость, одно слово,

Где ты, светик мой, живешь,

Там ли, где светелка нова?

Скажи, как, мой свет, слывешь,

Как и батюшку зовут;

Расскажи все, не забудь.

Что спешишь теперь домой?

Ах, послушай, ах, постой, постой!

*

Полно, полно, балагур,

Мне пора итти домой,

Мне загнать гусей и кур,

Чтоб не быть битой самой,

Тебе смехи ведь одни,

Не подставишь ведь спины,

Поди, поди, не шути,

Добра ночь тебе, прости, прости!

*

Ты не думай, дорогая,

Чтобы я тобой шутил;

Для тебя, моя милая,

Весь я дух мой возмутил.

Как узрел красу твою,

Позабыл я часть свою1.

Что спешишь теперь домой?

Ах, послушай! ах, постой, постой!

*

Господин ты мой изрядный,

Как ты можешь говорить

Со мной, девкой неученой:

Я не знаю в свете жить;

А советую тебе

Любить ровную себе.

Поди, поди, не шути,

Добра ночь тебе, прости, прости!

*

Ах! свирепа, умилися,

Не предай меня в тоску;

Я тобою заразился,

Не хочу слышать про ту

Не притворну красоту,

Люблю милу простоту2.

Что спешишь теперь домой?

Ах, послушай! ах, постой, постой!

*

Отпусти меня, пожалуй,

Мне с тобой не сговорить;

Мне досуг еще немалый3,

Мне коров пора доить,

Масло пахтать4, хлебы печь,

Щи варить, капусту сечь,

Поди, поди, не шути;

Добра ночь тебе, прости, прости!

*

Поди, поди, дорогая;

Нет, постой, хоть поцелуй;

Будет радость, ах какая!

Если тем мя наградишь.

Ну, теперь я одолжен,

Что так щедро награжден;

Поди, радость, здраво спи,

Добра ночь тебе, прости, прости!

*

Ах! как Ванька бы наш видел5,

Что теперь ты учинил;

Он бы так-то тебя выбил,

Что ты впредь бы позабыл

Наших девок целовать

И долго с ними болтать.

Убирайся, не шути,

Поди, бешеный, прости, прости!

Ты, дуброва моя дубровушка,

Ты, дуброва моя зеленая,

Ты к чему рано зашумела,

Приклонила ты свои ветушки?1

Из тебя ли из дубровушки

Мелки пташечки вон вылетали;

Одна пташечка оставалася,

Горемычная кокушечка,

Что кокует она день и ночь,

Ни на малой час перемолку нет;

Жалобу творит кокушечка

На залетного ясного сокола,

Разорил он ее тепло гнездо,

Разогнал ее малых детушек

Что по ельничку, по березничку,

По часту леску, по орешничку.

Что во тереме сидит девица,

Что во высоком сидит красная,

Под косящетым под окошечком:2

Она плачет, как река льется,

Возрыдает, что ключи кипят,

Жалобу творит красна девица

На заезжего доброго молодца,

Что сманил он красну девицу,

Что от батюшки и от матушки,

И завез он красну девицу

На чужую дальну сторону,

На чужую, дальну, незнакомую,

Что, завезши, хочет кинути.

Ты, рябинушка, ты, кудрявая,

Ты когда взошла, когда выросла,

Ты когда цвела, когда вызрела?

«Я весной взошла, летом выросла,

Я зарей цвела, в полдень вызрела».

Под тобой ли, под рябиною,

Что не мак цветет, не огонь горит,

Что горит сердце молодецкое

По душе ли той красной девице,

Красная девица переставилась.

Ой, вы, ветры, вы теплые1,

Перестаньте дуть, вас не надобно.

Потяните вы, ветры буйные,

Что со той стороны северной,

Вы развейте мать сыру землю,

Вы раскройте гробову доску,

Вы пустите меня проститися

И в последний раз поклонитися.

Туманно красное солнышко, туманно,

Что в тумане красного солнышка не видно,

Кручинна красная девица, печальна;

Никто ее кручинушки не знает,

Ни батюшка, ни матушка родные,

Ни белая голубушка сестрица.

Печальная душа красная девица, печальна,

Не можешь ты злу горю пособити,

Не можешь ты мила друга позабыта1,

Ни денною порою, ни ночною,

Ни утренней зарею, ни вечерней.

В тоске своей возговорит девица:

«Я в те поры мила друга забуду,

Когда подломятся мои скорые ноги,

Когда опустятся мои белые руки,

Засыплются глаза мои песками,

Закроются белы груди досками».

Тебе полно, лапушка, ко мне ходить,

Тебе полно, сударушка, меня любить;

Отойди, отстань, добрый молодец1,

Тебе полно, друг, ко мне ходить,

Отец и мать дозналися

И род-племя догадалися,

Как ссылают красну девицу

С широка двора долой.

Пошел мой сердечный друг,

Залилась девка горючими слезами;

Не рыбушка в неводе разметалася2,

Красна девица по молодце стосковалася,

Стосковавши, красна девица слезно плакала:

«Прогневила я друга милого;

Я пойду ли ко милу другу с повинною,

Ты прости, прости, душа моя,

Ты прости, прости, сердечный друг,

Не в досаду я тебе сделала,

Я хотела тебя изведати,

Что любишь ли меня, как я тебя».

КОММЕНТАРИИ

править
-1-

Источник не установлен.

-2-

Источник: Курганов 1769: 321—322.

1 Фармасонский — масонский (искаж. франкмасонский, от фр. franc-maèon — «франк-масон», «масон»).

2 Дий — Юпитер (в римской мифологии верховное божество, отождествляемое с греческим Зевсом).

3 «Рест!» — «Ставлю всё!» (от фр. jouer de son reste — «поставить на карту всё оставшееся»).

4 Бахус — римский бог виноградарства и виноделия, олицетворяющий вино и связанные с ним веселье, разгул.

5 Оглух — олух.

6 Прах, прах против наших картежных дел. — У Курганова: «Прах против наших картежных дел».

7 Постоянники — степенные, твердые в своих взглядах, неизменные в своих поступках, привычках люди.

8 Авантаж (фр. avantage) — удача, успех; выгода, польза.

9 …крапом намазные… — Речь идет об используемых шулерами крапленых картах, на которые нанесены дополнительные, легко и незаметно стираемые по игровой ситуации значки-рисунки или на оборотную сторону (рубашку) условные пометы для их различения (крап).

10 …и нечет и чет. — Игра в чет и нечет состояла в угадывании, четное или нечетное количество очков взял ведущий игру.

-3-

Источник: Чулков 1770/2: № 138.

1 Огничек — небольшой костер.

2 …скажите челобитьице… — То есть передайте низкий поклон, поклон до земли.

-4-

Источник: Чулков 1770/2: № 139.

1 …свято древо кипарисно. — Кипарис — символ печали, смерти.

-5-

Источник: Чулков 1770/2: № 142.

1 Ярыга — человек, принадлежащий к одной из беднейших групп населения, также — пьяница, беспутник.

-6-

Источник: Чулков 1770/2: № 146.

-7-

Источник: Чулков 1770/2: № 149.

1 …на Дунай-реку… — Дунай выступает здесь и в других песнях не как реальная река, а как фольклорное поэтическое мифологизированное водное пространство (см.: СД 1995—2012/2: 146—147).

-8-

Источник: Чулков 1770/2: № 143.

-9-

Источник: Чулков 1770/2: № 179.

1 Звоз (взвоз) — дорога в гору от реки.

2 На буяновой горе… — Буян — пристань для выгрузки товаров.

-10-

Источник: Чулков 1770/2: № 190.

1 Погодушка верховая… — Имеется в виду: поднялся ветер, дующий вниз по реке (здесь, применительно к Волге, — северный).

2 В перюеневом камзоле… — То есть в камзоле, сшитом из перувианы (фр. péruvienne) — плотной шелковой ткани с узором в виде арабесок и цветов, выполненном с помощью разноцветных утков.

3 И в кумашной телогрейке". — Речь идет о телогрейке, сшитой из кумача — хлопчатобумажной ткани ярко-красного цвета.

-11-

Источник: Чулков 1770/2: № 193.

1 Надежа — древнерусская форма имени Надежда, сохранилось в значениях «надежда», «опора» и как форма ласкового, почтительного обращения (здесь — в последнем смысле).

-12-

Источник: Чулков 1770/2: № 186.

-13-

Источник: Чулков 1770/2: № 151.

1 Высылка — отряд.

2 …ребята всё повольские… — То есть «вольные» люди, занимающиеся разбоем.

-14-

Источник: Чулков 1770/2: № 129.

-15-

Источник: Чулков 1770/2: № 144.

-16-

Источник: Чулков 1770/2: № 177.

1 В темном лесу листья все б зашумели… — У Комарова этот стих пропущен.

-17-

Источник: Чулков 1770/2: № 148.

-18-

Источник: Чулков 1770/2: № 145.

1 Безвременье — неблагоприятная, бедственная пора; несчастные, бедственные обстоятельства.

-19-

Источник: Чулков 1770/2: № 175.

-20-

Источник: Чулков 1770/2: № 192.

-21-

Источник: Чулков 1770/2: № 195.

-22-

Источник: Чулков 1770/1: № 133.

1 Вельми — очень.

2 …понизовы города… — См. примеч. 212 к «Истории мошенника Ваньки Каина».

-23-

Источник: Чулков 1770/1: № 143.

1 Выкатился. — У Комарова, по-видимому, описка или опечатка; следует, как у Чулкова и у Комарова в песнях № 25 и 32: «выкатался».

-24-

Источник: Чулков 1770/1: № 146.

-25-

Источник: Чулков 1770/1: № 187.

1 …промеж Котросли. — У Комарова, вслед за Чулковым: «Котраски». Правильное название реки — Которосль, ранее также Которость.

2 С луговой было со сторонушки… — Этот стих у Комарова пропущен.

3 …расшита… — Здесь: оборудована.

-26-

Источник: Чулков 1770/1: № 192.

-27-

Источник: Чулков 1770/1: № 153.

1 С широка двора сердечный друг съезжает… — Слово «друг» у Комарова пропущено.

-28-

Источник: Чулков 1770/1: № 152.

1 В среди его… — У Чулкова: «В середи его…».

-29-

Источник: Чулков 1770/1: № 170.

1 Голова моя… — У Чулкова: «Голова ль моя…».

2 Кружало — кабак, питейный дом.

-30-

Источник: Чулков 1770/1: № 189.

1 Сам жидовин отговаривает… — То есть сам скупой отказывается.

−31-

Источник: Чулков 1770/1: № 139.

1 …чистого… — В этом слове допущена описка или опечатка; у Чулкова: «частого».

2советовалися… — У Чулкова: «советалися».

3 Томленый — утомленный, измученный.

-32-

Источник: Чулков 1770/1: № 162.

1 Изюм — город на реке Северский Донец, ньше на территории Украины, в составе Харьковской области.

2 …при бедности… — То есть в беде.

-33-

Источник: Чулков 1770/1: № 181.

-34-

Источник: Чулков 1770/1: № 131.

1 Исполатъ — междометие, выражающее восхищение, одобрение («хвала тебе!»).

-35-

Источник: Чулков 1770/1: № 142.

1 Вочью — в очах, перед очами.

-36-

Источник: Чулков 1770/1: № 149.

1 «Каково жить в чужих людях?» — У Чулкова: «Каково жить во чужих людях?»

-37-

Источник: Чулков 1770/1: № 175.

1 …туда сам пойду". — У Чулкова: «…туда сам нейду».

-38-

Источник: Чулков 1770/1: № 148.

1 Камчатые — сделанные из камкй, шелковой цветной ткани с узорами.

2 Свивалъня (свивальник) — матерчатый пояс, которым обвивают младенца поверх пеленок.

3 Прыткость. — У Чулкова: «Прытость».

4 Бодрость — храбрость, смелость.

-39-

Источник: Чулков 1770/1: № 165.

1 Лузь (мн. лузи) — луг.

2 …работу… — У Чулкова: «работушку».

-40-

Источник: Чулков 1770/1: № 188.

1 Оборка — завязка (веревочка, тесемка и проч.) у лаптя, обвивающая ногу.

-41-

Источник: Чулков 1770/1: № 140.

1 Как канула капля… — Кануть — капнуть, пролиться.

-42-

Источник: Чулков 1770/1: № 166.

-43-

Источник: Чулков 1770/1: № 186.

1 Позабьи я часть свою. — То есть забыл свой удел, определенную рождением участь как дворянина (часть — участь, судьба).

2 …простоту. — У Комарова описка или опечатка: «красоту».

3 Мне досуг еще немалый… — Значение, в котором употреблено здесь слово «досуг», соотносится с существительным «досужество» в смысле «умение», «искусность в каком-либо деле» и прилагательным «досужий» — «расторопный», «проворный», а также «умелый», «искусный в чем-либо».

4 Масло пахтать… — То есть сбивать масло из сливок или сметаны.

5 Ах! как Ванька бы наш видел… — У Чулкова: «Ах! кабы наш Ванька видел…»

-44-

Источник: Чулков 1770/1: № 141.

1 …ветушки? — У Чулкова: «ветви».

2 Под косящетым под окошечком… — То есть под окном, имеющим раму, сделанную из косяков — брусьев со срезанными наискось углами.

-45-

Источник: Чулков 1770/1: № 171.

1 Ой, вы, ветры, вы теплые… — У Чулкова: «Ой, вы, ветры, ветры теплые…»

-46-

Источник: Чулков 1770/1: № 178.

1 …позабыта… — У Комарова описка или опечатка; у Чулкова: «забыта», что согласуется со стихом 13, где «забуду».

-47-

Источник: Чулков 1770/1: № 179.

1 Отойди, отстань, добрый молодец… — У Чулкова: «Отойди, отстань, ты, добрый молодец…»

2 Не рыбушка в неводе разметалася… — У Комарова этот стих пропущен.