Пѣсни о Сибири. Б. Михеева. Москва, 1884 г. Для г. Михеева несомнѣнно, что Сибирь и поэзія не интересуютъ читателей: "и далекій край, и литературное проявленіе одной изъ сторонъ человѣческой жизни теперь если не въ загонѣ, то въ забросѣ. Не стану роптать на это, не стану, защищать ни той (страны), ни другой (стороны?); но съ искреннимъ сочувствіемъ къ обѣимъ, сочувствіемъ сына одной и работника другой (лучше бы на заброшенную мать поработать), — помогу имъ въ этой книгѣ подать другъ другу руки: лучшее, что остается двумъ забытымъ, «не на лаврахъ почивавшимъ въ этомъ забвеніи». Такимъ образенъ, читатель предупреждается, что Пѣсни о Сибири отнюдь не поэзія, а лишь рукопожатіе поэзіи съ Сибирью.
При всей нѣжности къ землякамъ, у г. Михеева возникаютъ относительно ихъ оскорбительныя сомнѣнія. Онъ посвящаетъ имъ свою работу и въ теплыхъ выраженіяхъ говоритъ о холодномъ краѣ.
Гдѣ вы, какъ я, бытъ можетъ, знали
Движенья первыя ума —
Понять, въ чемъ радость, въ чемъ печали,
Въ чемъ ложь и правда, свѣтъ и тьма.
Да неужели г. Михеевъ серьезно думаетъ, что кое-кто изъ его земляковъ не зналъ и первыхъ движеній ума? Ничего не зная о такихъ движеніяхъ самого автора, мы находимъ доеольно загадочными послѣдующія движенія его ума, результатомъ которыхъ явились Пѣсни о Сибири. Г. Михеевъ говоритъ, напримѣръ, про сибиряковъ, что ихъ кровь лилась въ предкахъ. А по сю сторону Урала поэты съ самою необузданною фантазіею думаютъ какъ разъ наоборотъ. А сіе что обозначаетъ:
Гдѣ (говорится про Россію) подаваема была
Намъ чужеземщина въ объѣдкахъ
Съ ея параднаго стола,
И дорогъ былъ иной, и скудно,
По вѣрно выбранный кусокъ?
Бѣдная чужеземщина: сама себя съѣла за параднымъ столомъ, а для нашего пропитанія пожаловала въ. объѣдкахъ!
А вотъ въ стихотвореніи Слѣды сказано (между точкой съ одной и съ другой стороны):
И, ища у лѣса сердцевины,
Въ чащѣ лѣса тонутъ всѣ слѣды.
Въ Сибири и цыганки какія-то странныя. Авторъ говоритъ про одну изъ нихъ:
И темны, удавъ какъ плети,
Руки мнутъ одежды край…
Очень длинныя руки. Въ стихотвореніи Кошмаръ въ лѣсу на сцену является левъ,
И вновь встаютъ былыя небылицы,
Безумныхъ мыслей жаръ;
И въ пульсѣ пульса той же все столицы
Стучитъ ударъ.
На то и кошмаръ, конечно. У г. Михеева мелькаетъ иногда искреннее чувство и даже удачный образъ (стихотвореніе Черемуха, напримѣръ), но форма плоха и тутъ. Впрочемъ, г. Михеевъ выбралъ себѣ удобный эпиграфъ:
О чемъ угодно
Пиши въ странѣ родной;
Тамъ связь любви природной,
Тамъ — міръ твой.
О чемъ угодно и какъ угодно.