Алексей Будищев
правитьПереутомился
правитьС своей тележки судебный следователь Стрекалов уже видит сквозь сумрак осенней ночи огни уездного городишка, где он живет. Через четверть часа он будет дома. Он облегченно вздыхает всей грудью и прячет в карман револьвер, который он почти всю дорогу держал наготове под полой своего пальто. Лицо и каждое движение своего ямщика Стрекалов находил в высшей степени подозрительными. Но близость города успокаивает его; он косится на затылок ямщика с злобно торжествующей улыбкой и думает: «Что, братец, опоздал? Теперь рад бы меня ухлопать, да уж некогда!»
— Опоздал, братец? — не удерживается он, чтобы не высказать своего торжества вслух. — Теперь уж поздно; шалишь!
— Да, барин, опоздал, — соглашается ямщик.
— Проговорился! — едва не вскрикивает Стрекалов. — Так-то вот вас и ловят, мерзавцев!
— Оно, конечно, — продолжает, между тем, ямщик, — если бы наша лошадь овес видела, а то мы больше на кнут надеемся…
«Так, так, так — думает Стрекалов, — самая обыкновенная уловка всех негодяев: проговорился — и в кусты!»
По его поношенному, изжелта бледному лицу снова ползет мучительная усмешка; он вспоминает; в «Судебной Газете» он читал: в N-ской губернии ямщик задушил своего седока вожжами.
— Вы не так на кнут надеетесь, — снова обращается он к ямщику не без злорадства, — как на вожжи!
Последние слова Стрекалов многозначительно подчеркивает.
— Это верно, — снова соглашается ямщик. — Потому оно без вожжей, голыми-то руками чего сделаешь!
«Опять проговорился, — едва не вскрикивает Стрекалов, — Ведь олухи-то какие! Царь небесный! На, вон, его бери хоть сейчас; а ведь какие штучки задумывают: судебного следователя убить!»
Он плотнее запахивается в пальто и говорит:
— Да ведь зато с вожжами-то и влетает частенько ваш брат! Ух, как влетает!
— Бывает, — соглашается ямщик, — кто ежели без разума…
И прежде чем следователь успевает подумать: «влетел! Проговорился!» — он добавляет:
— В яму иль в канаву влетит другой.
«Смекнул! Травленый, стало быть! — думает Стрекалов. — Бубновый бы туз тебе на спину, да и послать, куда следует, подальше от людей. Заблаговременно!»
У подъезда своей квартиры Стрекалов дает ямщику на водку вместо обыкновенного гривенника четвертак и говорит:
— Слушай. На вот тебе четвертак и знай, что я тебе даю его за то, что в тебе все-таки в последний час заговорила совесть. Возьми, брат, и всегда слушайся голоса своей совести: она, брат не обманет!
В передней, тихонько разоблачаясь, Стрекалов спрашивает заспанную горничную Дашу:
— Барыня спит?
— Спят-с. Только что уснули; зубами они маялись цельный день. К доктору досылали, в аптеку…
— Мне в кабинете оправлено?
— В кабинете-с.
«Неестественно это что-то, — думает Стрекалов, укладываясь в своем кабинете, на мягкой тахте. — Это, кажется, второй раз уж: как я в уезд, — так зубы. И у Даши глазки, — ух, не нравятся мне они! Шельмоваты уж очень».
Однако, он силится уснуть. Но спать он не может. Два последних месяца у него было столько дел, что приходилось работать по ночам, и он отвык спать. Ему не спится; припоминаются прежние дела — серьезные дела — грабежи, убийства, истязания. Перед глазами проходит длинная вереница всевозможных преступников и преступлений.
Стрекалов ворочается с боку на бок, почесывается и вздыхаете В его голову лезет всякая нелепость. В комнате темно и тихо. Как-то особенно жутко даже. Среди тишины резко проносятся неопределенные, странные звуки. Не то мышь поскреблась, не то сверчок за обоями шевельнулся, не то вздохнул кто. Стрекалову делается страшно. И в ту же минуту его обжигает мысль: жена изменяет ему; это ясно. Он старше её на пятнадцать лет; ему — сорок, а ей — двадцать пять, а нынче — сами знаете, какие нынче времена!
Стрекалов садится на постели и глядит в пространство лихорадочным взором. Жена ему изменяет… Это факт. Но с кем? Каждый раз, когда он уезжает в уезд, у жены болят зубы.
«Болят ли? Не другое ли что?» думает Стрекалов с злобной улыбкой.
Каждый ли раз? Раз или два, он знает наверное.
«А о скольких подобных же случаях он может не знать?» приходит в голову следователя.
— Так-с. Стало быть, это факт, — шепчет Стрекалов, шевеля бледными пальцами.
Каждый раз, как он покидает город, жена — фьють. Но с кем? А за кем она посылает, когда его нет дома?
«Так-с, — думает Стрекалов, — с доктором Бобриковым. Покорно благодарю!»
Долго он сидит в постели с бледным лицом и лихорадочными глазами.
«А что, если Бобриков и теперь с его женой? — приходит ему в голову. — Может быть, они и не слышали, что он приехал?.. Залюбезничались, может быть?»
Следователь осторожно ставит ноги на пол.
Он решается идти к спальне и подслушать у двери.
С громко бьющимся сердцем он двигается в потемках.
«Надо расследовать это дельце, — думает он с злобной гримасой — Надо накрыть!»
С минуту он стоит у двери спальни и слушает. И вот его напряженный слух ловит неопределенный звук: не то сверчок шевельнулся, не то поцелуй.
«Поцелуй, конечно, поцелуй, — решает следователь, — Покорно вас благодарю. Утешили!»
Он возвращается к себе в кабинет и останавливается среди комнаты.
«Что же теперь предпринять? Самое лучшее зажечь свечу, пойти к спальне еще раз и убедиться наглядно. Однако, свечей в кабинете нет. Умышленно свечей не поставили!» догадывается он.
Но спички находятся. Спички, впрочем, мало помогают делу. Если зажечь и, не дав ей разгораться, двинуться в путь, — она тухнет. А дашь разгореться, сделаешь шаг, обожжешь пальцы, и опять темнота.
После нескольких опытов Стрекалов злобно швыряет коробку. И в ту же минуту его слух снова ловит неопределенный звук: не то сверчок, не то поцелуй.
С искаженным лицом он хватается за револьвер.
«Пойду и ухлопаю его, вот и весь сказ! — думает он со злобой на всем лице; — Слуга покорный, я терпеть всякие мерзости в своем доме не намерен-с!»
Но от дверей спальни он вновь возвращается в кабинет, дрожа как в лихорадке.
«Как ты его ухлопаешь в темноте-то, да вот с этакой ручкой? — злобно косится он на свою сильно трепещущую руку. — Этакой ручкой и нос с трудом высморкаешь, а не то что человека убьешь. Да и кто его знает, что это за человек Бобриков; еще самого ухлопает. Шаркнет из-за угла подсвечником и… прощайте-с!»
Стрекалов присаживается на тахту, подрыгивая руками и ногами: Его пробирает озноб; он думает:
«Положим, Бобриков вполне приличный человек, но кто ж его знает?»
И следователю вспоминается корреспонденция из города Эмска:
«Перед судьями предстал убийца — вполне приличный молодой человек».
«Приличный-то еще похуже неприличного шаркнет, — думает Стрекалов. — Нет, в спальню идти, это — на верную смерть! Лучше самому на себя руки наложить».
Через несколько минут он решается на следующее: подойти к двери спальни и кашлянуть.
«Бобриков догадается, что я здесь, — соображает он, — и удерет! И тогда я войду в спальню и констатирую…»
Он идет к спальне и кашляет у двери, но сейчас же начинает мучиться сомнениями.
«Куда же он, однако, удерет, когда я ему все пути к отступлений отрезал? В спальне-то ведь только одна дверь, и ту я загородил. Этак ведь он прямо на меня вымахнет сдуру-то? — Впрочем, — сейчас же он успокаивает себя: — и в форточку может вылезть; не важная птица. Форточка у нас громадная! Вылезет! Любишь, брат, кататься, — люби и саночки возить! Пожалтека-с!»
Стрекалов снова громко кашляет и напряженней слушает.
От напряжения в его ушах раздается неистовый звон, и он с ненавистью думает:
«Ну, пошла потеха! Во все колокола затрезвонили! Услышишь тут чёрта с два!»
Он припадает ухом к двери. Но в спальне все тихо. Ни звука. В форточку никто не лезет, и в голове Стрекалова шевелятся отчаянные мысли:
«Каков мерзавец! Не желает идти! Вот упрямая бестия! Из собственной квартиры человека выкурить хочет!»
Он снова возвращается в кабинет и начинает кружиться среди темноты, что-то обдумывая и коченея от ужаса. Он не знает, что ему предпринять; он чувствует только, что волосы на его голове шевелятся, а сердце бьется с такою силой, что в глазах мелькают цветные круги точно пожарные сигналы. При этом ему смертельно холодно. Он хочет одеться. Он ищет стул около тахты, и не находит. Хочет ухватиться за тахту — тахты нет. И вдруг Стрекалов с ужасом замечает, что он зашел неизвестно куда. По крайней мере, комната, в которой он находится, — не кабинет, не столовая, не гостиная.
Это чёрт знает, что за комната!
Не зашел ли уж он на чужую квартиру?
На Стрекалова, как голодные собаки, набрасываются со всех сторон ужасы. Он делает два шага, балансируя, как на канате, садится на холодный пол среди неизвестной ему комнаты и закрывает лицо руками…
Вскоре горничная Даша будит мирно почивающую Стрекалову и испуганно шепчет:
— Милая барыня, не пугайтесь, у — нас несчастие. Пьяный в дом залез; сидит на полу в гостиной и разливается-плачет. А барина в кабинете нет. Барин — кто его знает где…
Источник текста: Пробужденная совесть. Роман; Рассказы: 1) Безумие-ли? 2) Светлый гость. 3) Кукушкины слезы. 4) Сычь. 5) Переутомился. /Ал. Н. Будищев. — Санкт-Петербург: т-во И. П. Табурно и Ко, 1900. — 251 с.; 22 см.
Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.