Юровский Л. Н. Впечатления. Статьи 1916—1918 годов
Сост., предисл. и коммент. А. Ю. Мельникова.
М., 2010.
ПЕРЕД СВЯЩЕННОЙ ВОЙНОЙ
правитьРумынский фронт — самый благополучный из всех наших фронтов, и потому мне особенно любопытно было услышать о состоянии его частей. Румынским фронтом командует генерал Щербачёв, а не прапорщик Крыленко. Там в общем сохранилась организация штабов. Туда позднее и с несколько меньшею силой проникла разлагающая пропаганда петроградского большевизма. В Румынии есть, наконец, румынские войска и существует румынская власть, заинтересованная в том, чтобы обеспечить свою страну от потока и разграбления. Теперь, когда народные комиссары собираются вести священную войну, небезынтересно узнать, что представляют из себя лучшие армии, обработанные по правилам революционных уставов.
Солдаты на румынском фронте не голодают — таково первое отрадное наблюдение. Но «отрада» эта крайне условна. Они не голодают не только потому, что фронт находится близ хлебородных частей России, а главным образом вследствие своей малочисленности. Страшные вопли о приближающемся голоде, доносившиеся недавно с позиций, не превратились в ещё более страшную действительность лишь благодаря тому, что армия ушла. В роте на румынском фронте осталось по 20-30 человек, полк насчитывает несколько сот солдат. Потребность в продовольствии сократилась по сравнению с нормальной (если считать по списочному составу частей) чуть ли не в десять раз, и катастрофическое падение железнодорожного подвоза в связи с разъездом солдат даёт несколько неожиданный, но превосходный для остающихся результат. Солдаты, не ушедшие ещё с фронта, покамест сыты. Однако лошади, среди которых нет дезертиров, голодают. Падёж достиг огромнейших размеров, и в результате последнего года войны Россия останется безлошадной, ибо армия не возвратит деревне и малой доли того, что она взяла.
Между тем, как в тылу большевистская власть проповедует и пытается осуществлять переход от частной собственности к государственной, на фронте идёт обратное движение: там государственная собственность постепенно превращается в частную. В общежитии такой переход называется расхищением казённого добра. Солдаты распродают в свою пользу всё то, что в руках казны служило империалистическим целям, а в частных руках выполняет какое-либо невинное назначение. Не только проблема демобилизации личного состава армии снимается таким образом с очереди. Проблема демобилизации материальной части тоже в высшей степени упрощается. Не к чему будет заботиться об использовании огромного имущества частей, скопившегося на фронте, для нужд народного хозяйства после того, как распределение его произойдёт само собою в революционно-демократическом порядке.
Демобилизация идёт ещё дальше. Артиллерийские бригады остаются в таком положении, что некому не только чистить лошадей — этот буржуазный предрассудок отброшен уже давным-давно, но даже и перевозить орудия. Единственное, что остаётся делать, это сдавать орудия румынским военным властям. Так некоторые части и поступают.
Всё это рассказал мне мой бывший начальник и друг, отличный боевой офицер, возвратившийся на днях с румынского фронта. И хотя в общем все мы знаем о положении вещей, однако горячий и образный рассказ его сделал для меня понятными некоторые явления, которые я прежде затруднялся объяснить. Почему, например, главковерх Крыленко так жалко беспомощен в вооружённой борьбе со своими многочисленными врагами? Числятся же в его распоряжениях десятки дивизий, тяжёлые дивизионы, броневые автомобили, воздухоплавательные отряды и пр., и пр. Не объясняется ли всё тем, что армия уже растаяла и уничтожена окончательно, что северный и западный фронты, которые заведомо хуже юго-западного и румынского, заняты лишь фиктивными, только на бумаге существующими частями: не только в смысле своей боеспособности, утраченной ещё весною, а вообще в смысле своего существования?
Если армия не голодает и не ринулась на тыл добывать себе хлеб, то это произошло по простой причине: армии больше нет. Упорные или медлительные, задержавшиеся ещё по какой-либо причине близ окопов, спешат теперь распродать оставшееся казённое имущество и уходят в тыл заниматься торговлей. Процесс демобилизации завершается.
Такова обстановка, в которой халиф правоверных большевистских армий собирается объявить «священную войну против российской, немецкой и англо-французской буржуазии». Доблесть этого прапорщика превосходит все известные исторические примеры, особенно, если учесть многочисленность его врагов и отсутствие солдат в его распоряжении. Он щадит только американскую, итальянскую и японскую буржуазию, первую и последнюю, вероятно, вследствие того, что флот, предназначенный для священной войны, Центробалтом ещё не подготовлен и вопрос о большевистском десанте на американском материке или на японских островах требует тщательной предварительной разработки в военной секции совета рабочих и солдатских депутатов.
Прапорщик Крыленко знает и сам, что в его распоряжении нет солдат. «Товарищи, — жалуется он, — армия устала, армия изнемогла, старая армия, армия прежняя, неспособна к такой задаче». И главковерх мечтает о красногвардейцах, которые будут брать крепости Гинденбурга с таким же успехом, с каким они берут приступом квартиры частных лиц. Много ли народу главковерх наберёт в свои новые части, предсказать нельзя, потому что «материальное положение этих частей будет определено особо». Если установить вознаграждение в 25 руб. в месяц, то число будет, разумеется, иным, чем, если установить 25 руб. суточных согласно существующим уже прецедентам. Но, во всяком случае, единственное средство, которым ещё располагают большевики для создания новых частей, это — деньги. Моральный авторитет у них имеется, когда они обещают приятные блага раздела имуществ и мира. Воевать вслед за ними бесплатно никто не пойдёт.
Косность народная и устойчивость простейших бытовых отношений так велики, что большевистская власть могла бы, по-видимому, продержаться ещё довольно долго, если бы брест-литовские переговоры не нанесли ей тягчайшего удара. Но большевики, одурачившие народ именно тем, что они обещали ему невозможный мир, становятся смешными, когда они с пафосом провозглашают священную войну. Надо только пожелать им побольше такого пафоса, ибо он убийственнее для них, чем все нападки противников. Когда до народного сознания дойдёт, что к войне его призывают разрушители последних остатков русской армии, уже впустившие немцев в Петроград, тогда, может быть, обманутая нация прозреет. Побольше приказов по армиям, подобных приказу прапорщика Крыленко! Эти приказы разоблачают захватчиков лучше, чем всё, что возможно написать против них.
«Русские Ведомости», 30 декабря 1917 года (12 января 1918 года), № 278, с. 1.
КОММЕНТАРИИ
правитьСтр. 96. «Между тем, как в тылу большевистская власть проповедует и пытается осуществлять переход от частной собственности к государственной, на фронте идёт обратное движение: там государственная собственность постепенно превращается в частную.» — Ср. следующее свидетельство: «С осени минувшего года в деревню стал вливаться поток солдат с фронта. Этот элемент принёс в деревню большевизм, а также боевое снаряжение. Говорят, что кроме винтовок в деревнях имеются ручные бомбы и пулемёты. Этот арсенал кое-где уже пущен в ход и даже против большевистских отрядов, рыскающих в нашей области по деревням в поисках хлеба». — Саратовец, Накануне земельной междоусобицы (Письмо из Саратова), «Русские Ведомости», 22 февраля (9 февраля) 1918 года, № 28, с. 5.