Переводы (Михайлов)/ПСС Михайлова 1914 (ДО)

Переводы
авторъ Михаил Ларионович Михайлов

Опубл.: 1864. Источникъ: az.lib.ru со ссылкой на книгу Полное собраніе сочиненій М. Л. Михайлова / Подъ редакціей П. В. Быкова — СПб.: Т-во А. Ф. Марксъ, 1914. — Т. 1.

ПЕРЕВОДЫ И ПОДРАЖАНІЯ.

(1845—1863).

БГАРТРИГАРИ.

I.

Слеза упоенья

Увлажила глазъ,

И тотчасъ погасъ

Огонь вожделѣнья.

II.

Пусть горитъ лампада,

Пусть очагъ пылаетъ,

Пусть сіяетъ въ небѣ

Мѣсяцъ въ сонмѣ звѣздномъ,

Пусть и солнце блещетъ:

Если мнѣ не свѣтятъ

Ненаглядной очи,

Міръ передо мною

Мглой ночной окутанъ.

III.

Какъ не вижу — только бъ увидаться;

Увидалъ, охота цѣловаться:

Поцѣлую — сросся бы съ тобой,

Свѣтлоокая, и тѣломъ и душой!

IV.

Лѣсомъ шла она; смотрѣлъ я,

Притаившись за кустами,

Да смотрѣлъ и мѣсяцъ съ неба

Сладострастными глазами.

Устыдясь, съ груди покровомъ

Все лицо она закрыла

И какъ будто ненарочно

Волны персей обнажила.

V.

Груди волнуются; кудри трубчатые

Бьются, дрожа, за спиной;

Почки лилеи, глаза ея сжатые

Брызнули страстной росой;

Блещутъ какъ жемчугомъ щеки пушистыя

Влагой любовной борьбы;

Медомъ поятъ меня губы душистыя…

Я ль не избранникъ судьбы?

VI.

Какъ тѣнь поутру,

Со злыми дружба —

Что часъ, то меньше;

А дружба добрыхъ —

Какъ тѣнь подъ вечеръ,

Растетъ, покуда

Не закатишься

Ты, солнце жизни.

VII.

Пусть твои благія

Мысли и дѣла

Погадить, унизить

Тщится сила зла, —

Будь какъ яркій факелъ,

Обращенный внизъ:

Пусть твой духъ, какъ пламень,

Все стремится ввысь!

ИЗЪ АНТОЛОГІИ.

ЛУКІАНЪ.

Боги.

Дѣлая зло, отъ людей еще можешь укрыться; но боги

Видятъ не только дѣла, самыя мысли твои.

ПАЛАДЪ.

I.

Удѣлъ человѣка.

Нагъ на землю пришелъ я — и въ землю нагъ возвращуся.

Отбитъ ли столькихъ заботъ этотъ печальный удѣлъ!

II.

Время.

Утромъ раскрыла листки благовонная роза… Другое

Утро прошло… Посмотри: розы прекрасной ужъ нѣтъ!

АЛКЕЙ.

Гезіодъ.

Нимфы, найдя бездушный трупъ Гезіода въ локрійскихъ

Рощахъ тѣнистыхъ, омыли его въ своихъ чистыхъ фонтанахъ —

И этотъ холмъ надъ могилой пѣвца вознесли. Пастухи же

Бѣлорунныхъ овецъ могилу его окропили

Смѣшаннымъ съ медомъ млекомъ. — Какъ сладостно пѣсни звучали

Этого старца, вспоеннаго свѣтлой кастальской струею!

СИМОНИДЪ.

I.

Могила Сафо.

Имя и пепелъ пѣвицы подъ этою насыпью скрыты:

Нѣжная пѣсня ея вѣчною жизнью живетъ.

II.

Статуя Ніобеи.

Въ камень живую меня превратили всесильные боги;

Мертвый камень опять къ жизни воззвалъ Пракситель.

III.

Надгробіе спартанцамъ въ Ѳермопилахъ.

О, прохожій! Скажи, какъ придешь въ Лакедемонъ, что всѣ мы,

Вѣрны законамъ его, здѣсь костями легли

НЕИЗВѢСТНЫЕ.

I.

Молитва.

Зевсъ! Дай добра мнѣ, хотя бъ я его не просилъ у безсмертныхъ;

Зло отврати отъ меня, если бъ молилъ я объ немъ!

II.

Могила Ахиллеса.

Греки воздвигли здѣсь холмъ надъ смертной постелью Пелида…

Вѣчная Трои гроза, здѣсь онъ въ могилѣ лежитъ…

Берегъ — ложе его… Тутъ великому сыну Ѳетиды

Волны морскія поютъ славы немолчную пѣснь.

III.

Угроза Эроту.

Зевесъ Эроту грозилъ: «Поплатишься мнѣ ты стрѣлами!»

Зевесу крылатый сказалъ: «Лебедемъ будешь, Зевесъ!»

МОСХЪ.

Если зефиры легко пробѣгаютъ лазурное море,

Робкій мой духъ увлекается далью безбрежной; тогда мнѣ

Грустною кажется суша, — спокойныя воды милѣе.

Если жъ пучина сѣдая завоетъ, и бѣлою пѣной

Берегъ высокій кропится, и злые валы, подымаясь,

Ходятъ шумливо — я взоръ обращаю на землю, на рощи

Въ пышной, зеленой одеждѣ, и дальше отъ моря бѣгу я…

Болѣе вѣрнымъ пріютомъ земля мнѣ кажется. Чащи

Злачныхъ лѣсовъ меня манятъ широкою тѣнью: тамъ вѣтеръ

Тихо глазами сосенъ высоковершинныхъ качаетъ…

Тяжкою кажется мнѣ тогда жизнь рыбака: его хата,

Судно ломкое, трудъ его — въ морѣ сердитомъ, а рыба —

Часто добыча невѣрная… Лучше, спокойнѣй живу я:

Сплю ли — надъ соннымъ кудрявый яворъ махаетъ вѣтвями;

Серебропѣнный ручей мой слухъ, не пугая, лелѣетъ

Неяснымъ и сладкимъ журчаньемъ, — и тихія думы наводитъ..

---

Сонъ.

(Chociaz zmuszona bedziesz mnie porzucic).

(Съ польскаго).

Пускай велитъ судьба съ тобою мнѣ разстаться…

Но если сердцемъ ты еще вѣрна любви,

Не мучь меня, когда придетъ пора прощаться,

И о разлукѣ мнѣ, прощаясь, не тверди.

Предъ грустнымъ этимъ днемъ, послѣднее мгновенье

Средь безмятежныхъ ласкъ незримо пусть пройдетъ..

Когда жъ почуешь ты разлуки приближенье,

Пускай рука твоя мнѣ яду поднесетъ…

И я прижму уста къ устамъ твоимъ, а очи

Смежитъ тогда мнѣ развѣ смерть одна…

Роскошно я усну — во мракѣ долгой ночи,

Цѣлуя образъ твой, глядясь въ твои глаза.

И много дней пройдетъ, и много лѣтъ крылатыхъ

И долженъ буду гробъ покинуть снова я…

Тогда припомнишь ты о другѣ, сномъ объятомъ,

И съ неба ты сойдешь, чтобъ разбудить меня.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

НЕИЗВѢСТНЫЕ АВТОРЫ.

Анакреонъ.

Онъ любилъ плющомъ ползучимъ

Кудри бѣлые вѣнчать

И при звонѣ чашъ глубокихъ

Въ часъ полночный пировать…

Наполняя свѣтлый кубокъ,

Бѣлъ онъ нѣгу и вино,

И, при звукахъ флейты звонкой,

Осушалось въ чашахъ дно.

Незакрытая амфора

Ароматъ вокругъ лила,

И вакханка къ долгу нѣги

Старца юнаго влекла…

Какъ ея пылали щеки,

Кровью жертвъ несмочены!

Какъ уста полуоткрыты

Были трепета полны!

И когда вкругъ шеи старца

Ручка нѣжная вилась,

Громко струны трепетали,

Пѣсня чудная лилась…

Намъ оставилъ онъ киѳару

Съ этой пѣснею живой…

Надъ далекою могилой

Долго вился плющь густой;

Долго Граціи на камень

Приносили по вѣнку, —

Дѣвы, юноши ходили

На могилу къ старику.

И теперь, когда порою

Веселится тѣсный круть —

Въ пѣснѣ старой, вѣчно юной,

Пѣснопѣвца вѣетъ духъ…

Фатализмъ.

Не борись съ судьбой напрасно!

Передъ нею все ничтожно!

Та борьба страшна, опасна, —

А побѣда невозможна.

Покорися волѣ рока,

Не ропщи, горя сомнѣньемъ,

И ни жалобъ ни упрека

Ты не шли его велѣньямъ.

Безъ сознанья и безъ мыслей

Ты за нимъ, какъ жертва, слѣдуй, —

Приведетъ ли въ бездну, въ высь ли,

Что велитъ онъ — проповѣдуй,

Что онъ дастъ — неси смиренно,

Что отниметъ — брось съ презрѣньемъ,

Все въ природѣ неизмѣнно.

Если на-сердцѣ глубоко

Чувство истинное встанетъ, —

Пусть оно по волѣ рока

Расцвѣтетъ или завянетъ.

Подавлять его опасно,

Вспыхнетъ снова съ большимъ жаромъ,

Возбуждать его — напрасно!

Пропадутъ усилья даромъ.

Пусть весь міръ груститъ и плачетъ,

Ты одинъ будь въ немъ героемъ…

Что слеза вселенной значитъ

Передъ космоса покоемъ?

И когда по волѣ рока

Смерть тебѣ закроетъ вѣжды, —

Ты умри. . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Si dormis doncella.

(Испанская пѣсня).

Спишь ли ты, моя дѣвица?..

Отворяй скорѣе дверь!..

Часъ насталъ давно желанный:

Можно намъ бѣжать теперь.

Если ножку не обула

Ты въ атласный башмачокъ, —

То не нужно… Вѣдь дорога

Намъ идетъ черезъ потокъ!

Чрезъ струи Гвадалквивира

Мы пойдемъ, другъ милый мой!..

Часъ насталъ давно-желанный:

Ты моя теперь, я — твой!

Троя.

Снится мнѣ твой берегъ дальній,

Древній, славный Иліонъ!

Вижу я твой долъ печальный,

Слышу моря вѣщій стонъ.

Вьется въ прахѣ повилика

По руинамъ гробовымъ —

И не слышно битвы клика…

Все объято сномъ нѣмымъ.

Не шумятъ уже вѣтрила

У пологихъ береговъ,

И безмолвенъ, какъ могила,

Спитъ Скамандръ среди луговъ.

Лишь одинъ бѣжитъ съ роптаньемъ

Шумноводный Симопсъ,

И съ глухимъ его журчаньемъ

Плески волнъ морскихъ слились.

Зеленѣетъ холмъ священный,

Съ другомъ гдѣ Ахиллъ зарытъ;

А вдали, какъ отчужденный,

Гекторъ спитъ подъ грудой плитъ.

Надъ грядой холмовъ печальныхъ

Плющъ и терны разраслись,

И подъ кровомъ погребальнымъ

Всѣ герои улеглись.

Увѣнчанная грозою,

Ида мрачная стоитъ,

И, какъ сѣрою чалмою,

Гаргаръ тучами повитъ.

Не идутъ переговоры

На вершинахъ ихъ крутыхъ,

И боговъ не слышны споры

О бояхъ сыновъ земныхъ.

Надъ пустынными брегами

Вѣютъ сонъ и тишина,

И одна, сліясь съ волнами,

Пѣсня древности слышна.

Зовъ.

Мягко ложе травъ душистыхъ,

И прохладна сѣнь плюща;

Плески волнъ залива чистыхъ

Слышны здѣсь издалека…

Въ изголовье, другъ безцѣнный,

Много розъ положено;

Вакха даръ серебропѣнный

Въ чашѣ искрится давно, —

Жду тебя!.. Покровомъ тонкимъ

Формы млечныя одѣнь,

Шагомъ мягкимъ и незвонкимъ

Приходи подъ эту сѣнь!

Зимній вечеръ.

Полно бойяться, Эолъ!

Полно въ окошки стучать!..

Что ты такъ сдѣлался золъ?

Что ты такъ вздумалъ визжать?

Въ теплой каморкѣ моей

Не испугаешь меня!..

Съ книгою старой въ рукѣ

Мнѣ хорошо у огня.

Ярко пылаютъ дрова,

Сыплются искры ко мнѣ;

Старую — новую пѣснь

Слышу я въ тихой душѣ.

Образъ знакомый, живой

Вижу въ покойныхъ мечтахъ

И утопаю душой

Я въ упоительныхъ снахъ.

Гдѣ межъ крутыхъ береговъ

Рейнъ тихоструйный бѣжитъ,

Тамъ, на угрюмой скалѣ,

Замокъ угрюмый стоитъ.

Окна огнями горятъ:

Въ замкѣ томъ свадебный пиръ.

Трубы, литавры гремятъ;

Тихо звучатъ струны лиръ.

Рейна златое вино

Въ кубки янтарные льютъ;

Графы, бароны, князья

Золото рейнское пьютъ.

Фрейлины, пажъ молодой —

Шутятъ, смѣются въ тиши,

Втайнѣ мѣшаютъ съ виномъ

И поцѣлуи свои.

Вотъ и женихъ молодой,

Вотъ и невѣста его…

Онъ съ ней не сводитъ очей,

Смотритъ она на него.

Этотъ счастливый женихъ,

Кто онъ? Женихъ этотъ — я…

Кто же невѣста его? —

Это малютка моя…

И въ голубые глаза

Къ ней я съ любовью гляжу

И съ золотистыхъ кудрей

Взоровъ моихъ не свожу.

Полные кубки звучатъ,

Музыка въ залахъ гремитъ…

Рейнъ у окошекъ дворца

Рѣчью зловѣщей шумитъ.

И въ упоеньи любви

Очи я крѣпко закрылъ…

Замокъ, невѣсту, весь міръ,

Все я тогда позабылъ…

Но злая буря въ окно

Вдругъ застучала ко мнѣ,

И я проснулся… Дрова

Въ слабомъ мерцаютъ огнѣ…

Книга упала изъ рукъ, —

Сердце тревогой полно…

Еле дымится каминъ…

Вьюга стучится въ окно.

Художнику.

Вырѣжь на кубкѣ моемъ золотомъ густой виноградникъ,

Въ тѣни его — упоенную влагою Вакха Между;

Сына Кпириды, малютку: пускай онъ играетъ съ златыми

Дѣвы кудрями и грудь ея нѣжно цѣлуетъ; а дальше, —

Бочку пустую, и около — шумное фавновъ собранье,

И на ослѣ хромоногомъ Силена съ чашей и тирсомъ.

Дріада.

Подъ яворомъ лежалъ я. Вѣтерокъ листами

Игралъ шумливыми, — и нѣжными словами

Казался шелестъ мнѣ встревоженныхъ листовъ…

Онъ много нашепталъ мнѣ сладкихъ, чудныхъ снобъ.

Мнѣ снилось: дерева вершина превратилась

Въ головку бѣлую, по ней коса струилась

Зеленою волной, — а изъ вѣтвей живыхъ

Двѣ руки бѣлыя искали рукъ моихъ.

Тутъ предался вполнѣ я сна очарованью

И нимфы долго пилъ горячія лобзанья!

Изъ антологіи.

I.

Змѣенокъ матери сказалъ:

«Зачѣмъ Юпитеръ-богъ два языка намъ далъ?»

— Затѣмъ, мой другъ, — мать отвѣчала: —

Что одного для умныхъ мало.

II.

Кудри.

Черные кудри на бѣлой, какъ мраморъ, груди у Неэры

Вьются, и бѣлая грудь юношей пылкихъ манитъ…

Юноша! Прочь отойди, не лобзай этой груди высокой:

Черныя змѣи ея въ сердце ужалятъ тебя!

III.

Въ косы зачѣмъ заплетала ты кудри густые, Дорида?

Или хотѣла сердцамъ новыя сѣти сплести?

IV.

Мольба.

Что бы просилъ ты у Зевса, великаго бога вселенной,

Если бъ изъ урны судебъ жребій выбрать ты могъ?.

Даръ сладкихъ пѣсенъ просилъ бы и сильно разящее слово;

Словомъ порокъ поражать, пѣснью сердца умилять.