ПЕРВЫЙ СПАСЪ. править
Г. Т. Сѣверцева-Полилова. править
I. править
— А нонѣ, какъ и допрежь, государь-батюшка, на первый день августа на «воду» пойти соизволитъ? — спросилъ думный дьякъ Дементій Башмаковъ царскаго окольничаго князя Константина Щербатова, встрѣтившись съ нимъ на переходахъ къ «Верху».
— Сказывалъ мнѣ князь Володимеръ Дмитричъ, что доподлинно еще недостовѣрно, но слушокъ имѣется, что походъ въ Симоновъ монастырь и нонѣ состоится.
— Да какже иначе и быть-то? Споконъ вѣка такъ ведется, всѣ государи въ іордань погружались, развѣ только какая хворь приключалась, такъ патріархъ съ клиромъ на воду хожденіе совершалъ.
— Не таковъ нашъ батюшка царь, чтобы его и хворь отъ Божьяго дѣла остановила! — горячо возразилъ Щербатовъ.
Разговоръ этотъ происходилъ за три дня до праздника Происхожденія Честнаго и животворящаго Креста Господня, а на другое утро 30-го іюля царь Алексѣй Михайловичъ сказалъ свой приказъ думному дьяку Герасиму Дохтурову, что «изволитъ идти молиться животворящему Кресту Господню на Симоновъ монастырь, гдѣ и въ іордань погруженіе совершитъ».
Не мало хлопотъ предстояло Дохтурову, нужно было выбрать среди бояръ «мовниковъ» для государя и «чашниковъ», озаботиться припасомъ всякимъ для похода!
Царь ходилъ въ Симоновъ монастырь пѣшимъ, узнать слѣдовало отъ постельнаго боярина — въ какомъ нарядѣ пойдетъ государь…
— Не забыть-бы написать письмо дворецкому! — вспомнилъ толстый дьякъ и, опустившись на скамью около стола, крытаго краснымъ сукномъ, взялъ перо, но прежде чѣмъ окунуть его въ чернильницу, попробовалъ на ногтѣ большого пальца, хорошъ-ли ращепъ.
— Корнило Петровъ! Прикажи Афонасью Ермилову, чтобы утре былъ въ походѣ, да пришли съ нимъ государевъ большой «солночникъ», чтобы жаръ не стомилъ батюшку-царя, какъ онъ изволитъ идти на походѣ… Нечего лѣниться, сидѣть! Да вели Акинфу Ѳокину да Афонасью, чтобы они платъ большій, лазоревый, что царевы «мовники» держать станутъ, съ собою прихватили…
Долго еще писалъ дьякъ приказъ дворецкому, потѣя отъ страшной жары, стоявшей въ іюлѣ. Онъ старательно выводилъ титлы, припоминая все, что нужно не забыть взять съ собою въ походъ.
Солнце давно уже сѣло, спустились сумерки чуткой лѣтней ночи. Въ щипцѣ загорѣлась восковая свѣча, а дьякъ все еще не могъ закончить роспись необходимыхъ вещей для царскаго похода на богомолье.
II. править
На другой день, послѣ полудня, царскій поѣздъ былъ вполнѣ готовъ, всѣ находились на своихъ мѣстахъ, что нужно было захватить съ собою, заранѣе отправлено въ Симоновъ монастырь, гдѣ государь пожелалъ провести ночь наканунѣ крестнаго хода на воду.
Такъ какъ монастырь находился въ недалекомъ разстояніи отъ города и остановокъ долгихъ не предвидѣлось, то особыхъ запасовъ съ собою не брали; монахи должны были сами угощать царя.
— Пожалуй къ вечернямъ позапоздаемъ, ишь сколько солнце за полдень зашло! — замѣтилъ ближній человѣкъ Николай Собакинъ, приставляя козыремъ къ глазамъ руки и смотря на солнце.
— Попозже-бы лучше идти, жара поспадаетъ, морить не будетъ, — отвѣтилъ его товарищъ Иванъ Прончевъ. Оба они были назначены въ царскіе «мовники» и должны были, во время погруженія царя въ іордань, плескать на него водою и держать платъ.
Дѣйствительно, день былъ страшно удушливый, парило сильно и, несмотря на сіяющее солнце, кое-гдѣ на небѣ сбирались тучки.
Ввечеру дождь сберется, прохладу дастъ!:-- замѣтилъ Собакинъ.
Хотя царь и рѣшилъ идти на богомолье пѣшимъ, колымага его слѣдовала въ походѣ «про всякъ случай».
Со сборами запоздали, вышли только часамъ къ четыремъ. Передовой поскакалъ сообщить въ монастырь, чтобы къ вечернямъ царя не ждали.
Алексѣй Михайловичъ шелъ на богомолье безъ супруги съ одними боярами, но все-таки шествіе растянулось на долгое протяженіе.
Царь былъ веселъ. Слегка опираясь на посохъ, онъ шелъ въ обыкновенномъ «ѣздовомъ» нарядѣ, разговаривая съ княземъ Щербатовымъ.
Московскій людъ, сдергивая шляпченки, низко кланялся при встрѣчѣ съ государемъ. По обѣимъ сторонамъ царскаго поѣзда шли боярскіе дѣти и рынды въ красивыхъ бѣлыхъ кафтанахъ, блестя на солнцѣ стеклянными пуговицами и острыми бердышами, перекинутыми черезъ плечо.
Скоро выбрались за городъ и пошли полями.
Мѣстами озимое еще не было убрано, спѣлая рожь, точно золотое море, колыхалась отъ малѣйшаго движенія вѣтерка.
Въ воздухѣ стоялъ ароматъ спѣлаго зерна.
— Сколь пріятенъ для всѣхъ живущихъ долженъ быть этотъ запахъ! — проговорилъ царь, — онъ сулитъ имъ обильный урожай, закромы полные спѣлымъ зерномъ! Сорви-ка мнѣ, Константинъ Осиповичъ, цвѣтикъ синенькій, василькомъ что прозывается.
Тучный Щербатовъ бросился исполнять приказаніе царя, но полнота мѣшала ему наклониться.
Алексѣй Михайловичъ это замѣтилъ и улыбнулся.
— Вижу, твое, князь, напрасное стараніе, ты какъ тучный волъ только мнешь злаки хлѣбородные, а нагнуться до цвѣтка тебѣ невозможно.
— Ѳединька, — крикнулъ онъ стольнику Нарбекову, — сорви хоть ты!
Стольникъ сейчасъ же исполнилъ желаніе царя.
Смущенный неудачей, весь красный отъ усилій, возвратился Щербатовъ къ государю.
— Сколь дивенъ Господь милосердый въ Своихъ твореніяхъ — сказалъ Алексѣй Михайловичъ, разсматривая сорванный василекъ, — цвѣтикъ милый пріукрасилъ, какъ ни: кому изъ людей не сдѣлать!
III. править
Солнце стояло на закатѣ, но жара не спадала, тучки исчезли, небесная бездна глядѣла сверху безмятежною лазурью, о дождѣ не было и помину. Пышущій зноемъ день догоралъ.
Вдали показались бѣлыя стѣны и колокольня Симонова монастыря.
Тамъ уже замѣтили царскій поѣздъ, раздался трезвонъ, колокола гудѣли, звонкою мѣдью разливаясь по низинѣ, будя чуткое эхо, притаившееся въ сосновомъ бору.
Голова шествія, государевъ духовникъ, несшій крестъ съ мощами митрополита Петра, входилъ уже въ святыя ворота, встрѣченный архимандритомъ игуменомъ съ монастырскою братіей, поющей ирмосы завтрашнему празднику, когда царь только еще показался. Онъ отправился въ церковь помолиться, а затѣмъ вмѣстѣ съ игуменомъ и боярами сидѣлъ въ густомъ монастырскомъ саду, наслаждаясь чуднымъ вечеромъ, легкою прохладою, окутавшимъ истомленную природу.
Тишина стояла изумительная, солнце закатилось; въ томъ мѣстѣ, гдѣ красное полымя заката блѣднѣло все больше и больше, гдѣ оно исчезло, заиграли перламутромъ краски.
— О, величіе Божіе! — умиленно воскликнулъ государь, — спойте, братіе, «Свѣте-тихій…»
Монашескій хоръ встрепенулся и тѣнистый садъ огласился сладкимъ пѣснопѣніемъ.
На землю слетала ночь съ милліардами звѣздъ, блестѣвшихъ на темно-синемъ небѣ.
Утомленный царь мирно дремалъ.
IV. править
Утренняя заря только-что занялась, какъ съ монастырской колокольни послышался призывной звукъ колокола.
Ночная роса съ травы еще не успѣла исчезнуть подъ горячими лучами дневного свѣтила, а Алексѣй Михайловичъ уже слушалъ въ церкви утреню.
Вновь заливались монастырскіе «вершники», гудѣли «демественники», звонко выкликали молоденькіе кононархи.
Царь былъ доволенъ чинною обительскою службою.
Долго продолжалась праздничная утреня, обѣдню начали только въ восьмомъ часу, тоже протянувшуюся немало времени.
На Москвѣ-рѣкѣ противъ монастыря устроенъ былъ плотъ со спускавшейся лѣстницею прямо въ воду. Надъ его убранствомъ хлопотала часть братіи и боярскіе дѣти. Весь плотъ былъ устланъ листвою и цвѣтами, узкая дорожка персидскаго ковра сбѣгала по ступенямъ въ воду. Думный дьякъ Дохтуровъ, на которомъ лежало главное распоряженіе, зоркимъ взглядомъ осматривалъ — все-ли въ порядкѣ и когда раздавшійся трезвонъ далъ знать, что крестный ходъ двинулся изъ церкви на іордань, онъ побѣжалъ къ нему навстрѣчу.
Поднявшійся вѣтерокъ развѣвалъ хоругви, игралъ съ волосами и бородами степенныхъ бояръ и дьяковъ. Золоченные оклады иконъ, кресты, шитые золотомъ кафтаны царской свиты, ризы духовенства… все ярко горѣло и блестѣло на солнцѣ. Посмотрѣть на ослѣпительное зрѣлище сбѣжались со всѣхъ сосѣднихъ деревень крестьяне, плотною стѣною облѣпившіе оба берега рѣки.
Послѣ обычнаго молебствія по уставу этого дня и освященія воды архимандритомъ, Алексѣй Михайловичъ, въ томъ же вчерашнемъ ѣздовомъ нарядѣ, но только возложивъ на себя кресты съ мощами, приложившись ко кресту, вмѣстѣ со всѣми боярами опустился въ Москву-рѣку и всѣ они трижды въ ней окунулись.
Назначенные «мовники» «мочили», т. е. плескали на. царя, согласно обычаю, воду, а чашники поливали.
Крестный ходъ тѣмъ же порядкомъ возвратился въ церковь, а государь отправился въ покои архимандрита, чтобы смѣнить мокрое платье.
Послѣ обѣда въ монастырѣ, Алексѣй Михайловичъ не. возвратился сейчасъ же въ Москву, но рѣшилъ продолжать свое богомолье.
— Происхожденьевъ день отправили здѣсь, пойдемъ-же теперь, поблагодаримъ Господа, что и нонѣ насъ сподобилъ и предбудущихъ не лишилъ бы Своею-милостьюдождаться. Къ Николѣ на Угрѣшу! — сказалъ государь, боярамъ и подъ прощальный перезвонъ колоколовъ, милостиво распростившись съ братіей монастыря, двинулся; дальше.