Письмо Лорду Ирвину
2 марта 1930 года.
ДОРОГОЙ ДРУГ!
Прежде, чем приступить к осуществлению акций гражданского неповиновения и пойти на риск, на который я страшился пойти все эти годы, я буду рад обратиться к Вам и найти выход из положения.
Мои личные убеждения абсолютно чёткие. Я не могу намеренно причинять вред чему-либо живому, а тем более человеческим существам, даже тем, которые могут причинить величайшее зло мне и моим близким. Поэтому пока я, признавая британское правление бедствием, не желаю причинять вред ни одному англичанину или любым его законным интересам, которые он может иметь в Индии.
Пожалуйста, поймите меня правильно. Хотя я рассматриваю британское правление в Индии как бедствие, я не считаю из-за этого, что англичане в целом хуже любых других людей на Земле. Я имею честь считать многих англичан лучшими друзьями. Я познал зло британского правления во многом благодаря письмам от тех искренних и отважных англичан, которые не побоялись рассказать неприятную правду об этом правлении.
Но почему же я считаю британское правление бедствием?
Оно довело до нищеты миллионы людей, не имеющих права голоса, через систему прогрессивной эксплуатации и посредством разорительно дорогостоящей военной и гражданской администрации, которую страна не могла себе позволить.
Политически оно довело нас до крепостного права. Оно подорвало основания нашей культуры. И, через политику жестокого разоружения, привело к нашей духовной деградации. Лишённые внутренней силы, мы были приведены, через разоружение всех без разбора, в состояние, граничащее с малодушной беспомощностью.
Я, как и многие мои соотечественники, лелеял надежду на то, что предложенная Конференция круглого стола сможет выработать решение. Но когда Вы ясно сказали, что не можете обещать, что Вы или британский Кабинет поддержите план предоставления полного статуса доминиона, оказалось, что, вероятно, Конференция круглого стола не даст такого решения, которого сознательно желают открыто выступающие индийцы, а несознательно — ещё миллионы безгласных. Нечего говорить о том, что не приходится ожидать рассмотрения этого вопроса парламентом. Кабинет не хочет даже видеть прошения о подобном.
Интервью в Дели[1][ВТ 1] не достигло своей цели; в нём рассматриваются варианты действия не лично для Пандита Мотилала Неру и для меня, но для того, чтобы выполнить торжественную резолюцию Конгресса, собравшегося в Калькутте на сессию в 1928 году[2].
Но Резолюция независимости[3] не должна вызывать тревогу, если словосочетание «статус доминиона» (англ. Dominion Status), упомянутое в Вашем объявлении, используется в его общепринятом смысле. Ввиду этого — не допускают ли британские ответственные должностные лица то, что статус доминиона есть некая виртуальная независимость? Однако я опасаюсь, что они вообще не намерены в обозримом будущем предоставлять Индии этот статус доминиона.
Но это всё уже дело прошлое. После того объявления произошло немало событий, безошибочно показавших курс британской политики.
Ясно как белый день, что ответственные британские должностные лица не рассматривают никаких изменений в британской политике, которые могли бы негативно сказаться на британской торговле с Индией или требовали беспристрастного подробного изучения британских сделок с Индией. Ничего не сделано для того, чтобы покончить с нарастающей эксплуатацией истекающей кровью Индии. Министр финансов считает установленным фактом то, что коэффициент 1/6 одним росчерком пера высасывает из Индии несколько кроров[ВТ 2]. И хотя были предприняты цивилизованные непосредственные действия, чтобы изменить этот факт, наряду со многими другими, даже Вы не можете помочь, обратившись к классу богатых землевладельцев за помощью в пресечении такой попытки — во имя порядка, размельчающего Индию на атомы.
Кроме тех, кто работает во имя народа, понимая и ставя выше прочего мотивы страстного стремления к независимости, есть ещё миллионы безгласных трудящихся, для которых эта независимость предназначена и ценна — и для которых она, тем не менее, может представлять опасность. По этой причине я недавно публично говорил о том, что независимость на самом деле значит.
Позвольте мне показать Вам несколько заметных дел.
Большую часть всего этого составляют платежи за землю, тяжким бременем ложащиеся на многих; в независимой Индии они должны претерпеть существенные изменения. Даже в самых хвалёных постоянных поселениях выгоду получают немногие богатые заминдары, а не крестьяне, арендующие их землю. Крестьянин-арендатор остаётся таким же беззащитным, как и всегда. Он, если угодно, не более чем временный владелец. Потому не только плата за землю должна быть существенно снижена, но и вся система платежей должна быть пересмотрена так, чтобы в первую очередь способствовать благосостоянию крестьянина-арендатора. Но британская система, кажется, спроектирована так, чтобы выжать из него все жизненные соки. Даже жизненно необходимая ему соль так обложена налогом, что тяжким бременем ложится на крестьянина — объективно только потому, что так безжалостно предусмотрено. Этот самый налог остаётся более обременительным для бедняков, если вспомнить, что соль — один из тех продуктов, которых они должны употреблять больше, чем богачи, индивидуально и коллективно. Доход от продажи алкоголя и наркотиков также берётся с бедняков. Эти вещи подрывают их физическое и нравственное здоровье. Некоторые отстаивают это под фальшивым предлогом индивидуальной свободы, но в действительности поддерживают такое только ради себя. Изобретательность авторов реформ 1919 года позволила передать эти доходы так называемой «ответственной стороне диархии»[ВТ 3], сбросив с себя бремя запрещения этого и таким образом с самого начала показав бессилие этого для добра. Если несчастный министр уничтожит этот доход, он должен будет посадить на голодный паёк образование, так как в существующих обстоятельствах у него нет нового источника для замены этого дохода. Если тяжесть налогообложения тянет бедняков вниз, то разрушение главного дополнительного промысла — ручного прядения — подрывает их возможность производить богатство. История полного разорения Индии будет неполной без упоминания задолженности, созданной от её имени. Об этом недавно достаточно было сказано в публичной прессе. Это должно быть обязанностью свободной Индии — подвергнуть все долги строжайшему исследованию и отказаться от уплаты тех из них, которые беспристрастным судом будут признаны несправедливыми и недобросовестными.
Описанные выше беззакония поддерживаются для того, чтобы содержать иностранную администрацию, очевидно самую дорогую в мире. Взять вот Вашу зарплату. Она превышает 21000 рупий в месяц, помимо многих косвенных доплат. Британский премьер-министр получает 5000 фунтов стерлингов в год, то есть более 5400 рупий в месяц по текущему обменному курсу. Вы получаете более 700 рупий в день — против среднего дохода Индии, составляющего менее 2 анн[ВТ 4] в день. Таким образом, Вы имеете доход, более чем в пять тысяч раз превышающий среднеиндийский. Британский премьер-министр зарабатывает всего лишь в девяносто раз больше среднего британца. Склонив колени, я прошу Вас подумать над этим феноменом. Я привёл персональную иллюстрацию для того, чтобы донести горькую правду. Я слишком сильно уважаю Вас как человека, чтобы пожелать задеть Ваши чувства. Я знаю, что лично Вы не нуждаетесь в такой большой зарплате, какую Вы получаете. Возможно, Вы её всю тратите на благотворительность. Но система, в которой подобное в порядке вещей, должна быть сдана на слом. Но что верно насчёт зарплаты вице-короля, то верно насчёт всей администрации.
Радикальное снижение налогов, следовательно, зависит от столь же радикального сокращения административных расходов. Это означает трансформацию структуры правления. Такая трансформация невозможна без независимости. Оттого, на мой взгляд, произошла спонтанная демонстрация 26 января, в которой инстинктивно участвовали сотни тысяч деревенских жителей. Для них независимость означает избавление от убийственной нагрузки.
Ни одна из крупных британских политических партий, как мне представляется, не готова предоставить Индии те же выгоды, которые сама Британия получает каждый день, часто даже вопреки единогласному возражению индийцев.
Если всё же Индия будет жить как нация, если медленное вымирание её народа от голода будет остановлено, некоторые меры облегчения должны быть приняты немедленно. Предложенная Конференция, конечно, не является такой мерой. Здесь не имеют значения обвинительные аргументы. То, что имеет значение, получается от соперничающих сил. Виноват ли кто или не виноват — Великобритания будет защищать свою торговлю с Индией и свои интересы в этой стране всеми подконтрольными ей силами. Следовательно, Индия должна найти в себе силу, достаточную для освобождения из этих смертельных объятий.
Это обычная причина, по которой партия насилия, какой бы малочисленной и плохо организованной она ни была, даёт о себе знать и делает успехи. Их конец — такой же, как и мой. Но меня обвиняют в том, что это не может принести желаемого облегчения безмолвным миллионам. И это обвинение становится всё тяжелее и тяжелее для меня; но ничто, кроме подлинного ненасилия, не может остановить организованное насилие британских властей. Многие думают, что ненасилие — это не действующая сила. Мой опыт, бесспорно ограниченный, свидетельствует о том, что ненасилие может быть очень даже действующей силой. Моя цель — привести эту силу в действие как против силы организованного британским правлением насилия, так и [против] силы неорганизованного насилия растущей партии насилия. Смирное сидение может обуздать обе вышеупомянутые силы. Имея несомненную и непоколебимую веру в действенность ненасилия, насколько я знаю её, грешно мне будет дальше ждать.
Это ненасилие проявит себя через гражданское неповиновение, поначалу ограниченное насельниками Сатьяграха-ашрама, но спланированное так, чтобы в конечном счёте распространиться на всех, кто выберет присоединиться к движению с его очевидными ограничениями.
Я знаю, что вступление в [кампанию] ненасилия, которую мне предстоит возглавлять, объективно можно считать безумным риском. Но победы правды никогда не давались без риска, часто очень серьёзного. Преображение народа, сознательно или несознательного охотящегося на другой народ — намного более многочисленный, намного более древний и не менее культурный — стоит любого риска.
Я намеренно использовал слово «преображение»[ВТ 5]. Моя цель — не меньше чем преобразовать британский народ через ненасилие, и дать ему увидеть всё то зло, которое он сотворил в Индии. Я не стремлюсь причинять вред Вашим людям. Я хочу служить им точно так же, как моим людям. И я считаю, что уже послужил им. Я слепо служил им с 1919 года. Но когда мои глаза открылись и я постиг несотрудничество, целью осталось служение им. Я использовал то же оружие, которое со всем смирением успешно использовал против дражайших членов моей семьи. Если я одинаково люблю и Ваш, и мой народ, это ненадолго останется скрытым. Это будет признано ими так же, как было признано членами моей семьи, в течение нескольких лет испытавшими меня. Если, как я ожидаю, люди добровольно присоединяться ко мне, они будут терпеть страдания до тех пор, пока британцы вскорости не уйдут обратно тем же путём, каким пришли, и этого будет достаточно, чтобы расплавить самые твёрдокаменные сердца.
План — в том, чтобы посредством гражданского неповиновения победить те разновидности зла, примеры которого я привёл. Если мы хотим разрыва связей с британцами, то только ради этого. Когда [эти проявления зла] будут устранены, путь станет лёгким. Затем откроется путь к дружеским договорённостям. Если британская торговля с Индией очиститься от жадности, для вас не будет трудным признание нашей независимости. Я с почтением приглашаю Вас проложить дорогу к немедленному избавлению от вышеупомянутого зла, и этим откроется путь к настоящей конференции между равными, заинтересованными только в поддержке общего блага человечества через добровольное движение и согласовании условий взаимной помощи и торговли, равно подходящих для обеих сторон. Вы без необходимости упирали на общие проблемы, которые, к несчастью, затронули эту землю. Важно то, что хотя они и будут приняты к рассмотрению при любом порядке управления, они имеют мало отношения к более значительным проблемам, которые выше отдельных сообществ и в равной мере влияют на все. Но если Вы не можете понять, что Вам делать с этими разновидностями зла и моё письмо не найдёт отклика в Вашем сердце, в 11-й день этого месяца[4] я вместе с теми сотрудниками Ашрама, которых смогу взять, отправлюсь пренебрегать положениями соляных законов. Я расцениваю этот налог как самый несправедливый из всех с точки зрения бедняка. Поскольку движение за независимость существенно для беднейших на земле, в самом начале оно окажется направленным против этого зла. Это просто чудо, что мы подчинялись жестокой монополии столь долго. Я знаю, что Вы попытаетесь сорвать мои планы, арестовав меня, и Вы знаете, что я это знаю. Надеюсь, что там будут десятки тысяч готовых упорядоченным образом продолжить работу после меня и, совершая акт неподчинения Соляному закону, быть готовыми понести законные наказания, которые никогда не исковеркают книгу Статута[ВТ 6].
У меня нет желания создавать ненужные затруднения кому-либо или сразу всем, поскольку я могу помочь. Если Вы считаете, что в моём письме есть что-то полезное, и если у Вас будет желание обсудить кое-что со мной, и если с этой целью Вы бы хотели, чтобы я отложил публикацию этого письма, я буду рад воздержаться [от публикации], получив о том телеграмму вскоре после того, как это [письмо] дойдёт до Вас[5]. Вы, однако, окажете благосклонность ко мне, если не собьёте меня с моего курса до тех пор, пока не увидите Ваш путь к соответствию с существом этого письма.
Это письмо ни в коем случае не является угрозой — это простая и святая безусловная обязанность гражданского сопротивленца. По этой причине я поручил доставить его молодому английскому другу, видимо, посланному мне Провидением для важной цели, который верит в индийское дело и полностью разделяет идеи ненасилия[6].
Вашим искренним другом,
М. К. ГАНДИ
H. E. LORD IRWIN
VICEROY'S HOUSE
NEW DELHI-3
Young India, 12-3-1930; also S.N. 16624
