Могучий хор устал за длинною обедней…
Пропели мы обряд богатых похорон,
Под сводами гремя, растаял звук последний,
И медленно гудит унылый перезвон.
С печальным пением пошли мы по дороге.
За нами катафалк торжественно плывёт.
В снегу, иззябшие, скользят и вязнут ноги,
И мрачно мы поём, толпой идя вперёд.
Румянит ветер нас, и серебристый иней
Красивой сединой обвил нам волоса.
За гробом все идут как будто за святыней,
А мы идём вперёд, мы — смерти голоса.
О тайне смерти мы живым поём по нотам,
С нуждой и бедностью наш неразлучен труд;
Рабы счастливца мы, кого с таким почётом
И благолепием в фамильный склеп несут.
И вот на кладбище, где липы вековые,
Одеты инеем, хранят покой могил,
Где мрамор стерегут решётки золотые,
Хороним мы того, кто золото любил.
Сверкает всюду снег. Как ризою покрыты
Пушистой пеленой ограды и кресты,
Деревья старые и каменные плиты…
О, как торжественно уходишь в землю ты!
Наследники твои — твоей кончине рады;
Они воздвигнут здесь тяжёлый мавзолей,
Но не придёт никто к дверям твоей ограды —
Ты и при жизни был не нужен для людей.
Противно мне идти с твоей наёмной свитой
И голос отдавать — не людям, не борьбе,
Не песням радости и битвы, — а тебе,
Мешок, червонцами набитый!
См. также одноимённые страницы.
