ПАШКОВЦЫ.
правитьI.
правитьПассажирскій поѣздъ московско-брестской желѣзной дороги мѣрно катилъ но направленію къ Москвѣ. Въ купе второго класса почти всѣ мѣста были заняты.
Рядомъ со мною помѣщался московскій присяжный повѣренный, — маленькій, худой, юркій, съ желчнымъ, чахоточнымъ лицомъ и быстрыми, воспаленными глазами. Vis-à-vis сидѣлъ плотный, хорошо сложенный мужчина, лѣтъ сорока, съ выхоленнымъ лицомъ и тщательно подстриженными бакенбардами. Онъ то и дѣло обращался къ сидѣвшей рядомъ съ нимъ, очевидно, давно знакомой ему молодой дамѣ, блѣдное, но красивое и выразительное лицо которой носило печать какой-то особенной вдумчивости, почти грусти.
— Я не могу себѣ представить, — говорилъ нѣсколько брезгливымъ тономъ выхоленный господинъ, — какъ можно проводить въ деревнѣ зиму… Зима — безъ театра, безъ оперы, безъ клуба, безъ симфоническихъ вечеровъ, наконецъ, безъ общества… я не понимаю!.. Pardon, но я рѣшительно не могу себѣ представить… по моему это… это… пустынный островъ, монастырь!… Non, c’est impossible!…
Дама слушала, смотря въ окно и улыбнись едва замѣтною мягкою, снисходительною улыбкою.
— Привычка, — сказала она. — Мы уже шестой годъ живемъ въ деревнѣ… Наконецъ, хотя и не каждую зиму, но мы выѣзжаемъ, бываемъ въ Москвѣ, въ Петербургѣ, не надолго, разумѣется…
— По крайней мѣрѣ, есть сосѣди?
— Очень мало. Около насъ имѣніе князя Г--на, но онъ почти никогда не живетъ въ немъ… затѣмъ, К--вы. Слыхали? Наконецъ, Пашковъ.
— Какой Пашковъ?
— Василій Александровичъ Пашковъ… вѣроятно, вы слыхали: проповѣдникъ?
— Какъ же! помилуйте! — вдругъ оживляясь, заговорилъ выхоленный господинъ. — Однако, это интересно!… О немъ столько пишутъ, столько говорятъ!… Скажите, пожалуйста, что у него здѣсь — въ порядкѣ? — И онъ слегка постучалъ себѣ по лбу кончиками пальцевъ, затянутыхъ въ свѣжую шведскую перчатку gris de perle.
— Почему вы такъ думаете? — серьезнымъ тономъ спросила дама.
— Но какъ же иначе! Чѣмъ вы объясните его образъ дѣйствій?… Согласитесь сами. Вы знаете, онъ былъ полковникъ гвардіи, прекрасно шелъ по службѣ… огромныя связи, кровный аристократъ, самой чистой воды… Его отецъ игралъ такую видную роль при Николаѣ Павловичѣ… C’est un homme qui а une fortune… можно сказать — рѣдкое состояніе. У него огромныя имѣнія: въ Нижегородской губерніи, въ Тамбовской, въ Московской.. чудныя усадьбы… богатѣйшіе заводы на Уралѣ, въ Уфимской, Оренбурской губерніяхъ… Въ Петербургѣ — домъ — дворецъ на Гагаринской набережной, роскошнѣйшій… И вдругъ!…
Выхоленный господинъ съ сожалѣніемъ пожалъ плечами и сдѣлалъ пренебрежительную гримасу. Его собесѣдница молчала.
— Говорятъ, Пашковъ пользуется большой извѣстностью среди сектантовъ? — снова заговорилъ мой vis-à-vis, обращаясь къ своей сосѣдкѣ.
— Да, имя Пашкова весьма популярно среди послѣдователей раціоналистическихъ сектъ: молоканъ, штундистовъ и т. п.
— Чѣмъ это можно объяснить, скажите, пожалуйста?
— Этому много способствуетъ разсылка г. Пашковымъ евангелій и различныхъ брошюрокъ духовно-нравственнаго содержанія. Говорятъ, эти брошюры и евангелія можно встрѣтить всюду, гдѣ только есть сектанты: и на Кавказѣ, и въ Сибири, и на Уралѣ, и въ Архангельскѣ, и въ Одессѣ, и въ Астрахани, — словомъ, вездѣ и всюду. Наконецъ, газетные толки о бесѣдахъ и проповѣдяхъ Пашкова также не мало способствовали его извѣстности. Сектанты, отправляясь въ Петербургъ на заработки или по торговымъ и инымъ дѣламъ, обыкновенно считаютъ своею обязанностью побывать на проповѣди Пашкова.
— Интересно было бы прослѣдить: какое именно вліяніе оказываетъ проповѣдь Пашкова на тѣ или другія сектантскія ученія?
— Да, это было бы крайне интересно, но, къ сожалѣнію, объ этомъ почти ничего неизвѣстно.
— Вы, вѣроятно, лично знакомы съ Пашковымъ, какъ съ сосѣдомъ? — спросилъ выхоленный господинъ.
— Нѣтъ… мы незнакомы съ нимъ… я даже ни разу не видала его. Вѣдь, наше имѣніе, все-таки, довольно далеко отъ его К--на. Но у насъ очень много общихъ знакомыхъ съ нимъ, и такъ какъ меня весьма интересуетъ его дѣло, то поэтому…
— Но въ чемъ собственно состоитъ его дѣло, его ученіе — я никакъ не могу понять!.. Въ чемъ именно главная сущность…. основная идея?.. По моему, это какой-то наборъ туманныхъ фразъ… мистицизмъ… сумбуръ какой-то.
Дама не спѣшила отвѣтомъ. Мой сосѣдъ, присяжный повѣренный, давно уже внимательно вслушивавшійся въ разговоръ, рѣшился, наконецъ, вмѣшаться въ него. Извинившись, онъ началъ: Мнѣ приходилось слыхать проповѣди Пашкова, я видалъ и читалъ его брошюры. И какъ въ проповѣдяхъ, такъ и въ брошюрахъ постоянно проводится и высказывается мысль, что главнѣе всего, важнѣе всего — вѣра. Въ вѣрѣ, въ одной только вѣрѣ вся суть дѣла, все спасеніе человѣчества. Вѣра двигаетъ горами… О дѣлахъ же, о жизни, о будничныхъ, ежедневныхъ интересахъ и задачахъ совершенно умалчивается. Они вполнѣ игнорируются. Вѣруй — и ты спасенъ. Что же касается дѣлъ, то о нихъ — ни слова… Признаюсь, подобное ученіе представляется мнѣ крайне вреднымъ. Оно глубоко возмущаетъ меня и я совершенно согласенъ въ этомъ случаѣ съ нашими духовными писателями, священниками и проч., которые рѣзко нападали и нападаютъ за это на Пашкова.
Присяжный замолчалъ, перевелъ духъ и началъ нервно пощипывать тощую, бѣлобрысую бородку.
— Вы правы, — мягко замѣтила ему блѣдная дама, — но вы не обращали при этомъ вниманія на слѣдующее обстоятельство. Пашковъ говоритъ и пишетъ о вѣрѣ и почти ничего не говоритъ о дѣлахъ. Его противники гораздо больше толкуютъ и проповѣдуютъ о дѣлахъ и въ нихъ, т.-е. въ этихъ дѣлахъ, главнымъ образомъ, видятъ спасеніе людей. Но если мы присмотримся ближе, внимательнѣе къ дѣятельности тѣхъ и другихъ въ жизни, то мы встрѣтимъ нѣчто весьма странное. Мы увидимъ, что, съ одной стороны, устраиваются народныя столовыя, въ которыхъ бѣдный рабочій людъ за самую ничтожную плату (а нерѣдко и совсѣмъ безплатно) получаетъ здоровую, питательную пищу. Устраиваются больницы, богадѣльни, которыя обставляются самымъ лучшимъ образомъ и гдѣ больные пользуются внимательнымъ уходомъ. Заводятся школы съ хорошими, знающими учителями и учительницами, которые за свою службу получаютъ прекрасное вознагражденіе. Издаются для народа разныя брошюры и книги священнаго писанія, которыя чаще всего совершенно безплатно распространяются среди городскаго и сельскаго населенія и т. д., и т. д. Что это такое? Не правда ли, вѣдь, это уже дѣла?
— Позвольте, однако, — перебилъ присяжный, — мнѣ кажется, вы черезъ-чуръ идеализируете дѣятельность пашковцевъ. Я очень хорошо помню, какъ года три тому назадъ въ газетахъ и даже въ журналахъ много писалось объ эксплоатаціи, которой подвергались крестьяне Пашкова со стороны своего владѣльца. У Пашкова есть богатый мѣдноплавильный заводъ Богоявленскій въ Стерлитамакскомъ уѣздѣ, Оренбургской губерніи, съ пятью большими деревнями, приписанными къ заводу. Пашковъ проповѣдуетъ, что «вѣра спасаетъ безъ дѣлъ», но за то его управляющій, какъ видно, упираетъ больше на дѣло. Нѣсколько тысячъ заводскихъ крестьянъ были надѣлены землею но ¾ десятины на душу. Управляющій заводомъ, какой-то англичанинъ… можетъ быть дюже, какъ и самъ Пашковъ, послѣдователь знаменитаго лорда Редстока… весьма безцеремонно обсчитываетъ крестьянъ.
— Да, я хорошо помню, какъ писали объ этомъ, — замѣтила дама съ блѣднымъ лицомъ, — но я помню также и цѣлый рядъ другихъ извѣстій совершенно противоположнаго характера… Не думайте, я далека отъ мысли защищать въ этомъ случаѣ г. Пашкова, но мнѣ крайне бы хотѣлось выяснить: насколько справедливо это извѣстіе и насколько тутъ сознательной вины со стороны Пашкова. Я говорю такъ потому, что извѣстіе это звучитъ какимъ-то рѣзкимъ диссонансомъ въ ряду другихъ извѣстій о дѣятельности Пашкова. Еще надняхъ, напримѣръ, сообщалось газетахъ изъ Тамбовской губерніи, — гдѣ также есть имѣніе Пашкова, — много фактовъ, которые рисуютъ Пашкова, какъ чрезвычайно гуманнаго, добраго, словомъ, примѣрнаго хозяина. Писали, что служащіе его, кромѣ матеріальнаго обезпеченія, такъ хорошо обставлены, что лучшаго нельзя и желать. Писали, что образъ дѣйствій Пашкова, какъ землевладѣльца, сильно расположилъ крестьянъ въ его пользу, что свободныя крестьянскія руки всегда встрѣчаютъ хорошо оплачиваемый трудъ на барскомъ дворѣ; затѣмъ, что не было еще случая, чтобы Пашковъ не выдалъ какихъ-либо пособій, въ видѣ лѣса на постройку хатъ, денегъ на покупку скота обѣднѣвшимъ крестьянамъ и т. д. Почти такія же точно извѣстія были и изъ другихъ мѣстностей, въ которыхъ находятся имѣнія Пашкова. Вообще мнѣ кажется, широкая филантропическая дѣятельность Пашкова не можетъ подлежать никакому сомнѣнію. Онъ то и дѣло тратитъ десятки тысячъ на устройство больницъ и т. п. учрежденій. Говорятъ, онъ нерѣдко расходуетъ до 200,000 рублей въ годъ на разныя филантропическія предпріятія. Есть слухъ, что онъ даже поразстроилъ свое дѣйствительно огромное состояніе подобными затратами.
— Говорятъ, Пашковъ и заграницей пользуется извѣстностью? — спросилъ мой vis-à-vis, видимо недовольный той горячностью, которую внесъ въ разговоръ присяжный.
— Да, говорятъ, главнымъ образомъ, въ Англіи… Тамъ Пашковъ дѣйствительно пользуется большою популярностью, — отвѣчала молодая дама. — Года три тому назадъ въ газетахъ сообщались интересныя свѣдѣнія о пребываніи его въ Лондонѣ. Для встрѣчи его на пароходную пристань явилась депутація отъ лондонскаго библейскаго общества съ лордомъ Редстокомъ во главѣ. Затѣмъ Пашковъ былъ отвезенъ въ заранѣе приготовленное для него помѣщеніе, гдѣ ему представились болѣе извѣстные дѣятели, посвятившіе себя религіозной пропагандѣ. Живя въ Лондонѣ, Пашковъ весьма часто посѣщалъ «Conference Hall въ mildmy Park»…
— Виноватъ, что это такое? — перебилъ выхоленный господинъ
— Это громадный залъ, въ которомъ обыкновенно устроиваются религіозныя собранія и митинги. Онъ устроенъ извѣстнымъ англійскимъ филантропомъ-пасторомъ, д-ромъ Пеннифатеромъ. Въ этой залѣ Пашковъ произнесъ нѣсколько проповѣдей, на которыя стекалась многочисленная публика изъ самыхъ разнообразныхъ слоевъ англійскаго общества. Тутъ были и лорды-аристократы, и самые жалкіе пролетаріи, нищіе. Насколько многочисленны были эти собранія, можно судить, между прочимъ, по тому факту, что на одномъ изъ этихъ собраній было разнесено посѣтителямъ до 4,500 стакановъ чая.
— Мнѣ кажется, однако, что, Пашковъ вовсе не такой искусный проповѣдникъ, чтобы могъ составить себѣ имя и популярность за границей своимъ ораторскимъ талантомъ, — замѣтилъ присяжный повѣренный.
— Его популярность тамъ объясняется, главнымъ образомъ, широкой филантропической дѣятельностью, для который онъ не жалѣетъ никакихъ средствъ. Въ прошлый разъ, напримѣръ, уѣзжая изъ Лондона, онъ пожертвовалъ 10,000 фунтовъ стерлинговъ «на дѣло религіозной пропаганды». Деньги эти поступили въ распоряженіе лорда Кэптенъ-Мортенъ и д-ра Пеннифатера, которые завѣдываютъ филантропическими учрежденіями въ «Mildmy Park».
— А русскимъ, небось, не помогъ! — замѣтилъ вскользь присяжный.
— Напротивъ, тогда же сообщалось, что онъ посѣтилъ въ Лондонѣ нѣсколько бѣдныхъ русскихъ семействъ и назначилъ имъ отъ себя ежемѣсячное вспомоществованіе… Я, разумѣется, не знаю, насколько все это точно, но объ этомъ писалось тогда въ газетахъ.
Разговоръ на время пресѣкся.
— По моему, все это игра, не больше, — проговорилъ мой vis-à-vis рѣшительнымъ, безъапелляціоннымъ тономъ.
— Вы думаете?
— Игра, повѣрьте мнѣ… рисовка, желаніе во что бы то ни стало играть роль. Говорятъ, Пашковъ въ обществѣ продѣлываетъ прекурьезныя вещи. Сидятъ, напримѣръ, въ гостинной; идетъ оживленный разговоръ о томъ, о семъ, о театрѣ, о свѣжихъ новостяхъ, разсказываются анекдоты… шутки, смѣхъ, остроты… Вдругъ Пашковъ поднимается съ мѣста, выходитъ на средину залы… лице суровое, строгое, глаза горятъ… и начинаетъ импровизацію, въ видѣ какой-нибудь молитвы… Разумѣется, тотчасъ же все смолкаетъ, воцаряется мертвая тишина. Онъ торжественно опускается на колѣни и начинаетъ съ еще большимъ жаромъ и пафосомъ декламировать свою проповѣдь противъ свѣта, противъ всякаго рода удовольствій, развлеченій и т. п… Ну, скажите, пожалуйста, неужели это не рисовка, не желаніе играть роль?
Дама слегка качала головой, задумчиво глядя въ окно вагона.
— Не думаю, — сказала она, — Согласитесь сами, что Пашковъ, при его средствахъ, при его связяхъ и положеніи въ обществѣ, могъ бы играть гораздо болѣе видную роль, еслибъ у него дѣйствительно было такое желаніе. Въ самомъ дѣлѣ, что ему даетъ его настоящая дѣятельность? Насмѣшки, глумленье, преслѣдованія… А его образъ жизни? Каждый день, каждый вечеръ онъ гдѣ-нибудь читаетъ евангеліе, разъясняетъ его, говоритъ проповѣди. Еще недавно у него въ домѣ происходили собранія каждую недѣлю два раза: по воскресеньямъ и четвергамъ.
— Что же это за собранія?
— По воскресеньямъ были общія, гласныя собранія, на которыя допускались всѣ и каждый. Большинство публики состояло изъ лицъ, приходившихъ на эти собранія изъ любопытства. Здѣсь Пашковъ читалъ и комментировалъ евангеліе, а затѣмъ велъ диспуты со всѣми, кто только вступалъ съ нимъ въ споръ по поводу его толкованій евангелія. По четвергамъ же собирались лишь «вѣрующіе», т.-е. принявшіе ученіе Пашкова. По понедѣльникамъ чтенія происходили на Петербурской сторонѣ, въ квартирѣ какого-то офицера, по вторникомъ на Большой Морской, въ домѣ княгини Л--въ, въ субботу гдѣ-то на Пескахъ, по Конногвардейской улицѣ, въ квартирѣ какого-то ремесленника. Словомъ, всѣ дни въ недѣлѣ у Пашкова были заняты. И такимъ образомъ онъ поступалъ изо дня въ день не годъ и не два, а въ теченіе….
— Станція Кубинка!… Буфетъ!… Поѣздъ стоитъ пятнадцать минутъ! — раздался голосъ кондуктора.
Всѣ встали и поспѣшно направились къ выходу, кончая на ходу прерванный разговоръ.
— Семь лѣтъ назадъ, — громкимъ, властнымъ голосомъ говорилъ какой-то тяжеловѣсный господинъ, съ полнымъ, но сильно поблекшимъ лицомъ, обращаясь къ своему спутнику, изящному джентельмену съ розовыми, какъ піонъ, щеками, — семь лѣтъ назадъ, какъ сейчасъ помню, безъ сапогъ ходилъ, а теперь — не угодно ли? — имѣніе въ триста тысячъ да винокуренный заводъ, который одинъ — понимаете? — одинъ даетъ сорокъ тысячъ чистаго дохода… чистаго дохода каждый годъ!… Какъ это вамъ покажется? а? И все это — изъ ничего!.. Понимаете?
— Что говорить! Геній, геній! — восторженно шепталъ изящный джентельменъ, прищуривая маслянные, плотоядные глазки.
II.
правитьВторой звонокъ. Всѣ спѣшатъ занять свои мѣста. Въ нашемъ купе публика размѣщается въ прежнемъ порядкѣ: на одной сторонѣ — я и присяжный повѣренный, на другой — плотный, благообразный господинъ въ перчаткахъ gris de perle и рядомъ съ нимъ блѣдная красивая дама.
Изъ сосѣдняго купе слышится властный, громкій голосъ тяжеловѣснаго господина, только что трактовавшаго о геніальныхъ способностяхъ своего пріятеля, съумѣвшаго въ семь лѣтъ «изъ ничего» составить себѣ состояніе.
— По моему, споръ о томъ: кто лучше — блондинки или брюнетки — совершенно нелѣпый, безсмысленный споръ. Дѣло совсѣмъ не въ томъ: блондинка или брюнетка извѣстная барыня, а въ томъ: какая блондинка и какая брюнетка. Въ этомъ вся суть дѣла. Я ничуть не спорю, что брюнетка, выросшая подъ солнцемъ, на которомъ зрѣютъ лимоны, можетъ быть чудесна, обворожительна… помните?
"Ея плѣнительныя очи
«Яснѣе дня, темнѣе ночи!»
И вся она, какъ южная ночь, полна жгучей, знойной страсти… Но развѣ мы не встрѣчаемъ блондинокъ, за которыхъ каждый изъ насъ съ радостью готовъ отдать все?.. понимаете? — все!
— Вѣрно, вѣрно, — соглашался томный голосъ собесѣдника, очевидно, совершенно размягшаго подъ вліяніемъ интимной бесѣды, — блондинки… прелесть… волоса — словно пѣна морская… глаза — лазурь…
— А тѣло-то? забыли?.. Сливочное масло — вотъ что!
Разговоръ начиналъ принимать черезъ-чуръ эротическій характеръ; между тѣмъ, благодаря молчанію, которое установилось къ нашемъ купе, этотъ разговоръ былъ слышенъ у насъ почти до послѣдняго слова. И вотъ мой vis-à-vis спѣшитъ нарушить это неудобное молчаніе. — Интересно было бы знать, — говоритъ онъ, обращаясь къ своей сосѣдкѣ, — какъ велико число послѣдователей Пашкова.. Увеличивается ли это число?
— Если судить по газетнымъ извѣстіямъ и по толкамъ и слухамъ въ обществѣ, то слѣдуетъ думать, что число послѣдователей Пашкова растетъ и увеличивается весьма быстро.
— И есть между ними талантливые проповѣдники, которые могли бы… vous comprenez?.. производить сильное впечатлѣніе… увлекать за собою?
— Какъ наиболѣе краснорѣчиваго проповѣдника изъ послѣдователей Пашкова называютъ графа Б--го, — замѣтилъ присяжный повѣренный. Онъ вышелъ въ отставку, началъ интересоваться богословскими вопросами и вскорѣ совершенно увлекся религіею. Впрочемъ, въ въ этомъ направленіи на него очень большое вліяніе оказала его жена, урожденная П--ва- она давно была извѣстна какъ чрезвычайно набожная женщина. Путешествуя заграницей, графъ посѣтилъ Англію и здѣсь близко сошелся съ лордомъ Редстокомъ. Возвратившись въ Россію, онъ поселился въ деревнѣ, въ своемъ имѣніи, въ Богородицкомъ уѣздѣ, Тульской губерніи.
— Что же онъ тамъ дѣлаетъ?
— Занимается хозяйствомъ и — проповѣдуетъ…
— Какъ проповѣдуетъ?
— Каждое утро, послѣ чаю, онъ читаетъ и толкуетъ евангеліе, говоритъ поученія. При этомъ собираются всѣ домашніе, дѣти, гувернеры, учителя и т. д. Каждый можетъ приходить сюда свободно, двери открыты для всѣхъ и каждаго.
— И крестьяне приходятъ? — спросилъ я.
— Говорятъ, Б--кій очень заботился о томъ, чтобы привлечь крестьянъ на эти собранія. Но это ему не удавалось. На собранія обыкновенно приходятъ лишь тѣ изъ крестьянъ, которые хотятъ заслужить милость и расположеніе графа… Одинъ мой знакомый, бывшій сослуживецъ графа, много разсказывалъ мнѣ о томъ, какъ онъ гостилъ у Б--го въ деревнѣ и какъ графъ объяснялъ евангеліе на этихъ собраніяхъ…
— Неужели же онъ постоянно, и лѣто и зиму, живетъ въ деревнѣ? — спросилъ мой vis-'а-vis.
— О, нѣтъ.. Онъ почти каждый годъ бываетъ въ Англіи… бываетъ въ Москвѣ, въ Петербургѣ. Мнѣ пришлось однажды слышать его проповѣдь въ Петербургѣ въ домѣ Пашкова. Нужно сознаться, что графъ дѣйствительно очень искусный ораторъ.
— Ну, а дамы есть въ числѣ послѣдователей Пашкова? — спросилъ мой vis-à-vis, доставая изъ кармана щегольской, слоновой кости портсигаръ.
— О, разумѣется! — отозвался присяжный. — Въ нихъ-то вся сила въ подобныхъ сектахъ… Вообще дамы — благодарная почва для всевозможныхъ ученій: будетъ ли это спиритизмъ, соціализмъ, религіанство, аскетизмъ и проч. и проч… Конечно, это доказываетъ лишь ихъ чуткость, отзывчивость, — поспѣшно добавилъ онъ, слегка наклоняясь въ сторону нашей собесѣдницы и какъ бы желая тѣмъ смягчить рѣзкость своего заявленія.
— Но лично вамъ не приходилось встрѣчаться съ послѣдовательницами Пашкова? — обратился выхоленный господинъ къ своей сосѣдкѣ.
— Прошедшимъ лѣтомъ мнѣ пришлось встрѣтиться съ одной особой, которая вполнѣ раздѣляетъ воззрѣнія Пашкова, — отвѣчала блѣдная дама..
— Можно узнать: кто эта особа?
— Конечно, это не секретъ. Ее зовутъ А. И. П--ръ.
— Тверская П--ръ?
— Право, не знаю навѣрное… кажется, у нихъ было имѣніе, въ Тверской губерніи, но сейчасъ оно едва ли не продано.
— Что же это, развитая, образованная особа?
— О, да! Сначала она росла въ деревнѣ, въ отцовской усадьбѣ, затѣмъ была увезена въ Англію и тамъ, въ Лондонѣ, получила образованіе…
— У лорда Редстока?
— Я не знаю, занимается ли лордъ педагогіей.
— О, разумѣется! — подхватилъ присяжный. — Они всѣ туда ѣздятъ просвѣщаться… Вѣдь, и самъ Пашковъ только ученикъ Редстока, послѣдователь его доктрины… А доктрина ихъ ничто иное, какъ піэтизмъ.
— Скажите, пожалуйста, — снова обращаясь къ дамѣ, заговорилъ мой vis-à-vis, — что же, эта г-жа П--ръ тоже проповѣдывала?
— Да, она читала евангеліе и объясняла его всѣмъ, кто только выражалъ желаніе слушать ее.
— Гм… и мужикамъ?
— Да, и мужикамъ, и бабамъ.
— Гдѣ-жь это она читала имъ?
— Она ходила но избамъ, ходила въ поле, гдѣ работали бабы.
— И неужели ее слушали?
— Сначала нѣтъ… Бабы работаютъ въ полѣ, жнутъ хлѣбъ, измучаются… жара страшная… а тутъ она является съ книжками, съ евангеліемъ. Начинаетъ читать… А они и слушать не хотятъ. «Поди ты, барыня, къ Богу со своими книжками, — говорятъ, — намъ и безъ тебя тошно»… Но она не смущалась этимъ и продолжала говорить о значеніи евангелія, о проповѣди Христа, о любви. Мало-по-малу къ ней стали привыкать, стали слушать ее… Да и нельзя было не полюбить ее: я всю жизнь свою не встрѣчала болѣе чистаго, болѣе искренняго, болѣе нравственнаго существа. Это что-то по истинѣ высокое, идеальное…
— Вы увлекаетесь…
— Можетъ быть, но ею трудно было не увлечься…
Молодая дама вдругъ остановилась, смолкла и, придвинувшись къ окну, снова начала смотрѣть вдаль, хотя стекла вагона ежеминутно застилались безпорядочными клубами густаго, бѣлаго пара.
— А какъ собой эта г-жа П--ръ? — снова спросилъ мой vis-à-vis. — Я думаю: страшна, какъ смертный грѣхъ?
— Напротивъ, красавица, — холодно отвѣчала блѣдная дама.
— Не можетъ быть!
— Красавица съ прелестнымъ лицомъ и стройной, чрезвычайно изящной фигурой, — повторила дама съ какой-то особенной настойчивостью.
Благообразный господинъ съ изумленіемъ развелъ руками и съ разстановкою проговорилъ:
— У-ди-ви-тельно!
— Почему это такъ удивляетъ васъ?
— C’est curieux! — сказалъ благообразный господинъ. — Извините меня, но я всегда былъ убѣжденъ, что только дурнушки… laiderons… которыя не успѣютъ выйдти замужъ, могутъ увлекаться подобными… подобными затѣями.
— А какими же затѣями увлекаются, по вашему, красивыя дамы? — не безъ нѣкоторой колкости спросила блѣдная дама.
Подмѣтивъ нотку раздраженія въ голосѣ своей собесѣдницы, мой vis-à-vis, въ качествѣ свѣтскаго человѣка, поспѣшилъ цѣлымъ рядомъ оговорокъ загладить впечатлѣніе, произведенное на молодую даму его замѣчаніями.
— Мнѣ однажды въ Тульской губерніи, — началъ присяжный повѣренный, — пришлось натолкнуться на одну «шинковку».
— Кто-жь это такая?
— Княгиня Г--на. Ей принадлежитъ большое село Сергіевское… то самое Сергіевское, о которомъ, — помните? — упоминаетъ Иванъ Сергѣевичъ Тургеневъ въ своихъ «Пѣвцахъ»… «Не даромъ село Сергіевское, на большой орловской дорогѣ славится во всей Россіи своимъ особенно пріятнымъ и согласнымъ напѣвомъ»… Такъ вотъ въ этомъ самомъ селѣ. Мнѣ пришлось туда заѣхать по дѣлу. Огромное, богатое торговое село. Останавливаюсь въ гостиницѣ — довольно приличная обстановка, сносные номера. Смотрю — на столѣ въ номерѣ лежитъ «Новый Завѣтъ». Начинаю перелистывать — оказывается, что все евангеліе испещрено различными подчеркиваніями и отмѣтками, которыя сдѣланы, очевидно, необыкновенно старательно, самымъ тщательнымъ образомъ. Захожу въ другой номеръ — опять на столѣ лежитъ «Новый Завѣтъ». — «Зачѣмъ это у васъ, — спрашиваю хозяина, — въ номерахъ евангелія разложены?» — «А это, говоритъ, у насъ согласно контракту». — «Какого контракта?» — «Съ княгиней Г--ой. Она обязываетъ, чтобы безпремѣнно въ каждомъ номерѣ завсегда было евангеліе. Если же кто, случается, увезетъ съ собою евангеліе, то я долженъ за мѣсто того новое положить». — «А увозить, спрашиваю, запрещается?» — «Нѣтъ-съ, говоритъ, на это никакого запрету не положено».
— А гдѣ больше всего распространено ученіе пашковцевъ?
— Безъ сомнѣнія, въ Петербургѣ.
— Къ какой же средѣ принадлежитъ большинство послѣдователей?
— Трудно сказать. Тутъ есть и кровные аристократы, князья и графы, представители древнѣйшихъ фамилій… есть и врачи, курсистки, акушерки, есть, наконецъ, и простые рабочіе съ фабрикъ, заводовъ, мастеровые, извощики, поденщики… Съ этой стороны ученіе Пашкова является чрезвычайно интереснымъ явленіемъ общественной жизни, заслуживающимъ самаго полнаго вниманія…
— Когда я слышу о пашковцахъ, — началъ мой vis-à-vis, — мнѣ всегда почему-то припоминается, съ одной стороны, романъ Додэ «Евангелистка», а съ другой — пресловутая «Армія спасенія»… Скажите, пожалуйста, есть между ними что-нибудь общее?
— Право, ничего не могу сказать поэтому поводу, — отвѣтилъ мой сосѣдъ. — Конечно, какъ тѣ, такъ и другіе — религіанты, но какая между ними разница — я не знаю.
— По моему, — начала молодая дама, — между пашковцами и «Арміей спасенія» нѣтъ рѣшительно ничего общаго, по крайней мѣрѣ, насколько я могла познакомиться съ тѣми и другими. Пашковцы и не думаютъ отрицать ни брака, ни семейныхъ, ни другихъ привязанностей. Напротивъ, они считаютъ вполнѣ законнымъ удовлетвореніе всѣхъ вообще естественныхъ потребностей человѣка, и, по моему мнѣнію, они совершенно чужды всякаго аскетизма.
— Однако, если не ошибаюсь, они ежеминутно ждутъ пришествія Христа, они пророчествуютъ, предсказываютъ и т. п.?
— Едва ли. По крайней мѣрѣ, я ничего подобнаго не слыхала. Мнѣ кажется, вы смѣшиваете ихъ съ членами апостольскихъ общинъ, съ ирвингіянами.
— Это еще что такое?
— Это также религіозное ученіе, возникшее въ Шотландіи, а оттуда распространившееся по разнымъ странамъ Европы, между прочимъ, и въ Роосіи. Послѣдователи этого ученія дѣйствительно ежеминутно ожидаютъ пришествія Христа, который, по ихъ словамъ, «уже у дверей». У нихъ есть свои апостолы, пророки, пророчицы, дьяконисы и т. п. Многіе ихъ смѣшиваютъ съ «пашковцами», такъ какъ и тѣ, и другіе распространяются главнымъ образомъ въ Петербургѣ, въ привилегированной средѣ. Къ тому же община ирвингіянъ помѣщается на Сергіевской улицѣ, въ нѣсколькихъ шагахъ отъ дома Пашкова.
— А что, собранія Пашкова продолжаются до сихъ поръ?
— Нѣтъ, теперь, говорятъ, у него уже не собираются, а года три тому назадъ эти собранія происходили совершенно свободно; на нихъ присутствовала огромная масса народа…
— И удивляюсь, какъ ему не запретить совсѣмъ устроивать подобныя собранія.
— Да ему уже не разъ запрещали… Въ газетахъ писали, что еще въ 78 году послѣдовало со стороны высшаго правительства оффиціальное запрещеніе Пашкову устроивать публичныя собранія и на нихъ предлагать религіозныя поученія. Тогда же на мѣстное духовное начальство возложена была обязанность назначить особаго священника «для увѣщанія надъ г. Пашковымъ, какъ лицомъ, впавшимъ въ религіозное заблужденіе». Увѣщаніе это, однако, не достигло своей цѣли. Пашковъ остался непреклоннымъ въ своихъ религіозныхъ вѣрованіяхъ. И такъ какъ онъ, несмотря на состоявшееся запрещеніе, продолжалъ устроивать собранія и произносить проповѣди, то духовное вѣдомство нѣсколько разъ возбуждало вопросъ о принятіи мѣръ противъ Пашкова…
— И оно, конечно, было вполнѣ право, — вмѣшался присяжный повѣренный, — такъ какъ у насъ существуетъ церковное постановленіе, которымъ безусловно запрещается мірянину проповѣдывать слово Божіе; эта обязанность исключительно принадлежитъ лишь церковнымъ чинамъ — епископамъ, священникамъ и т. п… Къ тому же Пашковъ проповѣдуетъ ничто иное, какъ піэтизмъ, а этому невозможно, конечно, сочувствовать. Піэтизмъ — это порожденіе западнаго протестантизма; къ чему пересаживать его на русскую здоровую почву? Къ чему намъ эти идеи туманнаго, безформеннаго мистицизма, это вѣчное пареніе въ заоблачныхъ высотахъ?.. Все это крайне вредно, такъ какъ все это отрываетъ отъ земли, отъ жизни, отъ ея насущныхъ, кровныхъ интересовъ и задачъ… Не правда ли?
— Я не знаю, можетъ быть, вы и правы, — замѣтила молодая дама. — Но… вы говорите: «здоровая почва»… Извините, я не вижу этого… Если мы на каждомъ шагу натыкаемся на людей наживы и карьеры, карьеры и наживы во чтобы то ни стало, если мы только и слышимъ кругомъ толки и мечты о деньгахъ, о роскоши, о богатствѣ, если-во имя подобныхъ цѣлей то и дѣло, на каждомъ шагу, свершаются безчестныя сдѣлки, грязные, возмутительные поступки… Согласитесь, вѣдь, это плохое здоровье… И вотъ являются люди, которые не только не ставятъ своею цѣлью наживы, кармана, но которые растрачиваютъ свое состояніе во имя идеи, во имя добра… Пусть эта идея, — какъ вы говорите, — туманна, пусть даже это будетъ мистицизмъ! Но если эта идея захватываетъ людей изъ разныхъ сферъ, если она отрываетъ этихъ людей отъ служенія корыстнымъ, эгоистичнымъ интересамъ, заставляетъ ихъ забыть объ удовольствіяхъ и роскоши «свѣта»… наконецъ, дѣлаетъ ихъ болѣе мягкими, гуманными…
Молодая дама вдругъ остановилась и замолчала. Казалось, ее смущало выраженіе лица моего vis-à-vis, который сидѣлъ, брезгливо-мрачно насупившись, и молчалъ.
— Ну, мы еще не знаемъ: становятся ли эти люди мягче и гуманнѣе отъ мистицизма, — замѣтилъ присяжный повѣренный. — Я что-то сильно сомнѣваюсь.
Молодая дама не отвѣчала, но, помолчавъ, она намѣтила:
— Осуждая дѣятельность Пашкова, вамъ необходимо обратить вниманіе еще на одно обстоятельство. Главная и, по моему мнѣнію, огромная заслуга Пашкова состоитъ въ распространеніи евангелія. Благодаря ему, евангеліе проникло въ село, на фабрику, въ деревню; благодаря ему, русскій мужикъ получилъ возможность знакомиться съ проповѣдью Христа…
— Виноватъ, позвольте. Вы, опять-таки, слишкомъ преувеличиваете въ этомъ случаѣ заслуги пашковцевъ. Распространеніемъ евангелія давно уже, гораздо ранѣе Пашкова, занималось и до сихъ поръ занимается библейское общество.
— Да, но г. Пашковъ и его послѣдователи, — какъ говорятъ, — принимаютъ весьма горячіе участіе въ дѣлахъ библейскаго общества… А вотъ мы, кажется, и пріѣхали!..
Дѣйствительно, поѣздъ подходилъ къ станціи. Мимо насъ мелькали фабричныя трубы, какія-то закоптѣлыя, мрачныя кирпичныя зданія, главы церквей и монастырей московскихъ. Слѣва показался Петровскій дворецъ, справа засверкали золоченыя главы храма Спасителя…
Пассажиры суетливо хлопотали съ вещами, укладывая и увязывая ихъ. Еще двѣ-три минуты и публика съ шумомъ высыпала изъ вагоновъ. Впереди насъ, легкою, быстрою походкою шла наша знакомка — молодая дама съ блѣднымъ, вдумчивымъ, красивымъ лицомъ; рослый носильщикъ, навьюченный багажемъ, едва поспѣвалъ за нею.
— Повѣрьте мнѣ: эта дама не сегодня — завтра сдѣлается пашковкой, — говорилъ мнѣ, прощаясь, мой сосѣдъ, присяжный повѣренный.
— Очень можетъ быть.
— Но какъ смотрѣть на это: хорошо это или дурно?
Мнѣ не пришлось отвѣчать на этотъ вопросъ, такъ какъ нахлынувшая со всѣхъ сторонъ толпа быстро разъединила насъ…