Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 1. М., 2008. С. 270—323.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
правитьПастор Арнольд Реллинг, 35 лет.
Тора, его жена.
Лия, 26 лет.
Молодая прихожанка.
Терезита, горничная, пожилая.
Вильтон.
Два молодых человека.
Представители Комитета чествований.
Гинг, дурачок.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
правитьТора (не переставая шить). Маленький Торик — удивительный ребёнок. Право. Не думайте, что во мне говорит чувство матери. Прямо необыкновенный. Няня тоже говорит, что никогда таких не видала.
Лия. Ваша няня!.. Терпеть я её не могу: такая подхалима…
Тора. Да, это правда. Немножко.
Торик совсем не плачет. А ей всего десять месяцев. И такая кроткая-кроткая. Даже совестно перед ней как-то… (Смеётся.) Право. Такая послушная. И главное, всё понимает: вчера взяла со стола апельсиновую корку, поднесла к носу и понюхала. Ну совершенно, совершенно как большая. Мы прямо умерли со смеху.
Терезита! Терезита!..
Терезита (из другой комнаты). Сейчас.
Тора. Приготовь пастору ужинать, он скоро должен прийти.
Лия. Какая тишина у вас.
Тора. За садом — шум не долетает.
Лия. Пастор сегодня говорил.
Тора (оживляясь). Да, я знаю. И такая досада, не могла быть в церкви.
Лия. Удивительное у него лицо. Восковое, светится всё. А глаза тёмные-тёмные… Знаете, я почти никогда не помню, что он говорит. Сегодня помню: он говорил про высокую гору.
…Бог обитает на высокой горе… Выше чёрных скал… Выше синих снегов… Застывшего льда.
Нет, я всё путаю… Только, право, он никогда не говорил ещё с такой силой. Вы заметили, что на кафедре он всегда с опущенными глазами? Заметили?
Тора (тихо улыбается). Да… Он говорит, что всё равно ничего не видит перед собой.
Лия. У пастора нечиста совесть.
Тора (смеётся). Скажите ему об этом.
Лия. Вам не кажется странным, что я так говорю о вашем муже?
Тора. Нет… нисколько.
Лия. И вообще… что я легкомысленная барыня… львица… ну, и что я вожусь с вашим пастором?
Тора. Я вас очень люблю. Право.
Лия (подходит и целует её щеку). Вы совсем маленькая девочка.
Тора (радостно). Это Арнольд делает меня такой. Я совершенно беспомощная. Без него ничего не могу. Он всё за меня думает, думает… И живёт за меня. Право. Я так только… Даже говорить совсем разучилась: он понимает меня с одного слова.
У Торочки лоб и нос совсем как у Арнольда. Он говорит, что Торик будет «академиком». (Смеётся.)
Лия (оборачиваясь). Я была на Альпах. Горы давят меня. Я чувствую себя счастливой только на берегу моря.
Тора. Моя мечта — съездить на Альпы. Когда Торик подрастёт, мы обязательно поедем.
Лия. Втроем?
Тора. Да. Только не знаю, поедет ли Торик с Арнольдом: у них очень натянутые отношения.
Лия (быстро). Пастор не любит Торочку?
Тора. Нет, Торик его не признаёт. Она решительно не может смотреть ему в глаза.
Лия (с повышенным интересом). Она пугается глаз пастора?
Тора. Да. Торик вообще не любит, когда на неё пристально смотрят. Вот уж несколько дней я нарочно приучаю её к Арнольду.
Лия. Приучили?
Тора. Да… не совсем. Торик смотрит на Арнольда не мигая и не сводя глаз, как прикованная. Право. Даже странно. И потом вдруг начинает плакать… плакать… Насилу её успокоишь.
Лия (усмехаясь). У пастора нечиста совесть.
Тора (смеётся). Он и сам вчера то же сказал: «Торик видит меня насквозь и приходит в ужас от того, что видит в моей душе: детские глаза — ангельские глаза».
Лия. Да… у пастора тяжёлый взгляд. Я уверена, что он всякого может загипнотизировать. Впрочем, всё это неважно… А вы сами никогда не боитесь своего мужа?
Тора. Что вы, Лия!..
Лия. Вы ему совсем-совсем верите? Вы убеждены, что у него всё благополучно в душе?.. Я говорю глупости. Простите меня, ради Бога. У меня сегодня лихорадка. Даже озноб, кажется.
Тора. Почему же вы раньше не сказали?! Возьмите мой тёплый платок. (Снимает и подаёт ей.)
Лия. Нет-нет. Это пройдёт. Я сейчас уйду.
Тора. Мне же совсем тепло. Право.
Лия (возбуждённо). Всё это пустяки. (Подходит к Торе, страстно целует её.) Милая, милая, милая…
Тора. Ну возьмите же платок. Дайте, я на вас надену.
Лия (быстро отстраняясь). Нет-нет. Я сама. Благодарю вас.
Тора (ласково). Посидите у нас. Затопим камин. Право. Вы согреетесь. Сейчас придёт Арнольд. Он, наверное, совсем измучился. Ушёл в восемь часов утра. Мы будем за ним ухаживать, как за больным. Право. На улице сейчас так сыро.
Лия. У меня есть билет в оперу.
Тора. Что вы, больной нельзя в театр. Вам нужно выпить чего-нибудь горячего. (Лия, слушая, ходит по комнате.) Останетесь?
Лия (машинально). Да… хорошо…
Тора. Сейчас я велю затопить камин.
Лия. Хорошо у вас. Просто, тихо, уютно… Пастор всё-таки странный человек… Странный.
Тора. Вы говорите — странный?
Лия. Я не понимаю его проповедей. Я никогда не слушала умных. Но ведь это же совсем неважно. А вы всё понимаете, что он говорит?
Тора. Да… всё. Душой понимаю. Право.
Лия. Да. Это так… Можно мне что-нибудь пошить?
Тора. Пошить?
Лия (быстро). Вы думаете, я не умею? Вы думаете, я всегда была такая белоручка?
Тора. Нет. Это я так.
Лия. Дайте мне рубашечку. Я дошью.
Тора. Вот Арнольд будет удивлён!
Лия. Он никогда ничему не удивляется, я заметила это.
Тора (смеётся). Да-да, он действительно никогда ничему не удивляется.
Лия. Мне кажется, он всегда ждёт самого невозможного.
Тора (серьёзно). Он говорит, что ждёт чуда.
Лия (возбуждённо). Да, а если оно свершится, он нисколько не будет поражён.
Тора. Года три тому назад был такой случай. Горел дом, угловой, против церкви. Ночью. Жильцы выбежали на улицу, даже не успев одеться. Дом деревянный. Понимаете, загорелось в нижнем этаже. Минут через десять в огне был весь дом. Вдруг страшный крик: мать ребёнка забыла. В кроватке. Кинулась к огню, исступлённая, насилу её оттащили. Не успели опомниться, к дому бросился Арнольд. Через минуту вынес на руках мальчика. Живого. Весь сюртук, все волосы себе опалил. Право. Ужасно был смешной.
Лия. Это чудо.
Тора. Что он не погиб? Да. Это было совершенно необыкновенно. И вот когда пожар кончился, на следующий день мы с Арнольдом пошли посмотреть на сгоревший дом. Так странно: не сгорела почему-то лестница, по которой шёл Арнольд, и часть стены. Один из пожарных узнал пастора и говорит: лестница должна была упасть, и вам бы не выбраться. Тогда Арнольд спокойно толкнул её рукой, и она действительно обвалилась.
Лия. Да… У него такое лицо, что, я думаю, он и дьявола не испугался бы.
Тора (смеётся).
Лия. Серьёзно, не испугался бы. А смотрел бы на него… с любопытством.
Тора. И ждал бы, что будет.
Лия. И потом бы сказал: ничего особенного.
Тора. Как долго. Уж девятый час.
Лия (закинув руки за голову, смотрит вверх). Вам, наверное, никогда не хочется чего-нибудь самого дикого. Самого невозможного.
Тора (смеётся). Никогда.
Лия. Да… Всё это я не о том… Вы верите, что я вас люблю?
Тора. Какая вы, право.
Лия. Я вас очень, очень люблю. И никогда не сделаю вам зла. Слышите: никогда. (Подаёт ей платок.) Я согрелась. Спасибо.
Тора. Мне совсем тепло.
Лия. Нет, спасибо. Я пойду. Мне надо лечь.
Тора. Ложитесь у меня в спальной. Право. Ночуйте у нас.
Лия. Нет-нет.
Тора. Смотрите, как темно. Дождь, наверное.
Лия. Пусть. Всё равно.
Тора. Как же ты без звонка?
Пастор. Я прошёл чёрным ходом. Здравствуйте.
Лия. Я вас видела сегодня в церкви.
Пастор. Да… я вас тоже видел.
Лия (удивлённо). Видели?
Пастор. На улице такое ненастье. Вы могли бы остаться ночевать у нас в доме.
Тора. Я предлагала ей уступить свою спальню. Она упрямится. Уговори её. Право. Главное — больна.
Лия. Нет, я иду. Прощайте. (Целует Тору и идёт к двери.)
Пастор (идёт за ней). Остались бы.
Лия. Мне недалеко. Я привыкла: на Альпах была.
Пастор. На Альпах?
Лия. Да. На высоких-высоких горах. Прощайте. (Уходит.)
Тора. Ты будешь ужинать?
Пастор. Нет… Я очень устал, не хочется. Что делал сегодня мой маленький дружочек?
Тора (смеётся). Шила.
Пастор. Ну, рассказывай.
Тора. Кончила Торику рубашку. Завтра новую начну. Синенькую, с белой каёмочкой. Стригла ей ногти. Она хохотала всё время. Страшно любит. Право.
Пастор. Гуляли?
Тора. Нет: очень плохая погода.
Пастор. Долго у тебя сидела Лия?
Тора. Да. Она пришла часов в шесть. Ей очень нездоровится. Я боюсь, что она сляжет.
Пастор. Ну, маленькая, ещё что случилось?
Тора. Привезли кровать. Только очень низкую сетку сделали. Придётся, пожалуй, отдать переделать.
Пастор. Может быть, обойдётся?
Тора. Сейчас-то, конечно, ничего; да я боюсь, когда Торик научится стоять — вывалиться может.
Пастор. Какая ты у меня умная!
Тора. Не смейся.
Пастор. Право, умная.
Тора (подвигается ближе к пастору). Приласкай.
Пастор (гладя её по голове). Маленькая моя… девочка… (Улыбается.) Будет?
Тора. Ещё немножко.
Пастор (снова гладит по голове). Бедный мой… беззащитный мой…
Тора (ласкаясь). Вот ты говоришь так, и я в самом деле становлюсь совсем маленькой. Жалеть себя начинаю. Хочется прижаться к тебе и плакать, плакать.
Пастор. Ну, полно, голубчик. О чём же плакать?
Тора. Не знаю. Так, хорошо уж очень. Ты такой милый-милый… знаешь, что?
Пастор. Ну?
Тора. Я не понимаю, почему тебя многие ужасно боятся.
Пастор. То есть как, боятся?
Тора. Так. Боятся к тебе подойти. Заговорить с тобой. Считают тебя каким-то необыкновенным. Вот даже Лия.
Пастор. Она считает меня необыкновенным?
Тора. Да. Ведь ты такой простой-простой. Совсем милый. Ты не сердишься?
Пастор. Что ты, родная. На что же сердиться?
Тора. Да вот, что я так говорю. Ты не думай, что я не признаю твоих талантов. Я знаю, ты у меня гений! Но я тебя больше люблю дома. Ты там делаешься такой большой… на кафедре. Как-то голова кружится. Жутко смотреть на тебя бывает. А здесь… я могу ласкать тебя. Брать тебя за руки, за лицо. Тут ты мой. Весь мой. Ну, приласкай!
Пастор. Ах ты, избалованная девочка. Вот возьму и выдеру тебя за уши.
Тора (смеётся). И я уверена, что никто из твоих поклонников не знает, какой ты дома. Какой ты милый. Какой простой. Как умеешь смеяться, ласкать. Ты для них пророк. Ты их в храм приводишь. Нет, право, почему ты так меняешься?
Пастор. Не знаю.
Тора. У тебя даже фигура другая делается. Лицо, глаза, голос. Всё-всё. Совсем другое. Я часто смотрю на тебя в церкви и не могу представить тебя дома, за ужином или в детской. Точно ты — не ты. Каких-то два совсем разных человека.
Пастор. Страшные вещи ты говоришь.
Тора. Совсем нет. Ведь ты же милый, самый-самый хороший.
Пастор (серьёзно). Люби меня вот таким, каким я бываю дома. Хорошо?
Тора. Хорошо. Потом, ты часто сидишь целыми часами молча. На этом кресле. Я совершенно не знаю, о чём ты думаешь. (Смеясь.) А если б и знала, ничего, наверное, не поняла бы. Но мне так хорошо бывает. Точно и я с тобой думаю. Только ведь я знаю, что я совсем-совсем перед тобой маленькая.
Пастор (с чувством). Ты бесконечно больше меня.
Тора. Что ты нашёл во мне хорошего: я просто пылинка какая-то по сравнению с тобой.
Пастор. Без тебя я погибну. Ты никогда не должна меня бросать. Слышишь?
Тора. Что ты! Молчи… (Зажимает ему рукой рот.) Ты с ума сошёл. Я без тебя не проживу дня. Ну, возьми меня к себе. Расскажи что-нибудь.
Пастор. Сказку?
Тора. Ну, сказку. Ты знаешь, Лия правда была на Альпах. Когда Торик подрастёт, мы поедем. Хорошо?
Пастор. Поедем.
Тора. Как хорошо будет!
Пастор. Я очень устаю на горах.
Тора. Я совсем-совсем не видала гор. Торик не будет нам мешать. У неё удивительный характер.
Пастор. Она в тебя. Ты самая-самая кроткая девушка.
Тора. Ты меня хвалишь. Я зазнаюсь.
Пастор. Самая-самая кроткая. И самая правдивая. В тебе нет никакой лжи.
Тора. Сказку расскажи.
Пастор. Какую сказку?
Тора. Какую хочешь. Только не очень страшную.
Пастор. Ну, слушай…
В глухом-глухом лесу, на берегу глубокого, холодного озера живёт Горбун…
Тора. Не страшная?
Пастор. А вот слушай… Живёт Горбун. Руки у него длинные, как лапки у паука. Целые дни ходит Горбун по берегу, плетёт паутину. Всё плетёт. Всё плетёт. Ночью прячется в нору глубоко, под землю. Никто не приходит к озеру: крепкой стеной сплелась лесная чаща. Вот однажды на утренней заре ветер принёс радостную весть: маленькая Гаяне нашла тропинку к холодному озеру. Затрясся от радости хитрый Горбун. Сложил длинные лапки на груди. Бросился в воду, поплыл белым лебедем. Охорашивается, машет пушистыми крыльями. Только смотрит: стоит на берегу маленькая Гаяне, боится шевельнуться. Не знает, куда ей идти. Подплывает к ней Лебедь-Горбун: «Садись ко мне на спину, я переплыву с тобой озеро». — «А там?» — спрашивает Гаяне. — «Там снова будет тропа. Ты пойдёшь дальше». — «Одна?» — «Я полечу над тобой». Улыбнулась маленькая Гаяне: «С тобой я ничего не боюсь, чистый Лебедь». И встала на пушистые белые перья. Обняла рукой лебединую шею. Плывёт Горбун, ластится, на небо хитрыми глазами посматривает. Доплыли до средины. Зашумели волны. Чёрные, злые — бьют, хлещут со всех сторон. Раздвинулись далеко волшебные берега. Тёмный лес лентой едва виднеется. Прижалась маленькая Гаяне к Лебедю и говорит: «Не бойся… уж немного…» И вдруг взмахнул Горбун-Лебедь широкими крыльями. Поднялся над чёрными волнами и стряхнул Гаяне в воду. Упала маленькая Гаяне в холодное озеро. Белой пеной покрылась и вынырнула белою лебедью. Бросилась назад к берегу. Хлопает по воде испуганными крыльями. Приплыла. Берег навис отвесной скалой. Бьётся бедная у берега. Стонет жалобно. Подняться не может. «Ты превратишься в туман, — говорит Горбун, — и тяжёлыми каплями упадёшь в озеро. Ночью белою тенью будешь носиться над холодной водой». И поднялась Лебедь-Гаяне белым туманом и тяжёлыми каплями упала в тёмную воду. Снова пошёл по берегу Горбун. Снова плетёт паутину длинными лапами. И думает Горбун: «Вот ещё три таких лебедя, и я буду бессмертен».
Тора (тихо). Почему ещё три лебеди — и будет бессмертен?
Пастор (задумчиво). Не знаю… Так сказка сказывается.
Тора. Знаешь… Это очень страшная сказка.
Пастор. Разве?
Тора. Очень… Приласкай меня!
Пастор. Ах ты, маленькая трусишка.
Тора. Закрой мне ноги платком.
Пастор. Чтобы не было страшно?
Тора. Да… Мне всегда больше всего ногам страшно.
Пастор. Какая же ты маленькая. Совсем-совсем девочка.
Тора. Мне ещё потому так страшно, что я сегодня сон видела. Вспомнился. Про тебя. Хочешь, расскажу?
Пастор (серьёзно). Обязательно расскажи.
Тора. Вот слушай… Звонок!..
Пастор. Кто это… так поздно…
Тора. Это, должно быть, от Комитета… Я тебе вчера говорила.
Пастор (волнуясь). Ты думаешь?
Тора. Я им вчера сказала, что тебя можно застать после девяти.
Терезита. Пастора желают видеть двое, вчера которые были.
Пастор. Попроси их сюда. Ну, ты лучше уйди, милая.
Тора. Прощай. (Целует его и уходит.)
Пастор. Садитесь, господа.
Первый представитель. Мы к вам с очень большой просьбой, пастор…
Пастор. Садитесь же, пожалуйста.
Первый представитель. Вы, вероятно, знаете, что в субботу предполагается народный праздник по случаю столетия со дня рождения Геринга?
Пастор. Да. Я немного слышал об этом.
Первый представитель. Комитет поручил нам просить вас принять участие в этом чествовании.
Пастор. Признаюсь, я принимаю это приглашение с большой радостью. У меня есть душевная потребность отдать Герингу дань уважения.
Второй представитель. А мы так боялись получить отказ. На вашей речи сосредоточивается главнейший интерес праздника. Мы уже получили запросы из других городов, будете ли вы участвовать.
Пастор. Обо мне знают в других городах? Я не думал этого.
Второй представитель. Мы не знаем, как и благодарить вас.
Первый представитель. Простите, пастор, но мы должны побеспокоить вас ещё одной просьбой. Видите ли, в празднике примут участие и профессора, и писатели, всего человек до десяти. Чтобы не было совпадения в темах, желательно заранее знать…
Второй представитель. Конечно, в самых общих чертах…
Первый представитель. Содержание предполагаемых речей. Может быть, вы не отказались бы передать нам…
Второй представитель. В нескольких словах…
Первый представитель. Программу вашей речи.
Пастор. Мне это очень трудно. Я никогда заранее не обдумываю плана.
Первый представитель (почтительно). Хотя бы тему. Ведь Геринг был столь разносторонен. О нём можно говорить и как о мыслителе, и как о художнике, богослове, публицисте, наконец, человеке…
Пастор (останавливаясь). Я буду говорить о нём как о пророке свободной правды и обличителе всякой лжи. (Говорит стоя. Голос постепенно меняется: из тихого, напряжённого переходит в металлический, властный.) В Геринге больше всего меня поражает сила его правдивости. Преклониться перед этой силой мне прежде всего хотелось бы.
Видите ли, о нём говорить труднее и легче, чем о ком-либо другом. Труднее потому, что чем человек выше, тем труднее лгать перед ним. А публичная речь всегда наполовину ложь. Мы все изолгались. Лжёт наш голос, наши жесты, наши слёзы. Лгут ораторы, слушатели. Лжёт всё и внутри нас, и вокруг нас. Я знаю: многие задыхаются от этой лжи. Готовы кричать в исступлении, чтобы прорвать это мёртвое кольцо лживости. Но сил нет. Не может одинокая душа преодолеть лживость, накопившуюся веками. И вот перед лицом выразителя мировой совести, каким я считаю Геринга, мучительно думать, что в похвалах и восторгах, которые будут расточаться в честь его памяти, эта подлая ложь будет осквернять наши уста. И хочется прежде всего призвать людей к правдивости. Именем великого человека, мирового гения, страдальца и праведника. Сказать им, что пора сбросить маски; пора показать лицо своё. Быть простыми, правдивыми. Не стыдиться того, что все мы грешные, маленькие, слабые. Все мы братья — нужно наконец понять это. Должен же прийти конец притворству, обману, лицемерию. Пусть перестанут стыдиться своих страданий, своих слёз, своего смеха. Мне хочется громко сказать — на кафедре разрыдаться не стыдно. (В волнении проходит по комнате. Тихим и утомлённым голосом.)
Но, с другой стороны, о Геринге говорить легко, потому что он слишком вдохновляет на правдивость. Он поднимает в душе всё самое светлое. Не нужно быть святым, чтобы правдиво говорить о нём.
Моя тема — обличение лжи. Из всех пороков ложь — самый ненавистный. Мёртвою рукою душит она человека. Начинает с мелочей, с повседневных пустяков, незаметно впивается в самую глубь души. Всюду несёт опустошение. Всюду смрадным дыханием отравляет жизнь…
Геринг, как сказочный богатырь, сорвал подлую маску с изолгавшихся людей.
Нищие духом, они попрятались в пятиэтажные дома. Спасаются от призрака совести на автомобилях, на экспрессах. Непроглядный мрак своих до основания прогнивших душ хотят рассеять электрическим блеском. Оглушить, одурманить мозг — грохотом машин. И он сказал им: вы лжёте. Вы нищие. Ваша культура бессильная, гнилая… Вы жалкие рабы бессмысленных страстей. Опомнитесь! Перестаньте лгать.
Люди зарылись от истины в груды печатной бумаги. Глупость, невежество своё хотят скрыть учёною пылью. Не зная самого главного: зачем жить и как жить, хотят притвориться знающими какие-то великие научные истины. И он сказал им: лжёте! Вы ничего не знаете. Как не знали и много тысяч лет назад. Ваша наука ни на шаг не приблизила человека к истинному знанию. Груда фактов — не истина. А вы, кроме факта, ничего не знаете. Перестаньте обманывать. Себя и других. Не делайте важных физиономий, оставьте самодовольный, научный тон. Будьте простыми, как дети. Они ближе к истине, потому что они правдивы.
Вы воспели любовь. Усыпали цветами брачное ложе. Не лгите, не лгите, не лгите! Ваш брак — тот же разврат. Ваша любовь — гнусная похоть. Вы не видите в женщине человека. Вы втоптали в грязь её душу. И жена для вас — та же самка, та же любовница. Не усыпляйте вашу совесть поэзией. Не называйте утоление чувственности браком. Не говорите о равноправии, покуда не перестали как звери смотреть на женщину.
И что бы он ни говорил, что бы ни писал, хотя это было десятки лет тому назад, из его могилы, как властный удар колокола, несётся один великий завет: не лгите, не лгите, не лгите…(Садится в изнеможении на диван. Пауза. Приходя в себя.)
Вот в нескольких словах… Это, конечно, не программа… Но сейчас я больше не могу.
Первый представитель (почти шёпотом). Мы не смеем больше задерживать пастора.
Пастор. Посидите, я устал, но это ничего. У меня сегодня очень много дел было. А скажите, где будет происходить праздник?
Второй представитель. В городском доме.
Пастор. Я не хотел бы говорить первым, но не хотел бы и в конце: я слишком устаю. У меня от усталости пропадает голос.
Первый представитель. Как только программа праздника определится, мы вам пришлём её. Не смеем задерживать. Там вас кто-то ещё дожидается.
Пастор. Где?
Второй представитель. В прихожей.
Пастор. Ты опять здесь!
Гинг. Я уже несколько часов дожидаюсь пастора. Мок на дожде. Обо мне забыли.
Пастор. Ты всегда приходишь перед несчастьем. Как чёрный ворон.
Гинг (тихо смеётся). Я пришёл видеть пастора. Пастор меня не любит.
Пастор (холодно). Я тебе не верю.
Гинг. Я дурачок.
Пастор. Что тебе нужно?
Гинг. У меня важное дело.
Пастор. Какое дело?
Гинг Я что-то знаю про пастора.
Пастор. Это меня не касается. Можешь идти.
Гинг. За что меня не любит пастор?
Пастор. Говори, наконец, прямо. Что тебе от меня нужно?
Гинг. Пастор спасает человеческие души…
Пастор. Сейчас же уходи из моего дома.
Гинг. Я хочу, чтобы он спас старуху Берту.
Пастор (с отвращением). Что ты бормочешь?
Гинг. Старуха Берта умирает. Умирает. У неё все лицо сгнило. Я давно уже заметил. Нос отвалился. Губа отвалилась. Нижняя. Ухо отгнило. Я был у старухи Берты. Она велела пойти к пастору. Заживо гнить никому не приятно.
Пастор (хватает его за плечо). Зачем ты ходишь ко мне, зачем ты ходишь ко мне?! Отвечай сию же минуту!
Гинг. Я уйду… что я, ворон, что ли… уйду. Мне что…
Пастор (почти шёпотом). А что, если я тебя свяжу и буду бить тебя? По лицу. Чтобы всё в кровавую массу… И глаза, и рот. Всё в мокрый комок… Будешь ходить тогда… будешь… (Спокойно и холодно.) К старухе Берте я сейчас пошлю. Ступай.
Тора (отворяет дверь). Ушли?
Пастор. Ушли, слава Богу.
Тора. Но тебе, кажется, приятно было их приглашение.
Пастор. Да… Приятно… Только меня бесконечно утомляют всякие эти разговоры. Ну, пойди ко мне сюда.
Тора. Сядем опять на диван. У тебя ещё кто-то был?
Пастор. Да. По делу. Знаешь, о чём я иногда думаю?
Тора. О чём?
Пастор. Взять бы, бросить всё и всех… Купить где-нибудь маленькое именьице. Не говорить никаких проповедей. Не видеть разных глупых поклонников, вроде только что ушедших. Если бы ты видела, с какими физиономиями они меня слушали. Я чуть не расхохотался как бешеный… И жить совсем-совсем просто.
Тора. Так взял бы и сделал. Право.
Пастор. И главное, чтобы никто каждую минуту не ждал от тебя чего-то сверхъестественного. Будем солить грибы… делать на зиму разные маринады. Заведём кур, гусей, индюшек. Вечерами мы будем читать. В уютном деревенском домике. Торик заснёт на диване. Ты закроешь его тёплым платком. Тихо, спокойно.
Тора. Я буду заботливой хозяйкой. Буду печь пироги, варить варенье. Шить Торику платьица. Домик у нас будет как игрушка. Право.
Пастор. Я даже план дома обдумывал.
Тора. Правда?! Ну, расскажи.
Пастор. Дом в четыре комнаты. Из передней ход в кабинет. Кабинет окнами в сад. Он отделяется аркой от маленькой спальной. Тут мы повесим вместо дверей занавеску. Из спальной ход в детскую. Эти три комнаты отделяются коридором от кухни и столовой.
Тора. Кругом дома обязательно должен быть сад.
Пастор. Да. Густой фруктовый сад. Чтобы яблони цвели под самыми окнами.
Тора. Милый, уедем.
Пастор. А ты меня не разлюбишь тогда?
Тора. Почему разлюблю?
Пастор. За измену своему призванию.
Тора. Милый, я тебя люблю не за что-нибудь, а просто люблю. Уедем.
Пастор. Что ты, голубчик. Разве это возможно? Так хорошо помечтать. Как в сказке. А жить я так не могу.
Тора. Почему?
Пастор. Я — пастор.
Тора. Ты милый, простой и маленький.
Пастор. Я, как Горбун, хочу получить бессмертие.
Тора. И превращаешь людей в белый туман…
Пастор. И плету паутину.
Тора. Чтобы белый туман упал в холодную воду?
Пастор. Да. И чтобы ночью над озером носились белые тени.
Тора. Опять мне делается страшно.
Пастор. Да, а про сон ты и забыла.
Тора. Рассказать?
Пастор. Обязательно расскажи.
Тора. Тяжёлый сон! Целый день у меня на душе какой-то осадок от него. Право. Видела я тебя в большой-большой зале. Будто бы ты сидишь в кресле, закрыл лицо руками и страшно рыдаешь. Вокруг тебя народ. И все хохочут, показывают на тебя пальцами, свистят, ругают. Прямо ужас что такое. Я хочу подойти к тебе. Меня не пускают. А мне так хочется быть близко-близко около тебя. Чтобы ты увидел меня. И вот я кричу: «Милый, милый!» Кругом как захохочут: «Вот так милый, вот так милый!»
И разом всё стихло. Страшно так стало. Один за другим потянулись все к выходу. Ты остался совсем-совсем один. В большом пустом зале. Я не могу двинуться с места. Стою как прикованная. Вижу, из тёмного угла выходит какой-то человек. Совсем как ты. Всматриваюсь — это действительно ты. Только какой-то другой. Тихо подкрадывается к тебе сзади. Я хочу крикнуть — и не могу. Ты сидишь, плачешь, не замечаешь его. А он, понимаешь, совсем такой же, как ты. Но противный и страшный. Совсем-совсем близко подошёл к тебе. И вдруг схватил тебя за горло и стал душить. Тут я больше не могла. Закричала. Проснулась. Вся дрожу. Прямо обезумела. Право.
Пастор (встаёт). Очень страшный сон.
Тора (смеётся). Вот уедем, и никто нас не тронет.
Пастор. Меня здесь никто не тронет. Я не боюсь врагов. Я чувствую себя сильнее их.
Тора. Стали бы заниматься хозяйством, разводить кур, гусей.
Пастор. Никто никогда не осмелится свистать мне… Нет, в этом сне другое страшно.
Тора (притихнув). Что?
Пастор. Другое… Пойди сюда, маленькая, поближе ко мне. Хорошая моя девочка. Дай, я тебя приласкаю, и не будем говорить о страшных вещах.
Тора. Мне спать хочется. Ты погладь мои волосы. Я буду дремать.
Пастор. Бедная моя, маленькая моя… ну, спи, родная, спи…
Тора. И ни о чём не буду думать. Ты всё за меня знаешь.
Пастор. Спи, родная… Не надо ни о чём думать. У тебя такое сердце, что тебе можно ни о чём не думать.
Тора. Опять хвалишь…
Пастор. Опять сказку будешь просить?..
Тора. Нег, не надо никаких Горбунов.
Пастор. Если бы ты только знала, как я недостоин тебя.
Тора (почти засыпая). Что ты говоришь, хороший мой… Разве можно так говорить.
Пастор. Только ради тебя мне и прощаются грехи мои.
Тора. Ну, приласкай… Я совсем сплю…
Пастор (вздрогнув). Это ещё кто?.. Вот день!..
Тора. Решительно не понимаю.
Лия (входит и останавливается на пороге). Может ли пастор сейчас ехать со мной? На полчаса. По очень важному делу.
Пастор (спокойно). Едемте.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
правитьТора (одетая, в шляпе, надевает перчатки). Я сейчас же вернусь домой.
Пастор. Да-да… Не заходи, пожалуйста, никуда. Я должен всё знать сейчас же.
Тора. А если он откажется со мной разговаривать?
Пастор. Ты думаешь, это возможно?
Тора. Нет, но всё-таки?
Пастор. Ты скажи тогда, что я прошу его приехать ко мне.
Тора (подходя к пастору). Как мне жутко… Что-то случиться должно.
Пастор (с некоторым раздражением). Полно. Ничего не может случиться. Я достаточно силён.
Тора. Точно на нас надвигается…
Пастор. Не пророчествуй, пожалуйста.
Тора. Не сердись, милый. Не будем ссориться в такое время.
Пастор. Я не понимаю тебя! Почему «такое время»? Ведь ничего же не случилось. Глупая неприятность, больше ничего.
Тора. Ну, если так, я буду совсем спокойна.
Пастор. Конечно, конечно, будь спокойна. И главное — иди скорее. Нужно всё выяснить.
Тора. Ну, поцелуй меня на прощанье.
Пастор (целует). Полно же малодушничать.
Тора. Прощай. Я теперь совершенно спокойна.
Лия (входит сияющая. От неё веет здоровьем и молодостью. На ходу она снимает высокую шляпу). Вот невежа! Извольте встать в моём присутствии. Вы думаете, я подойду и нежно вас поцелую. Нет, довольно. Поухаживайте и вы немножко. Ну-с!
Лия (пятясь назад, смеётся). Какой деревянный! Боже мой, какой деревянный! Да проворней же, господин пастор! Иначе я убегу от вас… Догоняйте!.. А то поздно спохватитесь.
Пастор. Будет, Лия.
Лия. В меланхолии! А на дворе такое солнце, такое солнце! Воздух свеж, как морская волна. Словно плаваешь в нём. И небо совсем чистое.
Пастор (молчит).
Лия. Не хмурьте ваших бровей… Я вас совершенно не боюсь… совершенно не боюсь!.. (Быстро подходит к нему. Встревоженно.) Что с тобой?
Пастор. Ничего особенного. У меня маленькая неприятность.
Лия. Тебя ревнует Тора?
Пастор (холодно). Оставь её в покое.
Лия. Говори, какая неприятность.
Пастор. Да нет, вздор… Запри двери, и будем с тобой веселиться. Я хочу забыть об этом вздоре. Хочу всё забыть, забыть!
Лия. Я тебя буду развлекать.
Пастор (улыбаясь). Посмотрим, как ты будешь меня развлекать.
Лия. Ну, слушай. Больше всего ты любишь самого себя. Отсюда ясно, что развлечь тебя можно лучше всего, говоря о тебе.
Пастор (улыбается). Это хитрость.
Лия. Какая хитрость?
Пастор. Конечно, хитрость. Тебе просто хочется со мной говорить обо мне.
Лия (громко смеясь). Почему ты узнал? Почему ты узнал?
Пастор. Ты в меня влюблена…
Лия. Это к делу не относится.
Пастор. Очень даже относится. Потому тебе и хочется говорить со мной обо мне.
Лия. Рассказывай: это интересно.
Пастор. И разумеется, начнёшь фантазировать… Описывать совсем не то, что есть, а то, что бы ты «хотела». Мужчине в таких случаях остаётся разыгрывать комедию под влюблённого суфлёра. Чтобы суфлёр пришёл в восторг от своего собственного произведения.
Лия (смеясь). Вот хитрюши! Но это же Бог знает что такое! И все мужчины это знают?
Пастор. Все чувствуют.
Лия. А ты научен долгим опытом?
Пастор. Да.
Лия. У тебя очень, очень много было любовниц?
Пастор. Много.
Лия. Ну сколько? десять?
Пастор. Перестань говорить глупости.
Лия. Всё равно. Я знаю, что у тебя их было много. И знаю почему: ты удивительный.
Пастор. Дальше.
Лия. Пожалуйста, не воображай. Ты совершенная загадка. Но я даже не хочу тебя разгадывать. Мне безразлично, кто ты. Я в тебя влюблена самым безнравственным образом. А через месяц брошу.
Пастор. Да, мы скоро расстанемся.
Лия. Знаешь, я тебя совсем не ревную.
Пастор. Знаю.
Лия. Почему?
Пастор. Ревность — чувство собственности, а я никому не принадлежу.
Лия. Никому?
Пастор. Никому.
Лия (с недоброй нотой). Ты всех обманываешь.
Пастор. Одного себя.
Лия. Ты надо мной издеваешься, кажется…
Пастор. Ты в странном настроении, Лия.
Лия. Ты обманываешь Тору.
Пастор. Нет… я её люблю.
Лия. Ты от неё скрываешь свои связи.
Пастор. Из любви к ней. У неё для моей правды не хватит сил.
Лия. А если она узнает?
Пастор (в сильном волнении). Она никогда не узнает этого.
Лия. Когда-нибудь тебе придётся расплачиваться за свою жизнь.
Пастор. Моя жизнь — сплошная расплата.
Лия. За что?
Пастор. Вот этого-то я и не знаю.
Лия. Должно наступить возмездие.
Пастор. Оно наступает каждый день.
Лия. Только подумай, сколько ненависти поднимется против тебя, если узнают, что ты всех дурачил. Этого не прощают.
Пастор. Я никого не обманываю. Никого. Я таков, каким они меня знают. Я не обязан говорить всему свету, что бываю другим. Это моя тяжба…
Лия. С кем?
Пастор. Не знаю.
Лия. Я не понимаю, как до сих пор никто ничего не знает. Тебе помогает нечистая сила.
Пастор (очень серьёзно). Может быть.
Лия. Не понимаю…
Пастор. Ну, скажи по правде… разве когда-нибудь ты могла бы рассказывать о наших отношениях?
Лия (решительно). Никогда!
Пастор. Наверно?
Лия. Наверно!
Пастор. Ты можешь дать мне честное слово?
Лия. Могу.
Пастор (с возрастающим волнением). И если будет ходить по городу такая сплетня, она не будет иметь под собой никакой фактической почвы?
Лия (заражаясь его волнением). Никакой!
Пастор. Простая догадка… то есть та же клевета, только, по несчастию, совпадающая с фактом.
Лия. Ну конечно. Что с тобой? Что случилось? Ты мне должен сказать.
Пастор. Ничего, ничего. Мне показалось, что мелькнул синий огонь угара.
Лия. Что ты говоришь?
Пастор. Я тебя люблю… ты красавица… от тебя сегодня пахнет левкоем.
Лия. Ты какой-то совсем особенный. (Смотрит на него внимательно.) Совсем особенный.
Пастор. Ну, довольно. Давай продолжать разговор.
Лия. О тебе?
Пастор. О чём хочешь!
Лия. Хочу о тебе. Скажи по правде, тебе не кажется странным, что ты говоришь с кафедры всякие возвышенные вещи, а в тебя влюбляются самым подлым образом?
Пастор. Кажется.
Лия. А знаешь ты, что ни одна женщина тебе не верит?
Пастор (внимательно слушает). Нет. Это для меня совсем ново.
Лия. Да, да. Ни одна не верит. То есть не верит, что ты святой. Конечно, ты прекрасно говоришь о целомудрии. Но ведь мыслей твоих не слушают. Один голос твой слышат. А в нём что-то неистовое есть. Какая-то жажда дьявольская. Кровь загорается. Сердце биться перестаёт. Уверяю тебя, выйди ты на кафедру и скажи: я развратен, я кровожаден, я весь соткан из больных страстей. Уверяю тебя, все женщины с отвращением от тебя убежали бы. Ты выходишь бледный, целомудренный, как золотистый цветок. Голос твой — натянутая тетива. Ресницы опущены. Ты, задыхаясь, говоришь о чистоте непорочной, о святости девства, и за каждым словом твоим дрожит тоска любви, порочное, томительное вожделение. И никто не бежит от тебя. Напротив. К тебе так страшно тянет. Знаешь, я заметила: после твоих проповедей все женщины боятся смотреть в глаза друг другу. Только не думай, что это одно к тебе притягивает. Ты вообще интересен.
Пастор. Ну, уж это что-то вроде объяснения в любви.
Лия (смеясь). Да, пожалуй. У тебя прекрасный лоб. Изумительные глаза. Если в них вглядеться. И очень аристократические руки.
Пастор. Ты меня идеализируешь. Я протестую. Правды ради.
Лия. Что ты смеёшься?
Пастор. Понравилась возвышенная цель: правды ради. Пастор всё должен делать правды ради. Не так ли?
Лия. Постой. Я что-то не понимаю. Но больше всего люблю твои губы. Влажные, тёмно-красные. Точно всегда в крови. Руки у тебя худые, нежные, но страшно властные. Так любят мучить. Хочется повиноваться твоим рукам. Когда ты ласкаешь, электрический ток пронизывает тело. Искры сыплются и обжигают. Ты удивительный!
Пастор. А ты тоже необыкновенный суфлёр.
Лия. Не дразнись. Я помню, как боялась к тебе подойти. Каким ты мне казался неприступным. Точно высокая гора, вечно устремлённая в небо. И в то же время так безумно хотелось совсем другого… Должно быть, я смутно чувствовала, каким ты можешь быть. Знаешь, ты постоянно разный. На кафедре ты один, при Торе другой, при мне третий. У тебя бесчисленное количество масок. Я не знаю, кто же ты, наконец? Я не в силах представить тебя одного в комнате. Какой ты тогда? О чём думаешь? Какое у тебя лицо, фигура, выражение глаз? Жутко становится. Но, право, мне всё равно, кто ты. Хотя из преисподней. Не всё ли равно? Я чувствую над собой твою власть. Так безумно хочется тебе подчиняться. Быть твоей без остатка… до последнего кусочка… Может быть, ты в душе издеваешься; может быть, это дьявольская игра… Всё равно. Пусть!
Пастор. Я сам, должно быть, чья-то игрушка.
Лия. Ну скажи: почему, почему ты такой? Что за таинственные силы живут в тебе? Почему ты так притягиваешь…
Пастор (серьёзно). Это тайна. Разгадывай…
Лия. Нет, право, сам ты знаешь?
Пастор. Я сам знаю меньше всех.
Лия. Почему ты такой разный?
Пастор. Я всегда таков, каков я есть.
Лия. Ты не лжёшь?
Пастор. Если хочешь, я всегда правдив и всегда лгу.
Лия. Что это такое?..
Пастор. Это дьявольские фокусы!
Лия. Неужели ты сознательно меняешь физиономии, смотря по обстоятельствам?
Пастор (шутливо). Ты хотела говорить обо мне, а сама расспрашиваешь.
Лия. Скажи хоть немножко.
Пастор. Я не актёр, Лия.
Лия (тихо). А кто?
Пастор (тоже тихо). Не знаю.
Лия (прежним тоном). Потом, вот ещё: ужасно странно, что все тебе верят. Даже те, кто знает, что ты обманываешь.
Пастор. Я не совсем тебя понимаю.
Лия. Вот я, например, ведь я знаю, что ты обманываешь Тору…
Пастор (перебивая). Я её люблю.
Лия. Не в том дело. Ты её часто обманываешь, чтобы скрыть наши отношения. Идёшь ко мне, говоришь — по делу. Сейчас запер дверь. Каждая ложь тянет за собой две новых. А те, в свою очередь, тянут ещё по две. И всё-таки я тебе верю как никому. Почему это?
Пастор. Я правдив как никто.
Лия. Ну объясни, как это.
Пастор. Я перед собой правдив. В этом и сила моя. И ужас мой. Я не грешу «по неведению» никогда. Не принимаю зло за добро. Не лгу перед своею совестью. Если я погибну, Лия, — гибель моя будет окончательная. Грех к смерти. Сколько бы я для внешних целей ни лгал, всё же есть Существо, которому я не лгу никогда.
Лия. Кто?
Пастор. Бог… Перед людьми легче быть правдивым. Поверь мне.
Лия (восторженно). Ты послан для великих дел!
Пастор. Не подсказывай мне, мой милый суфлёр, нечто из другой комедии.
Лия (смеётся). Ну, вот и рассмешил. И главное, на самом торжественном месте. А всё-таки я права.
Пастор. Нет.
Лия. Нет — да. Для великих дел.
Пастор. Я послан без цели. Со злости.
Лия. О тебе будут говорить по всей стране.
Пастор. Но я не выстрою большого блистающего храма на долгие века.
Лия. Ты зажжёшь светильник.
Пастор (с силой). Я сам сгорю. Только сам. Ни для кого. (Другим тоном.) Ты заперла дверь не для того, чтобы заниматься философией.
Лия (ласкаясь). А для чего?
Пастор. Вот уж не знаю…
Лия. Ну, скажи на ухо… Совсем шёпотом.
Пастор. Да я не знаю.
Лия. Хочешь, я тебе скажу?
Пастор. Скажи.
Лия. Давай ухо… (Смеётся и целует.)
Пастор. Я ничего не слышу.
Лия (продолжает смеяться и целовать). Слышишь? Слышишь?
Пастор. Да… Кажется…
Лия. Сегодня вечером ты будешь говорить. Как я счастлива! Это лучшие часы в моей жизни.
Пастор. Сегодня я буду в ударе. На это у меня есть особые причины.
Лия. Новая любовь?
Пастор (серьёзно). Нет, ненависть.
Лия. О чём ты будешь говорить?
Пастор. Я буду обличать ложь.
Лия (страстно обнимает его). Милый, милый.
Пастор (медленно, почти шёпотом). За городом. На берегу моря. В сосновом лесу у меня есть маленькая дачка. После моей речи… поедем. Хорошо?
Лия (молчит).
Пастор. Там всегда жарко натоплено… Раскалённые стены… На окнах цветы… Душно, как в угарной комнате… Бархатный ковёр… На стенах ружья, как в разбойничьем притоне… И длинный шёлковый хлыст… Свистит как стрела… Мы не будем ждать конца праздника. Мы встретимся у подъезда… Я отвезу тебя в лес… В дачке окна лопаются от жара… Если ты будешь кричать… Просить пощады… Ни одной души… Слышишь, ни одной души…
Лия. Вижу, как ты выйдешь на кафедру. С опущенными глазами… Беспомощный и властный. Бесстрастный и пылающий, как пламя. Притихнет зал. Застынет очарованная толпа. И прозвучит твой вздрагивающий голос. Пронесётся искрой по трепещущим сердцам. Зажжёт, покорит. Ты сегодня будешь сказочным великаном.
Пастор. Да, во мне сегодня подымаются гигантские силы. Ты садись ближе к кафедре… Я хочу чувствовать твоё дыхание…
Лия (в полузабытьи). Пророк!..
Что с тобой? Это, наверное, Тора. Хочешь, я уйду чёрным ходом?
Пастор (овладев собой). Нет, оставайся. Отопри эту дверь.
Пастор. Застала?
Тора (молчит).
Пастор. Родная, что с тобой?
Тора (долго смотрит на пастора).
Пастор (твёрдо). Говори.
Тора. Я застала там много народа… Они собираются к тебе…
Пастор. Вот и прекрасно. Мы, по крайней мере, объяснимся. Все недоразумения будут кончены.
Тора (упавшим голосом). Он сказал, что приедет не для объяснений. Пойди сюда… Обними… Это такой ужас. Они говорят Бог знает что.
Пастор. Всё рассказывай, моя девочка.
Тора. Они говорят, что имеют документальные доказательства… Что ты… Что ты знаешь много женщин… Что у тебя незаконные дети… Что… Я не могу, не могу… Они тебя так ругали… И я ничего, ничего не умела им сказать… Защитить тебя…
Пастор. Бедная, беззащитная, счастье ты моё.
Лия (возбуждённо). Пусть это правда! Кто из них может знать, у кого какие отношения с пастором? Чтобы судить, надо всё знать. Никаких фактов недостаточно. Иначе всякая правда — клевета… Какая низость вмешиваться в чужую жизнь!..
Пастор (ласкает Тору). Бедная моя, бедная… Никто нас не тронет. Я всегда буду с тобой… Я буду защищать тебя, покуда сил хватит. Только ты не разлюби меня… Никогда, никогда…
Тора. Милый, я не могу без тебя… Обними… ну, держи так… Мне так было обидно, так обидно… Главное, я совсем маленькая… Ничего не умею… Ничего не знаю… Они так кричали все… Что ты самый вредный человек на свете… Что ты весь сгнил… что с тебя надо сорвать маску…
Пастор. Пусть сорвут… Это будет великий подвиг…
Тора. Что ж теперь делать?
Пастор. Не бойся, родная. Всё обойдётся. Это недоразумение. Что бы со мной ни сделали, тебя они не отнимут… Никогда. Больше мне ничего не нужно… Уедем в деревенскую глушь… Будем разводить гусей, индюшек… Ведь мы же так хотели этого…
Тора (ласкаясь). Как мне нехорошо было.
Пастор. Бедная девочка… Ну, успокойся. Я всегда буду с тобой. Что бы ни случилось…
Лия (к пастору). Вы уверены, что у них в руках нет никаких фактов?..
Пастор (смотрит на неё пристально). Уверен, что это подлые догадки моих врагов…
Тора. Ты такой хороший, правдивый… Так много делаешь добра, не жалеешь своих сил. И вдруг они смели тебя так ругать… Главное, ведь они все тебе обязаны: ты их учил добру… Нет, я просто не могу… Не могу…
Пастор. Вот посмотришь… Я сумею ответить на клевету. Не им меня испугать. Тора, милая, скажи, ты всегда мне будешь верить? Что бы ни случилось?
Тора. Пусть все кричат, что ты дурной… Все, все… Я одна знаю, какой ты.
Пастор (благоговейно). Потому что ты одна любишь.
Тора (с тоской). Милый, милый… Зачем всё это случилось… Так счастливо жили.
Пастор. Не падай духом, родная. Не забывай, я — пастор. Дух мой крепнет в опасностях. Мы с тобой смело пройдём мимо наших врагов и судей… Мы будем счастливы…
Терезита. Пастора желает видеть какая-то женщина.
Пастор. Пусть войдёт.
Молодая прихожанка. Я к вам опять… господин пастор… Не могу… Сил не хватает…
Пастор (холодно). Человек собственной волей должен определиться к добру…
Молодая прихожанка. Простите, ради Христа… Верите ли, ни одного места живого в душе не осталось… Знаю, что гибну… Не могу. Решу уйти. Как увижу его, не могу. Собакой готова быть.
Пастор. Будьте собакой.
Пастор (встаёт). Вы должны его бросить.
Молодая прихожанка (сквозь слёзы). Если бы… силы…
Пастор. Он похоть разжёг в вас. Отравил тело ваше. Вы в угаре. Очнитесь хоть на одну секунду: весь туман исчезнет. Вы не можете хотеть его подлых ласк. Вы всё мне рассказывали. Я знаю, что он с вами делает. Вы чистая девушка… Не можете хотеть этого…
Молодая прихожанка. И жить не могу с ним… и уйти не могу…
Пастор. Вы заражены его развратом.
Молодая прихожанка. Нет… Я как собака…
Пастор. Вас тянет его разнузданный грех… Говорите.
Молодая прихожанка. Нет. Я только страдаю от этого…
Пастор. Простите… Есть вещи, о которых я не могу говорить спокойно… Чистая, молодая девушка… Вот такая, как вы… Отдаёт тело своё на потеху смрадному вожделению… Покорная, готовая всё принести в жертву. Нет зрелища более отвратительного!.. Слушайте… ваше падение было подвигом. Может быть, самым страшным подвигом. Вы, как на крестные муки, шли в его грязные объятья. А он? Ничего, кроме пошлого смеха… Хвастливых рассказов приятелям… С подлыми подробностями… За это мало смертной казни. Он не смеет касаться вашего тела. Оно святое… Не смеет целовать вас. Не смеет осквернять вас своими ласками. Ещё в вашей душе много светлого. Пройдёт год, два — он все силы высосет из вас. Я требую от вас послушания. Вы духовная дочь моя. Я требую от вас целомудрия. Я не могу видеть вас в этом огне самого унизительного разврата. Не могу видеть циничных издевательств над вашей красотой. Бог пошлёт вам силы… Я буду всегда около вас. Бегите от него, не оглядываясь. Ни на минуту.
Молодая прихожанка (встаёт). Когда я слушаю вас, столько сил поднимается… Так легко бросить его…
Пастор. Не давайте остыть вашим силам…
Молодая прихожанка. Я увижу его… и опять…
Пастор. Вам не нужно его видеть.
Молодая прихожанка (внезапно зарыдав). Я совсем, совсем не таким его полюбила… Разве я знала, что он такой… Разве я знала…
Пастор (лаская её, проникновенно). Дочь моя… Бедная девушка… Пусть не отчаивается ваше сердце… Оно молодое… В нём много жизненных сил. Пройдёт несколько лет, и вам теперешнее горе ваше покажется таким ничтожным.
Молодая прихожанка. Только бы сразу решить. А то нет большей муки, чем эти постоянные колебанья.
Пастор. Решайте сразу. Вот здесь. Сейчас…
Молодая прихожанка (твёрдо). Я решила. Я приду домой и сейчас же напишу ему письмо.
Пастор. Идите и делайте так скорее. Если дома вас снова охватят колебания, приходите сюда. Сейчас же.
Молодая прихожанка. Я всегда буду жить около вас. Прощайте, пастор.
Пастор. Идите с Богом.
Я свободен.
Лия. В пять часов мы с Торой едем кататься.
Тора (радостно улыбаясь). Всё, что было там, мне представляется диким сном. Право. Помнишь, года полтора назад, когда должен был родиться Торик, я часто во сне плакала. Такие были безобразные сны. Прямо ужас. Ты брал меня к себе. Приласкаешь, и всё пройдёт. Так и теперь. Право.
Пастор. Я тоже совсем спокоен. Только устал.
Лия. Вам нужно беречь свои силы. Сегодня вы говорите на празднике.
Лия. Вы смотрите, не вздумайте отказываться.
Тора (смеётся). Ну вот, право, какая вы. Говорю же, поеду. Я тоже очень люблю кататься.
Лия. Ну кто вас знает. Вы такая маленькая: маленькие дети непостоянны.
Тора. Все мне твердят, что я маленькая. Уж совсем не такая маленькая. Право.
Лия (смеётся). Я «большая»…
Тора (смеётся). Нет, правда, поедем. И завтра обо всех этих ужасах даже не вспомним.
Лия. Да и теперь вспоминать не следует.
Тора (грустно). Вспоминается!
Лия (шутливо). Опять капризничать?
Тора (улыбаясь). Не буду. Куда же мы поедем?
Лия. Куда-нибудь по шоссе. Только дальше, как можно дальше.
Тора. Торику сегодня не очень хорошо.
Лия. Что с ним?
Тора. Бледная очень. Я заметила: если у меня неприятность — ей не по себе. Точно чувствует. Право.
Лия (смеясь). Так вы пойдите и скажите ей, что неприятность прошла.
Тора. Не поверит.
Лия. Почему не поверит?
Тора. Потому что неприятность прошла не совсем.
Лия. Будет вам. Ну, какая там неприятность. Про всех выдающихся людей сплетничают. Вам надо привыкнуть. Не выходили бы тогда за пастора.
Тора. В этой сплетне есть что-то особенное.
Лия. Что?
Тора (тихо). Точно с нами всё это… было. Раньше… Когда-то…
Лия. Ничего особенного. Самая типичная сплетня.
Тора. Мне почему-то делается страшно, когда я начинаю о ней думать.
Лия. А вы не думайте и не вспоминайте. Махните на всю эту гадость рукой. Давайте дурачиться!..
Тора (шёпотом). Тише… Пастор думает…
Лия (другим тоном). Давайте шить рубашечки.
Тора (кивает головой).
Лия. У вас выкройки здесь?
Тора (улыбаясь). Я их не уношу. Они всегда тут, на диване. (Достаёт выкройки.)
Лия. Почему вы шьёте голубенькие?
Тора. Это мой любимый цвет.
Лия. Розовый к Торику пойдёт больше.
Тора. Уж эту материю дошьём… а там можно будет и розовенькие сшить.
Лия. Ей не коротки эти рукава?
Тора (озабоченно). Нет. А вы думаете, коротки? Я мерила.
Лия. Уж очень маленькие… Впрочем… нет.
Тора. Торик растёт прямо необыкновенно.
Лия. Может быть, рукава немножко прибавить?
Тора. Пожалуй… Немножко.
Лия. Где же лоскуток?
Тора. Он упал, должно быть, на пол. (Наклоняется и достаёт.)
Лия. Который час?
Тора (смотрит на часы). Четыре… Времени ещё у нас много. Я успею обметать все петли…
Лия. Вы купили очень изящные пуговицы.
Тора. Я хочу Торика одевать красиво: чтобы развить вкус.
Лия. Везите её скорей на Альпы.
Тора. Ну, до Альп-то она ещё не доросла.
Лия (кладёт работу на колени). Как тихо. Нигде не бывает так тихо, как у вас.
Тора (улыбаясь). Потому что мы счастливы.
Лия. Может быть… Как-то не верится, что за этими стенами не дремучий лес, а настоящий большой город.
Тора. Позднею осенью у нас почему-то особенно тихо.
Вильтон (очень повышенным голосом, который постепенно переходит в крик). Милостивый государь, мы пришли сделать вам следующее заявление.
Пастор (тихо). Я хотел бы знать, могу ли я, в свою очередь…
Вильтон (не слушая, сильно возвышает голос. Пастор всё время сидит не двигаясь). Сделать заявление, что вы — мерзавец!..
Тора (срываясь с места). Вон!.. Вон!.. (Заслоняет собой пастора.)
Вильтон (отстраняя её, продолжает кричать). Нам известно, что вы совращаете ваших прихожанок… Что у вас десятки любовниц… Что вы украли из кассы благотворительного общества деньги на отсылку незаконного ребёнка в приют…
Тора (кричит в исступлении). Вон! вон, мерзавцы! (Не помня себя, ударяет Вильтона по лицу.)
Вильтон (отстраняя её руку, другим тоном). Я вас понимаю и на пощёчину вашу не оскорбляюсь. (Снова переходя в крик.) Мы требуем, чтобы вы немедленно ликвидировали ваши отношения как с вашей семьей, так и со всеми другими!.. В двадцать четыре часа вы должны навсегда уехать за границу… Туда, где вам будет указано!.. В случае вашего несогласия все честные граждане города поклялись бить вас всюду, где бы вы ни показались… Бить как последнюю собаку!.. Если не подействует это… мы не остановимся… чтобы вас совсем стереть с лица земли!.. Мы будем ждать ответа в течение трёх часов… (К двум молодым людям.) Идёмте…
Тора (совершенно не владея собой). Мерзавцы! Мерзавцы! Мерзавцы!
Тора (неожиданно твёрдым голосом). Пиши сейчас же… Я хочу умереть вместе с тобой.
Пастор (растерянно). Умереть?.. Что ты… разве я могу…
Лия (с испугом). Тора! вы не думаете, что вы говорите. Пастор беззащитен… Они убьют его.
Тора (холодно и властно). Пусть…
Лия. Вы с ума сошли!..
Тора. За нас правда. Убить могут всегда. Арнольд не боится угроз… Я буду с ним.
Пастор. Послушай… это невозможно.. Умирать из-за какой-то глупой сплетни… Ведь они не дали сказать мне двух слов… Я не могу так умереть… Ты… Маленький Торик… Я не могу!
Тора. За нас правда, Арнольд!
Пастор. Всё, что хочешь… Испытания — какие хочешь… Только не смерть! Тора, только не смерть!
Тора (после минутного колебания). Что же делать?
Пастор. Я соглашусь… я должен согласиться, Тора!..
Тора (молчит).
Пастор. Ты молчишь… Тора… пойми… не могу я… тебя принести в жертву… Я не готов к смерти, Тора… Я приму их условие временно… Не всю же жизнь они будут стеречь меня… Всё выяснится… Через два-три года я вернусь… и мы с тобой уедем… в деревню, Торочка…
Тора. Арнольд, Арнольд!..
Лия. Пастор должен сохранить свою жизнь…
Тора. Я не умею сказать… я не знаю, как это сказать… Всё это совсем не так… Мы должны остаться… Будем защищаться… Пусть убивают… Совсем не страшно…
Пастор. Если геройство надо купить ценой смерти… Всё… что хочешь, Тора… Смерти принять не могу… Я не боюсь… Не могу… Не должен…
Тора (в отчаянии). Так что же… что же делать… Не можешь же ты согласиться навсегда бросить меня… Торика… Потому что кому-то не нравятся наши отношения… Не можешь пойти на такое унижение…
Пастор. Это подлая физическая необходимость… Тора… на время только… может быть, на год…
Лия. Пастор хочет укрыться от бешеных собак.
Пастор. Пойми… не могу идти я против рожна… не могу… умирать… только чтобы изобразить благородную позу…
Тора (упавшим голосом). Это не поза… я не знаю, как сказать… только всё это совсем не так…
Пастор. Остаться здесь — это равносильно самоубийству…
Тора. Пусть… за нас правда… пойми, Арнольд!
Пастор. Постой, постой… тебе ничего, что ты принуждаешь меня покончить с собой…
Тора. Что ты… Арнольд…
Пастор. Да, да… вынуждаешь… Я хочу жить, я не готов к смерти… на самоубийство надо иметь право. Ты должна согласиться… даже на унижение… чтобы спасти мою жизнь…
Лия. Какое может быть унижение перед людьми, которых считаешь мерзавцами!
Тора. Арнольд… Арнольд!..
Пастор. Всё объяснится… потом, Торочка… так нельзя…
Тора (беспомощно). Делай как хочешь… ты лучше знаешь… ты всегда… за меня… (Удерживается, чтобы не разрыдаться.)
Пастор (в сильном волнении). Ну, потерпи, бедная моя. Ведь не навсегда я уеду. Не можем мы не жить вместе. Я никогда тебя не брошу. Ради Христа, не падай духом. Через год-два… всё успокоится… Они поймут. Одна смерть непоправима… Если они убьют меня, ты тоже погибнешь… Родная моя, согласись… Уверяю тебя, всё пройдёт…
Тора. Хорошо…
Пастор. Я напишу им письмо сейчас… (Садится и пишет. Запечатывает в конверт.) Сейчас пошлю Терезиту. (Уходит.)
Тора (закрыв руками лицо). За что… За что…
Лия. Нужно… зачем-нибудь…
Тора. Лия, это сон…
Пастор (жалко улыбаясь). Ты недовольна?.. Поедем в деревню… Будем разводить кур, индюшек… Ведь ты хотела…
Тора (силится улыбнуться). Да, милый… всё пройдёт… Мы с тобой будем… счастливы… (Почти кричит.) Арнольд! за что это нам?.. за чей грех…
Пастор. Только не за твой… девочка… святая моя… прости… если можешь…
Тора. Такое счастье было… Всё отняли…
Пастор. Торочка… девочка… всего на два года… Ну, что значат два года… Ты же не разлюбишь меня за это время…
Лия (бросаясь к пастору, исступлённо). Возьми… Возьми меня с собой… я умру без тебя… я умру! Любимый мой! Счастье моё!.. Возьми, увези отсюда…
Тора. Арнольд!..
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
правитьВильтон. Разговор наш чисто деловой. Прошу помнить это… Ваш отъезд связан с целым рядом практических вопросов. Во-первых, вы должны сказать, где воспитываются ваши дети, так как общество решило выписать их и воспитывать здесь.
Пастор (тихо). У меня одна дочь… трёх лет. Она воспитывается в столице… в монастырском приюте…
Вильтон. Ввиду того, что мы относимся к вам как к человеку, способному на всё…
Пастор (быстро). Я действительно способен на всё…
Вильтон. Прошу вас не перебивать… То мы не уверены, что вы поедете туда, куда мы вам велим. Поэтому вас всё время будет сопровождать человек.
Пастор (хочет что-то сказать).
Вильтон (холодно). За границей в течение двух лет вы будете получать от нас полное содержание. После двух лет можете устраиваться как вам угодно. Наш ультиматум сохраняет силу до тех пор, покуда вам не будет сообщено, что мы считаем все счёты с вами поконченными. Наконец, самое основное требование (возвышая голос), чтобы вы ни с кем не переписывались.
Пастор (делает движение. Прерывающимся голосом). Послушайте… я прошу вас… Тора… жена… не может не получать от меня известий… Она с ума сойдёт… слушайте…
Вильтон (встаёт. Холодно). В таком случае я прекращаю переговоры.
Пастор (отрывисто). Я согласен…
Вильтон (стоя). Причём я должен вас предупредить, что малейшее нарушение ваших обещаний повлечёт за собой все известные вам последствия.
Пастор. Я исполню всё… можете быть совершенно уверены.
Терезита (входит). Пастора желает видеть…
Пастор (перебивая). Скажи, что я занят.
Вильтон (складывает свои бумаги). За вами придут ровно в два часа.
Лия. Торы нет дома… я знаю…
Пастор (в сильном волнении). Лия… ты с ума сошла!
Лия. На одну минуту… Торы нет… По делу… я решила ехать за тобой… куда бы ни было. Ты должен немедленно телеграфировать свой адрес.
Пастор (подчиняясь её тону). Это невозможно. Я обещал ни с кем не переписываться.
Лия. Всё равно… Тогда я еду сегодня же… В одном поезде с тобой… С каким ты едешь?..
Пастор. В три.
Лия. Половина третьего я буду на вокзале…
Пастор (упавшим голосом). Брось… Лия… Не стоит… связываться с такою дрянью…
Лия (оглядывается). Пора идти…
Пастор. Прощай… могут прийти…
Лия. Прощай… Ровно половина третьего…
Пастор (берёт со стола шляпу. Кричит в дверь). Терезита! Я ухожу.
Терезита (из другой комнаты). Хорошо.
Тора (несёт открытый саквояж. За ней Терезита с бельём на руках). Положи здесь. И сейчас же пошли мальчика к прачке… Пусть она пришлёт бельё пастора, которое готово.
Терезита. Послала.
Тора. Ты приготовила новый сюртук пастора?
Терезита. А вот он.
Тора. Хорошо бы его завернуть во что-нибудь.
Найдётся ли у нас толстая верёвка перевязать сундук?
Терезита. Должна найтись. В прошлом году, когда пастор ездили… (Закрывает лицо фартуком и всхлипывает.)
Тора (спокойно). Что с тобой? Перестань. Пойди на чердак и принеси верёвку.
Тора. Я положу их… Он так любил… Звал меня медвежонком… (Внезапно зарыдав.) Милые, милые… (Судорожно целует свёрток.)
Терезита. Я положила верёвку на сундук.
Тора. Ступай, голубушка. Я одна.
Терезита. Помогла бы я вам.
Тора. Я же всегда укладывала вещи пастора… в дорогу. Спасибо, я сама.
Пастор (тихо). Тора…
Тора (оборачиваясь). Ты… Арнольд… Я укладываю твои вещи… За тобой придут через час… Надо торопиться.
Пастор. Тора… Я не могу так расстаться… (Подходит к ней.) Тора… я с ума сойду…
Тора (хочет улыбнуться). Ну что ты… Ну не надо…
Пастор. Расплата… сон… что это…
Тора. Не спрашивай, Арнольд… Мне жутко с тобой. Я ничего не знаю. Должно быть, надо…
Пастор. Я не буду. Я уйду.
Тора. Я уложу твой новый сюртук…
Пастор. Да, уложи.
Тора. На столе лежит пакет. Его передать…
Пастор. Да, там написано… Тора… одно слово…
Тора (молчит).
Пастор. Ты никогда ко мне не приедешь?
Тора (тихо). Никогда.
Пастор (с тоской). Ну почему… почему, Тора? Мы можем быть счастливы… Нет, я не могу… я не то…
Тора. Надо всю жизнь. С начала. Я не знаю, как это сказать…
Пастор. Ты думаешь, это Бог?
Тора (испуганно). Я не понимаю. Ты что…
Пастор. Наказание, за грех всей жизни?..
Тора. Я не сужу. Я ничего не понимаю. Это больше сил моих.
Пастор. Нет, это синий угар… Да, да. Тора. Я зачем-то должен погибнуть. Тора… Тора… одна ты можешь. Любовь одна…
Тора (твёрдо). Арнольд… я не люблю тебя больше… я уж сказала тебе… Ты должен понять. Простить, если можешь…
Пастор (бессильно). Разве может любовь исчезнуть в одну ночь?..
Тора. Может.
Пастор (с силой). Ты ломаешь себя. Ты обманываешь себя… Маленькая Тора… Ты любишь… я наверное знаю, что любишь…
Тора. Нет. Не люблю… Не мучай… Навсегда прошло…
Пастор (задыхаясь). Не могу…
Тора (решительно). Ну, постой. Не унывай. Сядем и поговорим с тобой. Вот тут, на диване.
Пастор. Тора… Торочка… маленькая… Так всё вспоминается… вспоминается… Сидели… за этим столом…
Тора. Ну, постой… постой… Ты только не сердись на то, что я тебе скажу… я тебе всё скажу… всё… Ты только не плачь, родной мой… Я не могу, когда ты плачешь… Ну, слушай… Ты знал других женщин, ты много грешил… Я тут ничего не могу понять… Может быть, никто не может понять… и судить. Я не об том. Это не убило бы во мне любви… Но пойми, как ты лгал… как искренно лгал. Значит, и всё, может быть, было неправдой… и я тебя совсем не знаю… Кто ты? Ты другой!.. я не такого любила… Ты, может быть, лучше того… я не знаю. Прежний Арнольд умер, исчез… Пойми…
Пастор. Тора… постой… Тора…
Тора. Подожди, родной, ты только не сердись… я не умею говорить. Ведь ты всегда всё за меня делал… Ну, постой…
Пастор. Ты не можешь не верить мне, Тора!
Тора. Не верю… не верю, Арнольд… что бы я дала, чтобы поверить снова… Ни одному твоему слову не верю… Что бы ты ни говорил теперь, я думаю буквально следующее: да, может быть, правда, а может быть, притворяется… Говорит — мучается. Да, может быть, мучается, а может быть, лжёт. Говорит — любит… может быть… может быть…
Пастор. Тора… выслушай…
Тора. Ты только не сердись… Я тебе так верила… так верила. Я знала, что ты всё за меня решишь. Что ты борешься со злом и ведёшь меня куда-то… где будет хорошо, радостно. А теперь пусто. Темно. Я ничего не понимаю. Ничему не верю. Не верю, что ты куда-то шёл. Не верю твоим проповедям… Может быть, ты притворялся… Бедный мой, ты лгал всё…
Пастор. Постой, постой, Тора… Ты должна понять. И всё будет по-прежнему. Ты должна понять: в тебе было всё моё спасенье. Я не лгал тебе; никогда, Тора. Выслушай… Ты поймёшь…
Они делают из меня какого-то подлого соблазнителя девиц… Тора, это больше, чем ложь… больше, чем клевета… Я — мученик. Тора… Ты не веришь моим словам!.. Ну, хорошо. Поверь фактам… Ни одна женщина, Тора, которой я увлекался, мне не отказывала. Никогда. Что это? Волшебство? Чудо?
Тора, пойми, если бы я занимался мелким развратом, это было бы невозможно… Разврат бессилен. Здесь страшная сила… А где сила, там и страданье и ужас… Женщины мне отдавались потому, что сила моего желанья была сильнее меня самого. Это — стихия. Это — страшный крест. Тора… Если бы ты знала, сколько раз я кровавыми слезами молился, чтобы Господь избавил меня от разнузданных желаний… Они снова налетали… Как раскалённый вихрь… Я сам становился рабом чьей-то дьявольской власти… и порабощал других… Это — крест. Тора… Это — венец мученический… Они думают, я наслаждался, срывал цветы удовольствий… Не дай Бог никому таких наслаждений…
Тора (тихо). Я не сужу… а говорю, Арнольд… это больше сил моих… Непосильна мне тайна эта… Но что-то оборвалось… внутри оборвалось…
Пастор. Смерть всю жизнь надо мной, как тяжёлая туча, плыла… Ждал кто-то последнего слова в душе моей… Ты — спасенье моё… ангел-хранитель мой была…
Тора. Я не сужу.
Пастор. Все силы напрягал я, чтобы не поверить торжеству смерти. Не хотел смотреть в лицо ей… Слышать торжествующий гимн её…
Тора. Мне жутко с тобою, Арнольд…
Пастор. Я — простой, слабый, беспомощный… мне нужно разводить кур, гусей… Как совместить это с безграничной властью моей?!.. Не знаю… Тора… не знаю…
Ты говоришь — я лгал. Ты не веришь моим проповедям. Ну пойми… Господи, как показать мне тебе больную, несчастную, истерзанную душу мою? Слушай… Я не лгал никогда в церкви. Никогда. Что это было? Не знаю. Тора… я ничего не знаю… Выслушай… Я выходил на кафедру… отравленный похотью… до мозга костей… И я кричал: в пустыню… в пустыню… Это был страшный крик, Тора… Он нёсся из какой-то бездонной пропасти… Послушай… Я не лгал, я не лгал!.. Это что-то другое… Я не мерзавец, Тора… На мне легло чьё-то предвечное проклятье. Это отмщенье за новую жизнь, о которой я мечтал. И я всю, всю жизнь свою… задыхался, бился, как исступлённый… падал, изнывал от мучений… Ты одна, маленькая Тора… была настоящей радостью…
Тора. Ну, что же делать, что же делать мне…
Пастор. Если б ты могла… до конца нести свой подвиг… Тора…
Тора. Любовь ушла куда-то… Уж это другое… Нет сил прежних… Точно над твоей могилой…
Пастор. Всё стало… так странно — далёким…
Тора. Господи, если бы я могла вернуть любовь… Веру в тебя. Вот ты говоришь, и я не знаю… правда ли всё это… потом ещё…
Пастор. Ты перестала видеть меня.
Тора. Постой, постой… как бы сказать… Ты был не таким… не грешным… а не таким…
Пастор. Я не понимаю, Тора…
Тора. Только не будешь сердиться?.. Мне больно говорить… Скажи, что не будешь.
Пастор. Никогда, Тора, что ты…
Тора. Ты так унижался перед ними… был такой жалкий, бессильный… Пастор Арнольд Реллинг не так должен был говорить… я не знаю, как, только не так… Ты испугался… Ты согласился бросить меня и Торика… потому что испугался… (Берёт его за руку.) Не сердишься… Арнольд?..
Пастор (подавленный). Я не оправдываюсь. Тора… Я боюсь смерти… и готов на всякое унижение, чтобы избежать её… Да… я боюсь смерти, Тора… Но только одной смерти… Никакой другой угрозы я не испугался бы и сумел себя защищать… Это не трусость, Тора… Это другое… Боязнь умереть — совсем другое… идти на смерть с лёгким сердцем — не храбрость…
Тора. А что?..
Пастор. Незнание смерти…
Тора. Ты страдаешь, Арнольд…
Пастор. Я знаю смерть, может быть, как никто… У меня с ней страшные счёты… Тора…
Тора. Арнольд… прости меня…
Пастор (поражённый). Тора… ты… Господь с тобой…
Тора. Я тоже, как-то не так. Я беспомощная. Ничего не знаю. Если бы я могла помочь тебе… Если бы я могла… Я слишком проста для тебя.
Пастор. Вся сила твоя в простоте.
Тора. Милый, бедный мой… Ну, пойди ко мне сюда. Садись ближе. Совсем рядом. Вот так. Как странно мне: я к тебе так привыкла. По-прежнему люблю твоё лицо, руки, глаза… Такое всё знакомое-знакомое. Такое родное, милое… Знаешь, точно ты любимая шкатулочка. Право. Всё из неё вынули, а шкатулочка по-прежнему… самая дорогая вещь.
Пастор. Тора… милая… я не могу…
Тора (быстро). Через полчаса тебя увезут. Мы никогда больше с тобой не увидимся. Мне так хочется всё вспомнить снова. Всю-всю нашу жизнь. Ну, обними меня. И давай вспоминать. Всё-всё-всё… Ну, давай…
Пастор (целует её руки). Тора… я не могу… я не могу… Такая мука… я не могу…
Тора. Ты только не плачь. Только не плачь. Ну, скажи: «маленький дружочек»… Ну, скажи… Помнишь, как я лежала в этой комнате, когда родился Торик? Ты принёс белые цветы… Отворил окно… Такой был весёлый… Всё смеялся… Я так люблю, как ты смеёшься. У тебя такое доброе и смешное лицо делается… Милый мой… Бесценный мой… (Берёт его обеими руками за голову.) Ну, посмейся… немножко…
Пастор. Тора… Я с ума сойду. Перестань… Это такая пытка… Торочка, Торочка… бесценная моя, бедная девочка… Не бросай… Не бросай меня… Мы будем… счастливы…
Тора. Только не плачь… Медвежат… помнишь?.. Ты перенёс их к себе на стол. И меня звал «маленьким медвежонком»… Я такая маленькая… так не умею жить… Я создана, чтобы жить с мужем… Как, как я буду одна… Арнольд!..
Пастор (исступлённо). Тора… Это рок! Это проклятый рок!.. Мы любим, любим друг друга… Пойми!.. Мы не должны сдаваться… Кто-то хочет задушить нас… Тора, не поддавайся… Не бросай меня… Мы оба погибнем…
Тора. Я так любила тебя. Ты был для меня всё. Вся жизнь тобой освещалась. Я жила только тобой… Одна не могу… Милый, милый… Ну, что же мне делать… что делать?.. Я такая слабая… беспомощная… Ничего не знаю…
Пастор. Тора, ты не уедешь. Ты останешься здесь и потом придёшь ко мне.
Тора (оправляясь). Постой. Скоро придут. Давай скорей вспоминать. Чтобы на всю жизнь. Чтобы ничего не забыть. Ты приехал к нам на дачу… Мне тогда было лет десять, не больше… Я тебя увидала тогда в первый раз. Ты много рассказывал и смеялся. Я никогда не слыхала, чтобы кто-нибудь говорил так красиво. Заслушалась, а фрейлейн потом ругала меня: «Неприлично так уставляться на гостей»…
Пастор. Я больше совершенно не в силах… Ты любишь… Я знаю!..
Тора. Да, люблю… весь твой внешний облик… Это навсегда останется. Ещё бы… Так привыкла, так привыкла… Каждый кусочек знаю… И люблю без конца. Глаза твои люблю, ресницы, брови… Большой палец так смешно у тебя сгибается… Так привыкла сидеть за этим столом. Ждать тебя. Прислушиваться к твоим шагам. Ласкаться к тебе. Уж больше никто никогда не будет меня так ласкать. Ведь никто не умеет так, как ты… Я так люблю твой голос… Усталое, милое, бесценное лицо твоё… Всего, всего люблю тебя… Только всё это, покуда забудешься… Точно всё по-прежнему… ничего не случилось… Сон страшный… Сказка…
Пастор. Это безобразный сон. Тора… Мы в бреду… Дай успокоиться… всё вернётся назад…
Тора (тихо). Нет… Не вернётся…
Пастор. Проклятые силы оставят душу мою… Я стану простой, добрый, ласковый… каким ты меня любишь…
Тора. Милый… Ты такой иногда бываешь маленький…
Пастор. Я знаю… Знаю, девочка моя… Знаю… Во мне страшно много детского. Не смейся, Торочка. Я и целомудрен, и правдив, и доверчив, как ребёнок… Несмотря ни на что…
Тора (бессильно машет рукой).
Пастор. Ты что?..
Тора. Так.
Пастор. Не веришь?
Тора. Всё равно… всё равно… (Пауза.) Уехать бы в деревню… Тогда, давно. Ничего бы не случилось…
Пастор. Время ещё не ушло, Торочка.
Тора. Нет, ушло. Ты всегда говорил: не надо создавать иллюзий…
Пастор. Это не иллюзия. Это истинная правда. Мы уедем куда-нибудь в Италию. Поселимся на берегу моря.
Тора. Торику очень полезен морской воздух.
Пастор. Вот видишь. Мы даже нашу фамилию переменим. Начнём совсем-совсем новую жизнь…
Тора. Торику надо учиться… придётся жить где-нибудь около города.
Пастор. Лет до двенадцати я могу учить её сам. А потом мы будем на зиму переезжать в город. У нас ещё могут быть дети.
Тора. Торику одной будет очень скучно.
Пастор. Это очень нехорошо, когда ребёнок бывает один.
Тора. Надо мальчика.
Пастор. Да, да. Будет мальчик с такими же голубыми глазами, как у тебя…
Тора (с внезапной тоской). Милый… Арнольд… как всё могло быть хорошо… Милый… Ну зачем, зачем всё случилось так?.. Вот за этим столом… опять бы… сегодня… шила. Ты бы пришёл ко мне… Милый… Всё кончилось… навсегда…
Пастор. Синий огонь надвигается, Тора… Я знаю…
Тора (овладев собой). Надо укладывать вещи. За тобой придут.
Пастор (машинально). Да-да… А то я могу опоздать к поезду.
Тора. Вот здесь щётка.
Пастор. Тора… Сейчас нам надо будет прощаться… Только скажи… что это не навсегда… Ну, скажи… Ведь, может быть, ты передумаешь… Успокоишься и передумаешь… Ну, скажи, может быть, когда-нибудь? (Пауза.) Тора?..
Тора (тихо, но твёрдо). Мне кажется, навсегда.
Пастор (растерянно). Как же жить тогда будешь? Ведь ты не можешь без меня. Кто же будет заботиться о тебе… Ты не можешь одна, Торочка…
Тора. Не знаю… Только с тобой не могу… Это будет ложь…
Пастор (тихо). Это конец?..
Тора. Милый, не нужно так… Наказанье за грех… Надо терпеть…
Пастор (странно-спокойным тоном). Я знаю.
Тора. Что с тобой, Арнольд?
Пастор. Всегда я чувствовал… Как синий угар… Я вижу, Тора… Кто увидит лицо смерти, тот становится её рабом.
Тора. Арнольд… надо терпеть… Это искупленье за грех всей жизни…
Пастор. Теперь стоит совсем близко.
Тора. Бедный, несчастный… Я же ничего, ничего не могу для тебя сделать… Нельзя жить по-прежнему…
Пастор. Грех к смерти…
Тора. Ты должен принять возмездие… И жить по-новому… Обо мне не думай… Я перенесу. Буду жить для Торика. Милый, бедный, ну кто тебя будет укладывать спать? Усталого, обессилевшего за день. Заботиться о твоём белье… О твоём обеде… Ты такой беспомощный…
Пастор. Скажи, когда-нибудь… Мне нужна хотя маленькая-маленькая надежда… Я буду жить этой надеждой. Если никогда, то и бороться не для чего…
Тора. Я не могу сказать неправды.
(Быстро). Сейчас придут. Я буду укладывать твои вещи.
Пастор. Я пойду к Торику.
Молодая прихожанка. Простите… у вас не заперто.
Пастор (останавливается).
Молодая прихожанка (теряясь). Я пришла только, чтобы сказать господину пастору… Мы разошлись… Навсегда разошлись…
Пастор (не понимая). Да-да, я знаю… Простите, у меня большое горе… Я не могу… Простите, пожалуйста…
Молодая прихожанка (совсем растерявшись). Я уйду… я только сказать…
Тора. Терезита! Что же, принесли бельё?
Терезита (входит). Принесли.
Тора. Давай его сюда.
Тора. Будет, милая. Ну что ты. Право.
Терезита. Барыня, голубушка… возьмите меня с собой. Ну что я тут останусь? После такой жизни… Одна.
Тора. Я сейчас не могу: ещё сама не знаю, куда поеду. Как устроюсь, напишу… Ты приедешь.
Терезита. Уж ради Бога… Не забудьте… Столько жили вместе…
Тора. Ну, полно… Добрая ты. (Целует её.) Ступай. Я одна. Да, скажи няне, что Торика пора кормить.
Пастор. Прощай, Тора.
Тора. Прощай.
Пастор. Не суди меня очень. И не плачь. Я виноват перед тобой во всём. Прости.
Тора. Что ты… милый.
Пастор. Прости.
Тора. Терезита!
Пастору пора ехать. Вели завязывать сундук.
Терезита. Сейчас велю.
Тора (отворяет дверь и кричит). Арнольд!.. Арнольд!.. (Пауза.) Терезита… где ты, Терезита!..
Терезита. Вы звали?
Тора. Где ты была?.. Арнольд… позови пастора… сию минуту… Скажи, что я его должна видеть… сию минуту…
(Ей вслед). Разыщи… где бы он ни был… Слышишь…
(Кричит в дверь). Терезита! Терезита!..
(Едва выговаривая слова). Пастор… никого… не принимает…
Гинг. Я давно дожидаюсь… Меня забыли… Мне нужно спросить пастора… Я должен знать… сейчас… сию минуту… Верит ли он в Бога…
Терезита (вбегает, задыхаясь). Пастор… Пастор повесился…