Памяти замученных
Великое дело, предпринятое великими русскими людьми — Алексеевым, Корниловым и Деникиным, увенчалось полным успехом. Посевы, брошенные ими в землю на Дону и Кубани, дали обильные и пышные всходы: как и 300 лет назад, современные Минины и Пожарские были поддержаны Русской землей; вокруг Алексеева, Корнилова и Деникина собрались все самые лучше представители Русского народа, и их подвиг дал великие плоды. В короткое время собралась великая рать спасения России, и эта рать, будучи поддержана материально нашими доблестными и верными союзниками — англичанами, совершила великое дело: она спасла Россию... В настоящее время исход борьбы Добровольческой армии с большевиками решен: большевистская сила окончательно сломлена, бандиты Ленина и Троцкого более не в состоянии оказывать Добровольческой армии мало-мальски серьезного сопротивления, и руководимым А. И. Деникиным армиям Май-Маевского, Сидорина и барона Врангеля остается только преодолевать пространство и налаживать тыл и гражданское управление в стране.
Вся южная половина России освобождена от большевиков. Столица Малой Руси — многострадальный Киев, столько раз переходивший из рук в руки, залитый кровью, замученный, истерзанный и ограбленный, спасен. Главные силы ген. Деникина находятся на стратегических подступах к сердцу России, и недалек уже тот великий и светлый день, когда спасителей России торжественно встретят на Красной площади Москва и патриарх все Руси...
Сколько радости, сколько восторга и умиления.
И эта радость, эти дни счастья и торжества для нас, киевлян, омрачены гибелью стольких русских киевлян, стольких верных.
Первое мое свободное слово в освобожденном Киеве — к ним и о них, об этих жертвах искупления России.
Мысль цепенеет и сердце мучительно сжимается от боли, когда вспомню о них, об этих лучших сынах нашей Родины, поплатившихся за то, что они были русские, по-русски думали и чувствовали, горячо любили свой несчастный народ и свою поруганную Родину и до последнего издыхания своего хранили рыцарскую верность ей.
Об их мученической смерти я узнал в Ростове-на-Дону после возвращения своего из Румынии. Я был потрясен. И напрасно ум говорит, что ведь вся Россия залита кровью, что в Петрограде и Москве от рук палачей погибли многие тысячи лучших русских людей, что по всей стране шла неслыханная, чудовищная оргия большевистского садизма, что не пощажен никто, начиная от Царской семьи и высших пастырей церкви и кончая скромными тружениками сохи и плуга, и что поэтому и в Киеве все те, кто не мог уйти и спастись бегством, рисковали жизнью... Все это верно, и все-же от этого не легче. И ныне, в дни радости и торжества, тяжело и мучительно сознавать и чувствовать эту ужасную брешь в русских рядах.
Огромное большинство расстрелянных приняло мученический венец только за то, что принадлежало к числу членов клуба русских националистов. Погибли: один из основателей клуба и его почетный член проф. Т. Д. Флоринский, бывшие товарищи председателя клуба Е. А. Дворжицкий, проф. П. Я. Армашевский и В. В. Страхов, казначей клуба Н. В. Мальшин, бывший секретарь клуба А. Ф. Никифоров, члены совета клуба В. В. Коноплин и Г. И. Приступа, член ревизионной комиссии клуба П. М. Можаловский, давнишние и деятельные члены клуба К. Ф. Станков, И. А. Башин, А. П. Бобырь, А. Л. Цытович, С. Н. Щеголев, П. А. Гомоляка и мн. др.
11 лет существовал в Киеве клуб русских националистов. Он никогда не был партией, а представлял собой внепартийное объединение национально настроенных русских людей. И вот это-то национальное настроение, это крепкое русское самосознание их и было в глазах инородческих руководителей большевизма тем преступлением, за которое они преданы смертной казни. Таковы те свободы, которые принесли нам социалисты, руководимые представителями наиболее страстного и наиболее национально-изуверского народа. Ведя борьбу за равноправие, Троцкие, Нахамкесы и Рафесы присуждают к смертной казни и отправляют на Голгофу людей только за то, что они — русские по чувству и убеждениям... Не было дано пощады никому: расстреляны даже глубокие старики, даже такие, которые, как 80-летний А. П. Слинко или тяжело больной старик Н. В. Мальшин, и без того одной ногой стояли в гробу.
„Революция осчастливила Россию“, — сказал как-то, возражая представителям нашей группы, гласный Киевской думы еврей Фрумин. Ныне Киев вместе со всей Россией до конца испил чашу этого счастья, и те из „осчастливленных“, кто уцелел, встречают слезами радости и благословениями своих спасителей. А кто эти спасители? Те, кто высоко поднял и развернул знамя Корнилова, по поводу выступления которого так бесновалась Киевская дума, учредившая тогда свою „чрезвычайку“, арестовавшая В. В. Шульгина, подвергнувшая обыску квартиры мою, В. Г. Йозефи и др.
Вспоминается и другое изречение одного из вождей киевской „демократии“ — изречение Рафеса, который в прошлом году с думской кафедры сказал: „Националисты — это та партия, которая ничего ни теряет и даже выигрывает при всех переворотах“. Это было сказано как раз тогда, когда вождь киевских националистов В. В. Шульгин был вновь арестован, когда я, председатель клуба русских националистов, скрылся от ареста, но моя жена была арестована, а квартира до чиста ограблена и когда помещение клуба русских националистов было разгромлено. Но, конечно, то были совершенные пустяки по сравнению с тем, что теперь произошло: тогда разгромили помещение клуба и квартиру его председателя, а теперь расстреливали членов клуба по алфавиту...
Для меня лично тяжелые жертвы, понесенные русским Киевом, втройне велики: я оплакиваю расстрелянных, как русский человек, единомышленник мучеников, как основатель и председатель клуба русских националистов и, наконец, как человек, который со многими из расстрелянных был связан узами личной дружбы. Е. А. Дворжицкий, Н. В. Мальшин, В. В. Коноплин, Г. И. Приступа, П. М. Можаловский, А. Ф. Никифоров, — это были мои личные друзья, близкие единомышленники и сотрудники. Вот почему моя скорбь так безгранична, и дорогие мне образы замученных так живо встают предо мной.
И в эти дни спасения и радости, в дни спасения Киева и России склонимся коленопреклоненно пред могилами замученных. Они погибли за то, что любили Россию и русских. Убийцы их, палачи — социалисты стремились убить Россию. Но убить Россию нельзя. Великая Россия уже подымается, уже прочно становится на ноги. Тяжко измученная, ограбленная, оплеванная, окровавленная, она быстро из бездны падения подымется на высоту героизма. Великие раны быстро будут залечены. И только великое множество могил будет говорить нам о пережитых ужасах социалистического террора. Эти могилы навсегда останутся дорогими для нас. Они, эти замученные, восприяли венец страдальцев за то же, за что мы все были обречены. Но одни из нас имели возможность уйти и, благодаря этому, спаслись. Другие же остались на местах — одни потому, что не имели возможности уйти, а другие — потому, что недооценили всей кровожадности устроителей социалистического рая, — и эти оставшиеся, быть может, после радости, вызванной известиями о первых успехах армий ген. Деникина, своей кровью и жизнью заплатили за эту радость...
Мы, уцелевшие, вернее сказать, наполовину уцелевшие, ибо все мы, после ужасов и кошмара всего пережитого, нервно и физически надорваны, мы, получившие великое утешение и счастье дожить до торжества наших идей и до ниспровержения господства социалистов, превративших Россию в сплошной застенок и одно огромное кладбище, будем продолжать, в меру наших сил, то святое дело служения Родине и русскому народу, за которое пострадали они, наши друзья и единомышленники, и эта наша работа — да будет нашим венком на их могилы, дорогие и священные для нас.