E. С. НЕКРАСОВА
правитьПамяти Н. Ф. Федорова
правитьН.Ф.ФЕДОРОВ. PRO ET CONTRA
Антология. Книга первая
Издательство Русского Христианского гуманитарного института
Санкт-Петербург 2004
15-го декабря скончался в московской Мариинской больнице от воспаления легких Николай Федорович Федоров. В продолжение многих лет он заведовал каталожной при библиотеке Публичного и Румянцевского музеев1, откуда не особенно давно перешел на службу в архив Министерства иностранных дел.
Кому приходилось работать в том или другом книгохранилище и обращаться за содействием к покойному Н. Ф., тот знает, какую драгоценность, какое сокровище потеряла в его лице Москва. Этот несравненный библиограф-энциклопедист существовал и трудился исключительно ради других, для того, чтобы помогать другим, облегчать другим их научные труды. Я как запомню Николая Федоровича, он постоянно состоял у этого, казалось бы, отупляющего каталожного дела. Но его живой, энергичный ум сумел проявлять себя и в этой сфере с высоко-идеальной стороны. Он не скучал и не тяготился теми многочисленными списками книг, с требованиями которых обращались к нему то тот то другой из приходивших в музей для научных и литературных занятий. Николай Федорович не только с величайшею охотой всегда спешил отыскать все требуемые книги, но он, как человек идеального общественного служения и как человек образованный, — некогда кончивший курс в одесском Ришельевском лицее2 — сейчас же по списку догадывался, над чем работает человек, и в таком случае можно было быть уверенным, что Николай Федорович не ограничится присылкой только затребованных книг: он нашлет много новых и старых сочинений, о которых работающему, может быть, и в голову не приходило и которые, случалось, оказывались для него важнее многих им самим назначенных книг. Но этого мало — к следующему дню Николай Федорович отроет и нашлет на ваш стол кучу новых не только книг, но и журналов. Скорее вы сами отложите в сторону и забудете о вашей работе, чем он забудет о том, что для нее надо: он раньше не успокоится, пока не исчерпает всего материала. И кто же из работавших в Румянцевском музее не почувствует горячей благодарности к этому старику-идеалисту, вспоминая, как много обязан ему, его богатой энциклопедической памяти, его неутомимой готовности помогать? Благодаря этой готовности сколько раз спасал он начинающих от промахов и больших ошибок!..
Как заведующий каталожной Румянцевского музея Николай Федорович незаменим, да и как человек он тоже большая редкость. У него была одна великая черта характера: слова его теории шли об руку с его жизнью. Идеалист 40-х годов, даже некогда пострадавший за свои идеи3, он оставался верен своей теории до конца жизни. Он был противник не только богатства, но даже и большого жалованья, большой траты денег лично на свои нужды. Когда при одном из покойных директоров музея опросталось место в библиотеке с большим жалованьем, чем получал Николай Федорович, и когда это место предложили занять ему, он ответил решительным отказом. Директор, узнав об этом необыкновенном событии, был поражен и пошел сам допрашивать Николая Федоровича о причине отказа. «Мне большего жалованья не надо!» — с некоторым раздражением ответил Николай Федорович изумленному директору. «А если бы вам предложили мое место?» — продолжал допрашивать директор. — «И от него бы отказался». Очень удивился директор таким ответом, зато с этих пор в его отношениях к Николаю Федоровичу — чиновнику при каталожной музея — стало проглядывать уважение к человеку, ему совсем непонятному.
В 70-80-х годах (в следующие годы я редко видала Николая Федоровича) он настолько ограничивал себя во всем — например, так бедно одевался, приобретая свой гардероб на толкучке, что нередко в людях, которые его не знали или не понимали, возбуждал насмешку; зато в тех, кто его знал, — кто знал, что сбереженные деньги от покупки лучшего костюма употреблялись на помощь или на покупку лекарства бедному студенту, — в тех возбуждал он глубокое, благоговейное уважение. Я сама при первой встрече с ним в 1872 г., когда П. И. Бартенев, у которого Николай Федорович служил тогда при Чертковскои библиотеке, попросил его занести мне книжку своего журнала4, так непростительно ошиблась: приняла Николая Федоровича по костюму за лакея и даже — до сих пор краснею при этой мысли — выслала ему двугривенный.
Николай Федорович ничем не баловал себя в жизни. Он даже спал без всяких удобств, т. е. без кровати, не имел ни матраца, ни подушки. В конце 70-х годов, когда он жил на Мещанских, нанимая комнату в Набилковском переулке, он спал сидя в деревянном кресле, прикрываясь вместо одеяла своею старенькою, коротенькою, порыжелою шубенкой. Утром вставал рано и пил пустой чай с куском вчерашнего калача. После такого завтрака он пешком отправлялся в музей и всегда приходил за час, а то и за полтора до назначенного срока и начинал работать. После многих часов подряд неутомимой работы он позже других уходил из музея. По дороге забегал в какую-нибудь харчевню пообедать на 10 или на 15 коп. и тем же бодрым, быстрым шагом шел к себе на Мещанские. По дороге он каждый день покупал три калача: один отдавал прислуге, которая мела ему комнату и подавала самовар, другой — дворовой собаке, а третий калач оставлял для себя. Свой он делил на две порции: одну съедал вечером за чаем, другую — утром.
Такой образ жизни вел Николай Федорович не вследствие скупости. Он не жалел денег, напр<имер>, на покупку книги, которой недоставало в музее, а которую требовал читатель. Я прекрасно помню, как он купил на свои деньги философию Спинозы на французском языке, которой не хватало в музее. Он не прочь был внести плату за бедного студента в университет, если на руках оказывались деньги. Он тратил так мало на себя из-за принципа, которому был верен. Зато он ядовито смеялся над теми, кто кричит о своих принципах, а в жизни подыскивает те или другие извинения для оправдания своих противоречий. Таких людей он называл ипокритами в глаза и за глаза, несмотря на ранг и на титул.
Такой человек, как Николай Федорович и его покойный друг А. Е. Викторов6 (кстати сказать, в нынешнем году минуло 20 лет со дня его смерти), по своей цельности, стойкости своих принципов и идеальному отношению к общественному служению — редчайшие люди, — люди, которые уже одною своею жизнью вносили в окружающее много доброго и поучительного.
Низкий поклон перед прахом незаменимого библиографа-энциклопедиста.
Многообязанная покойному
P. S. За несколько дней до смерти Николая Федоровича я получила от него два письма с указаниями не только книг, нужных для работы, но даже и страниц6, — он в то время был уже совсем больной.
КОММЕНТАРИИ
правитьВпервые: Русские ведомости. 24 декабря 1903. № 353.
Екатерина Степановна Некрасова (1847—1905) — писательница, журналистка, историк литературы. Сотрудничала в журналах «Вестник Европы», «Русская мысль», «Русская старина», «Исторический вестник», с 1883 г. регулярно писала для газеты «Русские ведомости». Была автором статей и публикаций, связанных с именами А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя; в 1882—1883 гг. вела рубрику «О новых книгах» в журнале «Русская мысль», особо отмечая произведения В. М. Гаршина, В. Крестовского (псевд. Н. Д. Хвощинской), M. E. Салтыкова-Щедрина, Г. И. Успенского. Автор серии очерков о женщинах-писательницах (Е. П. Ростопчиной, Е. А. Ган, Е. Б. Кульман, А. Я. Марченко, Н. А. Дуровой), ряда книг для народа (сочувственные отклики в печати вызвала быль «Больше чем родная». СПб., 1889).
Одна из центральных тем историко-литературной деятельности Е. С. Некрасовой — эпоха 1840-х гг., и прежде всего наследие А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Будучи лично знакома с потомками Герцена и рядом лиц из его окружения, она предпринимает усилия по собиранию рукописей писателя, материалов о его жизни и творчестве, готовит статьи и публикации. В конце 1890-х гг. по инициативе Е. С. Некрасовой в Московском публичном и Румянцевском музеях была создана Комната людей 1840-х гг., в которую писательница передала свою коллекцию и ежегодно пополняла ее новыми документами и экспонатами.
Создание Комнаты людей 1840-х гг. именно при Румянцевском музее было далеко не случайным. С Музеями Е. С. Некрасова была связана более 30 лет — всей своей научной деятельностью. В некрологе, появившемся в «Отчете Московского публичного и Румянцевского музеев за 1904 г.» (М., 1905), она названа «старинным другом Музеев» (С. 58). Писательница регулярно занималась в отделении рукописей и славянских старопечатных книг, готовя публикации по найденным материалам, являлась постоянной читательницей библиотеки. Узы тесного творческого общения, а в ряде случаев и дружбы связывали ее с ведущими сотрудниками отделения рукописей и библиотеки: А. Е. Викторовым, Д. П. Лебедевым, С. О. Долговым, Н. И. Стороженко и др. Все они относились к Екатерине Степановне внимательно и сердечно, чем могли помогали в ее научных занятиях (в случае необходимости, по просьбе исследовательницы, книги даже выдавались ей на дом, что в Музеях делалось лишь в очень редких, исключительных случаях).
Перу Е. С. Некрасовой принадлежат памятные биографические очерки об А. Е. Викторове (Русская старина. 1884. № 8) и Д. П. Лебедеве (Русская старина. 1892. № 7). Некролог о Н. Ф. Федорове замыкает серию материалов о замечательных «музеицах». Эти очерки занимают особое место в творческом наследии Некрасовой. В них воссоздана духовная атмосфера Музеев, атмосфера самоотверженного, самозабвенного служения книжному и музейному делу, которую как раз и создавали люди типа Викторова, Лебедева, Федорова. Всех троих Е. С. Некрасова называет «идеалистами 40-х годов» — по ее внутренней, духовно-нравственной шкале ценностей это высшая из возможных оценок: с указанным понятием для Некрасовой связаны беззаветность общественного служения, высокое чувство долга, альтруизм, щедрость и широта сердца.
Федоров был в числе тех музейцев, с которыми у Некрасовой установились теплые и дружественные отношения. Они были отдаленно знакомы еще до поступления Николая Федоровича на службу в библиотеку Московского публичного и Румянцевского музеев, причем познакомились, как следует из некролога, через П. И. Бартенева. Когда же Федоров с конца ноября 1874 г. был зачислен в штат Музеев, они регулярно виделись в его стенах. Некрасова занималась в рукописном отделении под руководством А. Е. Викторова, работала и в читальном зале. Некоторое время, «в конце 70-х годов» Федоров и Некрасова были соседями по Набилковскому переулку: семья писательницы постоянно проживала там в собственном доме, а Николай Федорович снимал комнату. В некрологе Екатерина Степановна, описывая ежедневный уклад жизни мыслителя, опирается как раз на воспоминания этого времени.
По всей видимости, Федоров, как и другие «музейцы» — А. Е. Викторов, Д. П. Лебедев, Н. И. Стороженко, — бывал в доме сестер Некрасовых. Заходила и она в каморку мыслителя — ее описание также есть в некрологе.
Как можно заключить из письма Федорова Некрасовой от 6 апреля 1880 г. (Федоров. Доп., 7), был период, когда мыслитель испытывал к ней сильные, возвышенные чувства. Однако эти чувства остались неразделенными. Е. С. Некрасова глубоко уважала Николая Федоровича, ценила его ум и разностороннюю образованность, но не более того. В начале 1880-х гг. сердце молодой женщины было занято Г. И. Успенским: он восхищал ее и как писатель, и как мыслитель, и как человек. В течение ряда лет их связывала нежная дружба, однако чувства Некрасовой были гораздо серьезнее. Екатерина Степановна тяжело переживала свою безответную любовь, а в 1885 г., после ее попытки все-таки перейти рамки дружбы, отношения между ней и Успенским были прерваны «без всякой пощады и надежды…» (НИОР РГБ. Ф. 196. К. 8. Ед. хр. 10. Л. 1 об.).
Несмотря на то что чувство Федорова не встретило в Некрасовой отклика, ее отношения с мыслителем оставались теплыми и сердечными и в 1880-е, и в 1890-е гг., хотя, по собственному ее признанию, в 1890-х гг. она «редко видала Николая Федоровича». Федоров продолжал оказывать содействие научным изысканиям Некрасовой, в ответ на ее библиографические запросы подбирал книги, наводил необходимые справки.
Вряд ли Некрасова была знакома с учением Федорова. Она знала и представляла его прежде всего как замечательного библиотекаря и библиографа-энциклопедиста, с одной стороны, и как человека подвижнической, аскетической жизни, с другой. Такое восприятие Федорова и нашло отражение в написанном ею некрологе. Подробнее тема «Н. Ф. Федоров и Е. С. Некрасова» раскрыта в комментариях к: Федоров. Доп., 558—562.
1 Официально Федоров занимал должность дежурного чиновника при читальном зале библиотеки Румянцевского музея, однако фактически он действительно «заведовал каталожной»: как свидетельствовал Г. П. Георгиевский, через него проходили все требования на книги и без его просмотра не выдавалось в читальный зал ни одно издание (см. его воспоминания в наст. Антологии).
2 Федоров учился в Ришельевском лицее в Одессе менее двух лет (1849—1851). Окончить полный курс наук он не смог из-за смерти дяди Константина Ивановича Гагарина, на средства которого и был помещен в это привилегированное учебное заведение. Его фундаментальные знания, поражавшие современников, были приобретены прежде всего самообразованием.
3 По всей видимости, отголосок «каракозовской истории»: во время следствия по делу ишутинцев Федоров был задержан как знакомый Н. П. Петерсона, однако вскоре после дачи показаний отпущен. Никаким преследованиям со стороны полиции он никогда не подвергался.
4 В архиве Е. С. Некрасовой сохранилась сопроводительная записка П. И. Бартенева: «С благодарностью препровождаются к Е. С. Некрасовой № 10 „Русского архива“ 1872 и причитающиеся в размере 25 р. с листа 26 рублей. Петр Бартенев. 1872. Октября 16-го» (НИОР РГБ. Ф. 196. К. 10. Ед. хр. 24. Л. 1). Она-то и дает возможность установить дату первой встречи Федорова и Некрасовой: 16 октября 1872 г.
5 Алексей Егорович Викторов (1827—1883) — археограф, архивист, библиограф, член-корреспондент Санкт-Петербургской Академии наук. С 1862 г. состоял хранителем отделения рукописей и славянских старопечатных книг Румянцевского музея. Параллельно с 1868 г. заведовал архивом и канцелярией Оружейной палаты.
6 Эти письма опубликованы: Федоров. Доп., 7-8.