Розанов В. В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники. Книга вторая
М.: Республика; СПб.: Росток, 2010.
ПАМЯТИ А. С. СУВОРИНА править
С четырех миллионным состоянием, он сидел с прорезанным горлом в глубоком кресле…
Это было так: я вошел, спросил Василия, «можно ли?» — и, получив кивок прошел в кабинет. Нет. Подошел к столу письменному. Нет. Пересмотрел 2-3 книги, мелькнул по бумагам глазом, и, повернувшись назад, медленно стал выходить…
На меня поднялись глаза: в боку от пылающего камина терялось среди ширм кресло и на нем сидел он, такой незаметный…
Если бы он сказал слово, мысль, желание, то завтра это слово было бы услышано всею Россией. И на него все оглянулись бы, приняли во внимание.
Но он тогда уже не произносил никаких слов. 78 лет.
Я поцеловал в голову, эту седую, милую (мне милую) голову… В шее, в движениях головы — то доброе и ласковое, то талантливое (странно!), что я видел в нем 12 лет. В нем были (вероятно) недостатки; но в нем не было неталантливости ни в чем, даже в движении шеи. Весь он был молод, и всегда был молод: и теперь, умирая — он был так же молод и естественен как всегда.
Пододвинув блокнот, он написал каракулями:
«Я ведь только балуюсь, лечась: а я знаю, что скоро умру».
И мы все умрем. А пока «не перережут горло» — произносим слова, пишем, «стараемся».
Он был совершенно спокоен. Болей нет. Если бы были боли — кричал бы. О, тогда бы другой вид. Но он умирает без боли и вид его совершенно спокойный.
Взяв опять блокнот, он написал:
«Толстой бы на моем месте все писал, а я не могу».
Спросил о последних его произведениях. Я сказал, что плохо. Он написал:
«Даже Хаджи-Мурат. Против „Капитанской дочки“ чего же это стоит?».
Он был весь националист: о, не в теперешнем партийном смысле. Но он не забывал своего Воронежа, откуда учителем (тогдашнего) уездного училища вышел полный талантов, веселости и надежд — в Россию, в славу, любя эту славу России, и чтобы ей споспешествовать.
Пора его «Незнакомства» (когда подписывался «Незнакомец») для меня, по крайней мере, неинтересна. Трогательное и прекрасное в нем явилось тогда, когда, как средневековый рыцарь, он завязал в узелок свою «известность» и «любимость», отнес ее в часовенку на дороге, и, помолясь перед образом, вышел вон из нее с новым чувством: «Я должен жить не для своего имени, а для имени России».
И он жил так. Я определенно помню отрывочные слова, сказанные как бы вслух, «про себя», но при мне, из которых совершенно явно сложился именно этот образ.
Я их не приведу. Нельзя привести по интимному характеру. Но мысль об «узелке» и «часовенке» тогда мелькнула у меня, и связывалась постоянно с именем и существом Суворина. Он знал великое отречение, о котором никогда никому не сказал.
КОММЕНТАРИИ править
НВ. 1912. 14 авг. № 13083.
Редактор-издатель газеты «Новое Время», писатель и просветитель А. С. Суворин умер 11 августа 1912 г. См. статью Розанова о нем в томе «Признаки времени» в настоящем Собрании сочинений.