Падающие звёзды (Мамин-Сибиряк)/XXXIX/ДО
По окончаніи глупаго инцидента съ Васяткинымъ у Бургардта явилось то бодрое рабочее настроеніе, которое обыкновенно охватывало его осенью. Онъ проводилъ теперь цѣлые дни въ своей мастерской, чтобы закончить къ весенней выставкѣ начатыя работы. Прежде всего ему хотѣлось закончить бюстъ Ольги Спиридоновны. Послѣдняя почему-то дулась на него и не хотѣла заглядывать къ нему въ мастерскую. Бургардту пришлось ѣхать къ ней самому. Ольга Спиридоновна неизмѣнно жила на Офицерской и встрѣтила его довольно неласково.
— Слышала, слышала, какъ вы хотѣли вымазать Васяткина глиной, — говорила она, пожимая руку Бургардту. — Думаю, пріѣдешь къ нему, а онъ и меня обмажетъ глиной. Нечего сказать, хорошъ…
— Хочется вамъ повторять чужія глупости, Олъга Спиридоновна?
— Слухомъ земля полнится, отецъ…
Ольга Спиридоновна за лѣто какъ-то обрюзгла и пріобрѣла привычку говорить: отецъ. Послѣднее у нея выходило какъ-то особенно мило, потому что она говорила всегда такимъ тономъ, точно сердилась. Ласковыя слова имѣютъ особенную цѣну у сердитыхъ людей. Замѣтивъ на себѣ наблюдающій взглядъ Бургардта, Ольга Спиридоновна съ грубоватой откровенностью отвѣтила:
— Постарѣла, да? Состарилась?.. Ничего не подѣлаешь, отецъ. Ныньче кончаю дрыгать ногами… На подножный кормъ поступаю и за генерала замужъ выйду. Будетъ болтаться-то зря… Всѣ другія-то вонъ какъ пристроились, а одна я осталась неприкаянная душа. На что ваша Шурка глупа, а и та собственный домъ отъ Красавина получила. Вмѣстѣ кофе-то пили, а домъ получила она…
Бургардтъ только теперь припомнилъ разсказъ Бачульской, какъ Ольга Спиридоновна бунтовала по поводу этого дома, и невольно разсмѣялся.
— Кажется, Ольга Спиридоновна, вы и меня подозрѣваете въ этой исторіи?
— Охъ, отецъ, все мнѣ равно!.. Говорю: состарилась. Не бойсь, опять хотите меня мучить своими сеансами въ мастерской?
— Да, имѣлъ такое намѣреніе.
— Не понимаю, къ чему я вамъ нужна… Не стало развѣ молодыхъ, ну, съ нихъ и лѣпите, а старуха кому нужна. Да еще на выставку потащите такую старую кожу…
— Мнѣ очень немного осталось докончить…
— Знаю, знаю… Насидѣлась я, кажется, достаточно въ вашей мастерской.
Небольшая квартира Ольги Спиридоновны походила на бомбоньерку. Въ свое время она пользовалась большимъ успѣхомъ, и всѣ стѣны были декорированы разными подношеніями тароватыхъ "поклонничковъ", какъ называла Ольга Спиридоновна завзятыхъ балетомановъ. Въ сущности, она терпѣть не могла всѣхъ этихъ вѣнковъ, лиръ и разныхъ букетовъ и предпочитала подарки по хозяйственной части. То-ли дѣло серебряный сервизъ, а эти вѣники только пыль разводятъ. Сама по себѣ Ольга Спиридоновна была самая "простецкая баба", какъ она называла себя, и относилась къ своей профессіи иронически, какъ къ дѣлу самому пустому, ненужному и грѣшному. Тоже въ другой разъ и стыдно голой-то передъ биноклями прыгать. Положимъ, не совсѣмъ голая, а въ томъ родѣ, если не хуже. Бургардтъ именно любилъ ее за то, что она была простая женщина, въ которой ничего балетнаго не было, просто хорошій человѣкъ, попавшій въ балетъ по игрѣ глупаго случая.
Прежде Бургардтъ бывалъ у Ольги Спиридоновны довольно часто и одно время даже немного ухаживалъ на ней. Но она его предупредила съ своей грубоватой откровенностью:
— Оставьте это дѣло, Егоръ Захарычъ…
— Почему?
— А такъ, неподходящее… Не тотъ коленкоръ. Миндальности разныя я не умѣю разводить, а сварливой бабой быть не хочу, да и вамъ не сладко бы пришлось. Ужъ лучше такъ, останемтесь пріятелями… Мнѣ и свои-то поклоннички до смерти надоѣли…
Ольга Спиридоновна принадлежала къ тѣмъ женщинамъ, которыя не любятъ мужчинъ. Театральные сплетники разсказывали про нее, что въ свое время и у нея были какіе-то романы, но Бургардтъ этому не вѣрилъ.
— Мнѣ бы самое настоящее быть попадьей, — шутила Ольга Спиридоновна надъ самой собой. — Страсть люблю огурцы солить, а на дачѣ цыплятъ развожу.
Сидя сейчасъ въ ея гостиной, Бургардтъ припоминалъ сравнительно недавнее прошлое и неожиданно спросилъ:
— А Сахановъ бываетъ у васъ, Ольга Спиридоновна?
— Охъ, отецъ, надоѣлъ… Смертынька!.. Придетъ и сидитъ, какъ идолъ. Я ему прямо говорю: "Дѣла, что-ли, у васъ нѣтъ, коли торчите у меня?" Онъ такой, прилипчивый… Бываютъ такіе мужчинки. Не отвяжешься… И что ему надо — ума не приложу. За генерала выйду замужъ и прогоню.
Бургардту показалось что-то неискреннее въ словахъ
Ольги Спиридоновны, и что она притворно старалась говорить грубѣе обыкновеннаго. Они уговорились относительно сеанса, и когда Бургардтъ началъ прощаться, Ольга Спиридоновна проговорила:
— Ну, а какъ у васъ тамъ, въ Озеркахъ?
Этотъ простой вопросъ немного смутилъ Бургардта, и Ольга Спиридоновна, не дожидаясь отвѣта, прибавила:
— Знаете, отецъ, я давно бы завернула къ вамъ, да только боюсь новой англичанки… Говорятъ, строгая.
— Перестаньте ребячиться, Олъга Спиридоновна. Пріѣдете и увидите ее.
— И то, видно, пріѣду…
Черезъ два дня Ольга Спиридоновна пріѣхала въ назначенный часъ. Она отличалась вообще аккуратностью.
— Нашей сестрѣ, казенной бабѣ, иначе нельзя, — объясняла она. — А то сейчасъ: штрафъ.
Анита очень ей обрадовалась и не проявила ни малѣйшей тѣни хитрости, что съ ней случалось. Миссъ Гудъ старалась быть любезной и привѣтливой, и въ то же время наблюдала гостью какъ-то смѣшно округлившимися глазами, точно Ольга Спиридоновна вотъ-вотъ выскочитъ изъ своего платья и примется танцовать. Англійская строгая миссъ видѣла такъ близко настоящую балерину въ первый разъ. Разговоръ происходилъ при помощи Аниты, потому что Ольга Спиридоновна не знала хорошенько даже русскаго языка.
Сеансъ въ мастерской продолжался часа два. Нужно было поправить шею, зародыши будущихъ мѣшковъ на нижней челюсти, зажирѣвшія линіи овала лица, едва замѣтно собиравшіяся морщинки у наружныхъ угловъ глазъ — такъ называемыя "гусиныя лапки", но ничего не выходило, какъ Бургардтъ ни старался поймать переходный моментъ въ жизни красиваго женскаго лица. Ольга Спиридоновна въ теченіе одного лѣта постарѣла годовъ на пять, и Бургардтъ чувствовалъ, какъ его охватывало молчаливое отчаяніе, знакомое всѣмъ истиннымъ художникамъ, когда лучшая работа валится изъ рукъ. А тутъ еще Гаврюша, который молча и со злобой слѣдилъ за каждымъ неудачнымъ штрихомъ. Ольга Спиридоновна чувствовала, что дѣло не клеится, и сдерживала зѣвоту.
— Долго вы меня будете мучить?, взмолилась она наконецъ, когда Бургардтъ уничтожалъ сдѣланныя поправки.
— Сегодня я васъ освобождаю, — отвѣтилъ онъ съ грустью. — Ничего не выходитъ…
Ольга Спиридоновна долго разсматривала свой бюстъ и только покачала головой. Какъ будто она и какъ будто совсѣмъ даже не она. Бургардтъ замѣтилъ, какъ Гаврюша смотрѣлъ на нее улыбавшимися глазами. Ему вдругъ сдѣлалось точно холодно, и въ головѣ застучала забытая мысль о своей конченности.
— Да, конченъ, конченъ… Больше ничего не будетъ.
— Ничего я не понимаю, — проговорила Ольга Спиридоновна, пожимая плечами. — И кому все это нужно? Вы ужъ меня извините, Егоръ Захарычъ, что говорю прямо… По моему, это одно баловство, т. е. разныя картины и статуи.
— Вы забываете одно, Ольга Спиридоновна, что бываютъ очень хорошія картины и статуи, — замѣтилъ съ улыбкой Бургардтъ.
— А по моему, всѣ картины и статуи одинаковы, отецъ… Такъ, для богатыхъ людей.
— Вы повторяете слова Саханова?..
— А что же, Павелъ Васильичъ умный человѣкъ. Статей-то я его, положимъ, не читаю, а изъ разговоровъ больше… Охъ, ужъ и разговоръ у него: какъ гусь по водѣ плыветъ, такъ онъ на словахъ.
Когда Ольга Спиридоновна собралась уходить, Анита шепнула ей:
— Зайдите ко мнѣ въ комнату… Мнѣ нужно съ вами переговорить очень-очень серьезно.
— Отлично, крошка, — согласилась Ольга Спиридоновна, удивляясь, что нынче у грудныхъ младенцевъ какіе-то серьезные разговоры.
Анюта увела ее въ свою комнату, прикрыла за собой дверь и, краснѣя, спросила:
— Я хотѣла узнать… вы меня извините… Вы давно видѣли Бачульскую?
— Не особенно давно… А что?
— Вы меня еще разъ извините за нескромный вопросъ… Въ какомъ она сейчасъ положеніи?
— Какъ въ какомъ положеніи? Въ самомъ обыкновенномъ… Будетъ зиму играть гдѣ-то въ клубѣ.
— Нѣтъ, не то… Я хотѣла сказать… да, хотѣла спросить совсѣмъ о другомъ, т. е. о положеніи, въ какомъ бываютъ замужнія женщины… Я слышала, что она… что у нея скоро будетъ ребенокъ.
Олъга Спиридоновна расхохоталась, что еще сильнѣе сконфузило Аниту.
— Голубчикъ, да какъ къ тебѣ это могло пртдти въ голову?!.. продолжала смѣяться Ольга Спиридоновна. — Бачульская — и вдругъ въ интересномъ положеніи… Ха-ха!.. Охъ, крошка, уморила на смерть!..
Анита поблѣднѣла и проговорила серьезно:
— У меня есть основаніе такъ говорить, Ольга Спиридоновна… И вы напрасно смѣетесь.
Она достала изъ кармана скомканную бумажку и подала ее Ольгѣ Спиридоновнѣ.
— Вотъ прочитайте…
По печатному Ольга Спиридоновна еще читала съ грѣхомъ пополамъ, а писанное разбирала съ трудомъ. Но поданная Анитой записка была написана настолько четко, что она ее разобрала. Анонимный авторъ писалъ:
"Милая Анита, скоро я буду имѣть удовольствіе поздравить васъ съ новорожденнымъ".
Подъ этой запиской никакой подписи не было. Олъга Спиридоновна прочитала ее нѣсколько разъ, пожала плечами и проговорила всего одно слово:
— Негодяй!..
Анита подавленно молчала, кусая губы, чтобы не расплакаться.
— Откуда у тебя, крошка, эта дурацкая записка?
— Я получила по почтѣ. Письмо было адресовано на гимназію…
— Ахъ, негодяй. Ну, я тебѣ не могу объяснить всего, но только это скверная ложь, и больше ничего. Марина Игнатьевна тутъ рѣшительно не причемъ, какъ и твой отецъ. Даю тебѣ честное и благородное слово, что это такъ… Не волнуйся и забудь все. Дрянные люди всегда найдутся на свѣтѣ. Отцу до поры до времени ничего не говори… У него достаточно и друзей, и враговъ.
Анита расплакалась и, обнимая Ольгу Спиридоновну, шептала:
— Вѣдь я одна и совершенно одна… Вы не можете себѣ представить, какъ я тоскую о прежней мисссъ Гудъ.
Бургардтъ былъ очень доволенъ, что Ольга Спиридоновна все время ни однимъ словомъ не заикнулась о Красавинѣ.