Падающие звёзды (Мамин-Сибиряк)/XXVI/ДО
Васяткинъ явился только въ самый день похоронъ, по газетному извѣщенію, и крайне былъ возмущенъ, что узналъ такую новость послѣднимъ.
— Ну, что стоило вамъ, Егоръ Захаровичъ, извѣстить меня? — накинулся онъ на Бургардта.
— Я думалъ, что вы на дачѣ, — оправдывался Бургардтъ.
— И не думалъ… Знаете, это можетъ показаться смѣшнымъ, но я считаю своимъ долгомъ хоронить всѣхъ своихъ знакомыхъ.
— Очень пріятно быть твоимъ знакомымъ, — шутилъ Сахановъ. — Того гляди, ты и насъ похоронишь…
Васяткинъ имѣлъ привычку періодически объѣзжать всѣхъ своихъ знакомыхъ и не былъ почти цѣлую недѣлю у Бургардта только потому, что не желалъ встрѣчаться съ Гаврюшей. А сейчасъ, какъ на грѣхъ, именно такой встрѣчи и нельзя было избѣгнуть. Впрочемъ, Гаврюша первый подошелъ къ нему съ извиненіями и былъ очень сконфуженъ. Васяткинъ взялъ его за бортъ пиджака и заявилъ съ своей обычной развязностью:
— Развѣ вы могли меня оскорбить чѣмъ нибудь? Вѣдь это не оскорбленіе, если меня на улицѣ укуситъ собака или лягнегъ лошадь… Наконецъ, долженъ сказать, что въ крайнемъ случаѣ я одной рукой поднимаю восемь пудовъ, и ваше счастье, что въ тотъ моментъ я былъ съ дамой…
Васяткинъ былъ страшный трусъ и совершенно безсильный физически человѣкъ, почему, вѣроятно, и любилъ хвастаться миѳическими восемью пудами.
Всего больше досталось отъ Васяткина человѣку Андрею, потому что все оказалось не такъ, какъ слѣдовало быть. И гробъ не такой, и цвѣтовъ мало, и покровъ скверный, и положена покойница не по настоящему — однимъ словомъ, вездѣ и все неладно. Взбѣшенный человѣкъ Андрей заявилъ своему барину, что онъ до сихъ поръ служилъ вѣрой и правдой, а теперь долженъ бросить службу.
— Помилуйте, баринъ, этакую мораль напустили г. Васяткинъ, точно я все на-смѣхъ дѣлалъ… Они вотъ пожаловали къ самому выносу и свой характеръ показываютъ.
— Хорошо, хорошо, мы поговоримъ потомъ, — успокоивалъ его Бургардтъ. — Теперь не до того…
Еще хуже пришлось человѣку Андрею, когда по газетному извѣщенію явились дамы въ полномъ составѣ. Онѣ сдѣлали такую ревизію каждой мелочи, что человѣкъ Андрей бросилъ шапку оземь и убѣжалъ въ портерную.
Бургардтъ былъ тронутъ вниманіемъ дамъ и особенно ему понравилось, когда заявился Бахтеревъ. У него и видъ былъ совсѣмъ похоронный, какъ у благороднаго отца изъ какой нибудь мелодрамы. Ольга Спиридоновна притащила съ собой миссъ Мортонъ, которая плакала отъ чистаго сердца. Женщины окружили покойницу, какъ рабочія пчелы. Анита тоже сдѣлалась предметомъ общаго вниманія. Ее нарядили въ плерезы, сдѣлали траурную шляпку и, вообще, устроили все прилично случаю. Въ траурѣ Анита казалась уже совсѣмъ большой.
Докторъ Гаузеръ былъ необыкновенно любезенъ съ дамами и сдѣлался общимъ любимцемъ. Въ концѣ концовъ, оказалось, что всѣ дамы больны, и, кромѣ того, докторъ нашелъ у нихъ еще цѣлый рядъ новыхъ болѣзней.
— О, я люблю женщинъ, — признавался старикъ Бургардту. — Знаете, это въ моемъ возрастѣ, можетъ быть, даже смѣшно и нелѣпо, но что подѣлаешь съ натурой… По моему въ сорокъ лѣтъ мужчина только еще начинаетъ жить, а женщина живетъ въ сорокъ лѣтъ только по привычкѣ.
Особенное вниманіе докторъ оказалъ Шурѣ и нашелъ, что и она, исключая нѣкоторой наклонности къ полнотѣ, настоящая нѣмецкая Гретхенъ.
— Вы обратили вниманіе, какъ она сидитъ? — объяснялъ онъ Бургардту. — О, это много значитъ…
Похороны прошли, какъ всѣ похороны. Было что-то неестественное въ выраженіи лицъ, въ манерѣ говорить, въ каждомъ движеніи. Лучше всѣхъ былъ, конечно, Бахтеревъ, изображавшій удрученное душевное настроеніе съ неподражаемой простотой. Оказалось, что всѣ очень любили миссъ Гудъ, и каждый старался припомнить какой-нибудь случай изъ своей жизни, связанный съ ея именемъ. Бургардту казалось, что всѣхъ искреннѣе и проще была миссъ Мортонъ. Она и плакала настоящими слезами. Когда миссъ Гудъ была жива, она умѣла оставаться какъ-то совсѣмъ незамѣтной, а теперь всѣ точно выплачивали какой-то долгъ. Очень жаль, что многіе покойники лишены возможности видѣть собственные похороны, чтобы убѣдиться въ невысказанныхъ почему-нибудь добрыхъ чувствахъ окружающихъ людей.
Анита поступила въ полное распоряженіе Гаузера, и старикъ не отходилъ отъ нея съ самой трогательной заботливостью. Онъ слѣдилъ за ней, какъ за своей паціенткой, и старался отвлечь вниманіе отъ настоящаго. Бургардту все больше и больше нравился этотъ оригинальный старикъ. Въ немъ было что-то такое непосредственное и простое, что дѣлало его своимъ. И тутъ-же рядомъ продолжались самыя обыденныя мысли, все то, что наполняетъ нашъ день. Когда шли за гробомъ на Выборгскую сторону, гдѣ католическое кладбище, Сахановъ держалъ Бургардта за руку и говорилъ:
— А вѣдь я къ вамъ заѣхалъ, Егоръ Захарычъ, по очень важному дѣлу… да. Я люблю работать лѣтомъ и написалъ на этой недѣлѣ цѣлую статью по искусству. Угадайте о чемъ?
— Ну, это трудно угадать…
— Вы правы… Статья называется такъ: "Меценатъ въ искусствѣ".
— Это о Красавинѣ?
— Нѣтъ, вообще… Я штудирую этого мецената съ древнѣйшихъ временъ, поскольку сохранились историческія данныя. Вы не подумайте, что тутъ какія нибудь личности. Нѣтъ, я пишу фактами и доказываю… да, доказываю, что меценатство — это своего рода проказа въ искусствѣ.
— Не слишкомъ-ли сильно сказано?
— Нѣтъ, въ самую мѣру… Все факты, батенька, а это краснорѣчивѣе всякихъ жалкихъ словъ. Меценатство вноситъ развратъ въ искусство, и я вполнѣ согласенъ съ тѣми мыслями, которыя были высказаны вашимъ другомъ Шипидинымъ. Помните, тогда на вечерѣ у васъ, когда Красавинъ бѣжалъ?.. Да, только вы, пожалуйста, не подумайте, что я хочу написать что-нибудь непріятное именно Красавину. Боже, сохрани… Литература должна оставаться чистой отъ всякихъ личныхъ счетовъ — это мой принципъ. Мнѣ, вообще, хотѣлось бы прочитать эту статью именно вамъ… Вы можете оцѣнить ее безпристрастно и сказать свое вѣское слово.
— Хорошо. Съ удовольствіемъ послушаю… Только не сегодня и не завтра, а какъ нибудь потомъ.
Съ похоронъ Бургардтъ возвращался домой съ Анитой. Дѣвочка была серьезна, и ему сдѣлалось ее жаль. Обнявъ ее, Бургардтъ ласково проговорилъ:
— О чемъ ты думаешь?
Анита отвѣтила не вдругъ.
— Это несправедливо, папа… т. е. несправедлива вся жизнь. Почему миссъ Гудъ должна лежать въ землѣ, а другіе будутъ жить? Вѣдь это ужасно… Я много думала всѣ эти дни и ужасно жалѣла, что нѣтъ Григорія Максимыча.
— Развѣ другіе тебѣ не нравятся?
— Какъ тебѣ сказать… Мнѣ казалось все время, что они притворяются. Вѣдь имъ рѣшительно все равно, есть миссъ Гудъ или ея нѣтъ… Даже эти проводы до кладбища и участіе къ покойницѣ — это дѣлалось только для тебя. Я это понимаю…
— Какъ тебѣ сказать… да… Съ одной стороны, ты, можетъ быть, и права, но вѣдь трудно судить другихъ только по своему личному впечатлѣнію. Всегда можно ошибиться… Я думаю, что многіе пришли по искреннему желанію отдать послѣдній долгъ покойницѣ, какъ Бахтеревъ или Шура.
Вернувшись домой, Бургардтъ съ болѣзненной яркостью почувствовалъ ту пустоту, которую оставляетъ послѣ себя дорогой покойникъ. Да, миссъ Гудъ не было… И она умерла именно въ тотъ моментъ, когда особенно была нужна для формировавшейся Аниты. Старушка точно унесла съ собой изъ дома послѣднее тепло…
Бургардту было и обидно, и больно думать на эту тему. Изъ друзей никто не догадался проводить его домой. Это было немного жестоко, но вѣдь всякому до себя. Анита съ самымъ серьезнынъ видомъ принялась водворять нарушенный вездѣ порядокъ, точно исполняла послѣднія инструкціи миссъ Гудъ. И тутъ же сейчасъ начались домашнія дрязги и спеціально хозяйственныя недоразумѣнія. Горничная поссорилась съ кухаркой, человѣкъ Андрей явился пьянымъ и т. д. Не стало того махового колеса, которое приводило въ правильное движеніе весь хозяйственный механизмъ. Гаврюша заперся въ мастерской и съ какимъ-то ожесточеніемъ работалъ надъ свой копіей. Бургардту казалось, что онъ не испытывалъ настоящаго раскаянія, и къ нему лично относился не хорошо.
Кончилось тѣмъ, что Бургардтъ тоже заперся въ своемъ кабинетѣ и лежалъ на своемъ диванѣ съ открытыми глазами.
— Если бы былъ здѣсь Григорій Максимычъ… — повторялъ онъ мысленно слова Аниты.
Да, онъ не растерялся бы и зналъ бы, что нужно дѣлать. Бургардтъ отлично видѣлъ сейчасъ спокойное и сосредоточенное лицо своего друга дѣтства, точно оно являлось для него живымъ упрекомъ.
По ассоціаціи идей у Бургардта опять всплыла преслѣдовавшая его мысль о конченности, но сейчасъ она показалась ему такой ничтожной и жалкой. Неужели онъ могъ такъ думать? Предъ нимъ вставало что-то такое огромное и роковое, которое заслоняло всѣ остальныя мысли. Вѣдь нашла же миссъ Гудъ силы уйти изъ этого міра съ такимъ самообладаніемъ и достоинствомъ…