Падающие звёзды (Мамин-Сибиряк)/VIII/ДО
За завтракомъ Бургардтъ старался воздержаться отъ напитковъ, но все-таки для поправки выпилъ рюмки три водки и бутылку пива. На лицѣ у него выступили красныя пятна, а глаза подернулись пьяной влагой. Аниту всегда возмущало такое поведеніе отца, тѣмъ болѣе, что миссъ Гудъ, свято храня традиціи доброй старой Англіи, относилась къ пьянству мужчинъ совершенно равнодушно. По ея мнѣнію, настоящій мужчина и не можетъ не пить, потому что алкоголь убавляетъ избытокъ физическихъ силъ, который дѣлаетъ мужчинъ несправедливыми, а потомъ выпившій мужчина всегда добрѣе и если у него есть жена, то онъ на другой день проситъ у нея прощенія!
— Папа, довольно!.. рѣшительно заявила Анита, когда отецъ потянулся къ графинчику съ коньякомъ. — Это ужъ лишнее…
Бургардтъ посмотрѣлъ на нее, на эту некрасивую маленькую женщину, и засмѣялся.
— Анита, ты знаешь, что я люблю пить кофе съ коньякомъ, — оправдывающимся тономъ заявилъ онъ.
— Нѣтъ, не будетъ… — съ капризной настойчивостію избалованной женщины заявила Анита и поставила графинъ съ коньякомъ на свою тарелку. — Ничего не будетъ…
— Да?
Бургардтъ вскочилъ и, улыбаясь, зашагалъ по столовой. Какъ всѣ женщины напоминаютъ одна другую, и Анита поступаетъ съ нимъ, какъ женщина. Бургардту захотѣлось сказать ей что нибудь непріятное, какъ иногда позволяютъ себѣ мужчины говорить самымъ любимымъ женщинамъ, онъ остановился и, глядя въ упоръ на Аниту и продолжая улыбаться, проговорилъ:
— А съ какой удивительной красавицей я вчера познакомился, Анита… Представь себѣ… Впрочемъ, вѣроятно, она сегодня будетъ вечеромъ…
Шипидинъ поднялся и досказалъ за него:
— Слѣдовательно, Егоръ Захарычъ, довольно… Да, довольно. Анита, вы можете не слушать… А еще лучше, если мы уйдемъ въ кабинетъ.
Мисъ Гудъ вся насторожилась, предчувствуя какую-то опасность, хотя и не могла понять, въ чемъ дѣло. Ей всегда не нравился тонъ, какимъ говорилъ "человѣкъ съ мѣшкомъ", и она не понимала, какъ Егоръ Захарычъ могъ допустить такое неуваженіе къ себѣ. Вѣдь онъ хозяинъ дома, во-первыхъ, знаменитый художникъ, во-вторыхъ, и человѣкъ съ большимъ общественнымъ положеніемъ, въ-третьихъ, а "человѣкъ съ мѣшкомъ" просто человѣкъ съ мѣшкомъ. Миссъ Гудъ давно жила въ Россіи, но многое для нея оставалось непонятнымъ. Старушка только пожала плечами, когда Шипидинъ взялъ Егора Захарыча подъ руку и увелъ его изъ столовой.
— Слѣдовательно, это невозможно… — ворчалъ Шипидинъ. — Это уже распущенность… да! Есть вещи, о которыхъ нельзя говорить съ дѣвочками-подростками.
— Ахъ, оставь, пожалуйста, — смѣялся Бургардтъ. — Аниту трудно чѣмъ нибудь удивить, и я просто хотѣлѣ ее подразнить. Она дѣлается умнѣе, когда сердится…
Человѣкъ Андрей видѣлъ, какъ барышня Анита огорчила родителя и поэтому протащилъ незамѣтно изъ буфета въ кабинетъ бутылку любимаго барскаго ликера и для потѣхи поставилъ двѣ рюмки. Въ семейныхъ дѣлахъ онъ всегда, конечно, былъ на сторонѣ барина, тѣмъ болѣе, что по личному горькому опыту отлично зналъ всѣ муки тяжелаго похмѣлья.
— Вотъ и отлично, — похвалилъ его Бургардтъ, наливая рюмку бенедектина.
Шипидинъ отвернулся и началъ разсматривать заголовки стоявшихъ въ шкафу книгъ. Все это были роскошныя изданія на разныхъ языкахъ, главнымъ образомъ, конечно, по вопросамъ искусства. Тутъ были и послѣднія новости, которыхъ онъ еще не видалъ.
— Брось… все это хламъ… — замѣтилъ Бургардтъ, когда онъ взялъ французскую книгу о прерафаэлитахъ. — Не стоитъ…
— Интересно, что думаютъ въ Европѣ…
— Глупости думаютъ… Повѣрь мнѣ, что все это такъ. Да, глупости… импрессіонисты, прерафаэлиты… Ну, какъ ихъ еще тамъ… Вообще, декадентство, символизмъ, пунктуализмъ и сапоги въ смятку.
— Слѣдовательно, ты совершенно не правъ… Совершенно не правъ. Жизнь есть движеніе, искусство тоже должно двигаться, какъ воплощеніе этой жизни, и всякая новая школа, новое направленіе имѣютъ законное право на существованіе, Даже ошибки здѣсь приносятъ пользу, какъ своего рода реактивъ для отысканія истины…
— Истина? Ха-ха…
Шипидинъ только теперь замѣтилъ, что Бургардтъ совершенно пьянъ, и съ сожалѣніемъ посмотрѣлъ на него черезъ плечо.
— Ты меня жалѣешь, Гриша? — измѣнившимся тономъ спросилъ Бургардтъ, поймавъ этотъ взглядъ. — Да, я пьянъ… Только пьянъ не виномъ, какъ ты думаешь, а пьянъ вчерашнимъ вечеромъ, пьянъ этой чудной бѣлокурой головкой, этими дѣвичьими чистыми глазами, этой нѣмой загадкой, живымъ сфинксомъ…
Охваченный бурей мѣшавшихся въ головѣ мыслей, Бургардтъ крѣпко обнялъ друга дѣтства и цѣловалъ его, причемъ послѣдній имѣлъ удовольствіе чувствовать, какъ по его лицу и бородѣ катятся чужія слезы.
— Милый… дорогой… — шепталъ Бургардтъ, приходя въ "исповѣдальное" настроеніе, которое являлось у него послѣ каждаго сильнаго кутежа. — Я тебѣ скажу все… и только тебѣ… да. Потому что ты одинъ поймешь меня…
Именно это покаянное настроеніе Шипидинъ и не любилъ, потому что припадки самоуничиженія смѣнялись съ сумасшедшей быстротой нелѣпой гордостью и буйствомъ. Въ этой послѣдней стадіи Бургардтъ билъ себя кулакомъ въ грудь и выкрикивалъ неистовымъ голосомъ: "Я — Бургардтъ… Понимаете?!. Меня знаетъ вся Европа. Да!.. Я… я…" Эти моменты бѣшенства вызывались обыкновекно самыми ничтожными причинами, предусмотрѣть и устранить которыя было невозможно. Сейчасъ Бургардтъ находился еще въ первой стадіи и заставилъ друга во второй разъ выслушать все, что происходило вчера, до роковой встрѣчи съ нѣмой англичанкой включительно.
— Слѣдовательно, я все это уже слышалъ… — увѣрялъ Григорій Максимычъ, защищаясь обѣими руками отъ новаго покушенія на объятія и поцѣлуи. — Да, слышалъ… И, представь, что все это совсѣмъ не такъ интересно, какъ ты думаешь.
Въ помутившихся глазахъ Бургардта блеснуло бѣшенство и его кулаки сжались, но эта буря разрѣшилась улыбкой.
— Нѣтъ, постой, Гриша… Ты меня долженъ выслушать. Да… Если бы ты зналъ, какъ я себя презираю…
— Слѣдовательно…
— Нѣтъ, нѣтъ… Меня и другіе презираютъ, но они глупы и не понимаютъ, какъ и за что меня слѣдуетъ презирать. Что я такое, ежели разобрать? Завтра я протрезвлюсь, буду работать, и всѣ меня будутъ уважать. Но это еще хуже… Зачѣмъ я буду красть чужое уваженіе? Нѣтъ, мало этого: у меня есть свои завистники… Они приходятъ ко мнѣ въ мастерскую и завидуютъ. Да, завидуютъ… А я дѣлаю видъ, что этого не замѣчаю и лгу каждымъ движеніемъ, каждымъ взглядомъ. Дескать, посмотрите, каковъ есть Бургардтъ, знаменитый Бургардтъ… Ха-ха! А никто и не подозрѣваетъ, что знаменитый Бургардъ просто покойникъ, настоящій покойникъ… И господа черви точатъ его еще за-живо, и онъ трогательно старается ихъ не замѣчатъ. Боже мой, Боже мой, если-бы только они знали…
Схвативъ Шипидина за руку, онъ прибавилъ другимъ тономъ:
— Ты видѣлъ Аниту? Видѣлъ милѣйшую замороженную англичанку? Развѣ это жизнь? Развѣ я не понимаю, что это неудачная имитація жизни и что я создалъ ее собственными руками… Ты только подумай, что я увѣренъ, что я люблю свою Аниту и даже самъ иногда умиляюсь надъ этой мыслью. А между тѣмъ… Ты одинъ понимаешь, что я — мужикъ, настоящій мужикъ, которому мѣсто на огородѣ. Можетъ быть, я и скульпторомъ сдѣлался только потому, что съ ранняго дѣтства больше всего любилъ устраивать чучела на грядахъ съ клубникой… Всѣ явленія связаны между собой невидимыми нитями, и переходъ отъ огородныхъ чучелъ къ статуямъ изъ каррарскаго мрамора совсѣмъ ужъ не такъ великъ. И сейчасъ меня очень часто гложетъ чисто мужицкая тоска о потерянномъ мужицкомъ раѣ… Не смѣйся надо мной, это совсѣмъ не фраза, потому что вѣдь я говорю объ Анитѣ. Она была бы въ тысячу разъ счастливѣе, если бы родилась дочерью простого огородника… Понимаешь? Какъ это хорошо у Некрасова сказано: "Намъ съ лица не воду пить…" Да!.. Онъ былъ правъ, потому что понималъ народную душу. Тутъ дѣло совсѣмъ не въ лицѣ, а въ человѣкѣ, въ душѣ, которую мы съ такой трогательной систематичностью вырываемъ изъ нашихъ дѣтей, какъ сорную траву. Мнѣ дѣлается больно, когда я начинаю думать о дочери…
— Слѣдовательно…
— Нѣтъ, постой!.. Знаешь, что я долженъ былъ сдѣлать? Когда умерла жена, я долженъ былъ отдать Аниту на воспитаніе тебѣ… Боже мой, если бы ты зналъ, какъ я завидую именно тебѣ!.. Но ты этого не долженъ знать… Храни тебя Богъ! Это я такъ… съпьяна… Мы — антиподы. Единственное живое звѣно между нами это — человѣкъ Андрей, который кралъ съ моимъ отцомъ ягоды у твоего отца. Впрочемъ, послѣднее — тайна…Представь себѣ, это его пунктикъ и онъ на этомъ основаніи, вполнѣ логично по моему, ненавидитъ тебя… Ахъ, да, позволь, къ чему все это я говорю?
Бургардтъ присѣлъ къ столу и схватилъ себя за голову, точно руками хотѣлъ распутать свившуюся въ клубокъ нить своихъ мыслей. Потомъ онъ вскочилъ, стремительно обнялъ друга и заговорилъ, быстро роняя слова:
— Вспомнилъ… Да! Марина мнѣ еще вчера сказала, что мнѣ не чѣмъ любитъ… И она была права… Съ ней бываетъ что-то вродѣ припадковъ ясновидѣнія. Да, мнѣ не чѣмъ любить, а любовь — это все творчество… Ты понимаешь? Вѣдь, навѣрно, влюбленный человѣкъ изобрѣлъ паровую машину, шведскія спички, телескопъ, спектральный анализъ, всѣ чудеса техники и величайшія проблемы науки, а въ недалекомъ будущемъ еще разъ влюбится и откроетъ секретъ воздухоплаванія. Да, я въ этомъ убѣжденъ! Я это, наконецъ, испыталъ на самомъ себѣ… Гриша, а ты былъ когда нибудь влюбленъ?
— Слѣдовательно, нѣтъ! — довольно рѣзко отвѣтилъ Шипидинъ и отвернулся къ окну. — Я любилъ — да, но ваша влюбленность — чувственное помѣшательство. Оно сейчасъ-же падаетъ, какъ только чувственный голодъ получаетъ свое удовлетвореніе. У васъ нѣтъ истинной любви, потому что нѣтъ истиннаго уваженія къ женщинѣ, какъ къ человѣку. Всѣ вы — чувственники и смотрите на женщину нечистыми глазами, поэтому и ваше хваленое искусство не чисто…
— Ахъ не то, совсѣмъ не то, Гриша! Я понимаю, цѣню и уважаю вашу монашескую любовь, а ты не хочешь понять нашей!.. Представь себѣ то ощущеніе… да, вчера… Когда я ее увидѣлъ, меня точно что осѣнило… Понимаешь? Больше уже ничего не существовало, и я самъ не существовалъ, охваченный свѣтлымъ облакомъ грѣшнаго чувства… Это былъ моментъ откровенія и счастливыхъ слезъ, моментъ великаго гнѣва и покаянія… Душа росла съ жаждой искупленія… Боже мой, я готовъ отдать всю свою жизнь, чтобы такой моментъ повторился…
— Слѣдовательно, довольно… — перебилъ его Шипидинъ, отыскивая свой мѣшокъ въ углу. — Я схожу по одному дѣлу, а ты въ это время успѣешь выспаться.