О характере
правитьЧеловек, поступки которого не изменяют никогда правилам, даже в обстоятельствах самых затруднительных, который во всех предприятиях оказывает твердость и постоянство, есть человек с характером: сим выражением мы означаем душу сильную и весьма необыкновенную.
Такое свойство равно полезно и для частного, и для государственного человека, возвышая цену их добродетелей. Оно спасает чиновника от всяких несправедливостей и соблазна; оно удаляет автора от низкой лести, от едкой сатиры, и делает его как в поступках, так и в сочинениях, органом рассудка и всемирной истины; оно же заставляет человека великодушного и чувствительного жертвовать своим покоем, счастьем, жизнью для избавления людей неизвестных, но невинных, от гибели.
Сие редкое свойство обнаруживается и в маловажных действиях частной жизни; но оно гораздо разительнее в человеке, от которого зависят судьбы многих людей. Тогда сила характера есть постоянство и твердость, которую душа благородная показывает в исполнении намерений великих и трудных. Имея в предмете своем добродетель, она достойна удивления и благодарности света; но обращенная на одно честолюбие или самое злодейство, бывает ужасом людей, которые и тогда с трепетом дивятся ей: ибо души слабые невольно благоговеют перед великими и сильными.
Нерешимость и непостоянство так же противны сему характеру, как и слабость. Человек твердый мыслит решится и бывает непоколебим; отражает препятствия и даже любит их, ибо они укрепляют душу и питают мужество. Он один умеет хотеть, что всего реже и всего труднее для обыкновенных людей; ибо для сильного желания надобно подчинить одному предмету все склонности и саму любовь к жизни.
Мужество, необходимое для твердого характера, должно иногда презирать смерть; но храбрость воинская не всегда означает душу сильную, бывая часто действием навыка, примера, боязни остыдить себя. Человек твердого характера будет на войне мужествен; но и без воинского звания может еще удивить самых героев, в таких обстоятельствах, в которых ему должно обнаружиться совершенно.
Нельзя иметь великого характера без ума проницательного и даже глубокого: ему надобно отличать трудное от невозможного. Хотеть упорно того, что превышает силы человека, есть быть не твердым, а только упрямым, подобно Карлу XII и Карлу дерзкому, герцогу Бургонскому. Но часто обыкновенные люди называют химерой намерения великие и благородные, ибо они не могут понять их.
В каком положении ни находился бы человек с сильным характером, воображение представляет его властелином других людей. Он ни в великих, ни в малых вещах не повинуется; а если в неважных случаях уступает, то единственно из презрения, а не по слабости; следственно, повелевает женой, любовницей, друзьями. Ненависть его так же сильна, как и любовь; он не забывает обиды даже и тогда, когда не хочет унизиться местью.
Такой человек кажется гордым, и горд в самом деле, хотя и не похож на малые души, надменность которых есть только бунт против всего великого и превосходного; гордость в нем будет внутренним, невольным чувством его достоинства.
Если он не имел случая обратить на себя внимание публики, то в свете легкомысленном не узнают его цены; редко удастся ему блистать тем разумом, который обыкновенно нравится людям. Уединяясь со своими мыслями, в собрании многочисленном он покажется молчаливым и холодным.
Вообще люди, одаренные великим характером, бывают редко говорливы. Душа их открывается в некоторых словах более, нежели во многоречии. Они знают, что можно иметь великие идеи и слабую душу. Кто о вольности говорил так сильно и прекрасно, как Лукан, сей робкий заговорщик, который постыдным образом донес на мать свою и предал ее в руки палачей Нероновых? Президент де-Ту живо описал в стихах гнусность Варфоломеевсого кровопролития; но если бы он имел твердость характера, то не стал бы хвалить Карла IX на другой день сего злодейства, и заключил бы душу свою в безмолвии ужаса.
Но в нужном случае люди твердого характера бывают красноречивы; и когда они родились в такой земле, где дар слова необходим для возвышения гражданского, то они стараются приобрести свой талант, как средство. Душа их изображается в речах не красивых, но сильных, так, что иногда великое искусство гениев уступает сей разительной простоте. Цицерон со всем талантом своим едва ли произвел что-нибудь лучше славного письма, написанного к нему Брутом.
Сей же Брут советовал Цицерону ограничить Милоново оправдание одним доказательством истины, что смерть дурного гражданина есть благодеяние для отечества: здесь виден уже человек, которому должно поразить Цесаря!
Заключим вопросом: можно ли дать себе характер? Но что же даем себе? Не все ли получаем? Мы родимся с семенами всех склонностей, всех добродетелей, всех пороков. Обстоятельства случайные и независимые от нас способствуют развитию одних во вред другим, которые остаются в бездействии. Человек, неусыпно наблюдая свои внутренние движения, властен, может быть, до некоторой степени образовать свой характер, но конечно не переменить его: мог бы даже и переменить в цветущей юности, если бы юность была временем рассудка. Одно то неоспоримо, что твердость души есть нужнейшая добродетель: ибо без нее самые добродетели не имеют почти никакого влияния на счастье.
[Эро де Сешель М.Ж.Н.] О характере: [Эссе]: (Из фран. жур. [«Spectateur du Nord». 1801. Aout]) / [Пер. Н. М. Карамзина] // Вестн. Европы. — 1803. — Ч. 12, N 21/22. — С. 3-8.