О твердости конституции и законов
правитьРУССКИЕ ПРОСВЕТИТЕЛИ, (от Радищева до декабристов). Собрание произведений в двух томах. Т. 1—2. Т. 1.
М., «Мысль», 1960 (философское наследие)
О влиянии законов и конституции на политическое тело
правитьТвердость политического общества зависит от двух причин: от конституции, или государственного постановления, и законов. Постановления государственные, или конституция, одушевляют закон, закон поддерживает конституцию; первый есть пружина, вторая — механизм политической махины! Чтоб они действовали сообразно цели, надобно, чтоб они были соответственны их устроению, надобно, чтоб люди, кои суть вещество сей политической махины, были к сему приуготовлены!
Деспотические государства, как то мы видим в древности, не имели ни конституции, ни законов, но управлялись слепо волею властителей, обычаями и, наконец, верою, коею жрецы почти всегда злоупотребляли, не были тверды в своем основании и всякую минуту близки к падению. Невежество народа и утеснение, в коем он находился, не могли дать общественной массе равновесия во всех ее частях, к соблюдению спокойствия оной толь нужного! Народ имел только физическую силу, состоявшую в массе; политическая, так сказать, вся усредоточивалася в одном лице правителя, что не токмо не давало равновесия всему политическому телу народа, но еще всегда клонило перевес к политической силе, коя, будучи в руках одного человека, почти всегда непросвещенного, слабого и суеверного, правила народ предубеждениями и внушениями жрецов и любимцев, людей слепых и всегда ищущих только собственной корысти; а сие весьма часто и скоро рушило равновесие махины и влекло за собою всеобщее расстроение и самое падение. Надобно было одного Пигмалиона, одного Камбиза, чтоб разрушить два славнейшие государства древности — Феникийское и Египетское, кои хотя и были просвещеннее, но по духу времени управлялися деспотически! То же самое случалось и с республиками, естли перевес политической власти находился более в руках народа, нежели правителей. Сколько раз афиняне близки были к своей погибели единственно от того, что народ хотел деспотствовать!
История новейшая представляет нам те же примеры! Когда было спокойно турецкое правление, и сколь мало соседям стоило несколько раз ставить оное на шаг от бездны. Слова подкупленного муфтия, визиря довольно, чтоб ослепить султана, повергнуть все государство в ужасные бедствия.
Натура во всех действиях следует одним законам. Махина политическая весьма сходствует с махиною механики; те же самые причины, которые нарушают покой в механике, нарушают оный и в политике, и та и другая махина пребывает до тех пор спокойною, пока равновесие не рушится и сохраняется в целости связь, соединяющая части!
Те государства, в которых и физические и политические силы народа разделены по всем частям массы соразмерно, т. е. которые приемлют нужные меры для удержания в пределах физической силы народа и вместо политической, разделяя и ту и другую по всем классам народного тела, в одном более, в другом менее, — те могут надеяться на твердость своего существования.
О связи и твердости республик
правитьРеспублики суть правления, общественными делами коих располагает воля многих! — и где правление находится то в руках народа, то в некоторых избранных классах. Различные случаи содействуют к образованию таковых правлений, в кои входить требуется сколько мало изысканий, столько мало пользы.
Республики вообще вначале управляются обычаями и решениями то некоторых классов граждан, то целого народа! Естли они долго остаются на таком основании, то их твердость ненадежна, ибо как они оснуются на суждениях людей, всегда переменчивых и не имеющих никакой твердой подпоры, то очевидно, сколь близко здание, на столь слабых основаниях лежащее, к падению!
Всякое общество заключает в себе две силы: физическую и политическую, то перевес на стороне политической силы, произведя утеснение, а на стороне физической — возмущения и кровопролитие, весьма легко сие совершают!
Республика Новогородская, несмотря на всю свою твердость, несмотря на всю свою ужасную силу, была беспрестанно подвержена внутренним беспокойствам и, пребывая, так сказать, в беспрестанной борьбе, соделалась наконец жертвою неутвержденного равновесия сих двух сил.
Чтоб две сии борющиеся силы блюсти в равновесии, должно заключить каждую в свою сферу действия, должно положить и той и другой благоразумные пределы, так чтобы сумма действия обеих сил была общественное спокойствие — нужна твердая сообразная положению конституция и мудрые законы. Новогородская республика сего не имела: она правилась обычаями, а в чрезвычайных случаях — суждениями народных сборищ; а как те и другие не всегда основываются на благоразумии, а последние часто заключают в себе более шуму и волнения, нежели истины, то покой не всегда бывает следствием оных и, напротив того, рано или поздно ведет, имея нетвердое и зыблющее основание, к падению!
Греческие республики Афины и Спарта, будучи более просвещены, знавшие необходимость твердейшей конституции и законов, не представляют глазам нашим столь многих внутренних возмущений; но в первой законы не были столь строго наблюдаемы, и правление не имело своего твердого постановления, и политическая сила общества то преходила в руки правителя, то народа, а сие нарушало спокойствие правления и действие законов. Во второй же Ликург, определя все благоразумными законами и волю народа и правителя соединя непосредственно в действии закона, одушевленного твердою конституцией), общественным воспитанием образовавшею граждан и приучавшею их с юности к духу правления, являет нам удивительный внешний порядок и гармонию!
Естли в каком бы то ни было правлении сии две силы не так расположены, чтоб сила физическая удерживала в надлежащих пределах политическую, а политическая-- физическую; естли нарушение сил равновесия зависит токмо от всеобщего потрясения махины, то правление надеется на свою твердость. В противном случае оное всегда подвержено нечаянному потрясению и волнению, как то свойственно правлениям деспотическим! Ибо республика, естли ее силы не находятся в надлежащем друг ко другу отношении и естли власть политическая более, нежели должно, в руках которого-нибудь класса, то народ имеет деспотическое правление! Афиняне, заключив в темницу Мильтиада, изгнав Аристида, показали нам, что народ деспотствовал, а смерть Сократа по приговору судей — что правители злоупотребляли властию. Сие разрешает загадку непостоянства афинского правления. Спартанцы, не позволя королю своему ужинать особо с своим семейством, дав пример, сколь строго они наблюдали правления, вместе объясняют нам, на чем основывалось внутреннее спокойствие правления их.
Рим, который величают республикою, никогда оною не был или естли был, то на весьма короткое время. Он всегда был в утеснении или от патрициев, правивших народом посредством сената, или от своих императоров, почти всегда насильственно похищавших власть, или от своих легионов, за деньги дававших народу правителей и низвергавших оных! Главная погрешность всех древних республик есть та, что законодатели их нимало не пеклися о твердости конституции. Солон, дав афинянам законы, вместо того чтоб показать собственным примером, сколь нужно блюсти общественные постановления, едва оные были публикованы, оставил отечество, думая, что его отсутствие научит афинян блюсти оные, — и он ошибся! Благоразумнее бы было, — когда б целый афинский народ, избрав его как мудрейшего начертать свои законы — остаться в отечестве и своим присутствием, так сказать, освятить их исполнительность и ненарушимость, ибо почтение, которое народ имел к его мудрости, излилося бы и на самые законы, им данные; притом как мог он быть уверен, что б они не имели недостатка, будучи только им написаны; весьма легко могло случиться, что они имели такие погрешности, которые познаются временем и кои бы, если б он присутствовал, легко было исправить, но его не было, народ видел недостатки и в нерешимости, не видя средств переменить недостатки законов, слепо отдал власть тиранам! Тогда почтение к мудрости солоновой истребилося, и ему, возвратившемуся и видевшему всеобщее расстроение, за укоризны тиранам и народу по вопросе, что делало его столь дерзостным, едва прощен был ответ: «Моя старость».
Но в Спарте законы и конституция, будучи вперяемы гражданам от детства и хранимы под непосредственным надзиранием короля, сим же законам подчиненного и имевшего одно право — поддерживать законы и конституцию, показывают нам, сколь благодетельно влияние и тех и других на счастие граждан. Сия республика существовала бы и по сих пор, естли бы илоты, приуча граждан быть деспотами, не развратили их нравов и тем не ослабили действия законов.
Вообще можно сказать, рассматривая историю республик, что сии правления требуют граждан, имеющих более политического просвещения, нежели другие, что они не долженствуют и не могут быть весьма велики и дух завоевания истинным республикам несвойствен, но токмо правлениям деспотическим.
Естли рассмотреть строгим оком, то мы по сю пору не видели истинно республиканских правлений, ибо во всех упомянутых древних республиках царствовал дух партий, которые от деспотизма разнствовали как один и десять; и хотя бывали такие времена для некоторых, что законы и конституция, будучи в надлежащем друг к другу отношении, блюли покой и счастие граждан, но обстоятельства, всегда переменяющиеся, требовали от времени до времени изменения конституции и законов; а как сие не было надлежаще предусмотрено и притом не старались сделать таких постановлений, которые бы соображались с изменением обстоятельств и времени изменение законов и правления, то многие честолюбивые люди, подвергнув общую пользу отечества частной, расстраивали систему правления и, похищая верховную власть, соделывались утеснителями граждан!
Между многими полезными разных республик постановлениями, могшими составить временное благоденствие правления, сделано весьма важное упущение и даже погрешность! Все республики, самые образованные, единожды сделанные свои постановления и законы почитали совершенными, не пеклись брать предохранительных мер, которые бы мало-помалу споспешествовали рассматривать и исправлять недостатки правления, что было сделано единожды, оставалося среди всеобщего изменения, навсегда неизменно; а потому, будучи в одно время хорошо и сообразно общественному благу, по истечении времени, когда обстоятельства изменялися, делались недостаточны и даже цели своей противуположны!
Новейшие республики Италии имеют еще большие недостатки, нежели первые, но вместе и свои совершенства. Сии маленькие области мирным внутренним образованием своим хотя и составляют счастие граждан своих, но правление не имеет твердого основания и но большой части клонится к деспотизму. Класс знатных, или патрициев, имеет в руках всю власть, а граждане — одно спокойствие и повиновение. Но сие было бы еще хорошо, естли б патриции следовали в управлении дел направлению, кое их власти дают законы, конституция и добродетели; к песчастпю, колоссальные власти окружающих сильных народов подавляют оные своим деспотизмом, и слабые сии республики без патриотизма Афин и спартанцев и без войск за необоримыми оградами Альп трепещут и повинуются.
Голландская республика, имея дух народный, более твердый, показывает многие республиканские добродетели, и правление сего народа могло бы быть способным сделать твердость сего государства, но дух коммерции, будучи главною страстию сего народа, направляет все их стремления к одной точке исключительно, и они не стараются сделать постановления свои неподвижными и независимыми; а потому сие государство было всегда подвержено игу австрийского дома и Франции!
О монархии
правитьКогда образовались большие политические общества, когда опыты научили, что правления республиканские шумною медленностию своих решений и нескорым сообщением от одного предела до другого народной воли в волнении своем легко подвергалися великим внешним и внутренним бедствиям и даже разрушению, то некоторые народы, стараясь правление свое согласовать с обширностию пределов своих и великим числом членов, дабы вознаградить медленность, от последних двух причин проистекающую, предприняли, дабы решения свои сделать более скорыми и не претерпевать от внешних и внутренних нечаянных случаев, соединить силу свою в одном лице.
Власть сия, вначале не будучи определена, поставила народы на военную конституцию! Она сообщила государству в предприятиях удивительную скорость и, усредоточа слепым повиновением народную силу в воле правителя, соделала действия народов в самом падении их быстрыми.
Тогда увидели деспотов, вооруженных всею силою народной власти, коей ничто не могло сопротивляться, которые, привыкнув в собственном государстве не видеть сопротивления своей исполинской силе, наконец слепым повиновением соединив народную силу в воле правителя, соделали действия народов в самом падении их быстрыми!
Тогда увидели деспотов, вооруженных всею силою народного могущества, коему ничто не могло сопротивляться, которые, привыкнув в собственном государстве не видеть сопротивления своей исполинской силе, наконец стали сего же требовать от слабейших неподвластных народов. Тогда восстали Чингис-ханы, Александры, Ксерксы! Тогда кровь человеческая полилась рекою, тогда железо и огонь исполнили ужасом вселенную и исступленные кровопийцы, устремясь за кровавым лавром победителей, соделались бичом рода человеческого. Но тогда же восстали и мудрые государи, которые, не ослепляясь шумною славою побед, усредоточили всю силу власти своей на внутреннем благосостоянии правления и народов, признавших их самовластие! Восстали монархи, философы, ужаснувшиеся бурных порывов деспотизма. Монархи, которых сердце содрогнулося при виде бедствий человеческих! — которые среди блеску своего величия, сквозь тусклый облак носящихся пред их глазами курений лести узрели, что они люди, что их подданные люди! — Восстали Марки Аврелии, Петры, Екатерины! Они вложили кровавый меч побед в влагалище и просветили народы! Они дали им сообразные их счастию законы и конституцию, и империи их, гением облагодетельствованные, процвели, и народы, наслаждаясь вместе счастием и покоем республик, соделались в отражении внешних и внутренних бедствий скоры, сильны и могущественны!
Но, несмотря на все сие, и по сие еще время часто страждут народы от ига деспотов — и по сих еще пор от времени до времени тираны железною рукою утесняют слабых, — являются гении-благодетели, льют из златой чаши просвещения мир и спокойствие, но пролетают и бурные духи злобы и проливают на бедствующее человечество все ужасы тиранства! Итак, на чем оснуется нетвердость монархии? Где лежит семя их бедственного и благодетельного влияния на народы? Рассмотрим.
Все монархические правления, доселе существовавшие, имели одну погрешность, равно как и республики. Они не имели твердых законов и конституций. Власть политическая, будучи вся непосредственно в руках единого государя, а посему, лишая народ свободной деятельности, ибо физическая сила оного, непосредственно сообразуясь с наклонением и изменением политической, которая вся в их руках, делает народ только орудием добрых или злых деяний их; а как такие правления, лишая народ деятельности, вместе затушают в нем и благодетельный луч просвещения, следственно, распространяя невежество, всегда причиняют более зла, нежели добра, то государство мало-помалу приближается к своему падению!
Правда, многие могут возразить мне, что Рим никогда не был в толикой зависимости от одного человека, как во время Августа, и что вся политическая сила его пребывала в мановении сего государя, и Рим никогда не был в таком цветущем состоянии, как в сие время! Я согласен. Но кто не признается, что надобно токмо одного Нерона, чтоб уничтожить в два или три года труд нескольких Августов, веками произведенный! Притом пусть мне отвечают, столь ли часты Августы, как Нероны! Но погрешность не состоит в том, что государи имеют полную власть, — сие не токмо не вредно, но еще полезно! — но в том, что народы не знают, когда и в каком случае должна действовать власть сия, но в том, что политическая сия сила пребывает только в нем едином, народы же на оное никакого влияния не имеют, что физическою оных силою не располагают по известным, твердым, непременным правилам, но, завязав глаза, ведут на произвол случая, по внушению каприза!
В больших многолюдных областях избрание первенствующего лица не токмо не вредно к благосостоянию оных, но еще спасительно, ибо сим избегнет народ многих междуусобных браней, весьма легко от разности в делах сомнительных произойти могущих, и поставит себя в скорое оборонительное и наступательное положение; в спокойное время власть сего первенствующего лица, будучи всегда беспристрастна и надеждою выгоды не могши быть подвигнута к несправедливости, защищает слабого от сильного, надзирает над исполнительностию законов, над деятельностию правителей, над беспристрастием — словом, она дает всей политической махине нужную скорость, нужное направление, нужную точность в движении. Но тогда, только тогда, повторяю, когда власть сия действует по известным, точным, неизменным правилам!
О разделении властей политического тела
правитьВсякая область, республика или государство, естли оно признает, что цель его существования есть благо граждан, обязано иметь конституцию, которая бы хранила внутренний покой и счастие, которая б, полагая препону утеснениям и заключая власть физическую и политическую в известные пределы, разделяла и ту и другую по всему общественному телу в надлежащей соразмерности.
Конституция есть первая пружина, которая вращает и, так сказать, одушевляет все части государства; оная есть в нем та систематическая цепь каналов и сосудов, которая образует всякое органическое тело, дабы дать нужное направление течению соков и привести в действие первое начало жизни — сердце. Она, будучи точно сорасположена существенности своего тела, естли люди, назначенные по ней действовать, к тому предуготовлены, показывает им верный и точный путь, по которому они должны следовать к трудному лавиринфу законов, проникать во все их утончения и их одушевлять; она, удерживая в известных пределах действие всех гражданских властей, отворяя там им ход, где они полезны к общественному благосостоянию, равно как каналы и сосуды тела удерживают стремление крови в те стороны, где действие опой для тела не нужно! Словом, конституция есть первая и главная внутренняя организация тела, которая вместе с сердцем оного — законами может только единая составить твердость политического общества!
Но конституция, и вместе с нею законы, тогда только бывает благодетельна для народов, когда сообразна свойствам и потребностям оных. Всякий народ, естли хочет дать себе твердые законы и конституцию, нимало не должен присвоивать себе законы и конституции других народов, особенно без рассмотрения, но, вникнув в политическое событие свое, сообразно оному устроить конституцию свою и законы; общественные постановления других народов должны быть для него примерами, а не нитию Ариадны!
Равно не должны мы наши постановления и пашу конституцию, единожды начертанные, почитать за постановления непременные и совершенные! Они могут быть хороши в то время, когда их делаем, но обстоятельства изменяются, и законы и конституция, прежде соделывавшие благоденствие наше, послужат нам погибелью.
Тело обществ подобно телу вещей одушевленных: оно имеет свою юность, свою возмужалость и свою старость; как в одушевленных вещах внутреннее каналов и сосудов строение с изменением возрастов изменяется, равно и внутреннее устроение политического общества подвержено изменению.
Вот погрешность, которая существовала доселе во всех древних политических обществах, республиках и монархиях! Погрешность, которая существует во всех самых совершенных правлениях настоящего времени. Вообще все новые политические общества имеют в правлении своем две политические власти: надзирательную, или повелевающую, и исполнительную! Первая почти всегда пребывает в руках государей или обществ, составленных из первых классов, по большой части знатных фамилий, кои вместе и предписывают законы и блюдут исполнение оных.
Некоторые из правлений, каково английское, отдав большую часть политической власти государю и уравновесив физическую силу народа подчинением ему сухопутных и морских вооружений, предоставив важную часть оной парламентам и сенатам, имеющим главную исполнительную власть, учредили особое отделение народных коллегий, состоящих из нижних отделений народа, коим препоручено право защищать парод от утеснений и предлагать о его нуждах! Правительства сии могут почесться за совершеннейшие доселе существовавшие, ибо каждая часть правления взаимно другую уравновешивает тем, что все они связаны единою цепию законов и конституций.
Но как уже мною сказано, что законы и конституция подвержены изменению и как оные суть первая связь политических обществ, то с изменением их, естли государство не имеет особенно четвертого законоблюстительного тела, которое бы имело право наблюдать за силою действий государственных постановлений и кое бы состояло из избранных членов двух классов — знатных и народа — под непосредственным надзиранием государя и верховного правительства, без коего оное не весьма может надеяться на свою твердость, — сие политическое тело, заменяя более недействительные постановления другими, полезнейшими, предохранило бы общество от многих внутренних беспокойств, деспотизма, а может, и преждевременного падения.
О просвещении и личном достоинстве управляющих
правитьУже сказано, что воспитание есть первая пружина к общественному благосостоянию, есть первое средство, могущее привести в действие законы и поддержать конституцию, но сего только недостаточно! Чтоб политическая махина явила нам полную игру равновесия, чтоб действия ее были точны и сообразны направлению, то для сего нужны не токмо просвещенные, не токмо образованные люди, но испытанные, но такие, которые уже доказали своею деятельностию, своим усердием к благу общему и своими дарованиями способность к правлению, такие, кои, не имея еще участия в общих делах, своими достоинствами обратили внимание сограждан! Ибо люди, которым препоручается благо общества, должны быть известны оному, и сверх просвещения и пламенного усердия делать добро они должны, чтоб достигнуть цели иметь доверенность общества, должны быть признаны обществом!
Римская империя, отдав верховную власть своему сенату, подчинила миллионы жителей, собственных граждан патрициям, которые одни имели право заседать в сем, так сказать, правительстве света! — сделала великую ошибку. Интересы патрициев и граждан сделались чрез то разделенными. Первые, имея в руках власть, старались распространить оную более и более, вторые, не имея надежды участвовать в правлении, питали к ним вражду и ненависть и восставали, как скоро находили удобный случай; Нероны и Калигулы пользовались сею вечною борьбою и угнетали народ сенатом, сенат заставляли трепетать народом и легионами.
Слепой патриотизм сей республики есть вторая вина бедствия оной! Римлянин имел право гражданства, римлянин мог располагать делами провинций, участвовать в правлении — словом, малое число жителей города Рима имело право на исполнительную и защитительную силу законов. Жители провинций, как народы покоренные, подверженные игу, должны были рабствовать пред горстию надменных покорителей света!
Благоразумнее бы было, естли бы римляне, не ослепляясь сею. химерою патриотизма, в теле своего сената соединили не патрициев токмо, но граждан, которых целый народ «признавал того достойными и которых помещение не зависит более ни от воли сенаторов, ни [от] власти императоров, но от выбора граждан!
Все сенаты и все парламенты суть судилища, в которые вводить долженствует пе право рождения, но достоинства, всем гражданам известные; они должны избираться не из граждан одного города, но всего государственного тела, из граждан всех провинций, ибо в оные входят дела всех провинций и всех гражданских разделений и подразделений, и, следственно, сие их обязывает знать нужды тех и других!
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьВключенные в настоящее издание произведения выдающихся русских просветителей конца XVIII—начала XIX в. расположены в хронологическом порядке.
Тексты, как правило, воспроизводятся по рукописям, хранящимся в государственных архивах, или по их первым изданиям. Все характерные языковые особенности подлинников сохранены; орфография и пунктуация даны с учетом современных правил.
Подготовка и сверка текстов произведены В. И. Козерук, В. Е. Викторовой и Л. Б. Светловым. В сверке приняли участие В. П. Бужинский и Т. В. Яглова. Примечания составлены Л. Б. Светловым.
Редакционные вставки и отсутствующие в подлиннике переводы иностранных слов даны в квадратных скобках.
О Василии Васильевиче Попугаеве (ок. 1779—1816) сохранились скудные биографические сведения. Родился он в семье художника, служившего на шпалерной фабрике. Учился „на казенном содержании“ в гимназии Академии наук, которую окончил в 1797 г. Выданный ему аттестат свидетельствует, что Попугаев обучался языкам латинскому, французскому и немецкому о изрядным успехом, в последние два года нарочито также успел в аглицком и итальянском языках и собственным упражнением во всех оных еще более усовершиться может. Сверх того, с похвальным при лежанием и успехом упражнялся в чистой математике, истории, географии, физике и минералогии. При бывших экзаменах в отличие награждаем был книгами, вел себя добропорядочно и заслужил от гг. учителей похвалу и одобрение».
После окончания гимназии Попугаев некоторое время занимал должность «чтеца» в петербургской цензуре и одновременно преподавал русский язык и литературу в немецкой школе св. Петра в Петербурге. В декабре 1802 г. «по высочайшему повелению» Попугаев был определен на службу в Комиссию для составления законов. Это назначение состоялось в результате преподнесения Александру I двух рукописей: «Опыт о влиянии просвещения на правление и законы» и «О твердости законов». В 1804 г. Попугаев перевел и также преподнес Александру сочинение итальянского законоведа Гаэтано Филанджиери (вероятно, его «Науку о законодательстве»). В 1811 г. Попугаев был «по высочайшему же повелению» уволен из комиссии. В 1812—1816 гг. служил в Экспедиции путей сообщения. Умер Попугаев, по некоторым сведениям, в Твери в 1816 г.
Литературных произведений Попугаева сохранилось очень немного, хотя известно, что им написано значительное число стихотворений, повестей, а также статей по философии, социологии, педагогике, юриспруденции и пр. Из напечатанных произведений следует указать повесть «Аптекарский остров, или Бедствия любви» (1800), сборник стихотворений «Минуты муз» (1801), трактат «О благоденствии народных обществ» (1807, издан анонимно). Произведения Попугаева были напечатаны также в сборнике «Свиток муз» (1802—1803), в журнале «Любитель словесности» (1806), в сборнике «Талия, или Собрание разных новых сочинений в стихах и прозе» (1807) и в сборнике «Периодическое издание» (1804). Представление о литературных трудах Попугаева дают материалы архива «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств», из которых видно, что на заседаниях зачитывались кроме уже перечисленных еще и «О поэзии», «Вечера Сократа и Аполлодора», «Юридическое рассуждение о умерщвлении младенцев» (перевод), главы из «Руин» Вольнея, «Рассуждение о медленном усовершенствовании правлений», «Рассуждение о человеческом языке», «О феодальном праве» (перевод), «О разделении властей политического тела», «Общий план законоположения», «О равновесии обитателей и землепашцев», «Об участии земледельцев», «Рассуждение о монетных представителях скопляемого труда в благородных металлах и ассигнациях» и др. Все эти произведения до нас не дошли.
Попугаев был одним из организаторов «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств», созданного в Петербурге в 1801 г., и занимал в нем ряд выборных постов.
В обществе Попугаев, как и Пнин, был наиболее ярким представителем демократически настроенной группы писателей и публицистов, вел активную борьбу с умеренно-либеральными элементами, возглавлявшимися Д. И. Языковым. Эта борьба закончилась поражением Попугаева и его единомышленников. В 1811 г. Попугаев был исключен из «Вольного общества». С его уходом общество потеряло свое значение объединения передовых писателей и публицистов и постепенно стало чисто литературной организацией с узкопрофессиональными интересами, весьма далекими от насущных задач политической современности.
Дореволюционное литературоведение совершенно игнорировало Попугаева как писателя и общественного деятеля. Изучение его творчества и деятельности является заслугой советского литературоведения.
Рукопись представляет собой также один из вариантов трактата «О благоденствии народных обществ», что видно по многочисленным повторениям.
Рукопись печатается по списку, хранящемуся в Институте русской литературы Академии наук СССР (Пушкинский дом) в Ленинграде.