О причинах низложения Никона, московского патриарха (Каченовский)

О причинах низложения Никона, московского патриарха
автор Михаил Трофимович Каченовский
Опубл.: 1805. Источник: az.lib.ru

О причинах низложения Никона, московского патриарха

править

Семнадцатый век, подобно всем прочим, богат историческими характерами россиян, но, по несчастию, беден историческими описаниями сих характеров. Старинные наши летописи по большей части доведены до начала царствования фамилии Романовых, весьма немногие до царя Алексея Михайловича, и ни в одной обстоятельно не описано славное правление сего великого монарха. Почтенный Татищев с прискорбием жалуется, что многие деяния сего государя должны остаться неизвестными для потомства. То же можно сказать о знаменитых людях, живших в его царствование, и в особенности о патриархе Никоне. Правда, мы имеем описание жизни сего первосвященника, сочиненное клириком его Шушериным. Но кому известны истинные причины его низложения? Шушерин, по преданности к своему благодетелю, в простоте сердца, самые слабости, скажу смело, пороки изображал под видом добродетелей, не говоря уже о разных сновидениях, пророчествах, несбыточных чудесах, которыми он надеялся украсить свое сочинение. Никон достоин всего нашего внимания, и по высокому своему сану, и по важным заслугам, оказанным отечеству, и по чудесным превратностям судьбы, которые он испытал в своей жизни. Справляюсь с иностранными писателями, желая узнать, что заставило государя доброго, милостивого, унизить своего любимца, друга и пастыря. Левек, следуя Миллеру, говорит: «Патриарх Никон советами своими склонил государя начать войну с поляками, которая подала повод к разрыву со шведами. Когда россияне принуждены были отступить от Риги; когда успехи их оружия сделались не столько блистательными в Польше; когда почувствовали все невыгоды новой системы денежных оборотов в государстве: в то время царь Алексей приписал сии неприятные обстоятельства Никону, советовавшему начать войну с Польшей. Он мог бы не слушаться его советов, и принял их потому, что находил благоразумными: царь, по обыкновению вообще всех государей, возложил вину на того, с кем советовался. …. Патриарху нетрудно было увидеть перемену в расположениях государя. Он не захотел при дворе и в столице представлять низкое лицо отверженного любимца; выпросил дозволение[1] удалиться в монастырь и окончить там жизнь свою в уединении и в простых занятиях монашеских. Однако ж он удержал при себе титло патриарха; должность его отправлял первенствующий митрополит. … — Удалясь от двора, он дал свои неприятелям полную свободу всячески стараться его погибели. Многие обожатели старинного невежества ненавидели Никона за учреждение училищ, в которых обучали по-гречески и по-латыни. Набожные суеверы обвиняли его в нечестии, за то, что он приказал вынести из церквей частных людей образа, которым воздаваемо было идольское поклонение, препятствовавшее отправлению Божьей службы. Супруга царя Алексея и отец сей государыни более всех гнали патриарха. Каждый день доходили до него новые жалобы. Его обвинили в злом умысле на царя, в рассеянии ненавистных слухов, в написании к патриарху константинопольскому письма наполненного ругательствами на счет государя[2]. Наконец Алексей, обманутый врагами человека, не могшего защищаться, решился наказать его явным образом. Были призваны из Греции в Москву патриархи, начальники монастырей и монахи. Для осуждения отшельника созвали многочисленный собор, как будто для рассмотрения веры: поведение Никоново строжайшим образом исследовано такими людьми, которые хотели найти его виноватым. Ему вменили в преступление самовольное отречение от патриаршества[3], которое сочтено было подлым, законопреступным бегством от церкви. Наконец его лишили сана, объявили простым монахом и сослали на монастырь на Бело Озеро.»

Раскрываю других иностранных историков и кроме означенного выше нахожу еще следующее: «Народ невзлюбил патриарха Никона за поправление церковных книг[4] и за введение в употребление нового мотива. … Думают, что патриарх Никон подпал гневу государя за то, что хотел противиться его второму бракосочетанию и учреждению тайной канцелярии[5]; сия последняя вина сделала бы ему много чести.» Г. Новиков в своем Опыте исторического словаря, описавши довольно подробно светскую и духовную жизнь Никона, умалчивает о самом важнейшем происшествии, упомянув только, что "в 1658 году сей царю любезный и народу приятнейший патриарх публично сложил чин свой и выпросил у царя позволение препроводить остальную свою жизнь в монастыре. … В 1666 году собранным нарочно собором Никон лишен был патриаршего достоинства и отвезен в Ферапонтов монастырь, " а за что, не известно. Покойный Левшин, протоиерей, в статье о гробах святейших патриархов, в Успенском соборе находящихся, и о жизни их не упоминает ни слова о заточении Никона, а говорит только, что «в 1658 году святейший патриарх Никон, оставя свой престол, сошел в свое Воскресенское село, где, поживши богоугодно двадцать шесть лет, преставился и погребен в том же Воскресенском селе.»

С чего взяли приписывать неблаговоление государя к Никону неудачной войне с поляками, когда в самом деле сия война была гораздо удачнее, нежели предполагать было можно? Не покорили ли россияне Киева, Смоленска, Чернигова и Новгорода-Сиверского? Не уступлены ли города сии с областями навсегда российской державе, по силе мирного трактата, заключенного в Андруссове? Нет, не Никон убедил Алексея начать войну с гордым неприятелем, но собственная уверенность в силе и возможности наказать поляков за бесчисленные неистовства, и отнять нагло присвоенные ими области в смутные времена для России. Царю Алексею Михайловичу нельзя было смотреть равнодушно на предосудительный трактат (Сватковский), ниже на тот, которым, после несчастной осады Смоленска, подтверждены постыдные статьи, предоставившие полякам право владеть российскими областями. Козаки малороссийские, единоверцы и единоплеменники народа московского, страдали под игом Польши и терпели неслыханные оскорбления. У них хотели отнять их веру и заставить принять такую, от которой они имели отвращение. Вся Малороссия наполнена была римскими священниками; польский епископ, поставленный в Киеве, первенствовал, а митрополит греко-римский должен был пред ним унижаться. Этого недовольно; было определено, чтобы малороссийское духовенство отпало от патриарха Константинопольского и признало папу верховным первосвященником и главою церкви[6]. Столь жестокие притеснения заставили козаков помышлять о средствах избавиться от несносного ига. Богдан Хмельницкий, храбрый гетман их, вступился за свои права, напал на утеснителей, и одержал над ними многие победы. Когда Казимир, король польский, склонил крымского хана воевать против Хмельницкого; в то время гетман нашелся принужденным отдать себя под сильное покровительство российского государя: — вот случай, которого ожидал царь Алексей Михайлович, будучи давно уже готов начать войну с Польшей! Итак видим, что не Никон воспламенил войну на Севере, но самые обстоятельства ее приготовили. Разрыв со шведами был необходимым следствием предшедших обстоятельств и войны с поляками. Государь желал возвратить себе города и области российские, уступленные Швеции родителем его по несчастному Столбовскому трактату. Сверх того царь раздражен был против короля Густава, который, пользуясь успехами россиян в Литве, внезапно напал на Польшу, не заключив предварительного союза с государем. Истощение казны и мятеж народный за введение медных денег конечно приписывать должно войне; но, как сказано выше, она была бы начата и без Никоновых советов. — Царица Мария Ильнична и отец ее боярин Илья Данилович Милославский не могли почитать неприятелем своим особу, уважаемую государем, которому обязаны были всем своим счастьем; два раза патриарх Никон был ангелом-хранителем царского семейства, когда моровая язва свирепствовала в столице. — Нет сомнения, что многим не полюбились вводимые новости в рассуждении напева, а особливо исправление церковных книг; но сам государь, находя нужным сие исправление, перед отъездом под Смоленск в 1654 году присутствовал на великом соборе российского духовенства, которому поручено было приступить к совершению сего полезного дела. В 1667 году, уже по низложении Никона, монарх призвал на собор двух вселенских патриархов восточных, для утверждения перемен, сделанных Никоном, и для уничтожения правил нелепого стоглавого собора. Справедливый монарх действовал не по наущению неприятелей Никоновых, не постыдился торжественно одобрить полезное дело, несмотря на то, что оно совершено человеком, потерявшим право на царские его милости. — Никон не противился второму бракосочетанию государя, и не мог противиться, потому что не мог предвидеть кончины первой царицы, которая оставила здешний мир 1669 года, то есть спустя одиннадцать лет после начавшегося явного несогласия между царем и патриархом; равным образом и в учреждении тайной канцелярии — предположив, что она была в самом деле местом пытки и мучений — Никон не мог принимать никакого участия, ниже противиться введению в употребление того, что прежде его существовало.

Итак, где истинные причины низложения великого первосвященника? Мы не видим их, знаем только, что они должны быть важны, очень важны. Рассмотрим всю жизнь его, соберем разные известия, примем в основание достойнейшие вероятия и выведем заключения, ближайшие к истине. Дух Никона не огорчится нашими изысканиями — если совесть не упрекала его в неправде; но если царь Алексей предстал к Царю Небесному со справедливой жалобой на своего любимца, то. … мы не виноваты. Между нами и Никоном лежит столетие; сей великий промежуток защитит нас от подозрения в пристрастии.

(Продолжение впредь).
-----

[Каченовский М. Т.] О причинах низложения Никона, московскаго патриарха // Вестн. Европы. — 1805. — Ч. 22, N 16. — С. 290-303.

О причинах низложения Никона, московского патриарха

править
(Продолжение.)

Никон, славнейший в российской истории — после Филарета Никитича — патриарх, родился в 1605-м[7] году в мае месяце, от поселянина, в окрестностях Нижнего Новагорода. Его назвали при крещении Никитою. Научившись в малолетстве грамоте, он ушел из дому родительского, и провел несколько лет в монастыре Св. Макария Желтоводского, где с особливым прилежанием занимался изучением Священного Писания. По неотступной просьбе родственников возвратясь в дом, он не мог уже истребить в сердце своем привязанности к жизни монашеской. После смерти отца своего, Никон решился-было оставить мирскую жизнь, и снова предаться любимому уединению; но склоняясь на просьбы и советы родственников, сочетался браком с предложенною невестою. Скоро потом определился в причетники к церкви, и получил сан иерейский.

Трое детей, родившихся от сего супружества, скончались во младенчестве. Может быть, потеря столь чувствительная для сердца родительского, или отдаленные виды честолюбия, или беспокойный, ничем недовольный характер, или отвращение от суеты и непостоянства мира — пробудили в Никоне склонность к уединению. С некоторого времени он переселился уже в Москву; здесь постарался уговорить жену свою к разводу, прожив с нею десять лет в супружеском союзе. Место ее пребывания назначено в Алексиевском монастыре, в котором она, спустя несколько времени, и постриглась.

Никон, расторгнув связи свои с миром, удалился в Анзерский скит, находящийся на острове Белого моря в Архангелогородской губернии. Сей монастырь — если только можно назвать монастырем разбросанные в дальнем от церкви расстоянии хижины — не обнесен оградою; море служит ему вместо ограды. На острове считалось двенадцать келий, в расстоянии одна от другой около двух верст. Монахи виделись друг с другом только во время церковного богослужения; все они питались от подаяния хлебом и рыбою, которые с твердой земли присылали к ним, или рыбаки привозили. Церковь находилась на самой середине острова в равном расстоянии от каждой кельи. Монахи в субботние дни и в навечерия праздников собирались в церковь, провождали в ней целые ночи и до половины следующего дня, потом опять уходили в свои безмолвные жилища. Столь строгая жизнь — удобная одних устрашить, в других разгорячить пылкое воображение — понравилась новому отшельнику. Он постригся и наречен Никоном.

Монастырская церковь была деревянная. Люди, отрекшись суетной пышности мира, по крайней мере хотят украшать храмы в честь Того, чей храм есть — вся вселенная. Монахи Анзерского скита чувствовали сие побуждение. Они отправили в Москву начальника своего Елизара вместе с Никоном для собрания денег на построение каменной церкви[8]. Дух господствования не всегда побеждается благочестием; под покровом набожности, он часто приобретает новые силы. Никон, возвратясь в скит, поссорился с начальником, и принужден был для себя искать другого убежища. Тогда монашествующие могли еще переходить из монастыря в монастырь по своей воле, могли жить где хотели и пока хотели. Никон пустился в открытое море на лодке, управляемой одним человеком, и по претерпении многих опасностей от бури, пристал против устья Онеги к острову Кии. Там, на память своего избавления, он водрузил деревянный крест, и после, быв уже патриархом, создал монастырь, который и теперь называется Крестным.

Никон пришел в Кожеозерскую пустыню. Там, будучи принят в число братий, начал жить по правилам Анзерского скита, удалился на ближайший остров, построил себе келию, питался рыбою, которую сам ловил, ходил в монастырь только для отправления или слушания Божией службы, и провождал все прочее время в безмолвном уединении. Такая строгая жизнь обратила на себя внимание монахов, которые после смерти игумена единодушно выбрали на его место Никона. Новгородский митрополит Афоний посвятил его в сие достоинство. Через три года по прибытии Никона в Кожеозерскую пустыню, дела монастырские заставили его отправиться в столицу. Тут сделавшись известным царю Алексию Михайловичу, Никон посвящен был архимандритом в монастырь Новоспасский. С сего времени начинается политическая жизнь Никона, который по особливой милости государевой в 1649 году произведен митрополитом в Новгород, а в 1652 возведен на патриарший престол всероссийский.

Целые десять лет Никон трудился неутомимо для блага церкви и отечества, для пользы монарха, для славы своего имени. Может быть, с меньшею пылкостью, с большим постоянством, Никон действовал бы умереннее, и в самую пору достиг бы блестящей своей цели; может быть, он очень скоро получил все, чего ищет честолюбие самое ненасытное. Человек беспрестанно желает. Горе тому, кто в уме своем заблаговременно не сберег предметов, для удовлетворения будущих желаний сердца…. Посмотрим на дела Никона, любимца и друга государева, прежде нежели обратим внимание на поведение первосвященника высокомерного, причинившего благодетелю своему неслыханные огорчения.

Никон от природы был одарен трогающим красноречием. Его дарования и добродетели столько понравились государю, что он приказал Никону, бывшему еще архимандритом, приезжать к себе во дворец к заутрене каждую пятницу. Никон воспользовался отличною милостью царскою для защиты вдов, сирот и притесняемых. Ему поручена была должность — приятная сердцу доброго государя и доброго любимца — принимать прошения от бедных и угнетаемых, и докладывать о них государю. Человеколюбивый монарх, по окончании заутрени, не выходя из церкви, выслушивал челобитные, приказывал надписывать свои царские указы и для исполнения отдавал архимандриту Никону.

Суровый характер не препятствовал ему быть сострадательным. Управляя митрополиею Новгородскою, по случаю неурожая в хлебе, он питал неимущих граждан ежедневно по двести, по триста человек и более; каждый день раздавал милостыню деньгами и хлебом; построил четыре дома для странноприимства вдов, сирот и престарелых; посещал темницы и богадельни, освобождал невинных, утешал преступников и прощал вины их, если они могли быть прощаемы без нарушения общественного порядка. Доверенность царская к митрополиту Никону, казалось, выходила из пределов. Ему поручено было иметь смотрение за градоправителем и судьями, входить в производство судебных дел, и обо всем доносить государю. Никон приезжал в столицу каждую зиму для свидания с царем, который чрезвычайно любил слушать его красноречивую беседу. По воскресным дням и праздникам жители Новагорода стекались внимать сладкому, убеждающему его поучению, которым — говорит описатель Никоновой жизни — как огнем он распалял сердца слушателей. — Он первый ввел в России доброгласное партесное пение, взяв пример с киевского, и учредил порядок чтения[9] по древнему церковному уставу. Патриарху Иосифу не нравились вводимые перемены; но Никон уже не боялся патриарха, и всякий раз, приехавши в Москву, служил в придворной церкви с новыми своими певчими и по новому порядку чтения в присутствии государя, который находил удовольствие слушать партесную музыку, и одобрял полезную перемену в отправлении богослужения.

Подвиг Никонов во время народного смятения в Новгороде, подвиг самый лучший в его жизни, сияет в истории не менее ходатайства Флавианова за возмутившихся жителей Антиохии. Мятеж, укрощенный в столице, оказался в провинциях. Народ стонал под бременем податей, поборов и исключительной торговли в пользу боярина Морозова. Имя сего вельможи сделалось ненавистным для граждан. Может быть, спокойствие не было бы нарушено, если бы коварный Волк, купец новогородский, не посеял вражды в народе. Он постарался приобресть доверенность торгующих немцев, и открыл главнейшим из них за тайну, что им всем угрожает крайняя опасность; что граждане почитают их сообщниками в монополии Морозова; что положено непременно всех их перебить, а имения разграбить, и что наконец остается искать спасения в бегстве. Немцы не могли не поверить словам Волка; они знали, что пламя возмущения готово было вспыхнуть в народе; знали, что достаточные люди, иностранцы и их имения весьма часто в подобных случаях бывают жертвою неистовства мятежников — и с великою поспешностью ночью уехали из города, забравши с собою деньги свои и товары. Волку это было и надобно: он разгласил в народе, что немцы, сообщники Морозова, жили в Новгороде по его препоручениям; что ныне для безопасности едут они за границу с его сокровищами, беззаконно приобретенными; что Морозов и немцы изменили царю и государству, и что долг требует догнать клевретов предательства, отнять у них сокровища и наказать преступников. Яростный народ пустился в погоню, настиг немцев, бил их без милосердия и разграбил имения. Несчастные беглецы лишились бы жизни, если бы некоторые почетнейшие купцы новогородские не убедили мятежных сограждан своих отложить казнь до другого времени, а между тем узнать от виновных об их сообщниках и о всех обстоятельствах измены; потом уже всех предать строгости законов. Народ послушался совета, и посадил в тюрьму иностранцев. Что потом сделалось с сими последними, история не объявляет.

Это было только поводом к возмущению. Остервенившиеся мятежники везде видели сообщников Морозова, а особливо казались им такими люди богатые и чиновные; сие подозрение нравилось им по тому более, что служило предлогом к грабительству. Стрельцы и казаки, соединясь с народом, обступили дома боярина и воеводы князя Федора Андреевича Хилкова; кричали, что он и все чиновники, участвуя в измене Морозова, по согласию с ним отпускают за границу хлеб, мясо и рыбу, и тем возвышают цены на съестные припасы; следственно все достойны смертной казни. Устрашенный воевода по городской стене пробрался в дом митрополита Никона, который, скрыв князя во внутренних своих комнатах, приказывает крепко запереть ворота архиерейского дома. Мятежники бьют в набат, окружают дом митрополита, выламывают ворота, допрашивают служителей, желая знать, где спрятался воевода, и требуют его выдачи. Неустрашимый Никон принимает намерение положить живот свой за благо народа. Он выходит из чертогов и с ангельскою кротостью говорит к мятежникам: «Любезные дети! Зачем пришли ко мне с оружием? Я всегда был с вами; ныне стою перед вами и не скрываюсь. Я — пастырь ваш и готов положить за вас мою душу.» Остервеневшийся народ закричал в один голос: «он изменник! он защищает изменников!» и с зверскою лютостью бросясь на первосвященника, начал бить его дубьем и каменьями. Никон потерял бы жизнь при сем несчастном случае, если бы самые убийцы, сжалившись над невинным страдальцем и вспомнив его благодеяния, не отвратили смертельных ударов. Мятежники, почитая мертвым Никона, ужаснулись, и с отчаянием в душе, с мучением в совести разошлись по домам своим.

Дворовые служители отнесли в келию Никона, почти бездыханного. Несмотря на крайнюю слабость свою, он, пришед в чувство, ни о чем ином не помышлял, как о усмирении обуявшего народа, о восстановлении порядка и об избавлении невинных людей от напрасной погибели: собрал духовенство, исповедался, отслужил обедню, и таким образом приготовясь ко смерти, велел везти себя на санях к избам земской и таможенной, в которых находились мятежники. Приказав себя поднять и собравшись с силами, он возгласил: «Дети! я говорил вам правду; ныне повторяю оную тем небоязненнее, что по долгу христианскому сподобился приготовиться ко смерти. Как пастырь, я пришел спасти вас от духа вражды и несогласий. Успокойтесь и лишите меня жизни, если знаете за мной вину против царя и отечества!» Сонмище мятежников онемело. Дерзновенные от страха и стыда не смели возвести взоров на первосвященника, и мало-помалу разошлись. Митрополит поехал в Соборную церковь, и там в присутствии многочисленного народа предал проклятию начальников возмущения. Мятежники ужаснулись и в отчаянии своем решились отдать город во владение Швеции или Польше, поставили воеводою над собою содержавшегося в тюрьме служителя архиерейского дома, по имени Жеглова, и учредили по дорогам стражи, чтобы пресечь сообщение с Москвою. Никон отправил к государю донесение с нарочным человеком, которому тайными путями удалось пробраться до столицы.

Между тем неистовство мятежников мало-помалу утихало. Ежедневно приходили к митрополиту толпы сих несчастных и просили его об исходатайствовании милости царской. Когда умы были в таком расположении, посланный, возвратясь в Новгород, привез от государя две грамоты: одну к митрополиту, другую в земскую избу ко всему народу новогородскому. В сей последней было написано, чтобы народ немедленно выдал Никону начинщиков мятежа, и просил бы помилования у своего пастыря. Все с рыданием раскаивались, и с сокрушением сердца молили митрополита о прощении. Добрый пастырь принял их раскаяние, оплакал вместе с ними прежнее заблуждение, беседовал к народу целых три часа от Священного Писания, простил его и разрешил от клятвы, и приказал главных начинщиков мятежа схватив заключить в темницы. Немедленно взято было триста человек и отдано под крепкую стражу.

По прибытии в Новгород боярина и воеводы князя Ивана Никитича Хованского с войском, Волк был казнен смертью, Жеглов с десятью других сообщников сосланы в Сибирь, а прочие все, по большей части без наказания, получили свободу. Никон знал, что казнью всех преступников увеличилось бы несчастье, претерпенное жителями от возмущения. Обвиняя Никона в прогрешностях, не забудем, что он пощадил кровь народную. — Почти в то же время Псков был позорищем народного смятения, которое гораздо дороже стоило городу и государству. Кровь осажденых мятежников и осаждавшего воинства царского лилась ручьями — псковичи не имели у себя Никона!

Дорого стоили сердцу государя блестящие победы, одержанные над внешним неприятелем, когда в его отсутствие мор два раза опустошал столицу и провинции. Кто знает, что могло бы случиться с фамилиею царскою без Никоновых попечений! Когда появилась зараза, патриарх склонил царицу выехать из Москвы со всем домом, путешествовал с нею сперва в Троицкий Сергиев монастырь, потом в Колязин, а оттуда в Вязьму, в другой раз, спустя год, в Тверь и в Вязьму же; сам объезжал селения и осматривал на пути места сомнительные; в то же время отечески старался о сохранении народа, учреждал заставы, приказывал зажигать большие огни для очищения зараженного воздуха, словом, изыскивал и производил в действо всевозможные способы для отвращения опасности. Какие права на благодарность доброго государя, на любовь всего народа российского!

Несмотря на возникшие толки раскольнические, несмотря на многие несчастия, постигшие упрямых невежд, исправление книг церковных должно быть почитаемо приятным для потомства свидетельством о здравомыслии российского духовенства в половине семнадцатого века. Патриарх, с давнего времени упражняясь в чтении книг духовных, приметил, что вкрались многие погрешности в Библию и Служебник, а особливо не нравились ему правила стоглавного собора, по определению которого складывание перстов, ныне употребляемое при молении, хождение не по солнцу, трекратное Аллилуия, охота есть колбасы и ездить в коляске с дышлом, подстригание волос и проч., объявлены делами беззаконными, достойными проклятия и отлучения от церкви. Сам царь, перед отправлением в поход против польского короля, присутствовал на первом заседании знатнейшего российского духовенства, собранного для рассмотрения книг церковных, сличения их с древними рукописями, исправления ошибок и нелепостей. Может быть, нельзя одобрить одной только поспешности, с которою принялись за исправление книг, не взяв предварительных мер к отвращению ненавистных следствий. Как бы то ни было, благоразумие требует подвиг сей отнести к числу тех, которые делают память патриарха Никона почтенною для сынов церкви и отечества.

(Продолжение впредь.)

[Каченовский М. Т.] О причинах низложения Никона, Московскаго патриарха: (Продолжение) // Вестн. Европы. — 1805. — Ч. 23, N 17. — С. 32-47.

О причинах низложения Никона, московского патриарха

править
(Окончание.)

Никон, достигши до высочайшей степени достоинства, построил для себя новые палаты в Кремле, начал жить весело и роскошно, и в разговорах иногда себе дозволял невинным образом шутить с пригожими женщинами — по крайней мере так пишет о нем Олеарий, выхваляя ум его и приятность в обхождении. Впрочем, это мудрено согласить с его строгостью в рассуждение музыки инструментальной, которую почитал опасною для благонравия. По его приказанию, музыкальные орудия отобраны во всех публичных и частных домах, и сожжены на площади. Один Никита Иванович Романов-Юрьев, родственник и любимец царский, мог удержать у себя музыку и ею забавляться. Сей боярин не во всем слушался патриархов, и отваживался иногда спорить с ними.

Мы объязаны Никону известною русскою летописью, которую г. Шлецер назвал Никоновскою, потому что сей патриарх оставил на ней собственноручную надпись. Впрочем, сочинитель, или лучше сказать, собиратель сей летописи неизвестен; знаем только, что она доведена до 1630 года, и почти во всем сходствует с большим, или патриаршеским списком. Татищев замечает, что Никон выбросил и переменил места, соответственно образу своих мыслей и честолюбивым своим видам: где, например, в прочих летописях было: Посла Князь, или повеле Князь Митрополиту или Епископу; тут поставлено: и моли Князь отца своего Митрополита или Епископа. Никон имел осторожность предать анафеме того, кто дерзнул бы делать перемены в его книге; это видно из надписи, начертанной на списке в 1661 году, во время его пребывания в Воскресенском монастыре, спустя три года по оставлении патриашаго престола.

Нельзя точно определить времени, с которого началось несогласие между государем и патриархом; явную вражду их надлежит относить к 1658 году. По грамоте царской, писаной 21-го февраля следующего года, Полоцкому Богоявленскому монастырю велено состоять под начальством Каллиста, епископа Полоцкого и Витебского, вопреки грамоте патриарха Никона, принявшего, за год перед тем, упомянутый монастырь под непосредственное свое ведомство. Заметим различие в тоне сего первосвященника. Смиренный Никон в увещании к духовным и мирским всякого состояния людям, писанном в 1656 году о предосторожностях от моровой язвы, именует себя просто архиепископом Московским и патриархом всея России; напротив того высокомерный Никон в грамоте на Ставропигию Полоцкого Богоявленского монастыря превозносит себя великим государем, святейшим Никоном, архиепископом Московским, всея России, всея северныя страны и Помория и многих государств патриархом, и повторяет по крайней мере пять раз титло великого государя. При других обстоятельствах это не должно бы нас останавливать: цари в грамотах своих нередко именовали патриархов великими государями. Как бы то ни было, но, по низвержении Никона, патриархи имели титул уже не государя, но великого господина — ссылаемся на старинные записки и бумаги, напечатанные в древней российской библиотеке.

Повествование об умышленных, явных оскорблениях начнем с анекдота, дошедшего до нас через Татищева. Трудно поверить, до какой степени страсти могут ослеплять человека. Следующий пример показывает странное властолюбие. Один дворянин, осужденный за убийство на смертную казнь, подкупает духовника царского исходатайствовать себе прощение. Правосудный государь отказал в просьбе ходатаю, который, рассвирепев, по нечестивому дерзновению отлучил порфироносного сына своего от приобщения святых таин. Монарх, благоговея к религии и уважая первого ее служителя, просил Никона войти в рассмотрение сего дела; но патриарх отрекся исполнить волю государя, и тем нанес ему крайнее огорчение. Князь Юрий Алексеевич Долгорукий, предвидя какие следствия для отечества может иметь сей поступок, поехал к духовнику, и угрожая ссылкою, принудил его не только разрешить государя, но и просить у него прощения в безрассудной дерзости. Царь взял себе другого духовника. Никон проклинал Долгорукого; но по счастью, князь не страшился проклятия, злобою произносимого.

В то время, когда война поглощала доходы государственные, когда по крайнему недостатку в наличных деньгах правительство принуждено было ввести в употребление монету медную вместо серебряной, — Никон, выстроив и обогатив монастыри Иверский и Крестный, основал еще новую обитель, заложил большую каменную церковь по образцу иерусалимской, неутомимо занимался построением, и по большей части жил в любимом монастыре Воскресенском. Царь прислал к нему ближнего своего человека с известием о нашествии крымских татар на Русскую землю, и советовал удалиться для безопасности в Макариев Колязин монастырь, укрепленный каменною оградою. Никон через посланного велел донести государю, что «у него и без Колязина есть другие монастыри крепкие, а именно Иверский и Крестный, что он лучше согласится сидеть в тюрьме на Варварском крестце у Зачатия под горою, и что прежде всего сам хочет видеться с государем». Патриарх того же дня прибыл в Москву, остановился уже не в Кремле, но на Иверском подворье, и велел от себя доложить царю, что имеет желание говорить с ним, подать ему мир и благословение, и потом удалиться для безопасности от нашествия иноплеменных. Государь, чувствуя праведное негодование, хотел кончить дело через думного дьяка Алмаза Иванова; но Никон утверждал, что благословение заочное ничего не значит, и непременно требовал аудиенции, которой следствием было дозволение патриарху отправиться в дальние монастыри Иверский и Крестный. Царь пожаловал ему две тысячи рублей на путевые издержки.

Такое поведение наконец должно было вывести из терпения доброго монарха. Доверенность его и дружба к Никону уступили место явному негодованию, которое и дал он заметить патриарху по возвращении его в столицу, отменив выходы свои в Соборную церковь в торжественные праздники. Государь каждый раз присылал к патриарху сказывать, чтобы его не ожидали. Гордый первосвященник счел непростительным оскорблением сии отказы, и наконец под ничтожным предлогом, в присутствии многочисленного народа, распаленный неистовою яростью, совлек с себя архиерейские одежды, оставил престол свой и паству, отрекся от патриаршества и пошел по грязи пешком на Воскресенское свое подворье. Встревоженный народ провожал его с рыданием. Через три дня он уехал на простой телеге в монастырь Воскресенский, не приняв патриаршей кареты, которую царь послал вслед за ним с своим боярином.

Там, Никон снова предался жизни трудолюбивой; возложил на себя железные вериги, упражнялся в молитвах, изнурял себя строгим воздержанием, носил кирпичи для строения церкви, копал пруды, рубил дрова, косил сено, словом участвовал во всех работах. Такие подвиги не препятствовали отшельнику затевать непонятные странности и покушаться на дела непозволенные. Отказавшись от патриаршества и зная, что хранение престола поручено одному из митрополитов, Никон не переставал священнодействовать архиерейски, посвящать духовенство, рассылать грамоты; на молебнах проклинал стольника Романа Бабарыкина[10], читая тексты из псалмов Давидовых: "да будет двор его пуст, а жена его вдова, и чада его сироты, " и тому подобные; жаловался, что царь присваивает себе власть духовную; приезжал в Москву досаждать государю; увез из собора жезл Св. Петра митрополита, стоящий на патриаршем месте, бил и мучил людей по своей воле.

Надлежало принять решительные меры. В 1660 году, почти два года после Никонова отречения, царь Алексей Михайлович повелел составить собор духовный для рассмотрения поступков необузданного первосвященника. Поданы были голоса, что без вселенских патриархов собор не может судить своего пастыря. Через шесть лет, по приглашению от царя, прибыли в Москву два патриарха, Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский, и составив с греческим и российским духовенством, под председательством самого государя, собор, призвали Никона для отдания отчета. Высокомерный Никон, вошед в палату, по обыкновению своему, начал досаждать царю грубыми ответами.

Монарх открыл заседание собора речью, в которой жаловался на Никона. Главные вины патриарха состояли в самовольном оставлении паствы, в проклятии вельмож московских и в написании к патриарху Константинопольскому укорительных на царя грамот. Никон с гордостью оправдывал свои поступки, доказывая, что имел на то основательные причины. По окончании заседания государь послал Никону царский обед свой, которого патриарх не принял.

На втором заседании Никон еще более досадил государю, обвиняя его в том, будто он подущал собор выдумывать оклеветания; а на жалобу монарха об укоризнах, писанных в письме к патриарху Константинопольскому, отвечал, что он жаловался патриарху тайно, как своему брату, но что государь сам сделал их явными перед целым светом.

Первые два заседания совершены были во дворце, а третье[11], на котором царь уже не присутствовал, в малой церкви Чудова монастыря. Тут восточные патриархи прочли Никону приговор об его низложении, сняли с него клабук и панагию, и оставили его в звании простого монаха. Никон имел твердость выругать вселенских патриархов, называя их скитающимися пришельцами и наемниками.

По приговору, он лишен святительского сана, и осужден на заточение за следующее преступления:

1. Без всякой причины законной, а единственно по страсти, распалясь гневом на одного из вельмож, ударившего рукою слугу его, Никон отрекся от патриаршества, и объявил народу, что он уже не есть пастырь, но пасомый. Сие обстоятельство подало повод к многим соблазнам, расколам и мятежам церковным.

2. Отрекшись от архиерейства, не переставал хиротонисать и посвящать, и всякие употреблять коварства к недопущению на свое место возвести нового патриарха.

3. Проклинал российских архиереев, ругался над ними, и называл одного Анною, другого Каиафою, а двух вельмож царских Иродом и Пилатом.

4. Павла, епископа Коломенского, самовольно, без соборного приговора, лишил сана и предал на биение, от чего несчастный страдалец погиб без вести.

5. Духовника своего бил без милосердия, многих монахов и бельцов наказывал не духовною кротостию, но гражданскими казнями, повелевая мучить одних палками, других кнутом, третьих пытать на огне.

6. В посланиях своих к восточным патриархам называл царя Алексия Михайловича неправедным мучителем, уподобляя его Иеровоаму и Озии.

Рассматривая поступки Никоновы, не имеем причины сомневаться в точной справедливости сих обвинений, которые сами по себе столько важны, что, кажется, не было надобности вносить в приговор других преступлений, не заслуживающих особливого внимания. Упомянем о них для соблюдения порядка исторического, и для показания, сколь далеко простирались затейливость и упрямство беспокойного характера Никонова. Он нарек монастырь свой Новым Иерусалимом; места нем переименовал Голгофою, Назаретом, Вифлеемом, Иорданом и Галилеею; себя называл патриархом нового Иерусалима. Вселенских патриархов поносил беспрестольными; суда их не почитал законным; отвергал правила поместных соборов, бывших после седьмого вселенского, и книгу, называемую Номоканон Восточный, нарицал еретическою.

Никон во все время пребывания своего в монастыре Воскресенском пользовался доходами с деревень и хозяйственных заведений. Царь, помня прежние заслуги его и добродетели, уже перед отвезением в Ферапонтов Белоозерский монастырь, место назначенной ссылки, послал к нему окольничим Стрешневым собольи и лисьи шубы, деньги и прочие потребности; Никон ничего не принял. Находясь в изгнании и терпя недостаток, он много раз отвергал с презрением присылаемые от царя подарки.

Рассмотрев поведение Никона, прежде и после самовольного отречения его от патриаршества, каждый согласится, что такой беспокойный характер не мог быть терпим в государстве монархическом. Не довольствуясь духовной властью, он помышлял о присвоении себе власти гражданской; хотел царствовать, управляя волею государя. Если предположить, что Никон действовал без особых планов, что поступки его не имели направления к отдаленной цели, что его высокомерие требовало только минутных жертв для насыщения себя — и тогда благоразумный монарх долженствовал бы удержать вредные затеи сановника, забывающего свои обязанности. Что было бы с отечеством, когда б вместо решительного Алексея сидел на престоле царь, подобный слабому Федору? Как сомневаться, что в лице Никона не воскрес бы новый Годунов, основавший величие свое на развалинах царского дома?

Пребывание Никона в заточении объясняет его характер и показывает, на что мог он отважиться. Живучи под присмотром, будучи простым монахом — в то время, когда великодушный царь заботился о доставлении ему разных удобностей и выгод, присылал к нему деньги и подарки — Никон вел переписку с людьми, себе преданными, величал себя российским патриархом, отправлял Божию службу; на ектениях велел поминать себя святейшим патриархом; не пропускал случая действовать на умы, приводя тексты из Священного Писания на счет государя и своих приставов, например: «Господи, не постави им в грех сего; Отче! Отпусти им, не ведят бо, что творят;» и проч.; водрузил на острове подле Ферапонтова монастыря крест с надписью, означающею, что «Никон патриарх заточен за слово Божие и за Святую Церковь;» вырезал подобные надписи на всех своих домашних сосудах металлических. Ведя себя таким образом, ссорясь беспрестанно с людьми, его окружающими, он показывал, будто все ищут его погибели. К государю и патриарху доходили частые жалобы на Никона. Присланные из Москвы для рассмотрения поступков его чиновники, архимандрит Павел, дворянин Иван Желябовский и дьяк Семен Румянцев, встречены были ругательствами. Признано нужным перевести его в Кириллов монастырь Белозерский, и взять осторожнейшие меры в рассуждении присмотра за его поведением. И туда патриарх Иоаким принужден был посылать людей для отобрания у Никона панагии и двух печатей, которые вероятно были на что-нибудь употребляемы; иначе никто не знал бы, что они хранились у Никона. Это происходило уже по смерти царя Алексея Михайловича. Достойный преемник его, царь Федор Алексеевич в 1681 году, следственно на семьдесят шестом от Никонова рождения, уважив представительство царевны Татьяны Михайловны и просьбу многих духовных и светских особ, рассудив, что обстоятельства переменились, и что беспокойный нрав престарелого Никона ни для кого уже не мог быть опасным — повелел перевести его в монастырь Воскресенский. Никон скончался в Ярославле 17-го августа, на пути, возвращаясь из заточения, и погребен в монастыре Воскресенском, им основанном. Патриарх Иоаким не любил Никона, и отрекся присутствовать при его погребении. Напротив того царь Федор Алексеевич своими руками предал земле тело мужа, некогда бывшего любимым и полезным отечеству; повелел именовать его по прежнему патриархом российским, и испросил от вселенских патриархов грамоты об его прощении. Без сомнения царь Федор увидел, сколь нужно сделать почтенною для граждан память великого первосвященника, чтобы посрамить грубых невежд и раскольников, которые не терпели Никона и радовались, видя мнимого своего врага во изгнании.

Никон был человек. Оплачем страсти, которыми рассудок не всегда бывает в состоянии управлять для благополучного достижения к пристани безмятежной.


[Каченовский М. Т.] О причинах низложения Никона, московскаго патриарха: (Окончание) // Вестн. Европы. — 1805. — Ч. 23, N 18. — С. 109-123.



  1. В последствии увидим, как это справедливо.
  2. И по несчастию, это была точная правда; Шушерин, не скрывая сих поступков, описывает их не подлежащими осуждению.
  3. Не сами ли вы, г. Левек, сказали выше, что Никон, выпросив дозволение, уехал в монастырь? Неужели царь Алексей Михайлович способен был к столь низкому поступку?
  4. Но не Библии, как твердят многие иностранцы. Библия на славянском языке в первый раз напечатана в Москве, почти во всем сходна с Острожской, в 1663 году, то есть в то время, когда Никон уже лишился доверия царского. Библия исправленная напечатана в первый раз в Москве в царствование императрицы Елизаветы Петровны 1751 года.
  5. Г. автор Краткой российской истории, изданной для народных училищ, говорит: „Он (царь Алексей Михайлович) учредил тайную канцелярию, в которой отправлялись дела, единственно для его особы касавшиеся.“ Г. Карамзин также думает, что тайная канцелярия до времен Петра Великого была не то ужасное судилище, о котором одно напоминание приводит в трепет, но домашняя или приватная, которая занималась экономическими делами государя, а не наказанием преступников. Г. Голиков, не полагаясь на Татищева, сперва приписал было установление тайной канцелярии (см. Деян. Том. І, стран. 27) Петру Великому, но после (в ІІІ томе дополнений) переменяет прежнее свое мнение, и решительно утверждает, что слово и дело введено в употребление царем Алексеем Михайловичем. Вот точные слова сего трудолюбивого собирателя: „Если позволено неизвестное наполнять догадками, то мнится мне, что к сему побудил благодетельствующего впрочем поданным монарха ропот народный, и от оного рождавшиеся мятежи за нововводимые исправления, взятые с примеров европейских держав, не менее же от исправления книг церковных произведший раскол и вопль безумных ханжей и развратных толкователей, выводивших из того перемену веры и бесчисленные нелепости.“ Время установления сей канцелярии он относит к 1672 году. Однако ж нетрудно доказать, что она известна более гораздо прежде. Сам же Голиков говорит (Дополн. Том ІІІ, стр. 424), что в записках о царствовании Иоанна Грозного упоминается окольничий Федор Иванович Умный Колычев, который управлял опричными и имел в своем ведомстве тайные дела. Сочинитель жития Никона патриарха писал в начале царствования царей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича; он говорит (на стр. 101) о себе, что по приезде с патриархом из Воскресенского монастыря в Москву на собор, присланный полковник сказав ему (сочинителю): „есть до тебя государское дело,“ велел двум стрельцам отвести его в караульню, что у Старокаменного моста, а оттуда вверх к самому государю … потом посадили его у тайных дел. Шушерин не объявляет, что он там видел и слышал, говорит только, что, просидевши в сем месте одиннадцать дней, отдан был за крепкую стражу, где содержался три года с лишним. — Следственно, не определяя времени учреждения тайной канцелярии для объяснения противоречий, остается предположить, что она была в самом деле домашняя царская, но что и государственные преступления некоторого рода принадлежали к ее ведомству.
  6. Кто любопытствует знать, какие гонения россияне терпели от поляков за веру, тому советуем прочесть недавно вышедшее в свет историческое известие о возникшей в Польше унии, по высочайшему повелению собранное действительным статским советником, Николаем Николаевичем Бантышем-Каменским.
  7. К ошибке Миллера, Левека и других, которые назначают рождение Никона в 1613 году, вероятно подало повод сходство в цифрах. Никон родился в 7113-м году от сотворения мира, следственно по нашему летосчислению в 1605.
  8. Деньги были собраны и долго хранились в ризнице; но каменная церковь построена через сто лет, в 1744 году на сумму, пожалованную от императрицы Анны Иоанновны и царевны Марии Алексеевны.
  9. По вкравшемуся злоупотреблению, два или три чтеца для поспешности читали в одно время, один например псалмы Давидовы, другой Тропари и проч. Митрополит Никон, с дозволения государя, установил порядок в чтении, желая, чтобы каждый мог слышать и понимать Божие слово.
  10. Государю донесено было, что Никон проклинает его особу. Для исследования сего наряжены были духовные и светские сановники; Никон объявил им, что псалмы читаны были не о государе, но о Бабарыкине, который имел с ним тяжбу за землю!
  11. 1666-го года декабря 12 дня.