О предполагаемом походе французских войск в Ост-Индию
правитьОчень странно, что издатель Минервы, имеющий столь обширные познания в истории, статистике, древней и новой политике — столь много обогащенный опытами новейшего времени, кажется, подтверждает мнение, что французская армия, оставшаяся после Тильзитского трактата в Польше и Пруссии, и собранная ныне на Российских границах, действительно пойдет чрез Азию в Индию. Парижские журналисты и содержатели телеграфов — их благоговейные поклонники, могут так думать и писать или оттого, что они в простоте своей почитают это за справедливое, или с тем намерением, чтобы, обманывая публику, отклонить ее от подлинных видов правительства. Легковерные, или ласкательствующие историки охотно повторяют слова их для наполнения своих листков — они стараются даже прилагать к ним планы и карты с маршрутами!
Но беспристрастные знатоки и наблюдатели имеют слишком много причин сомневаться, чтобы сей поход совершился так скоро, чтобы он вдруг прекратил военную бурю в нашей части света, и чтобы даровал ей мир всеобщий и прочный. Такие дивные события конечно еще очень отдалены от нас — и самым освобождением Бенгала, Калькутты и Мизоры от ига англичан, они ни на один шаг к нам не приблизятся. И какое влияние могли бы иметь успехи французов в Индии на настоящее положение Европы? Неужели бы, на пример Франция в несчастных своих обстоятельствах могла непременно лишиться Голландии оттого единственно, что британцы взяли б Батавию? И неужели французы, сделавши высадку на берег Англии, непременно подарили бы себе Ямайку, мыс Доброй Надежды, Цейлон и пр.?
Положим, что стоящие на Российских границах французы точно назначены для похода в Индостан; положим, что им удалось бы, с помощью россиян и турок, персов, маньчжур, могол, арабов, мараттов и пр. не только дойти до места, но даже согнать совершенно британцев с твердой земли и занять их владения; и тогда не должны ли бы они были сражаться со всеми теми несчастьями, с которыми англичане беспрестанно сражаются — с климатом, с жителями, с сильными и воинственными соседями, которые легко бы могли догадаться, что теперь самое удобное время прогнать европейцев, освободиться от чуждого ига и опасного соседства, и восстановить прежнюю свою независимость? Положим, что все это побеждено и кончено счастливо — какую особенную пользу приобретет от того Франция и Европа, если британцы все еще удержат за собою свои Индийские острова, напр. Цейлон, мыс Доброй Надежды, остров Св. Елены и пр. и следовательно сохранят свою верховную власть на море? Не должно ли опасаться, что они Индию будут также блокировать, как теперь Европу, и что из двадцати нагруженных богатою добычею кораблей едва дойдут до французских гаваней 2 или 3, а прочие сделаются жертвою английских разъездов? Но пускай для избежания сего неудобства решатся европейцы провозить товары чрез Персию, Турцию и другие земли — кто поручится за будущее? Сохранят ли сии державы навсегда теперешнюю свою политику, теперешние связи и отношения? Не может ли между столь несходными во нравах народами возродиться соревнование в рассуждении взаимных выгод и торговли? Не прервется ли тогда всякое сообщение, и французские герои, отделенные от Европы, находясь во внутренности Индии, не могут ли придти в самое жалкое состояние, не имея ни с суши, ни с моря никакой помощи, не получая из отечества своего ни малейшего подкрепления?
Положим еще, что британцы, выгнанные из своих индийских селений, изнеможенные продолжительною войною, лишившись всякой надежды, оставят оружие и предадутся бегству: то неужели вся сила Англии состоит единственно в обладании Бенгала? Не можно ли более опасаться того, чтобы они, потеряв Индию, не пристали к какой-нибудь новой земле в Азии, Африке или Америке, не завладели ею, и чрез то не получили новых сил, новых пособий и средств к продолжению войны? Почему напр. не могут они, при теперешних обстоятельствах, сыскать доверенность народов Южной Америки, найти там союзников вернейших, нежели в Ост-Индии, и тем поддержать, увеличить и утвердить свое могущество? Одним словом, невероятно, чтобы Англия могла пасть от двух или трех сражений. Карфаген был побежден не менее как в триста лет кровопролитных — а Карфаген еще не Великобритания.
Такие рассуждения заставляют верить с довольною основательностью, что поход французских войск в Индостан не столько еще определен, по крайней мере не так скоро совершится, как многие журналисты предвещают с энтузиазмом — и что следовательно мир всеобщий, от него зависящий, не так близок и надежен; притом ничего еще верного не слышно о вспомоществовании России, Персии и Порты и неизвестно, какое участие примут они в сем гигантском предприятии. Не гораздо ли основательнее думать, что сии державы сами могут иметь, или имеют виды на Ост-Индию, потому что она к ним ближе, и следовательно для них несравненно выгоднее обладание оной, нежели кому другому, если уже непременно нужно, чтобы она перешла в другие руки. Но какую пользу приобретут они от этой перемены?
Французское правительство столь мудро, предусмотрительно и осторожно, что без сомнений не начнет сего важного предприятия, не сообразя всех возможных случаев, и не уверясь в своей пользе. Оно не захочет отважиться на оное для того только, чтобы знатную часть своих сил предать на жертву неизвестности и азиатским пустыням. Такое намерение, если оно не плод якобинских замыслов, не может увенчаться успехом без совершенно верного и продолжительного сообщения с отечеством. Впрочем, оно во всех отношениях гораздо затруднительнее и опаснее покушения на Египет. Здесь не помогут ни сильный флот, ни крепкая Мальта; здесь невозможно сохранить продолжительного сообщения, и еще менее обезопасить возвратный путь свой.
Чтобы не желать похода в Азию, особливо в богатую Индию; чтобы он не мог быть произведен некогда в действо, — о том после всего случившегося в Европе говорить не нужно. Сей отдаленный край представляет нам неизмеримое поле, исполненное бесчисленных красот; привлекательное не только по сокровищам англичан, ограждаемым британскими флотами, но и по другим свободным областям и по многим заключающимся в них предметам. Может быть, ни одна европейская нация не имеет столько смелости и мужества, потребных для такого предприятия; и может быть никто так не желает его, как французы при нынешних обстоятельствах. Но Наполеон не Тамерлан и не Аттила. Не его дело протекать целый мир на торжественной колеснице для того, чтобы грабить и разорять народы, подобно сим утеснителям человечества. Происшествия, случившиеся до сих пор, доказывают, что он приобретения свои хочет сделать прочными и продолжительными — ибо всегда старается обеспечить возвратный путь свой и сохранить сообщение с своею империею. Неужели он теперь устремится в Азию и оставит за собою волнующуюся Европу? Он не мог ни на минуту остаться в неизвестности ни в рассуждении Папских владений, ни Португалии, ни самой Испании, которая до сего времени была ему послушна!
Итак, поход в Индию не может быть предпринят потому, что он зависит от многих посторонних происшествий, которым должно случиться гораздо прежде. Пусть Европа соединится теснее, — пускай прежде Австрия, Россия, Франция, Турция и Персия согласятся в одной общей цели великой и благотворной: до того времени мы не будем верить знаменитому походу в Индостан и не будем о нем говорить!
О предполагаемом походе французских войск в Ост-Индию: [Полемика со ст. И. В. Архенгольца, перепеч. из «Минервы» в ВЕ] / С немецкаго Ф.Б. [Бунаков] // Вестн. Европы. — 1808. — Ч. 42, N 24. — С. 301-308.