О политических поступках Англии
правитьБританские министры в начале нынешнего года не имели времени думать ни о внутреннем состоянии своего отечества, ни о союзниках Англии, ни о политике Европы; важнейшие заботы занимали их деятельность: заботы о сохранении первых государственных мест для себя и доставлении выгодных людям, приверженным к их пользе. Давно не видали между министрами британскими таких интриг, соединенных с таким бесстыдным пренебрежением обязанностей патриота, с таким возмутительным эгоизмом. Отечество, Европа и целый мир были забыты.
Нападение на Южную Америку было столь же неосновательно обдумано, как и нападение на Неаполь, Константинополь и Египет. Не только в нынешнем положении вещей, но в самых благоприятнейших обстоятельствах Англия не могла бы долго сохранить завоеваний своих в Испанской Америке: Буэнос-Айрес, как все предсказывали, был скоро потерян.
Счастье открывало правительству британскому верный случай укоренить свою власть в сей части мира: генерал Миранда готовил всеобщее возмущение, и некоторый успех уже увенчал его действия. В таких обстоятельствах Англия могла бы предпринять и исполнить нечто великое; но министры ее, чуждые великим идеям, и тут не изменили своему характеру: оставленный Миранда, не сделав еще ничего важного, имел несчастье видеть погибель своих сообщников; ангел-хранитель Испании, распространив между врагами ее ужас, умертвил возмущение в самом зародыш; возмущение, которое для Англии, владевшей Буэнос-Айресом, могло бы иметь важнейшие последствия.
История Британии с 1790 года вообще представляет одни ошибки или неудачи. Сильный дух нации, могущество ее флотов, искусство и смелость ее мореходцев, познания и опытность адмиралов ее оставались без действия, или употребляемы были в одних предприятиях ничтожных. Для всех народов мореплавание сделалось опасно; система блокады распространилась: блокадою пристаней нейтральных — которая вредила и самой Англии, возбуждая против нее негодование мирных наций, во всякое время опасное для торгующего народа — хотели положить препону, слишком неважную сильному неприятелю. Наполеон смеялся таким бесполезным напряжениям, которые причиняли одни частые беспокойства победителю, но не могли удержать его в быстром течении. Ужасный флот, подобный британскому, может сделать много; но для порабощения, сохранения и преобразования обширных областей нужны великие армии, которые могли бы действовать на земле: они одни производят решительный перевес в делах политических, флоты зависят от моря и островов — мель, защищающая низкий берег, может положить им преграду.
Амьенский трактат был сносен для Англии; и никогда британский народ не желал так сильно прекращения войны, как в то время; в журналах называли его ненарушимым; добрые филантропы, чувствуя необходимость покоя, радовались наперед общему согласию нации; но дальновидные люди предсказывали, что мир не продолжится, и не ошиблись — Англия сама бросила перчатку, и кто же был начинщиком воины? Аддингтон, миролюбивый, прямодушный, расположенный к добру! но им управляли честолюбивые люди, обольщаемые одною надеждою корысти, и война возгорелась.
Франция не хотела нарушать мира, Наполеон настоял на том, чтобы очистили Мальту, но он не имел намерения напасть на этот остров, огражденный британским флотом — Аддингтон, забыв о Ганновере и мечтая победить сильного Бонапарта одними кораблями, поспешил вызвать английского посланника из Парижа.
И теперь, по прошествии четырех лет, когда намерения и средства открылись, и теперь еще поспешность сего министра для нас непостижима! Первыми следствиями объявленной им войны были: потеря Ганновера, отданного, можно сказать, добровольно, кровопролития на острове С. Доминго, где скоро явилась новая империя негров и общее вооружение британской нации, которой грозила высадка — военный обман, причинивший великий вред ее промышленности и торговле, чрезмерные расходы и совершенный во всех частях беспорядок.
Гордые англичане имели безрассудность желать не только покушения французов сделать высадку, опасного для сих последних по причине сильного британского флота; но самой высадки, в надежде — которая оживляла больших и малых — в надежде, что победители Европы найдут на берегах Британии свою могилу. Счастливы они, что гордое, и, можно сказать, великодушное желание их не исполнилось; люди, которым положение вещей известно, с математической точностью предсказывали развязку.
Провидение отвратило сие беспримерное несчастье от Англии… Какие же следствия? Многие прекрасные провинции Австрии, многие прежде цветущие и мирные земли, половина Прусского королевства и сама конституция Германии принесены в жертву спасению Англии! Но Англия благодарна ли за сии пожертвования? Переменилась ли ее морская система? Укрощено ли ее самовластие на океане, которым многие миролюбивые города Германии были утесняемы? Нимало! Напротив! Бесчисленное множество немецких купцов лишились своего имущества на морях: корабли и товары их взяты, под самыми ничтожными предлогами отведены в Англию, и там, под эгидою британского правосудия причислены к собственности англичан. Англия, которая превозносится правотою и уважением к человечеству, решилась последовать жестокой системе уничтожения: города, прежде цветущие и счастливые, Гамбург, Бремен, Любек, Альтона, Глинштат разорены беспрестанными, совершенно бесполезными английскими блокадами; благосостояние их потрясено в своем корне; какую замену ни приготовила бы для них судьба, не скоро возвратят они утраченное в первом его блеске: настоящее поколение должно отказаться от сей надежды.
В Англии давно привыкли пренебрегать уважением европейских держав и их желанием сохранить согласие с правительством британским; она не избегала, но, можно сказать, всегда искала разрыва. Несогласия, одно за другим происходили между ею и Северными Американскими областями — что обыкновенно подавало к ним повод? Морской деспотизм британцев, который правительство Англии, с нарушением всех прав и условий, всегда старалось поддерживать. Новое, недавно открывшееся, такого же роду несогласие с американцами может, в нынешнее время, иметь самые неприятные последствия для Англии.
В начале 1807 года многие из членов парламента порицали министров, возбудивших справедливую ненависть против Англии во всех народах Европы — напрасно! Министры в тоже самое время умышляли о новом несправедливом и варварском распространении власти ее: жребий пал на Данию, мирную, невинную Данию, которая беспечно и не предвидя опасности, смотрела на отдаленное пламя военного пожара.
Решительное намерение Наполеона запереть для англичан все пристани Европы — намерение, которому надлежало исполниться по заключении Тильзитского мира — воспламенило всю ярость владетелей океана! Они хотели сберечь для себя по крайней мер Зунд, сберечь каким бы то ни было средством, и самым несправедливым и самым жестоким, хотя оставалось одно и совершенно невинное, которого не уважили; именно: наблюдательным флотом могли бы они сохранить свободное плавание через пролив, и тогда достигли бы своей цели, не оскорбив ни человеческих, ни народных прав. — Но что мы видели напротив? Дания дает свободный пропуск английскому флоту, снабжает его съестными припасами; англичане выходят на берега Зеланда, и бомбами своими обращают в пепел Копенгаген.
Могло ли надеяться правительство Британии, чтоб благородный датский кронпринц согласился отдать морскую силу свою на произвол ее власти? В Сен-Джемсе об этом не думали; и для сего-то английские корабли нагружены были таким множеством ракет и бомб, для сего дано было повеление адмиралу не щадить Копенгагена, если датский монарх откажется, в угодность Англии, унизить себя принятием оскорбительных для сана его условий. Сожжение Копенгагена приводит в ужас! Какая сатира на наш просвещенный век! И какое пятно в истории британского народа! Следствия сего возмутительного поступка должны быть важны! — может быть это последний удар надменному могуществу британцев!
Но Англия не сохранила владычества над Зундом! Наверно предсказывали, что флот ее оставит берега Зеланда, и предсказание сбылось; думать надобно, что будущею весною опять увидим его на водах Балтийских. Какой успех ни имели бы сии упорные сражения за один морской пролив; но следствия их будут, вероятно, иметь великое влияние на мир и его условия! Один ослепленный может не желать, чтобы унизили наконец высокомерие и морской деспотизм Англии; время ей доказать, что мало одних флотов для укоренения власти; что в одних многочисленных армиях заключается сила держав; что ими только может решиться жребий народов.
Не должно отчаиваться в мире. Все государства более или менее изнурены войною, и в настоящем положении дел для всех должны быть очевидны ее невыгоды. Одним продолжительным спокойствием загладятся приключенные бедствия. Но Англия не может надеяться славного мира; и само сопротивление Франции будет для нее опасно; деятельность Наполеона вооружит флоты, ужасная сила его на земле подкрепится равно ужасной на водах: вообразите же французский флот, соединенный с испанским, голландским, итальянским и греческим! Что будет тогда единовластие на морях, похищенное народом Британии?
Архенгольц И. В. О политических поступках Англии / Архенгольц // Вестн. Европы. — 1808. — Ч. 37, N 2. — С. 155-164.