{* Желающие увериться в подлинности предлагаемых здесь сведений могут найти оные в Веберовой книге: Neuverandertes Russland в журнале Беркгольца, помещенном в 19, 20 и 21 частях Бишингова магазина, в Штелиновой Geschichte der Tauzkunst in Russia и, наконец, в книге: Letters of an English Lady who resided some years in Russia. — Соч.}
Русские альманахи: Страницы прозы / Сост. и автор примечаний В. И. Коровин. — М.: Современник, 1989 (Классическая библиотека «Современника»)
Вы желали знать, милостивая государыня, как веселились наши предки. Я хотел было описать вам великолепные прежних царей обеды, шумные праздники, на коих заграничное вино, вкусные яства и скоморохи тешили пирующих. «Но, — отвечали вы мне, — на сих праздниках не было женщин, а если они и были, то безмолвными свидетельницами, никем не видимые, с робостию поглядывали сквозь длинные фаты на происходившее». Вы хотели иметь описание балов, собственно так называемых, знать, в какое время исчезла в русских грубость нравов, свойственная народу полуобразованному, и когда женский пол получил право гражданства в наших обществах. Исполняю вашу волю.
Балы введены в Россию Петром Великим, по возвращении его из-за границы, в 1717 году. Парижские общества, и тогда законодатели моды, вкуса, любезности и светского обращения, были заманчивою новостию для российского монарха. Следствием этого был указ 1719 года о неслыханных дотоле собраниях обоего пола, названных ассамблеями. Вот его содержание:
«1. Желающий иметь у себя ассамблею должен известить о том каждого прибитым к дому билетом.
2. Ассамблеи начинать не ранее 4 или 5 часов пополудни, а оканчивать не позже 10.
3. Хозяин не обязан ни встречать, ни провожать гостей или для них беспокоиться, но должен иметь, на чем их посадить, чем их потчевать и осветить комнаты.
4. Каждый может приходить в ассамблею в котором часу ему угодно, сидеть, ходить или играть.
5. В ассамблеи могут приходить чиновные особы, все дворяне, известнейшие купцы, корабельные мастера и канцелярские служители с женами и детьми.
6. Слугам отвести в доме особые комнаты, чтобы в покоях ассамблеи было просторнее.
7. Преступивший сии правила подвергается наказанию осушить кубок большого орла».
Говорят, что указ сей произвел разные впечатления: заключенные в высоких теремах красавицы наши, которые только по праздникам осмеливались подходить к косящатым окнам, чтоб посмотреть на гуляющий по улицам народ, втайне радовались большей свободе. С другой стороны, матушки, воспитанные по старине, неохотно повиновались воле государевой и жаловались на развращенное время, в которое девушкам позволяется, не краснея, разговаривать и даже (чего боже сохрани!) прыгать с молодыми мужчинами.
Ассамблеи устроены были следующим образом: в одной комнате танцевали, в другой находились шахматы и шашки, в третьей — трубки с деревянными спичками для закуривания, табак, рассыпанный на столах, и бутылки с винами. Вы видите, м. г., что в первых ассамблеях господствовала смесь французского, голландского и английского вкусов, что уважение к вашему полу не было доведено еще до той степени утонченности, которая теперь столь обыкновенна всем мужчинам.
Обер-полицмейстер по списку извещал особ, у коих надлежало собираться, о наступавшей очереди. Впоследствии, когда любезность утвердила в наших обществах законы приличия, вошел в употребление следующий обычай: хозяин подносил букет цветов даме, которую хотел отличить; дама сия становилась царицею бала, распоряжала танцами, и тот же букет торжественно отдавала другому кавалеру, назначая притом день, в который желала танцевать в его доме. Получивший цветы обязан был слепо повиноваться воле красавицы. Обыкновение сие, напоминающее времена рыцарские, в которые красота была душою всего великого, продолжалось до царствования императрицы Екатерины II.
Русская пляска, вместе с длинными кафтанами и сарафанами, осталась только у нижнего класса народа: заменили оную степенный польский, тихий менуэт и резвый английский контрданс. Пленные шведские офицеры, находившиеся в Петербурге, первые учили танцевать русских дам и кавалеров: они долгое время были единственными танцорами в ассамблеях; кроме сказанных танцев, был церемониальный, которым всегда начинались свадебные и вообще все торжественные праздники: становились, как в экосезе; при степенной музыке мужчина кланялся своей даме и потом ближайшему кавалеру; дама его следовала тому же примеру, и, сделав круг, оба возвращались на свое место. Сии поклоны, повторенные всеми, заключались польским. Тогда заведывавший праздником громко объявлял, что церемониальные танцы кончились. Наставала шумная веселость: всякий из посетителей мог участвовать в танцах. В менуэтах дамам предоставлен был выбор кавалеров; кавалер, кончивший танец с выбравшею его дамою, обязан был в свою очередь выбрать даму и, протанцевав с нею, перестать. Дама же продолжала танцевать с другим кавалером. Таким образом менуэт продолжался, пока музыка не возвещала о перемене. Польские и контрдансы похожи были на нынешние, с тою только разницею, что первые были весьма продолжительны, а в последних каждая пара делала свои фигуры, повторяемые прочими.
Вскоре различные степени образования разделили общества: собрания не переставали, но их могли посещать только особы, приглашенные хозяином. Там-то важнейшие в государстве люди забывали на время свое величие; императорская фамилия в ассамблеях старалась ласковым обращением и участием в забавах не дать заметить своего присутствия. Император, императрица и великие княжны всегда много танцевали, особенно последние. Всякому свободно было просить великих княжен, и как многие искали сей чести, то они и не знали отдыха. Люди преклонных лет и почтенного звания часто также танцевали вместе с другими. Царь забавлялся их усталостию: ослушные его воле должны были осушать огромный кубок орла. Из танцующих кавалеров отличались граф Ягужинский, австрийский посланник граф Кинский, гольстинский министр Бассевиц и молодые князья Трубецкой и Долгорукий. Из дам первое место занимала великая княжна Елизавета Петровна; отличались также княжны Черкасская, Кантемир, Трубецкая и Долгорукая, бывшая впоследствии невестою императора Петра II.
Ассамблеи были не в одном Петербурге: с переездом двора в Москву в 1722 году завелись собрания и в сей столице. Собрания по указу были три раза в неделю: по воскресеньям, вторникам и четвергам. Кроме того, давались частные балы, где было посетителей менее, но более веселости: на сих последних танцевали иногда до 3 часов пополуночи.
Музыка на ассамблеях была большею частию духовая: трубы, фаготы, гобои и литавры. Многие вельможи имели, однако ж, свои капелли: лучшая принадлежала княгине Черкасской. Герцог Гольстейн-Готторнский Карл Ульрих, приехавший в Россию в 1721 году и который после взял в супружество великую княжну Анну Петровну, имел в своей свите капелль, состоявшую из одного фортепиано, нескольких скрипок, одной виоль-д’амур, одного альта, одного виолончели, одного контрбаса, двух флейт и двух валторн. Пленительная игра сих музыкантов и новость привезенных инструментов доставляли им частые случаи показывать свое искусство: говорили, что тот праздник не в праздник, где не играли гольстинские музыканты.
Охота к танцам час от часу более распространялась. При императрице Екатерине I незнание танцев считалось уже в девице недостатком воспитания. Двору не было надобности приказывать ассамблеи: они вскоре и совсем уничтожились, зато частные балы не уставали. Замечательно, что около сего времени введена была в обществах карточная игра. Петр Первый не терпел карт и предпочитал им шашки и шахматы.
Императрица Анна, придавшая много великолепия двору, любила веселость. В ее царствование праздники сделались пышнее и получили более европейский вид. Табачный дым и стук шашек не беспокоил уже танцующих, и наконец совершенно уничтожилось наказание осушать кубок большого орла. В торжественные дни и при всяком необыкновенном случае были при дворе балы. Современные писатели упоминают между главнейшими об одном, на который приглашены были съехавшиеся тогда в Петербурге посланники бухарский, турецкий и китайский. Императрица Анна спросила у одного из сих последних, кто из дам, съехавшихся на бал, более ему нравится. «В звездную ночь, — отвечал китаец, — трудно решить, которая звезда всех светлее». Но увидев, что государыня не довольствуется таким ответом, он подошел к великой княжне Елисавете Петровне, низко поклонился и, отдав ей пред прочими преимущество, примолвил, что невозможно было бы перенести ее взгляду, если б только глаза ее были поменьше. Так всякий народ имеет свой вкус: большие глаза, считающиеся у нас красотою, казались азиятцу недостатком!
Весьма много шуму наделал праздник, данный в Петербурге в Летнем саду по случаю взятия Данцига в 1735 году. Бал открылся под длинным навесом из зеленой шелковой ткани, протянутым в главной аллее сада. Разноцветные огни, коими освещен был сад, поставленные в разных местах транспараны и аллегорические изображения, приличные празднуемому торжеству, представляли очаровательную картину. В начале бала ввели в палатку двенадцать французских офицеров, взятых в плен под Данцигом. Когда каждый из них поцеловал у императрицы руку, государыня, обратясь к начальнику их, бригадиру графу де ла Мотт-Перуз, сказала: «Не удивляйтесь, что я выбрала это время для вашей аудиенции: французы дурным обращением с русскими[1], имевшими несчастие попасться в их руки, дают мне право к отмщению, но я довольствуюсь учиненною вам теперь неприятностию, а как народ наш славится любезностию, то надеюсь, что дамы здешние успеют в нынешний вечер истребить из памяти вашей тягостное ваше положение». —"Ваше величество, — отвечал граф де ла Мотт, — умели найти средство победить нас два раза: в первый, когда мы, против желания, положили оружие пред храбрыми войсками вашими, и теперь, когда охотно отдаем сердца наши прекрасным нашим победительницам!"
Императрица Анна любила народную пляску. Ежегодно в масленицу приглашали ко двору унтер-офицеров гвардии с их женами, которые плясали по-русски. Придворные и даже члены императорской фамилии принимали участие в этом народном увеселении.
Во время Елисаветы Петровны балы российского двора славились во всей Европе. Известный балетмейстер Ланде говаривал, что нигде не танцевали менуэта с большею выразительностью и приличием, как в России. Это тем вероятнее, что сама государыня танцевала превосходно и особенно отличалась в менуэте и русской пляске. При ней же завелись и маскерадные балы вместо масленичных маскерадов, при Петре I бывших, которые ограничивались одним катаньем в санях. Катанья вошли в придворный церемониал, но без масок, а вместо того имевшие въезд ко двору приезжали маскированные в определенные дни танцевать во дворец. В Новый год все мужчины являлись в женском, а дамы — в мужском платьях без масок. Мужской наряд весьма шел к лицу императрицы Елисаветы Петровны. Однажды, помнится, 1 января 1752 года, на одном из таковых маскерадов великая княгиня Екатерина Алексеевна, справедливо удивленная красотою государыни, сказала ей: «Il est tres heureux, Madame, pour nous autres femmes que Vous n’etes cavalier que, pour ce soir: saus cela Vous seriez trop dangereuse»[2] -- «En ce cas-la, — отвечала императрица, — с’est certainement a Vous la première gue j’aurois adresse mes hommages»[3].
Вот вам, милостивая государыня, краткий отчет о первых балах в России! Боюсь улыбки сожаления на устах ваших, особенно когда, взглянув на исписанный лист, не нахожу ни слова о нарядах, какие были в употреблении у почтенных бабушек. Но вы сами не раз жаловались на частые перемены моды, а ветреная мода точно так же распространяла владычество на прежние степенные покрои, как на нынешние легкие одежды.
Но так и быть! Чтоб избежать вашего неудовольствия, постараюсь в нескольких словах схватить некоторые эпохи господствовавшего в России вкуса в нарядах. Заимствовав у французов ассамблеи, мы у них переняли и бальные наши платья. Не думайте, чтоб то были те легкие, эфирные ткани, в каких ныне приезжают на бал наши красавицы. Старики твердят, что в их время молодежь была степеннее нынешнего. Вообще трудно верить старикам, обыкновенно хвалящим былое, счастливые годы их славы и побед, и нарекающим на настоящее, когда они принуждены уступать другим право пленять и быть любезными; но в сем случае едва ли они не правы. Представьте себе женщину, стянутую узким костяным кирасом, исчезающую в огромном фишбойне (которые, скажу мимоходом), с башмаками на каблуках в полтора вершка вышины, и танцующего с нею мужчину в алонжевом напудренном парике, в широком матерчатом шитом кафтане, с стразовыми пряжками в четверть на тяжелых башмаках, и посудите, может ли сия пара кружиться, летать по полу в экосезе с тою легкостию, с тою быстротою, какую видим ныне! Робы были большею частию одной с корсетом материи, с длинным хвостом, парчовые или штофные, шитые золотом, серебром, а иногда унизанные жемчугом и драгоценными каменьями и обшитые богатыми кружевами. Головной убор был также весьма различен. Ни над чем, кажется, мода не тиранствовала столько, сколько над волосами: каждый год, каждое собрание то повышали, то понижали прическу, а потому и весьма трудно очертить ее в нескольких словах: волосы покрывали пудрою или, оставляя в природном виде, переплетали их бриллиантами и жемчугом. Вообще пышность в нарядах заменяла вкус: дамы не одевались, как теперь, по рисунку граций, не знали пленительной простоты; в каждой безделке блистало тяжелое великолепие, а не нынешний милый, утонченный вкус.
1823
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьА. Корнилович. О первых балах в России. Посвящено Екатерине Ивановне Греч (р. 1793), сестре писателя и издателя Н. И. Греча. Вебер Христиан Фридрих — ганноверский (брауншвейг-люнебургский) резидент в России в 1714—1719 гг.; автор сочинения «Преображенная Россия» («Das Veränderte Russland», V. 1—3, 1721—1740), опубликованного в Германии. Беркгольц Фридрих Вильгельм (1699—1765) — гольштейнский дворянин, оставивший дневник о пребывании в России. См.: Дневник камер-юнкера Ф. В. Беркгольца, 1721—1725, ч. 1—4. М., 1902—1903; впервые опубликован в Германии. Бишингов магазин — исправляем очевидную опечатку в печатном тексте (Битингов), не замеченную и в книге; «Полярная звезда», изданная А. Бестужевым и К. Рылеевым. М. —Л.: Изд. АН СССР (Литературные памятники), 1960. С. 199. Правильно: Бюшингов магазин (имеется в виду издание: «Magazin fur die neue Historie und Geographie» «Магазин по новой истории и географии», t. 19—22, 1785—1788 — «Магазин Бюшинга». Штелин Яков (Якоб) Яковлевич (1709—1785) — автор трудов по искусству. Косящетое окно — окно с косяками в отличие от маленького волокового. Алонжевый — длинный.
Стразы — поддельный, хрустальный алмаз; хрусталь с огранкой под бриллиант.
- ↑ Французы, не объявив войны, овладели в то время одним российским фрегатом на Балтийском море и забрали в плен весь экипаж. — Соч.
- ↑ «Это большая удача для нас, женщин, мадам, что Вы выступаете в роли кавалера лишь в течение сегодняшнего вечера: иначе Вы были бы слишком опасны».
- ↑ «В таком случае… вне всякого сомнения, именно Вам первой я стала бы поклоняться».