О книге Исторические письма о Франции
правитьЛюди, промышляющие книжной торговлей, по большей части заботятся о том, как бы поискуснее назвать новое произведение словесности и покрасивее описать его в объявлениях при ведомостях. Невинная хитрость сия известна всякому; несмотря на то, книги раскупаются, и следственно приносят великую пользу… Кто не знает еще, как щедро музы награждают своих служителей, тот да благоволит справиться в знакомой книжной лавке, что заплачено за перевод какого-нибудь новейшего романа, во что обошлось напечатание, и по какой цене продается книга.
Романы страшные и ужасные, кажется, уже выходят из моды. Воображение писателей утомилось, гонявшись в подземельях за колдунами, привидениями и разбойниками, и направило полет свой в новую область. Наполеон Бонапарт и многочисленные родственники его — лица совершенно романические — открыли золотую руду для сподвижников словесности. Сочинители и переводчики, благодаря любопытству читателей, работают прилежно, и собрание исторических романов о Наполеоне ежедневно увеличивается.
Обещавшись иногда упоминать о новых книгах, мы почитаем за нужное сообщить нашим читателям о переводе Исторических писем о Франции, в которых помещены истинно любопытные анекдоты о странном дворе сен-клудском и описаны свойства Наполеонов[1], их сообщников и многих иностранных министров. Письма сии писаны одним, по-видимому, знатным французом к какому то англичанину. Может статься, что они и подложные; по крайней мере то несомненно, что в сочинителе сей книги находим человека знающего политические дела, прилежного наблюдателя и весьма приятного рассказчика. Русский перевод во многих местах довольно удачен и почти везде хорош; некоторые небрежности показывают, что г. переводчик не имел свободного времени исправить их. Здесь говорится о переводе Исторических писем, напечатанных в Москве в сенатской типографии. Сказывают, что еще печатается в разных местах три издания сих писем. Выпишем что-нибудь для наших читателей.
«Мать г-жи Летиции Бонапарт, выйдя и в другой раз замуж за купца, по имени Феша, родила от него сына в 1763 году, в Аяччо. Он был воспитан в монастыре, и с самых детских лет прислуживал при алтаре. В 1782 приехал он в Сардинию к одному из своих родственников, поселившемуся на этом острове, и говорят, что отправившись некогда на рыбную ловлю, был взят встретившимися с ним алжирскими разбойниками и отравлен в Алжир. Там принял он магометанскую веру, и с усердием исполнял до 1790 года должность мусульманина. В это время нашел он случай уйти, воспользовался им и возвратился в Аяччо. Тогда-то войдя опять в недра церкви, посвятил он себя духовному состоянию, то есть сделался конституциональным священником. Вы знаете, что в 1793 они опять были изгнаны, и тогда он сделался трактирщиком: это состояние было прибыльнее прежнего; Феш собрал небольшой капитал, и уже не прежде вступил опять в духовное звание, как после побед, одержанных Бонапартом, и прославивших его. В это время он мог быть полезен для фамилии. И действительно, едва только Бонапарт сделался первым консулом, то произвел он Феша лионским архиепископом, а в 1802 году папа Пий VII пожаловал его кардиналом. Теперь ему остается один шаг до папской короны. В Риме говорят, что кардинал Феш от имени Наполеона предлагал папе приехать во Францию или удалиться в монастырь, — короновать императора, или отказаться от верховной власти. Вообще уверяют, что папа без советов Святой коллегии предпочел бы сложение короны сказанным предложениям.
Иосиф Феш, бывши еще трактирщиком, женился на дочери одного медика; но этот брак совершен был по республиканскому обычаю; и когда Феш вступил опять в церковное звание, то, следуя праву каноническому, отказался от жены и от детей своих. Однако г-жа Феш, узнав, что муж ее сделался лионским архиепископом, написала к нему поздравительное письмо, и представила свое и детей своих состояние; напоминала, что если он не почитает ее за жену, то по крайней мере обратил бы внимание на ее бедность, и облегчил участь ее некоторой частью духовного имущества. Госпожа Летиция взялась отвечать за кардинала, чтоб не отвлекать его от паствы, и отправила к ней вексель в шестьсот ливров, обещая ей по стольку каждый год, если она согласится остаться в Корсике навсегда; но что пенсия тотчас прекратится, как скоро она выедет оттуда. Однако сия женщина, или желая получить большую плату за свою молчаливость, или побуждаема будучи неприятелями г-на Бонапарта, приехала тайным образом в Лион в марте месяце 1803 года, и жила там потаенно до прибытия папы. В первый день, как Пий VII показался народу, и раздавал благословенье, она пробралась сквозь толпу и подошла к папе, подле которого стоял кардинал Феш. Воспользовавшись молчанием, бросилась она к ногам его святейшества и вскричала: „Святой отец! Я законная жена кардинала Феша; вот наши дети. Он не может запереться в этом. Если б он не оставил меня в самом ужасном состоянии, я бы никогда не стала беспокоить его моими жалобами в высокой его степени. Я не желаю вступить в прежние права мои; но хочу только, чтоб он дал пристойное содержание мне и несчастным детям нашим“. — Matta, matta, santissimo padre! вскричал Иосиф Феш. Это сумасшедшая, ваше святейшество, это сумасшедшая! — Папа велел присматривать за сей женщиной, чтоб она не сделала чего-нибудь дурного с собою или с детьми. Это приказание исполнено было так хорошо, что с того временя никто не слыхал ни о ней, ни о детях ее, возвратилась ли она в Корсику, или скрылась во Франции в каком либо месте, удаленном от пребывания мужа ее.
Немного найдется людей столь распутных, как кардинал Феш. Пороки его часто посрамляли важное его достоинство. Вкус его был крайне непостоянен, и он часто находился в великом замешательстве. В 1803 году одно весьма неприятное приключение заставило его пробыть в Лионе гораздо менее, нежели он предполагал. Он влюбился чрезвычайно в жену одного ремесленника Жиротта, и согласился придти к ней ввечеру, когда муж ее обыкновенно хаживал в театр. Кардинал в самом деле пришел в назначенное время и место, переодевшись. Его приняли с величайшею радостью. Все обещало ему счастливый успех, как вдруг с великим шумом отворилась дверь ближнего кабинета. Феш приметил тотчас, что он попался в руки раздраженному мужу. Тщетно объявляет он ему свое имя и достоинство. Жиро еще более рассердился; утверждал, что это обман, и что кардинал, занимаясь вверенною паствой, не может думать о жене его. Сия последняя сделалась посредницею, и положено, чтоб кардинал тут же написал обязательство во сто тысяч лавров. Он согласился; но как скоро срок пришел, то Жиро и его жена взяты были под караул полицейским комиссаром дю Буа[2]. Их обвинили в сообщении с подложными монетчиками; освидетельствовали дом, и нашли три тысячи ливров подделанной монеты. К ним принесены были эти деньги накануне того дня от полицейского шпиона, приходившего к ним для покупки под видом парижского купца. Кардинал воспользовался их задержкою, взял обратно свое обязательство, а Наполеон, по чрезвычайному снисхождению, вместо смертной казни приказал сослать их в Кайену.
Вот прелат, назначенный Бонапартом в первосвященники и преемники Святого Петра!»…
«Большая часть членов дипломатического корпуса прибыла по приказанию Наполеона в Экс-ла-Шапель, для вручения ему верительных грамот своих. Карл Великий был в 800 году таким же образом поздравляем чужестранными посланниками, и это-то заставило Наполеона проехать более ста миль для удовольствования своего тщеславия. Он торжественно осматривал все места, где останавливался Карл Великий, где отдыхал и принимал присягу. Дипломатический корпус и жена его везде следовали за ним. Один крестьянин указал ему камень, на котором Карл Великий преклонял колени, и получил в награду весьма знатную сумму, а священник, поднесший крест, который этот император целовал, сделан был епископом. Наполеон приказал заплатить тысячу луидоров фабриканту, который представил ему портрет Карла Великого, и уверил, что он написан дочерью сего монарха, — хотя портрет сей в самом деле обязан был существованием своим посредственному искусству дочери этого ремесленника. Наконец один ученый немец принес старый пергамин, на котором была подпись руки Карла Великого; и хотя не доказано достоверно, чтоб сей государь умел писать, но ученый принят был в члены Института. Некоторый немецкий барон, называемый Кригге, причислен к почетному легиону за то, что имел кольцо, данное Карлом Великим одному из его предков, — хотя он при всем этом не более 50 лет перед тем достал дворянство. По несчастью, один немецкий профессор, более педант, нежели придворный, и не столь проворный, сколько искреиний, начал оспоривать все то, чему Бонапарте верил, или притворялся будто верит. Он подал длинное рассуждение, доказывавшее несомненно знание его в древностях, и обнаружил что сии драгоценные остатки Карла Великого были подделаны для обольщения легковерных; что портрет, написанный его дочерью, сделан в нынешнее время; что пергамину не было и ста лет; Распятию пятидесяти; а кольцу нет и десяти. Бонапарт рассмотрел это рассуждение, и в следующую ночь полицейский комиссар, в провожании четырех жандармов, явился ученому профессору, заставил его одеться, посадил в скрытую повозку и отправил под присмотром на левый берег Рейна, где сказали ему, что он казнен будет смертью, если покажется во Франции. С тех пор ученые антиквариусы перестали рассуждать о вещах Карла Великого. Изо всех частей Франции, Италии, Германии и даже Дании, присылают их сюда великое множество, и мы надеемся скоро увидать музей сего государя столь же обширным, как и музей Наполеонов»…
"Есть некто Дюкру, бывший прежде цирюльником и сделавшийся при Робеспьере генералом, но после отставленный за неспособность. Наполеон приказал человеку присматривать за Фуше[3], а сей последний поручил ему же замечать все, что будет делать Бонапарт. Он записывал свои замечания, и отдавал их лично Наполеону и министру. Один раз он ошибся, и Бонапарт, получа от него записку, прочел: «Вчера в восемь часов Наполеон был как безумный; он проклинал, бранился, стучал ногами и вскричал». В сию минуту Дюкру бросился к ногам его, и просил прощения в сделанной ошибке. "Для кого назначена эта прекрасная записка — спросил Бонапарт: верно для какого-нибудь английского агента? Не для Питта ли? Когда эта переписка началась, и кто? в ней участвует? — Государь отвечал Дюкру: «Ваши неприятели всегда были и будут моими собственными. Это известие писано для весьма близкой к вам особы; но если я оставлю ее, то… погибну. „Кто это!“ вскричал Бонапарт с гневом. — „Это писано для Фуше… более ни для кого“. Бонапарте приказал Дюроку призвать Фуше, и взять Дюкру под строгий присмотр. Министр пришел и сказал, что он не имеет никаких связей с Дюкру, и даже не знает его. Этот несчастный погиб под пыткою».
Теперь читатели наши имеют некоторое понятие об Исторических письмах.
О книге: Историческия письма о Франции [Стьюартона]: [С обширными выписками из кн., рассказывающей о членах семьи Наполеона I и опубл. в пер. на рус. яз. в Москве] // Вестн. Европы. — 1807. — Ч. 33, N 9. — С. 53-63.