Книга двадцать седьмая
правитьГлава первая и последняя. Римское законодательство о наследстве
правитьНастоящая тема затрагивает учреждения глубокой древности, и, чтобы проникнуть в суть дела, да будет мне дозволено обратиться к первым римским законам за сведениями, которых, сколько мне известно, до сих пор в них не примечали.
Известно, что Ромул разделил земли своего маленького государства между его гражданами. Мне кажется, что это обстоятельство и послужило основанием для римских законов о наследстве.
Закон раздела земель требовал, чтобы собственность одного рода не переходила в другой род. В связи с этим закон установил только две линии наследников, дети и все нисходящие потомки, которые жили под властью отца и которых называли «своими наследниками», а за неимением их, ближайшие родственники по мужской линии, которых называли «агнатами».
Отсюда следовало также, что родственники по женской линии, которых называли «когнатами», не должны были наследовать, ибо они перенесли бы имущество в другой род. Соответствующий закон действительно существовал.
Отсюда следовало еще, что ни дети не должны были наследовать матери, ни мать детям, так как и это повело бы к переходу имущества из одного рода в другой. Поэтому-то мы не находим такого закона среди законов двенадцати таблиц, они допускали к наследованию только агнатов, а сын и мать не были между собою агнатами.
Но пол наследника, был ли он «свой наследник» или за неимением такового ближайший агнат, в расчет не принимался: так как родственники со стороны матери не наследовали, то хотя бы наследница и вышла замуж, имущество ее возвращалось в тот род, из которого вышло. Вот почему законы двенадцати таблиц не различают наследников по их полу.
Из этого происходило, что, хотя внуки от сына и наследовали деду, внуки от дочери ему не наследовали. Чтобы устранить переход имущества в чужой род, агнатам оказывалось предпочтение перед когнатами, так что наследовала после отца дочь, а не ее дети.
Итак, у первых римлян женщины наследовали, если это было согласно с законом о разделе земель, и не наследовали в случаях противоречия с этим законом.
Таковы были законы о наследстве у первых римлян. Так как законы эти находились в естественной зависимости от государственного устройства и вели свое происхождение от раздела земель, то, очевидно, они были не иноземного происхождения и не принадлежали к числу законов, принесенных из греческих городов римскими уполномоченными.
Дионисий Галикарнасский говорит, что Сервий Туллий восстановил законы Ромула и Нумы о разделе земель, которые были отменены, и издал новые, чтобы придать больше силы древним законам. Таким образом, не подлежит сомнению, что законы о наследстве, происшедшие от этого раздела земель, были делом трех названных законодателей.
Так как порядок наследования был установлен в связи с политическим законом, гражданин не должен был нарушать его проявлением своей частной воли. Это значит, что в первые времена Рима не должно было быть дозволено распоряжение имуществом посредством завещания. Было бы, однако, жестоко лишать человека возможности делать благодеяния в последние минуты жизни, поэтому найден был способ к примирению в этом отношении закона с волей частного лица: дозволено было располагать своим имуществом с разрешения народного собрания, причем всякое завещание приобретало, так сказать, значение акта законодательной власти.
Законы двенадцати таблиц дозволяли завещателю избирать своим наследником любого гражданина. Причина, почему римские законы так сильно ограничивали число наследующих не по завещанию, заключалась в законе о разделе земель, а причина, почему они так расширили права завещателя, состояла в том, что так как отец имел право продать своих детей, то, казалось, он еще с большим основанием мог лишать их своего имущества. Последствия, значит, были различны, потому что вытекали из разных принципов. Таков дух римских законов в этом случае.
Древние законы в Афинах не дозволяли гражданам составлять завещания. Солон разрешил завещания только бездетным гражданам. Римские же законодатели, проникнутые идеей родительской власти, дозволили передачу имущества по завещанию даже в ущерб детям. Надо признаться, что древние афинские законы были последовательнее римских. Неограниченное разрешение завещаний у римлян мало-помалу уничтожило политическое установление раздела земель. Оно более, чем какие-либо другие причины, произвело роковое различие между бедностью и богатством. Многие участки соединились в одних руках, некоторые из граждан имели слишком много, у бесчисленного множества других не было ничего. Поэтому народ, постоянно лишаемый своих участков, то и дело требовал передела земель. Он требовал его и тогда, когда умеренность, бережливость и бедность были отличительными чертами римлян, и тогда, когда роскошь была доведена до крайности.
Так как завещание было по сути дела законом, который принимался народным собранием, то граждане, находившиеся на войне, тем самым были лишены способности завещать. Народ предоставил воинам право делать завещательные распоряжения в присутствии нескольких их товарищей, как бы перед самим народным собранием.
Большие народные собрания происходили только 2 раза в год, к тому же с увеличением населения увеличилось и количество дел. Поэтому сочли уместным дозволить всем гражданам делать свои завещания в присутствии нескольких совершеннолетних римских граждан, которые представляли народное собрание. Приглашалось пять граждан, перед которыми наследник «покупал» у завещателя его семейство, т. е. наследство. Другой гражданин держал весы для взвешивания уплачиваемого металла, так как римляне тогда не имели еще монеты.
Можно предположить, что эти пять граждан представляли пять классов народа и что при этом не считали шестого класса, состоявшего из людей, у которых не было собственности.
Нельзя согласиться с Юстинианом, что эти продажи были мнимые, они сделались мнимыми, но вначале не были такими. Большая часть законов, которыми впоследствии определялись правила составления завещания, носит следы своего происхождения от действительной продажи. Доказательства можно найти во «Фрагментах» Ульпиана. Глухие, немые, расточители не могли делать завещаний, глухие — потому что не могли слышать слов покупщика наследства, немые — потому что не могли произнести формулы назначения, расточители — потому что всякое управление делами было им воспрещено и они не могли продавать своего наследства. Я не упоминаю о других примерах.
Совершаемые в народном собрании завещания были скорее актами государственного, чем гражданского права, скорее актами публичного права, чем частного. Отсюда вытекало, что отец не мог позволить сыну, состоящему под его властью, сделать завещание.
У большинства народов завещания не подлежат большим формальностям, чем обыкновенные договоры, потому что и те, и другие суть не что иное, как выражение воли совершающего акт, и одинаково относятся к частному праву. Но у римлян завещания вытекали из публичного права и потому были обставлены большими формальностями, чем другие юридические акты. Это сохранилось доныне в тех французских провинциях, где действует римское право.
Так как завещания, как я уже сказал, были народными законами, они должны были иметь силу приказания и требовали выражений, называемых прямыми и повелительными. Отсюда произошло правило, что отказывать и передавать свое наследство можно только в выражениях повелительных. Поэтому, если в известных случаях допускались субституция или распоряжение о переходе наследства от одного лица к третьему, то никогда не допускался фидеикомис, т. е. нельзя было поручить кому-либо в форме просьбы передать третьему лицу все наследство или часть его.
Когда отец не назначал сына наследником и не лишал его наследства, завещание теряло свою силу. Но оно считалось действительным в тех случаях, когда отец не лишал наследства и не назначал своей наследницей дочь. Я понимаю, почему так происходило. Когда отец не назначал сына своим наследником и не лишал наследства его, он причинял этим ущерб своему внуку, который по закону должен был наследовать после своего отца. Но, не назначая своей наследницей дочь и не лишая ее наследства, он не причинял никакого ущерба детям дочери, которые не могли наследовать по закону после своей матери, так как они не были ни своими наследниками, ни агнатами.
Законы первых римлян о наследствах, следовавшие единственно духу закона о разделе земель, недостаточно ограничили богатство женщин и тем самым оставили открытой дверь для роскоши, которая всегда неразрывно связана с их богатством. Это зло начали сознавать в период между второй и третьей пуническими войнами. Тогда был издан закон Вокония. Ввиду того, что закон этот был вызван весьма важными причинами, что до нас дошло мало относящихся к нему памятников и что до сих пор о нем говорилось весьма смутно, я постараюсь его разъяснить.
Цицерон сохранил нам один отрывок этого закона, в котором запрещается назначать женщину наследницей, все равно, будет она замужем или нет.
Эпитоме Тита Ливия, в котором говорится об этом законе, сообщает нам не более, чем Цицерон. Судя по тому, что АО Цицерон и святой Августин, можно заключить, что это запрещение распространялось на дочь и даже на единственную дочь.
Катон старший употребил все свое влияние, чтобы добиться принятия этого закона. Авл Геллий приводит отрывок из речи, произнесенной им по этому поводу Не допуская женщин к наследованию, он хотел устранить причины роскоши, подобно тому как, взяв на себя защиту закона Оппия, он хотел остановить самую роскошь.
В институциях Юстиниана и Теофила упоминается одна глава из закона Вокония, ограничивавшая право делать завещания. Всякий, кто прочтет этих авторов, придет к заключению, что названная глава имела целью избежать такого уменьшения наследства вследствие завещательных распоряжений, которое могло бы заставить наследника вовсе отказаться от принятия наследства. Но не в этом заключалась сущность закона Вокония. Мы уже видели, что целью его было воспрепятствовать получению женщинами какого бы то ни было наследства. Именно таков смысл той главы этого закона, которая ограничивает завещательные права. Если бы разрешалось неограниченно распоряжаться имуществом по завещанию, то женщины могли бы получать в форме отказов то, чего не могли приобретать как наследство.
Закон Вокония имел целью предупредить слишком большое скопление богатств в руках женщин. Таким образом, женщин следовало лишать крупных наследств, а не таких, которых было недостаточно для роскошного образа жизни. Закон определял известную сумму для выдачи женщинам, которых он лишал наследства. Цицерон, который сообщает нам этот факт, ничего не говорит о размерах этой суммы, Дион говорит, что она составляла 100 тысяч сестерций.
Закон Вокония имел целью подчинить известным правилам богатство, а не бедность, поэтому мы и находим у Цицерона, что его постановления касались только тех граждан, которые были внесены в списки ценза.
Это обстоятельство послужило предлогом к обходу закона. Известно, что римляне были большие формалисты, и мы уже говорили, что республике свойственно держаться буквы закона. Находились отцы, которые не записывались в ценз, чтобы только сохранить за собою возможность передачи наследства дочери, а преторы не считали закон Вокония нарушенным, если не нарушалась его буква.
Некто по имени Аний Азел назначил свою единственную дочь своей наследницей. Он мог это сделать, говорит Цицерон, закон Вокония не служил тому препятствием, потому что Аний Азел не был внесен в ценз. Веррес, будучи претором, лишил дочь Азела наследства, и Цицерон настаивает на том, что Веррес был подкуплен, потому что иначе он не нарушил бы порядка, которому следовали другие преторы.
Какие же это были граждане, которые не попадали в ценз, охватывавший всех граждан? Согласно установлению Сервия Туллия, приводимому Дионисием Галикарнасским, всякого гражданина, не записавшегося в ценз, следовало обращать и рабство. Сам Цицерон говорит, что такой человек терял свободу. Зонара говорит то же самое. По-видимому, существовала разница между невнесением в ценз по смыслу закона Вокония и невнесением в ценз по смыслу закона Сервия Туллия. Граждане, не записавшиеся в первые пять классов, в которых они распределялись соответственно размеру имущества, считались вне ценза по закону Вокония. Те же, которые не были внесены ни в один из шести классов или не были отнесены цензорами к числу так называемых aerarii, были вне ценза по закону Сервия Туллия.
Сила природы такова, что отцы, только чтобы обойти закон Вокония, соглашались на позорное зачисление в шестой класс вместе с пролетариями и теми, которые несли подушную подать, соглашались, быть может, даже поступить в це-ритские списки.
Мы уже сказали, что римское законодательство не допускало фидеикомисов. Надежда избежать закона Вокония ввела в употребление фидеикомисы. При этом имущество передавалось по завещанию человеку, которого закон признавал способным наследовать, с просьбой передать наследство третьему лицу, не имевшему законных прав на наследование. Действия этого нового способа распоряжаться своим имуществом были весьма различны. Находились люди, которые передавали наследство, и в этом отношении замечателен поступок Секста Педуцея. Он получил по завещанию огромное наследство, и кроме него не было на свете человека, который знал бы, что оно завещано для передачи, но он отправился к вдове завещателя и отдал ей все имущество ее мужа.
Другие сохраняли наследство за собой, как поступил П. Секстилий Руф, этот пример приобрел известность благодаря Цицерону, сославшемуся на него в своих спорах с эпикурейцами. «В годы моей молодости, — говорит он, — Секстилий обратился ко мне с просьбой сопровождать его к его друзьям, чтобы посоветоваться с ними, следует ли ему передать наследство Квинта Фадия Галла его дочери Фадии. Он созвал много молодых людей и несколько очень важных особ, и ни один из них не считал, что он должен дать Фадии более того, чем ей следовало по закону Вокония. Таким образом, Секстилий получил большое наследство, из которого ему не досталось бы ни одной сестерции, если бы он предпочел то, что было справедливо и благородно, тому, что было выгодно. Я могу поверить, — добавляет Цицерон, — что вы отдали бы наследство, я даже могу поверить, что его отдал бы сам Эпикур, но вы поступили бы против ваших правил». Здесь я хочу сделать несколько замечаний.
Таково уж бедственное состояние человека, что законодатель бывает вынужден издавать законы, которые идут вразрез с естественными человеческими чувствами. Таков был и закон Вокония. Дело в том, что постановления законодателей предназначаются более для общества, чем для гражданина, и более для гражданина, чем для человека. Названный закон приносил в жертву и гражданина, и человека и имел в виду только одно государство. Человек просит своего друга передать наследство его дочери. Закон пренебрегает естественными чувствами завещателя, он пренебрегает и чувством почтения дочери к отцу, –он не принимает во внимание и ужасного положения человека, которому поручена передача наследства. Передавая его, он становится дурным гражданином, удерживая его — бесчестным человеком. Только люди с добрыми нравами думали о том, чтобы обойти закон, только честным людям можно было поручить обойти его, потому что для этого надо было одержать победу над алчностью и сластолюбием — победу, которая под силу одним честным людям. Быть может, было бы слишком строго считать их на этом основании дурными гражданами. Можно даже предположить, что законодатель в значительной мере достиг бы своей цели, если бы его закон был такого свойства, что только честным людям приходилось бы обходить его.
В то время, когда был создан закон Вокония, нравы сохраняли еще следы древней чистоты. Иногда общественное сознание склоняли в пользу закона и требовали присяги в его исполнении, так что честность вступала, так сказать, в борьбу с честностью. Впоследствии, однако, развращение нравов достигло того, что фидеикомисы, вероятно, еще с большим трудом достигали своей цели — уклонения от предписаний закона, чем самый закон — своей цели, т. е. соблюдения своих предписаний. Междоусобия погубили бесчисленное множество граждан. Рим при Августе почти опустел, приходилось его снова заселять. Были изданы законы Папия, в которых были использованы все средства, чтобы поощрить гражданина вступать в брак и иметь детей. Одним из главных средств было увеличение надежды на получение наследства для тех, которые повиновались этому закону, и уменьшение этой надежды для тех, которые отказывались следовать ему. Если закон Вокония объявлял женщин неспособными к наследованию, Папиев закон в известных случаях снимал с них это запрещение.
Женщины, особенно те, которые имели детей, снова получили возможность наследовать по завещанию своих мужей.
Если у них были дети, они могли наследовать по завещанию посторонних лиц. Все это нарушало постановления закона Вокония, замечательно, однако, что полностью от духа этого закона не отказались. Например, закон Папия разрешал мужчине, имевшему ребенка, наследовать по завещанию постороннего лица все его имущество. Но женщине он предоставлял то же преимущество только в том случае, если она имела троих детей.
Надо заметить, что закон Папия предоставил женщинам, имеющим троих детей, право наследования только по завещаниям посторонних лиц, что же касается наследования после родственников, то он оставил в полной силе древние законы и закон Вокония. Но этот порядок не удержался.
Рим, доведенный до гибели скоплением в нем богатств всех народов, мало-помалу утратил прежние нравы, уж не было больше и речи об обуздании роскоши женщин. Авл Геллий, живший при Адриане, говорит, что его время закон Вокония был почти уничтожен: богатство римских граждан сделало его излишним. Из сентенций Павла, жившего при Нигере, и из фрагментов Ульпиана, современника Александра Севера, мы узнаем также, что сестры со стороны отца могли уже наследовать и что только для более отдаленных родственников существовали еще запрещения закона Вокония.
Древние законы Рима начали казаться суровыми. Преторы следовали лишь указаниям справедливости, умеренности и благоразумия.
Мы видели, что по древним римским законам матери не имели права наследовать после детей. Закон Вокония послужил новым основанием к устранению их от этого наследования. Но император Клавдий предоставил матери право наследовать после детей, как бы в виде утешения в понесенной утрате. Сенатское постановление Тертулиана, состоявшееся при Адриане, предоставило это право свободнорожденным женщинам, если они имели троих детей, и вольноотпущенным, если они имели их не менее четырех. Ясно, что это сенатское постановление было лишь расширением закона Папия, который на таком же условии предоставил женщинам право наследования по завещанию посторонних лиц. Наконец, Юстиниан дал им право наследования независимо от числа детей. Те же самые причины, которые привели к ограничению закона, служившего для женщины препятствием к наследованию, мало-помалу уничтожили и закон, стеснявший наследование для родственников по женской линии. Между тем эти законы вполне отвечали духу хорошей республики, в которой следует наблюдать, чтобы женщина не пользовалась с целью роскоши ни богатствами, которые имеет, ни расчетом на богатства, которые может получить. Наоборот, так как роскошь в монархиях делает брак обременительным и соединенным с большими расходами, необходимо привлекать к нему богатством, которое женщина может принести, и надеждою на богатства, которые она может впоследствии доставить. Поэтому, после того как в Риме утвердилась монархия, весь порядок наследования изменился. Преторы стали признавать наследниками родственников жены, если не было родственников со стороны мужа, тогда как по старым законам родственники жены никогда не наследовали. Сенатское определение Орфития разрешило детям наследование после матери, а императоры Валентиниан, Феодосии и Аркадий разрешили внукам со стороны дочери наследовать после деда. Наконец, император Юстиниан уничтожил последние следы древнего права наследования. Он установил три разряда наследников — нисходящий, восходящий и боковой — без всякого различия между мужчиной и женщиной, между родственниками по мужской и женской линии и отменил все различия, которые по этому предмету еще существовали. Он думал, что следует самой природе, уклоняясь от всего того, что он называл путаницей древней юриспруденции.