О г-не Паве и об его мнении, в рассуждении греческих женщин
правитьИз числа писателей истекшего столетия, г. Пав всех отважнее сбросил с себя узду, налагаемую на ученых строгою критикою и прилежною разборчивостью; совсем тем ни одного антиквария во Франции не читают так много и с такой охотою, как г-на Пава. Невозможно не удивляться этой надежной уверенности, этими смелыми ссылками, которыми он так хорошо умеет возбуждать внимание читателя, которому кажется, что г. Пав теперь только приехал из Афин и из Спарты. Он рассказывает вам о нравах тамошних жителей, об их политике, об искусствах, о домашних несогласиях, о частной жизни, — и рассказывает, как человек, который все видел своими глазами, имел случай разведать о всех происшествиях, о всех тайнах; говорит о делах важных и не важных, великих и малых, с какою-то особою свободностью, с видом нерадения, которое заставляет всему верить. Я долго, вместе с другими, благоговел перед сочинениями сего писателя, принятыми во Франции с таким отличием; но скоро должен был увериться, что господствующая в г-не Паве страсть — есть привязанность к ложным мнениям и охота рассказывать о вещах неслыханных.
Думаю, что г. Пав, судя по нравам греков и по их узаконениям политическим, имел основательные причины заключить о степени унижения прекрасного пола; но не знаю, для чего было нужно выдумывать странный парадокс о безобразии греческих женщин. Я видел этот парадокс снова появившимся в Монитере, где полагаются только на г-на Пава, который однако ж никаким свидетельством древних авторов не доказывает истины своего мнения; хочу объявить себя рыцарем греческих красавиц.
По словам г-на Пава, ничто не было в Греции столь редко, как прекрасная женщина. Появление красоты почиталось чудом. Тогда головы у всех начинали кружиться, тогда вся Греция была в движении… Этой-то редкости в красавицах должно приписывать все шалости, которым греки предавались; ибо — продолжает г. Пав — предположив весьма посредственное число обыкновенных красавиц природных, нельзя объяснить всеобщего восхищения при появлении прекрасной женщины.
Г-ну Паву для оправдания своего мнения, надлежало бы привести в свидетельство древних авторов, которые говорили о греческих женщинах, как о существах безобразных. По крайней мере, должно бы сослаться на общие показания, которыми можно было бы опровергнуть, например, Анакреона. Сей стихотворец говорил, что Ахайя есть жилище красоты. Но наш критик не ссылается ни на кого.
Мне кажется, по одному внушению общего смысла, можно объяснить восхищение греков при появлении красавицы тем, что греки одарены были страстями живыми и пылкими. Нет никакого другого доказательства. Руководствуясь образом суждения г-на Пава, надобно будет заключить, что где более восхищаются геройскими подвигами, там они реже.
Г. Пав думает, что одни прелестницы славились красотою в Греции… Не стану вычислять всех известных гречанок, которые пленяли прелестями, не быв прелестницами; умолчу и об Елене, которая также не быв прелестницею — по крайней мере по промыслу — славилась более всех славных; скажу только в коротких словах, что в Греции одним прелестницам было позволено свободно являться в обществе, следственно их только и хвалить было можно.
Далее говорит, что «славные красотою прелестницы были не гречанки, что они родились не в Аттике…». Откуда же они приезжали? Из островов Ионийских. А разве острова Ионийские были не греческие? Разве они были населены не греками? Разве Иония и острова были не аттические колонии?
Что должно думать о писателе, который с важностью говорит: «Ученые до сих пор полагали, что афинянки одевались в узкие платья, и сжимали тело свое самым мучительным образом для выпрямления стана». Кто же сии ученые? Это тайна, известная одному только г-ну Паву. Однако ж любопытно было бы узнать имена сих господ, которые, вопреки памятникам древности, изображают афинянок толстыми и нескладными.
В Афинах — если верить г-ну Паву — учреждено было судилище, которое имело обязанность смотреть за женскими нарядами, и налагать пени на гражданок, не умевших приятно одеваться. — Будем скромны; воздержимся от смеха. В Афинах в самом деле было судилище, составленное из двадцати членов, так называемых гинекономов, которые имели смотрение за благонравием женщин и, как вероятно, за пристойностью в нарядах; ибо она нераздельно сопряжена с благонравием. Каждому известно сие учреждение и Монтескье говорит точно то же. Но г-ну Паву кажется, что Монтескье ошибся; ему кажется, что кроме гинекономов еще были гинекокозмы, которые занимались только одним наблюдением за женскими нарядами. Кто знает сколько-нибудь по-гречески, тому известно, что разделение слов сих ни к чему не служит, и что оба оне имеют одно значение.
Все люди — то есть просвещенные — в Европе имеют одно общее понятие о красоте, равно как все одинакового мнения о Гомере; сим единомыслием обязаны статуям гречанок, столь обиженных природою. Голова Минервы, Юноны, Венеры, везде — от Стокгольма до Мальты, от Москвы до Дублина, до Филадельфии, если хотите — почитается образцом изящества, образцом, которому удивляются подражатели и любители прекрасной натуры, несмотря на местные отличия в каждой стране, в каждом народе, обитающем на столь обширной поверхности.
После этого, как можно думать, чтобы образцы красоты, которые сохранились до наших времен в статуях — в сих слабых подражаниях натуре — сделаны были в такой земле, в таком народе, где женщины лишены самого лучшего своего преимущества? Как думать, чтобы пол сей, которому натура, по словам Анакреона, определила красоту в дополнение всех даров своих, представлял греческим художникам отвратительные формы, стан перетянутый, наружность обезображенную дородностью, черты неприятные, прелести подделанные, и чтобы — какая нелепость! — среди таких женщин родились чудеса подражания красоте женской?
Эту задачу надлежало бы решить основательнее, если б она не была парадоксом, вышедшем из головы, наполненной мечтами; лучше пускай она останется в неизвестности, подобно всем странностям велемудрых софистов, прославившихся в конце истекшего века.
О г-не Паве и об его мнении, в разсуждении греческих женщин: (Из франц. журн.) // Вестн. Европы. — 1805. — Ч. 21, N 11. — С. 216-222.