В. В. Розанов
правитьО вознаграждении разных родов службы
правитьЗатронув вопрос о бюджете министерства народного просвещения, мы, конечно, руководились печальным положением как русского учителя (всех рангов), так и русского ученика, каковое положение довольно известно всякому. Из объяснений, вторично делаемых А. П. Иващенковым, бывшим в 1892—1901 гг. преемственно товарищем министра финансов и товарищем государственного контролера, мы не усматриваем существенной поправки к этому констатированному положению вещей, а частью видим даже яркое подтверждение его. Слова его: «Нельзя поднять сразу на ноги остановившееся в своем развитии дело: для этого нужен известный более или менее продолжительный срок», — сказанные в применении к ведомству народного просвещения, определяют историческое положение этого последнего, как «дело упавшее» и «скоро непоправимое». Трудно придумать более резкую характеристику целого нашего министерства, притом наиболее интимно дорогого для России, чем приведенная в этих решительных и, конечно, справедливых словах. «Дело — в ликвидации», говоря коммерческим языком, и только что только над ним не назначено «опекунства» или «администрации» сверх прежней и оказавшейся несостоятельною. Заведение своих школ министерством финансов, чуть не целого своего учебного ведомства, может быть, и следует рассматривать, как некоторую предварительную и осторожную форму «опеки над малоспособным» или «замещения малоспособного». Положение нашего учебного ведомства еще в недавние годы было действительно таково, что мы не станем тратить усилий на оспаривание оценки А. П. Иващенкова. Скажем только, что нужно было скорее открыть свободу критике словесной, критике печатной наших учебных дел, учебного нашего ведомства, нежели прибегать к этой, так сказать, бюджетно-финансовой критике, выражавшейся в прекращении отпусков на явно гнилое дело. Жалко было отпускать деньги на пресловутую русскую филологическую семинарию в Лейпциге: но нужно было прямо это сказать и закрыть семинарию, чем, имея в виду семинарию, отказывать в денежных пособиях полуголодным русским учителям, людям добрым и трудолюбивым, людям несчастным и забитым административною муштровкою и нищенскими окладами.
Критика окладов содержания наставников в министерстве народного просвещения занимает значительнейшую часть последнего письма А. П. Иващенкова. «Начальники отделений» в министерстве финансов и в государственном контроле, говорит он, получают с наградными к Рождеству и Пасхе 3700-3900 рублей, т. е. всего на 700—900 руб. более ординарного профессора. Но в чем разница ординарного и экстраординарного профессора и даже приват-доцента? Перед аудиторией, слушателями, да и перед лицом науки это решительно все одно, и деления эти: «приват-доцент», «экстраординарный», «ординарный» суть чисто словесные или словесно-служебные, вроде «коллежский советник» и «действ, стат. советник». Уже приват-доцентом может быть только ученый, сдавший экзамен на магистра определенной науки и представивший и защитивший диссертацию на эту ученую степень. За магистерским следует докторский экзамен и докторская диссертация, а между тем автор ее все еще остается экстраординарным профессором, а иногда даже и приват-доцентом с жалованьем в 2000 р. и в 1200 р., что определяется просто тем, что по штату при университете полагается определенное, ограниченное число ординарных профессоров и лишь смерть или выход в отставку «ординарного» передвигает на его место и к его окладу в 3000 руб. экстраординарного профессора, причем для этого не требуется ни нового экзамена, ни новой диссертации. Словом, это чисто служебное передвижение, аналогичное новому чину, а не передвижение ученое или учебное. Экстраординарный профессор и даже приват-доцент исполняют буквально все то же и совершенно так же, с теми же качествами, как и профессор ординарный, будучи, в зависимости от таланта, иногда даже лучше, ученее и полезнее его, и явно, что оклад 3000 рублей, если мы признаем его достаточным, должен быть окладом вообще преподавателю университета, т. е. 1) магистра наук, 2) читающего курс определенной науки слушателям высшего учебного заведения. Между тем этого-то элементарнейшего и справедливейшего вознаграждения за преподавание в университете и нет: до половины своей преподавательской деятельности, своей 25-летней службы, профессор почему-то получает то ничего (некоторые приват-доценты), то 900 р., то 1200 р., то 2000 р., и лишь последние годы службы получает 3000 рублей. Вот таких-то «начальников отделений» в министерстве финансов и в государственном контроле и не существует: а между тем это должности, для которых даже не требуется окончания курса в университете, а просто несколько служебно-технических умений. «Начальник отделения» с 3700-3900 р. в год не только получает более всякого ординарного профессора, т. е. «умелый» Иванов-Сидоров вознагражден «отечеством» более, нежели Буслаев, нежели Менделеев; но едва до половины этого «отделенческого» жалованья (3900 р.) достигает жалованье целой половины преподавателей университета, магистров науки, которые даже по уставу университета предполагаются «движущими науку вперед», т. е. государство само имеет об этих своих слушателях представление как о людях, не только овладевших всем необозримым материалом этой науки, на всех образованных языках, но и представление о них как о столь высокого и острого ума людях, что они могут нечто прибавить к всечеловеческой мудрости в данном отделе знаний! Вот отчего в Англии содержание профессора университета доходит до десяти и более тысяч рублей, что совершенно отвечает высокому представлению об их исключительных, для целой страны, знаниях и таланте. Да это так и есть: совокупность профессоров в стране выражает максимум умственного уровня, научного уровня самой страны. В них страна смотрится, как в свое духовное зеркало, и узнает ио их работам, по их всемирному блеску (или тусклости), чего она стоит на весах всемирной цивилизации. Это уже не то, что «начальники отделений», и даже не то, что вице-директора департаментов, где всякого Сидорова можно заменить каждым Ивановым. Всякий хорошо понимает, что ни Буслаева, ни Бредихина или Менделеева невозможно заменить, некем заменить; что это есть единственные и исключительные в стране лица. Вот отчего ссылка А. П. Иващенкова: «Ведь он получает всего на 700—900 руб. меньше, чем мой начальник отделения; на 3000 р. меньше, чем мой вице-директор; на 6000 р. меньше, чем директор» — весьма и весьма мало может успокоить Россию.
Далее г. Иващенков ссылается, что в добавление к казенному жалованью профессора получают гонорар со студентов за слушание лекций. Во-первых, эта прибавка едва ли насчитывает себе десять лет; во-вторых, она не задевает вовсе или задевает ничтожно преподавателей всех тех наук, слушание которых не представляется центральным на данном факультете. Конечно, профессор русского права или профессор физиологии получает несколько тысяч такого гонорара. Но как мало получает его уже профессор русской истории (малолюдный факультет) или профессор небесной механики!! А по трудности и тонкости эти науки не уступят никакой! Здесь мы имеем чистую несправедливость и несколько развращающий для науки принцип: побуждение выбирать хлебную кафедру, а не кафедру, интересную для ума и любезную сердцу. Далее он ссылается на частный заработок на стороне: трудно представить, какой же это заработок в Казани или в Харькове! Но если бы он и был, то, применительно опять же к чинам министерства финансов и государственного контроля, разве он дал бы столько, сколько «частная деятельность» означаемых чинов, в качестве члена комиссии, «члена от правительства» в каком-нибудь торгово-промышленном предприятии или в банке. Кстати, исчисляя вознаграждение «начальников отделений», А. П. Иващенков опустил или умолчал об одном: это именно постоянное их участие в смешанных комиссиях от министерства финансов, путей сообщения и государственного контроля, за каковое участие получается вознаграждение независимо от месячного жалованья и праздничных наград. За каждое заседание получается приблизительно 15 руб., и если взять два таковых в неделю, то это даст 120 руб. в месяц, т. е. месячное жалованье начинающего учителя гимназии, да и приват-доцента. Эти заседания комиссий происходят иногда даже в служебные часы, т. е. не требуют особого для себя времени. Если он примет во внимание, что преподаватели гимназий и университета ничего не получают за вечернее участие в «советах», что учителя гимназий стесняются брать себе и всегда жертвуют «в пользу бедных учеников» гонорар за экзамены чиновников на получение классного чина и что 120 р. в год (в год!!) учителя гимназий получают за исправление ученических тетрадей, труд буквально адский и ежедневный, отнимающий у них все вечернее время, лишающий их всякого физического и умственного отдыха, то картина выйдет печальною до мучительства и глубоко несправедливою, — несправедливой до оскорбительности, если ее сопоставить с картиною труда и вознаграждения в наших благополучных ведомствах, которые звенят металлом и пересыпают бумажками, все получая со страны и все распределяя по своему усмотрению, — «по благоусмотрению», не всегда внимательному к труду своих соседей, людей одаренных и много учившихся.
Наконец, отметим возражение А. П. Иващенкова, что министерство народного просвещения невозможно было двинуть энергично вперед хотя бы по недостатку учителей, каковой недостаток, так сказать, запретительно мешал открытию новых учебных заведений. Нам ли говорить и слушать это, когда параллельно во многих органах печати раздавались крики о «перепроизводстве интеллигенции», которая выучилась в университете и слоняется без дела, т. е. попросту не получила себе штатного определения хотя бы в том же министерстве народного просвещения?! Наконец, запустение историко-филологических факультетов, где слушатели на некоторых курсах исчислялись не только не сотнями, но даже и не десятками, а единицами, имеет опять краткое для себя объяснение в том, что сверх «хочется учиться» есть еще и «надо кормиться», а окончив курс на этом факультете, решительно нельзя было прокормиться, ибо гимназий новых не открывалось, или оне открывались чуть-чуть; и окончившим курс историкам, словесникам и филологам этого факультета оставалось или слоняться без места, или репетировать учеников гимназий, или определяться в те же богатые департаменты финансового и контрольного ведомств, где чиновников было больше, чем на иных факультетах студентов.
Впервые опубликовано: Новое время. 1903. 17 сентября. № 9891.