Балетъ есть подражательное представленіе какого-нибудь занимательнаго дѣйствія посредствомъ танцовъ. О похищеніи Елены епическій стихотворецъ разсказываеть; въ драмѣ то же самое произшествіе, съ принадлежащими къ нему рѣчами, представляется въ подражаніи; въ балетѣ главное дѣйствіе того же произшествія и принадлежащія къ нему страсти выражаются единственно игрою лица, и движеніемъ тѣла, съ помощію музыки. Почти вообще вошло въ обычай называть балетомъ всякіе танцы, показываемые на театрѣ; однакожъ Новеръ думалъ иначе, а Новеръ смотрѣлъ на искуства свое глазами философа. По его мнѣнію, всѣ танцы, въ которыхъ нѣтъ опредѣленнаго дѣйствія, нѣтъ завязки и развязки, понятныхъ для каждаго зрителя, гдѣ таковые танцы не заслуживаютъ названія балета[1].
Обыкновенные танцы должны быть единственно забавою только для тѣхъ людей, которые сами танцуютъ; но балету принадлежитъ отличное преимущество возбуждать въ зрителяхъ любопытство и участіе; слѣдственно онъ есть нѣчто весьма отличное отъ простыхъ танцовъ. Балетъ, какъ зрѣлище, долженъ имѣть всѣ нужныя къ тому принадлежности.
Многіе балеты, изъ числа представляемыхъ на театрахъ, совсѣмъ не заслуживаютъ мѣста между произведеніями изящнаго вкуса; здѣсь говорится о тѣхъ, въ которыхъ ничего нѣтъ обдуманнаго по правиламъ искусства. Являются лица странно одѣтыя; зритель видитъ бѣганье, коверканье, прыжки и тѣлодвиженія, изъ которыхъ ничего не понимаетъ, и не можетъ догадаться, что значитъ вся ета суматоха, показываемая иногда тотчасъ послѣ важнаго драматическаго представленія.
Сія часть представленій театральныхъ весьма удобно можетъ быть возведена на степень благороднѣй туго, и балетъ можетъ занимать значительное мѣсто между произведеніями изящнаго вкуса, ежели только балетмейстеры будутъ слѣдовать правиламъ Новера. Всѣ тѣ средства, которыми живописецъ производитъ желаемое дѣйствіе, находятся во власти балетмейстера. Живописецъ представляетъ зрителю сцены изъ жизни человѣческой, и производитъ въ немъ весьма сильное впечатлѣніе; тѣ же самыя сцены можетъ показать бальтмейстеръ, имѣя притомъ на своей сторонѣ многія выгоды въ разсужденіи быстрыхъ перемѣнъ и разнообразія.
Историческія картины служатъ доказательствомъ, что всякое занимательное дѣйствіе посредствомъ нѣмой игры можетъ произвести въ зрителѣ сильное впечатлѣніе; но картина представляетъ только одинъ моментъ дѣйствія, а въ балетѣ можно представить сряду нѣсколько такихъ моментовъ, одинъ послѣ другаго. Сверхъ того еще музыка, обыкновенно сопровождающая дѣйствіе въ балетѣ, увеличиваетъ впечатлѣнія и усиливаетъ участіе въ зрителѣ, замѣняя собою выгоды слова.
Но для чего же занимательное дѣйствіе представлять нѣмою игрою, когда словесная драма выражаетъ его съ большимъ совершенствомъ? не всякой ли захочетъ лучше смотрѣть дѣйствіе въ ближайшемъ подражаніи, нежели въ танцахъ? и слѣдственно къ чему служатъ балеты? Если бы не льзя было рѣшить сихъ возраженій; тогда, не надлежало бы уже причислять балетъ къ произведеніямъ искусствъ изящныхъ.
На всѣ предложенные вопросы можно отвѣтствовать удовлетворительно. Вопервыхъ, есть занимательныя дѣйствія, которыя для драмы недостаточны. Валерій Максимъ описываетъ одно произшествіе, случившееся со старшимъ Сципіономъ (Африканскимъ), а именно когда посѣтили его въ сельскомъ домѣ разбойники. Читая сей анекдотѣ, кто не захотѣлъ бы видѣть на театрѣ сановитаго Сципіона, важностію своею даже въ разбойникахъ возбудившаго чувство благоговѣнія[2]? Сіе дѣйствіе по краткости своей негодится для драмы, а для балета сіе очень достаточно; и такихъ дѣйствій много можно найти въ исторіи.
Во вторыхъ, есть чувства и страсти, которыя были бы не у мѣста въ представленіи большаго дѣйствія, гдѣ многія принадлежности развлекаютъ вниманіе зрителя, и которыя большее производятъ впечатлѣніе, когда представляемы бываютъ отдѣльно. Кому было бы не пріятно смотрѣть на героя въ ту минуту, когда онъ, отвративъ грозившую цѣлому народу опасность, возвращается къ своимъ согражданамъ, встрѣчающимъ его со изъявленіемъ чувствованій радости, благодаренія, почтенія, достойно имъ заслуженныхъ? Такія произшествія всего удобнѣе и приличнѣе можно представлять въ подражаніи посредствомъ театральныхъ танцовъ; но къ тому требуется нѣчто болѣе нежели быстрые прыжки и затѣйливыя коверканья.
Признаться должно, что при нынѣшнихъ обычаяхъ, когда общенародныя празднества не принадлежатъ къ дѣяніямъ гражданскимъ, законами предписываемымъ, таковыя представленія почти неудобоисполнительны. Нынѣшнія зрѣлища мало имѣютъ отношеній къ народнымъ обычаямъ и произшествіямъ современнымъ. Однакожь отчаеваться не должно, что можетъ быть, возникнутъ особеннымъ умомъ одаренные люди, которые, по крайней мѣрѣ при извѣстныхъ случаяхъ, дадутъ зрѣлищамъ направленіе къ цѣди важнѣйшей и болѣе полезной.
Въ семнадцатомъ вѣкѣ, при нѣкоторыхъ дворахъ въ Европѣ извѣстны уже были театральныя представленія подъ названіемъ балетовъ; они состояли изъ танцовъ съ пѣніемъ и словами. Въ речитативѣ объявляемо было зрителямъ все то, что знать имъ надлежало для разумѣнія представляемаго дѣйствія, и танцы перерываемы были аріями. По разнымъ дошедшимъ до насъ извѣстіямъ о балетахъ у древнихъ Грековъ можно догадываться, что въ старину было ихъ два рода: одни показываемы были какъ особое зрѣлище, а другіе принадлежали къ драматическимъ представленіямъ и составляли часть оныхъ. Балеты у древнихъ были вообще характерные, и заключали въ себѣ или изображеніе народныхъ обычаевъ, или подражательное представленіе историческихъ произшествій.
Говоря о балетъ, не льзя не упомянуть о пантомимѣ. У Римлянъ симъ словомъ (pantomimus), взятымъ съ Греческаго языка, назывался актеръ, которой дѣйствовалъ безъ словъ однѣми только тѣлодвиженіями. И теперь драматическое дѣйствіе въ балетѣ называется пантомимою; ибо слово балетъ собственно относится только къ танцамъ. Подъ пантомимою также разумѣютъ нѣмую игру актера во всякой драмѣ. Желающіе имѣть понятіе о древнихъ пантомимахъ, которые начались, кажется, при Августѣ и которыя любимы были Римлянами даже до бѣшенства, могутъ читать Лукіаново сочиненіе о танцахъ и собранныя аббатомъ дю Бо разныя любопытныя о томѣ извѣстія[3]. У насъ балеты, содержащіе въ себѣ представленіе какого-нибудь дѣйствія или произшествія, по справедливости называются пантомимическими, для отличія отъ тѣхъ, въ которыхъ ничего нѣтъ кромѣ прыжковъ и бѣганья по театру; въ прочемъ для сихъ послѣднихъ принято съ Французскаго языка слово диверттссеманъ, которое значитъ забаву или увеселеніе. Т.
[Новер Ж. Ж.] О балете / Из Lettres sur la Dance [Ж.Новерра]; [Пер.] Т. [М. Т. Каченовского] // Вестн. Европы. — 1811. — Ч. 55, N 2. — С. 120-127.
- ↑ Tout ballet qui ne me tracera pas avec netteté et fans embarras l’action, qu’il represente; dont jene pourrai deviner l’intrigue: tout ballet, dont je ne sentirai pas le plan, et qui ne m’offrira pas une exposition, un noeud, un denouement, ne sera plus qu’un fimple divertissement de dance. Lettres sur la Dance.
- ↑ Valer. Max. L. II. с. 10. Haec postquam domestici Scipioni retulerunt, fores reserari eosque intromitti jussit: qui portes januae tamquam aliquam religiossimam aram, fanctumque templum venerati, tupide Scipionis dextram apprehenderunt; ac diu deosculati, positis ante vestibulum donis, quae Deorum imniortalium numini consecrari folent, lacti, quod Scipioneni vidisse contigisset, ad lares revertunt. Hostis iram admiratione fui placavit; spcctaculo praesentiae suae, latronum geftientes oculos obflupefecit.
- ↑ Въ его Reflexions sur la poésie et la peinture.