М. Горький и А. Чехов. Переписка. Статьи высказывания
М., ГИХЛ, 1951
Подготовка текста и комментарии Н. И. Гитович.
Вступительная статья И. В. Сергиевского
Высказывания Чехова о Горьком извлечены из писем Чехова, опубликованных в Полном собрании сочинений и писем А. П. Чехова, Гослитиздат, М. 1944—1950 (Письма 1899—1900 гг. в т. XVIII (VI); 1901—1902 гг. в т. XIX (VII); 1903—1904 гг. в т. XX (VIII), а также из мемуарных источников.
Читаете ли Вы беллетриста Горького? Это несомненный талант. Если не читали, то потребуйте его сборники и прочтите для первого знакомства два рассказа: «В степи» и «На плотах». Рассказ «В степи» сделан образцово, это тузовая вещь, как говорит Стасов.
Прочтите Горького «В степи» и «На плотах». По-видимому, это большой талант, грубый, рудиментарный, но все же большой. Если нет времени, то прочтите только «В степи»…
Нравится ли вам Горький? Горький, по-моему, настоящий талант, кисти и краски у него настоящие, но какой-то невыдержанный, залихватский талант. У него «В степи» великолепная вещь.
Горький мне нравится, но в последнее время он стал писать чепуху, чепуху возмутительную, так что я скоро брошу его читать.
Сегодня приедут Миролюбов и Горький, начинается съезд, а я, вероятно, через 2—2½ недели укачу отсюда на север, поближе к Вам.
В Ялте Горький. По внешности это босяк, но внутри это довольно изящный человек — и я очень рад. Хочу знакомить его с женщинами, находя это полезным для него, но он топорщится.
У меня здесь бывает беллетрист М. Горький, и мы говорим о Вас часто. Он простой человек, бродяга, и книги впервые стал читать, будучи уже взрослым — и точно родился во второй раз, теперь с жадностью читает все, что печатается, читает без предубеждений, душевно.
Простите, я, не испросив предварительно позволения, послал пьесу беллетристу Горькому. Он прочтет и вышлет Вам.
Беллетрист Горький, в аккуратности которого Вы сомневаетесь, советует напечатать пьесу в «Жизни». Что Вы об этом думаете? Если согласны, то пошлите пьесу в редакцию «Жизни» на имя В. А. Поссе.
Где Максим Горький?
В Ялте ждут Горького.
В своем письме Вы упоминаете о Горьком, вот кстати: как нравится Вам Горький? Мне не все нравится, что он пишет, но есть вещи, которые очень, очень нравятся, и для меня не подлежит сомнению, что Горький сделан из того теста, из которого делаются художники. Он настоящий. Человек он хороший, умный, думающий и вдумчивый, но на нем и в нем много ненужного груза, напр., его провинциализм.
Горький очень талантлив и очень симпатичен, как человек.
«Фома Гордеев» да еще в превосходном переплете это ценный, трогательный подарок; благодарю Вас от всей души. Тысячу раз благодарю! Я читал «Фому» только урывками, теперь же прочту, как следует. Печатать Горького урывками и по частям нельзя; или он должен писать короче, или же Вы должны помещать его целиком, как это «Вестник Европы» делает с Боборыкиным. Кстати сказать, «Фома» имеет успех, но только у умных, начитанных людей, у молодых также. Я раз подслушал в саду беседу одной дамы (петербургской) с дочерью: мать бранила, дочь хвалила.
Что Вы думаете о Горьком? Это очень талантливый человек. Сужу так не по «Фоме Гордееве», а по небольшим повестям, например «В степи», «Мой спутник».
Многоуважаемый Владимир Александрович, Горький сообщил мне, что он и Вы собираетесь в Ялту: когда Вы приедете? У Горького семь пятниц на неделе, он то и дело меняет свои решения. Пожалуйста, напишите Вы, в самом ли деле Вы приедете, когда приедете и проч. и проч.
…"Фома Гордеев" написан однотонно, как диссертация. Все действующие лица говорят одинаково; и способ мыслить у них одинаковый.
Все говорят не просто, а нарочно; у всех какая-то задняя мысль; что-то не договаривают, как будто что-то знают; на самом деле они ничего не знают, а это у них такой faèon de parler[1] — говорить и не договаривать.
Места в «Фоме» есть чудесные. Из Горького выйдет большущий писателище, если только он не утомится, не охладеет, не обленится.
Тут Горький. Он очень хвалит Вас и Ваш театр. Я познакомлю Вас с ним.
Приехал между прочим Горький, человек очень интересный и приятный во всех смыслах.
М. Горького я видел вчера и передал ему Ваше приглашение работать в «Ниве» и дал ему прочесть Ваше письмо. Он поручил мне благодарить Вас и пообещал выслать Вам рассказ при первой возможности.
Пишет Горький пьесу, или не пишет?
Если Горький в Москве, то скажи ему, что я послал в Нижний-Новгород письмо его милости.
Из газет узнал, что у вас начинаются спектакли 20 сентября и что будто Горький написал пьесу («Мещане»). Смотри же, напиши непременно, как у вас сойдет «Снегурочка», напиши, какова пьеса Горького, если он в самом деле написал ее. Этот человек мне весьма и весьма симпатичен и то, что о нем пишут в газетах, даже чепуха разная, меня радует и интересует.
Я в Москве, и неизвестно, когда я выберусь отсюда. Погода порядочная, но не больше 3 градусов, тихо. Здесь Горький. Я и он почти каждый день бываем в Художественном театре, бываем, можно сказать, со скандалом, так как публика устраивает нам овации, точно сербским добровольцам. Завтра оба идем к Васнецову. И так далее и так далее — словом сказать, я еще не садился работать, а когда сяду, неизвестно.
То, что пишется в «Новом времени» о Горьком и обо мне, неверно, хотя и пишется очевидцами. Пишут, что Горький обращался к публике с какими-то словами; ничего подобного при мне не было.
Будьте добры, вспомните, что я одинок, что я в пустыне, сжальтесь, и напишите; во-первых, что нового в цивилизованном мире; во-вторых, где теперь Горький, куда ему писать и, в-третьих, не думаете ли Вы приехать в Читу отдохнуть.
Рассказ пришлю непременно.
«Трое» Горького в январс[кой] книжке мне чрезвычайно понравились по тону письма. Девки неверны, таких нет, и разговоров таких никогда не бывает, но вcе же приятно читать. В декабрьc[кой] книжке мне не так понравилось, чувствовалось напряжение. И напрасно Горький с таким серьезным лицом творит (не пишет, а именно творит), надо бы полегче, немножечко бы свысока.
Горький, как пишут, арестован в Нижнем.
Горький не выслан, а арестован; держат его в Нижнем. Поссе тоже арестован.
Горький здоров. Его выпустили.
Горького выпустили, он на свободе, здоров.
Горький уже выпущен дня 4 назад; он весел и здоров, под домашним арестом будет не больше 10 дней. Я видел доктора, который его освидетельствовал, и Миролюбова, который ездил в Нижний хлопотать у Святополк-Мирского; и сведения от обоих получил весьма успокоительные.
Вот адрес Горького: Алексей Максимович Пешков, Н.-Новг[ород], Канатная, д. Лемке. Ему я напишу сегодня же, так что он будет поджидать Вас, если только не уедет.
Милый друг Виктор Александрович, Горький в настоящее время находится в Нижнем-Новгороде (Канатная, д. Лемке); скоро, быть может, он приедет в Ялту, но, вероятно, не раньше сентября.
Горький писал мне, что приедет в Ялту.
Сегодня я написал Горькому, а вчера получил от него письмо, в котором он сообщает об Арзамасе и о том, что он собирается на зиму в Ялту, о чем уже подал прошение. Он, между прочим, кончает пьесу и обещает прислать ее в Москву к концу сентября. На здоровье не жалуется. Вероятно, в скором времени я еще получу от него письмо и тогда напишу Вам.
Горький в Нижнем, здоров. Он прислал для Художеств[енного] театра пьесу [«Мещане»]. Нового в этой пьесе нет ничего, но это хорошая пьеса.
Скоро Горький будет проездом в Москве. Он писал мне, что 10 ноября выедет из Нижнего. Твою роль в пьесе [«Мещане»] он обещает изменить, т. е. сделать ее шире, вообще обещает не мало, чему я рад весьма, так как верю, что пьеса от его переделок станет не хуже, а много лучше, полней.
Здесь ждут Горького. Вчера Софья Петровна [Средина] искала для него квартиру, но не нашла. Вероятно, Г[орький] будет жить недалеко от Гаспры, где Толстой.
А в этом театре стоит побывать. «Михаил Крамер» [Гауптмана] идет очень хорошо, мои «Три сестры» идут чудесно. Скоро пойдет пьеса Горького [«Мещаие»].
Если Горький в Москве, то поклонись ему. Скажи, что я жду его.
По телефону сообщили только что, что приехал Горький. Жду его к себе.
А. М. [Горький] здесь, здоров. Ночует он у меня, и у меня прописан. Сегодня был становой.
…А. М. не изменился, все такой же порядочный и интеллигентный, и добрый. Одно только в нем, или вернее, на нем не складно — это его рубаха. Не могу к ней привыкнуть, как к камергерскому мундиру.
Сейчас становой спрашивал в телефон, где Горький.
Горький такой же, как и был, такой же хороший, даже как будто лучше. Он простяк большой. Жил в Ялте, теперь переехал в Олеиз, нанял там дачу на всю зиму.
…скажи Немировичу, чтобы он поскорее прислал Горькому IV акт его пьесы [«Мещане»]. Скажи, что это необходимо.
…Горький устроился в Олеизе, был у меня: по-видимому, ему скучно. Занялся бы пьесой, да пьесы нет. Немирович не шлет.
Ты спрашиваешь, был ли я у Толстого после приезда из Москвы. Да, бывал. Недавно ездил с Горьким и Бальмонтом, о чем, кажется, писал уже тебе. Будь погода получше, я ездил бы к нему чаще.
Пьеса Немировича [«В мечтах»] будет иметь успех. Не падайте духом. Только следовало бы одновременно репетировать и «Мещан», а то после Рождества нечего вам будет играть, кроме Немировича.
Вчера у меня был Горький. Он здоров, собирается написать еще одну пьесу. Живет он в Олеизе, где нанял дачу.
Сегодня получил из Америки «Foma Gordeyew» (dedicated to Anton P. Chekhov)[2] — толстая книга в переплете.
Сегодня буду в Олеизе у Горького.
Вчера я был у Алексея Максимовича; дача у него на хорошем месте, на берегу моря, но в доме суета сует, дети, старухи, обстановка не писательская.
Читал конец «Троих», повести Горького. Что-то удивительно дикое. Если бы написал это не Горький, то никто бы читать не стал. Так мне кажется, по крайней мере.
Читал последний акт «Мещан». Читал и не понял. Два раза (засмеялся, ибо было смешно. Конец мне понравился, только это конец не последнего, а первого или второго акта. Для последнего же нужно бы придумать что-нибудь другое.
Твоя роль [Елены] в последнем акте ничтожна.
Толстой был болен, жил в Ялте, у дочери. Горький вчера был у меня. Теперь оба они у себя.
В Олеизе проживает Горький.
Пишет [В. Немирович-Данченко] еще, что пойдет пьеса Горького [«Мещане»].
Горький в Олеизе; тоже пока незаметно, чтобы он скучал. Его адрес почтовый тоже Кореиз.
Когда начнете репетировать «Мещан»? Четвертый акт и мне не нравится. Его нужно сделать первым, а третий четвертым, тогда выйдет равновесие.
Мне сегодня выходить нельзя, так как на мне две мушки. Вечером я их сниму и завтра уже выйду, поеду, быть может, к Толстому и Горькому.
Будут ли в этом сезоне ставить пьесу Горького?
Будете ставить «Мещан»? Когда? В этом сезоне или в будущем?
Горький в мрачном настроении, нездоров по-видимому. Сегодня придет ночевать.
…Горький был у меня, я отдал ему телеграмму, которая оказалась Вашею, потом долго мы говорили об его пьесе… Говорили о распределении ролей, которое прислал ему Немирович. Мне кажется, что Нил — это Ваша роль, что это чудесная роль, лучшая мужская роль во всей пьесе. А Тетерев, говорящий подолгу все одно и то же, мне кажется, не захватит Вас. Он не живое, сочиненное лицо. Впрочем, быть может, и ошибаюсь.
Мне кажется, что вы, актеры, не поняли «Мещан». Лужскому нельзя играть Нила; это роль главная, героическая, она совсем по таланту Станиславского. Тетерев же — роль, из которой трудно сделать что-нибудь для четырех актов. Во всех актах Тет[ерев] один и тот же и говорит все одно и то же, и к тому же это лицо не живое, а сочиненное…
Ведь в конце января тебя не пустят! Пьеса Горького, то да се. Такая уж, значит, моя планида.
Как, однако, вы возитесь с «Мещанами». Надо спешить, а то скоро сезон кончится. Лужский будет играть неважно отца. Это не его роль. А Судьбинин совсем изгадит Нила, роль центральную. Вероятно, мужские роли хлопнутся, пьеса выедет на женских.
Как идут репетиции «Мещан»? Выходит пьеса?
Адрес Максима Горького: «Кореиз, Таврическ. губ., Алексею Максимовичу Пешкову». Он, т. е. Горький, бывает у меня, будет вероятно скоро, дня через 3—4, и тогда я спрошу его насчет «М. Г-ого», и если это был он, то напишу Вам.
Нового у нас ничего нет. Л. Н. по-прежнему чувствует себя то очень хорошо, бодро, то киснет. Горький здоров.
Пока все обстоит благополучно.
…насколько можно понять из твоих последних писем, ты в Ялту теперь не приедешь. Идет «В мечтах» [Вл. И. Немировича-Данченко], репетируются «Мещане».
Пиши подробней о пьесе Горького. Он был у меня сегодня, и прочесть ему я ничего не мог.
Получил письмо от Константина Сергеевича [Станиславского]. Пишет много и мило. Намекает на то, что пьеса Горького, быть может, не пойдет в этом сезоне.
…Кстати сказать, Горький собирается засесть за новую пьесу, пьесу из жизни ночлежников, хотя я и советую ему подождать этак годик-другой, не спешить. Писатель должен много писать, но не должен спешить.
…Когда я читал «Мещан», то роль Нила казалась мне центральной. Это не мужик, не мастеровой, а новый человек, обинтеллигентившийся рабочий. В пьесе он не дописан, как мне кажется, дописать его нетрудно и недолго, и жаль, ужасно жаль, что Горький лишен возможности бывать на репетициях.
Кстати сказать, четвертый акт сделан плохо (кроме конца) я, так как Горький лишен возможности бывать на репетициях, то непоправимо плохо.
Что за гадость наша мелкая пресса! Каждый день пишут обо мне, о Горьком — и ни слова правды. Противно.
…Вы репетируете только 2-й акт «Мещан», а теперь уже конец января, очевидно пьеса не пойдет в этом сезоне. Или успеете? Горький садится писать новую пьесу, как я уже докладывал тебе, а Чехов еще не садился.
Что касается Горького, то он чувствует себя недурно, живет бодро, только скучает и собирается засесть за новую пьесу, сюжет которой у него уже есть. Насколько я могу понять, лет через пять он будет писать превосходные пьесы; теперь же он все как будто ищет.
Живет Толстой в Гаспре, в 10 верстах от Ялты; ниже, в Олеизе, живет Горький, находящийся ныне под надзором полиции, под гласным надзором.
Зачем вы играете пьесу Горького на о? Что вы делаете?!! Это такая же подлость, как то, что Дарский говорил с еврейским акцентом в Шейлоке. В «Мещанах» все говорят, как мы с тобой.
Екатерина Павловна [Пешкова], кажется, уехала в Москву. Если не будет спектакля, то она увидит по крайней мере репетицию, будет иметь понятие.
Был Горький, говорил, что «Мещане» не пойдут в Москве в этом сезоне, пойдут в Петербурге.
Новостей литературных нет никаких. Л. Н. Толстой выздоравливает. М. Горький здравствует, оба, кажется, ничего не пишут теперь. Пьеса Горького «Мещане» пойдет в Петербурге, на второй неделе поста.
Фотографии Толстого, те самые, которые я посылаю, получены мною от М. Горького, который посылал в Нижний-Новгород имеющиеся у нас маленькие фотографии для переснимка. Они не распространены, их нигде нет, и хорошо бы, если бы не упоминалось о них в «Приазовском крае» и в «Таг[анрогском] вестнике». Снимала гр. С. А. Толстая.
…Кстати о фотографиях. В прошлом году я снимался с М. Горьким — на одной фотографии. Не помню, прислал ли я в библиотеку.
Ты полагала, что Горький откажется от почетного академика? Откуда ты это взяла? Напротив, по-видимому, он был рад.
Сегодня в газетах любопытная телеграмма насчет Горького.
Как идет IV акт «Метан»? Ты довольна? Напиши мне…
Сегодня я получил письмо от одного ординарного академика [Н. П. Кондакова] такого содержания: «Вчера было особое заседание (вчера — 11 марта) разряда изящ[ной] словесности, опять в Мраморном дворце, посвященное тому же инциденту с Максимом Горьким. Прочли высочайший выговор, изложенный в словах, что государь „глубоко огорчен“ выборам и что мин[истерство] нар[одного] просв[ещения] предлагает отныне представлять всех кандидатов на усмотрение его и министерства] внутренних] дел».
М. Горький, кстати сказать, проживает в настоящее время в Олеязе, сегодня был у меня.
Получил телеграмму насчет «Мещан». Теперь буду ждать подробностей от тебя.
Пьеса Горького имела успех? Молодцы!!!
Толстому передавать заявление я не стану. Когда я заговорил с ним о Горьком и об академии, то он проговорил: «Я не считаю себя академиком» — и уткнулся в книгу. Горькому один экземпляр передал, письмо Ваше прочел ему. Мне почему-то кажется, что 25 мая собрания в академии не будет, так как в начале мая все академики уже разъедутся. Мне кажется также, что Горького во второй раз не выберут, ему накладут черняков. Мне бы ужасно хотелось повидаться с Вами, поговорить. Не приедете ли вы в Ялту?
…Обращаюсь к Вам с большой и очень скучной просьбой. Максим Горький послал в «Мир божий» «Историю одного поручения» — повесть Петрова. Будьте добры, напишите мне, принята ли эта повесть, будет ли она напечатана. У меня сегодня был автор (земский врач) и просил навести справки. Петров не новичок в литературе, он печатался уже.
В декабре прошлого года я получил извещение об избрании А. М. Пешкова в почетные академики. А. М. Пешков тогда находился в Крыму, я не замедлил повидаться с ним, первый принес ему известие об избрании и первый поздравил его. Затем немного погодя в газетах было напечатано, что ввиду привлечения Пешкова к дознанию по 1035 ст[атье] выборы признаются недействительными; при этом было точно указано, что извещение исходит от Академии наук, а так как я состою почетным академиком, то это извещение исходило и от меня. Я поздравлял сердечно, и я же признал выборы недействительными — такое противоречие не укладывается в моем сознании, примирить с ним свою совесть я не мог. Знакомство же с 1035 ст. ничего не объяснило мне. И после долгого размышления я мог притти только к одному решению, крайне для меня тяжелому и прискорбному, а именно, почтительнейше просить Вас ходатайствовать о сложении с меня звания почетного академика.
…зашел разговор о литературе…
Я заметил, что Горький лопал в жилку, угадал настроение.
— Нет, — ответил Чехов, — он создал настроение, он вызвал интерес к новым типам.
…Если увидишь Горького на репетиции, то поздравь его и скажи — только ему одному — что я уже не академик, что мною послано в Академию заявление. Но только ему одному, больше никому.
Приходил почитатель Немировича — Фомин, читающий публичные лекции на тему: «Три сестры» и «Трое» (Чехов и Горький), честный и чистый, но, по-видимому, недалекий господинчик.
Скажи Горькому, что я скоро приеду в Москву, чтобы он был на первых представлениях. Я ведь еще не видел «Мещан», не видел «В мечтах» [Вл. И. Немировича-Данченко].
Вчера были у меня Суворин, Меньшиков, Пешков; вообще народа всякого у меня бывает тьма-тьмущая.
«На дне» — пьеса хорошая; она, как говорят, измарана цензурой, но все-таки пойдет, и скоро начнутся правильные репетиции, к тому же есть надежда, что цензор сменит гнев на милость, и кое-что возвратит пьесе.
Горький был у меня, но очень недолго. Теперь он уехал в Петербург, через 1—2 недели вернется.
Надеюсь, что вы скоро увидите «На дне» в Художественном театре и напишете мне, как и что — об этом убедительно прошу.
Я знаю, что была на бенефис Шаляпина ложа Горького, о ложе же литераторов я ничего не слышал и, как бы там ни было, на бенефис этот я не пошел бы.
…сегодня получил от Алексеева телеграмму такого содержания: «Пьеса Горького и театр имели большой успех. Ольга Леонардовна прошла для тонкой публики первым номером».
Я еще не имею сведений насчет «На дне», но знаю, что пьеса идет чудесно.
…Сегодня пришли газеты с «На дне», я теперь вижу, какой громадный успех имел ваш театр. Значит, наверное можно сказать, до конца сезона вы продержитесь с хорошими сборами и в отличном настроении,
…Опиши ужин после «На дне», что вы там съели и выпили на 800 р. Все опиши возможно подробнее.
Сегодня пришло известие: пьеса Горького «На дне» имела громадный успех, играли чудесно.
Милый Александр Леонидович, честь имею поздравить Вас с праздником, с наступающим новым годом и с успехом пьесы «На дне». Видите, значит напрасно Вы вешали нос на квинту, все обстоит благополучно и театр стоит на той же высоте, на какой и был, даже еще более заметной.
Я получил очень хорошее письмо от Куркина насчет горьковской пьесы, такое хорошее, что думаю послать копию А. М. [Горькому]. Из всего того, что я читал о пьесе, это лучшее. Сплошной восторг, конечно, и много любопытных замечаний. Тебя хвалили в газетах, значит ты не переборщила, играла хорошо. Если бы я был в Москве, то непременно бы, во что бы то ни стало пошел бы в Эрмитаж после пьесы и сидел бы там до утра и подрался бы с Барановым.
Дорогой Петр Иванович, Ваше чудесное письмо получил и, простите, распорядился снять с него копию, чтобы послать А. М-чу. Большое Вам спасибо! Успех этот как нельзя кстати, и теперь наш театр может не беспокоиться и почивать на лаврах, по крайней мере до будущего сезона.
Писал ли я тебе, что от Куркина получил превосходную рецензию «На дне»; снял копию и послал А. М. [Горькому].
…Помнится, я заговорил с нам о Максиме Горьком, с которым он находился тогда в близких отношениях. У всех еще был в памяти наделавший много шуму инцидент в Художественном театре, когда Горький, мирно беседовавший с Чеховым в одном из антрактов за стаканом чаю, вдруг обратился к обступившей их столик любопытствующей публике с чрезвычайно резкой фразой: «Чего вы глазеете? Я ведь не балерина и не утопленник» и т. д.
— Неужели все это так происходило, как писалось в газетах? — спросил я Чехова.
— Ах, ничего подобного! — отвечал он с досадой и поморщился. — Это же все страшное репортерское лганье… Послушайте, да разве мог Горький так поступить? Никогда! Он слишком умен для этого…
И Чехов, несколько волнуясь, стал мне рассказывать, как «инцидент» происходил в действительности. Оказывается, что Горький не говорил публике никаких резкостей и лишь попросил, чтоб ему дали возможность спокойно беседовать с Антоном Павловичем без свидетелей.
Когда увидишь Горького, то поблагодари его от моего имени, что во 2-м акте его пьесы тебе нечего делать и что ты поэтому имеешь время писать мне письма.
Мне кажется, что если я теперь напишу Марксу, то он согласится возвратить мне мои сочинения в 1904 г., 1 января, за 75 000. Но ведь мои сочинения уже опошлены «Нивой», как товар, и не стоят этих денег, по крайней мере не будут стоить еще лет десять, пока не сгниют премии «Нивы» за 1903 г. Увидишься с Горьким, поговори с ним, он согласится. А Грузенбергу я не верю, да как-то не литературно прицепиться вдруг к ошибке, или к недосмотру Маркса и, воспользовавшись, повернуть дело «юридически».
…Максим Горький человек добрейший, мягкий, деликатнейший и во всяком случае не такой уж мелкий, чтобы сердиться на Вас из-за чистейшего пустяка. Это подсказал Вам не Л. Андреев, а Ваша мнительность, уверяю Вас.
С фирмой «Знание» я почти не знаком, или, другими словами, не знаком настолько, чтобы пообещать Вам там что-либо определенное. 1 марта я буду в Москве, тогда увидимся и вместе повидаем М. Горького и поговорим с ним…
Первую книжку «Мира божьего» мне принесли из женской гимназии… Ваша статья о горьковской пьесе мне очень понравилась. Тон превосходный. Пьесы я не видел, знаю ее совсем мало, но, прочитав Вашу статью, я понял, что это превосходная пьеса и что не иметь успеха она не могла.
Получаю газету «Гражданин»; в последнем номере Горький именуется неврастеником и успех пьесы объясняется неврастенией. Вот уж от кого даже не пахнет неврастенией. Горькому после успеха придется выдержать или выдерживать в течение долгого времени напор ненависти и зависти. Он начал с успехов — это не прощается на сем свете.
Это тебе клочок из «Гражданина». Скажи И. А. Тихомирову, что в «Гражданине» № 4 есть большая статья о пьесе Горького «На дне». Пусть вырежет и наклеят у себя.
Скажи Пятницкому, чтобы он прислал мне свои новые издания, между прочим «На дне» Горького.
Понравились ли Ксении и Маше «Мещане»? Что они говорят?
Отчего «На дне» не разрешили в Петербурге? Ты не знаешь? А Вашему театру разрешат, если вы поедете? Ведь в «На дне» нет ничего вредного в каком бы то ни было смысле. Даже в «Гражданине» похвалили. А вот Суворинский «Вопрос» идет в Петербурге, с Савиной и с большим успехом. Нечего сказать, милый городок!
А позволят ли вам «На дне»? Мне кажется, что цензура объявила Горькому войну не на живот, а на смерть, и не из страха, а просто из ненависти к нему. Ведь Зверев, начальник цензуры, рассчитывал на неуспех, о чем и говорил Немировичу, а тут вдруг шум, да еще какой!
Говорят, «На дне» уже вышло. Надо будет зайти к Синани купить, хотя пьесы в чтении меня никогда не удовлетворяют. Во мне нет актерского понимания, я не умею читать их. Но все-таки интересно было бы прочесть «На дне».
Получил две пачки открытых писем — снимков с «Мещан» и «На дне». Дуся, поблагодари Станиславского.
Читала фельетон Буренина насчет «На дне»? Я думал, что он начнет царапать ваш театр, но бог миловал, очевидно имеет в виду (это быть может!) поставить у вас пьесы, например «Бедного Гейнриха» (Г. Гауптмана) в своем переводе.
…Я согласен с тобой, о Горьком судить трудно, приходится разбираться в массе того, что пишется и говорится о нем. Пьесы его «На дне» я не видел и плохо знаком с ней, но уж таких рассказов, как, например, «Мой спутник» или «Челкаш», для меня достаточно, чтобы считать его писателем далеко не маленьким. «Фому Гордеева» и «Трое» читать нельзя, это плохие вещи, и «Мещане», по-моему, работа гимназическая, но ведь заслуга Горького не в том, что он понравился, а в том, что он первый в России и вообще в свете заговорил с презрением и отвращением о мещанстве, и заговорил именно как раз в то время, когда общество было подготовлено к протесту. И с христианской, и с экономической, и с какой хочешь точки зрения мещанство большое зло, оно, как плотина на реке, всегда служило только для застоя, и вот босяки, хотя и не изящны, хотя и пьяны, но все же надежное средство, по крайней мере оказалось таковым, и плотина, если и не прорвана, то дала сильную и опасную течь. Не знаю, понятно ли я выражаюсь. По-моему, будет время, когда произведения Горького забудут, но он сам едва ли будет забыт даже через тысячу лет. Так я думаю, или так мне кажется, и быть может, я и ошибаюсь.
Писал ли я, что открытые письма с «Мещанами» и «На дне» мною от Алексеева [Станиславского] уже получены? Если не написал, то имей сие в виду и поблагодари Алексеева, когда увидишь. Поняла?
Говорят, что Горький приезжает скоро в Ялту, что для него готовят квартиру у Алексина.
В Ялте переполох: все ждут приезда Горького…
Передай Тихомировой, которая сидит в конторе, что книга («На дне» Горького) посылается заказною бандеролью, а не посылкой, и что в посылки нельзя вкладывать писем. В каждой из трех полученных мною посылок было по письму.
Она [В. К. Харкеевич] умоляет меня, чтобы я упросил тебя — записать одну ложу бельэтажа на «На дне» и одну ложу на «Дядю Ваню», всего две ложи.
17 марта был на именинах у Алексея Максимовича. К нему приехала жена. Она и он говорят о тебе с восхищением; говорят, что за последние годы ты сильно шагнула вперед, играешь чудесно. Я, слушав, радовался, что у меня такая жена, и на ус себе мотал.
Про Горького я уже писал тебе: он был у меня, и я у него был. Здоровье его недурно.
Вы сердитесь и негодуете, дорогой Евгений Петрович, я знаю, но дело в том, что целую неделю я не видел Горького и все поджидал его. Сегодня я беседовал с ним обстоятельно, и он очень был удивлен, когда узнал, что он на Вас сердится. Я верю ему очень, он прекрасный человек, и мне кажется, что эта мнительность Ваша подсказала Вам, будто он что-то имеет против Вас. Засим относительно книги: он взял Ваш адрес и будет сам писать Вам. К изданию Вашей книги он отнесся, по-видимому, вполне доброжелательно, говорит только, что в настоящее время «Знание» очень и очень занято, так что, пожалуй, до осени не будут издавать Вас.
А пьеса [«Где тонко, там и рвется»] может пройти неинтересно: немножко длинна и интересна только как памятник былых времен. Хотя я и ошибаюсь, что весьма возможно. Ведь как пессимистически отнесся летом я к «На дне», а какой успех! Не судья я.
Читал сегодня в «Русск[ом] слове» о первом представлении «На дне», о массе публики, об истерике и проч. Заметка показалась мне беспокойной.
Зачем вы играете в одну дудку с «Новым временем», зачем проваливаете «На дне»? Ой, нескладно все это. Поездка ваша в Петербург мне очень не нравится.
…Почему не ставите «Мещан»? Ведь они нравятся в Петербурге.
Письмо Горького насчет Кишинева, конечно, симпатично, как и все, что он пишет, но оно не написано, а сделано, в нем нет ни молодости, ни толстовской уверенности, и оно недостаточно коротко.
Буду рад посмотреть «На дне», которого я еще не видел…
И к Горькому, мне кажется, ты напрасно обращаешься: он берет 2—3 тысячи за лист и во всяком случае не станет работать в журнале, направление коего ему не может быть известно.
«Новое время» все продолжает пощипывать Горького; боюсь, как бы скандала не вышло.
Получил письмо от Горького.
Я писал уже Горькому, просил его прислать мне «Еврея» [пьесу Чирикова «Евреи»], а теперь слезно Вас прошу об этом, не дожидаться нашей встречи в Москве.
…Насчет рассказа для сборника [«Знания»] я уже писал Горькому. 20 сего октября пришлю письмо с извещением, что пишу или не пишу рассказ.
Сегодня получил от Чирикова нежное, ласковое письмо… Пришлет мне свою пьесу, которую очень хвалит Горький [«Евреи»].
Театр в Нижнем у Горького не пойдет. Это не горьковское дело и не тихомировское, хотя пусть Тихомиров поболтается по свету, это ему не повредит.
…Получил от Горького телеграмму, просит пьесу [«Вишневый сад»] для своего сборника, предлагает по 1500 р. за лист. И я не знаю, что ответить, так как, во-первых, нет еще ответа из Москвы, и во-вторых, по условию с Марксом я могу давать свои произведения только в повременные издания (т. е. газеты и журналы) или благотворительные сборники.
Я приеду в первых числах ноября. Пьесу буду печатать по всей вероятности в сборнике Горького, только вот не знаю, как мне обойти немца Маркса.
Пьеса будет напечатана, по всей вероятности, в сборнике Горького.
Очень хвалили пьесу Чирикова «Евреи», но пьеса оказалась весьма посредственной, даже плохой. Горький страшно раздул ее, даже затеял перевод ее на иностранные языки.
Я обругал в письме к тебе пьесу Чирикова и, как оказывается, поторопился; это Алексин виноват, он очень бранил пьесу в телефон. Вчера вечером я прочитал «Евреи»; особенного ничего нет, но написано не так уж плохо, можно три с плюсом поставить.
Я уже писал Горькому, пьеса будет напечатана в его сборнике. Он предлагает мне 1500 р. за лист. Откуда же выйдет 7000? Ведь в пьесе всего 2 листа.
Я ведь еще не видел «На дне», «Столпов» и «Юлия Цезаря». Очень хочется посмотреть.
Горький моложе нас с тобой, у него своя жизнь. Что же касается нижегородского театра, то это только частность; Горький попробует, понюхает и бросит. Кстати сказать, и народные театры, и народная литература — все это глупость, все это народная карамель. Надо не Гоголя опускать до народа, а народ подымать к Гоголю.
…Отчего Марии Петровне хочется играть непременно Аню? И отчего Мария Федоровна думает, что для Вари она слишком аристократична? Да ведь «На дне» же она играет? Ну, бот с ними.
Пьесу отдал Горькому в сборник…
А Горький театр затевает.
…Если увидишь Горького, то скажи ему, чтобы взял для набора пьесу [«Вишневый сад»] у Немировича.
…Я не видел еще «На дне», «Столпы общества» и «Юлия Цезаря». Значит, буду у Вас в театре толкаться каждый вечер.
Я ведь не видел пьес и теперь намерен поглядеть их. Не видел ни «На дне», ни «Юлия Цезаря», "и «Столпов», не был даже в Малом театре…
Горький в Москве, но я редко вижу его.
Холодное равнодушие, о котором Вы пишете мне [петербургской публики ко «Дну»], вероятно уже забыто Художественным театром. Вчера Немирович-Данченко поехал в Петербург, чтобы нанять театр — представлений на двадцать, а то и тридцать.
Отчего «Знание» с Пятницким и Горьким во главе не выпускает так долго моей пьесы [«Вишневый сад»]? Ведь я терплю убытки, в провинции не по чем играть…
Сегодня читал «Сборник», изд. «Знания», между прочим горьковского «Человека», очень напомнившего мне проповедь молодого попа, безбородого, говорящего басом на о…
Антон Павлович с увлечением говорил о Горьком, Андрееве, Куприне, о новых течениях в литературе. Он отрицательно относился к декадентам, называя их неискренними кривляками, бессмысленными подражателями иностранным писателям.
— Ни к селу, ни к городу они в русской литературе… Ни будущего у них нет, ни прошлого… Какие-то висящие в воздухе люди, эти российские Метерлинки… Но они скоро пропадут, переработаются… А Горький, Андреев, Куприн останутся в истории литературы. Их долго будут читать…
Горького Антон Павлович очень ценил, как беллетриста.
— Талантливый, сочный писатель… Зачем только он пьесы пишет?.. Совсем это не его дело… Хотя «На дне» очень хорошая вещь, но ведь это не драма… В повести «На дне» была бы куда лучше, полней, выпуклей… Горькому надо повести писать, а не драмы… А впрочем, он то же может сказать про меня… Какой я драматург, в самом деле…