О Гизетти А. А. — Пешковой Е. П.
правитьГИЗЕТТИ Александр Алексеевич, родился в 1888 в Санкт-Петербурге. Окончил историко-филологический факультет Петербургского университета. Литератор, критик, публицист народнической ориентации, историк общественной мысли, социолог, научный работник. С 1907 — член партии эсеров. С 1913 — работал в библиотеке Академии наук, преподавал в университете. С 1924 — читал доклады на философско-литературные темы в «Вольной философской ассоциации» в Петрограде, член ее Совета. 27 апреля 1921 — арестован, 11 мая 1922 — освобожден. В октябре 1924 — арестован, 5 ноября отправлен в Москву и заключен в Бутырскую тюрьму, но вскоре освобожден [ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1. Д. 27. С. 217.]. В 1929 — арестован, вновь освобожден. 15 сентября 1930 — вновь арестован в Ленинграде, приговорен к 3 годам ссылки в Среднюю Азию. В феврале 1931 — находился в Ташкенте.
В феврале 1931 — к Е. П. Пешковой обратилась за помощью его жена Ел. Гизетти.
«3/II 31 г<ода>. Ленинград.
До меня дошли вести из Москвы, что муж мой, Александр Алексеевич Гизетти, арестованный в Ленинграде 15/IX 30 г<ода> и содержащийся в ДПЗ, высылается в Среднюю Азию. А. А., имея партийное прошлое (б<ывший> С<оциалист->Р<еволюционер>) и слывя, в качестве идеолога, за „одиозную“ фигуру, с Октябр<ьской> революции все 13 л<ет> был исключительно культурным и научным работником. Кому надлежит знать, об этом прекрасно знали; и арест его, бесспорно, рассматривался, как мера предупреждения, а не наказующая. Вот эти-то обстоятельства и, кроме того, чрезвычайно трудное личное и семейное положение (брошенные литературные работы и дряхлая больная мать 77 л<ет>) дают мне право обратиться к Вам с просьбой, не сочтете ли вы возможным запросить власти: 1) О разрешении ему возвращения домой, хотя бы на несколько дней, для приведения в порядок своих семейных и литерат<урных> дел и 2) О замене этапа самостоятельным путешествием на место ссылки.
Адр<ес>: Ленинград, проспект Маклина, 31, кв. 19» [*].
[*] — ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1. Д. 565. С. 76. Автограф.
Через неделю Е. Гизетти вновь обратилась к Е. П. Пешковой.
Простите за беспокойство, причиненное этим письмом, у меня не было иного выхода… Несмотря на мои непрерывные справки, в ожидании ссылки мужа А. А. Гизетти, я все же катастрофически, post factum, узнал об его отъезде, без предварительного свидания и передачи. Усугубляющим обстоятельством явилось лишение его передач в течение последних 3 недель, а свидания с 13. I, а также переводы его из одной тюрьмы в другую. Вот почему 4-го он уехал без вещей и денег в Среднюю Азию, в Алма-Ату.
Оч<ень> прошу узнать Вас, не задержится ли он в Москве настолько, чтобы успеть выслать ему посылку. Если нет, то нельзя ли передать самое необходимое для такого тяжелого и длительного пути.
Не откажитесь известить меня о результатах.
Адр<ес>: Пр<оспект> Маклина, д<ом> 31, кв. 19" [*].
[*] — ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1. Д. 565. С. 96. Автограф.
В марте 1931 — к М. Л. Винаверу обратился за помощью Александр Васильевич Прибылев, народоволец и ветеран революции 1905 года.
Приходится беспокоить вас и Екатер<ину> Павл<овну> еще раз по поводу бедняги Ал<ексан>дра Алекс<еевича> Гизетти. Вот уже целый месяц прошел, как его увезли, и семья не может нигде узнать, что с ним и где он. Вы представляете себе, в каком положении его семья, — две старухи и беспомощная жена, — какие мысли бродят в их головах, какие страхи обуревают их. В самом деле, ведь если он до сих пор в пути или уже прибыл на место, он мог бы уже десятый раз написать о себе, между тем от него нет никакого известия. Поневоле три женщины думают, что он мог и заболеть и лежит где-ниб<удь> беспомощным. Поэтому единственная надежда на вас и вашу организацию, так как вы и только вы можете как-ниб<удь> проследить путь высылаемого, узнать, где он в настоящий момент и <о его> здоровье. Это дали бы возможность жене поехать к нему на помощь, если нужно, обеспечить его всем необходимым. Ведь человек увезли куда-ниб<удь>, не предупредив ни о чем, не дав возможности снабдить самым необходимым и пр<очее>. Будьте же добры, Мих<аил> Льв<ович>, сделайте, что можно, и уведомьте меня о результате <…> А между тем есть уже необходимость устроить передачу кое-кому, не имеющему здесь никого из родственников. Я с этим письмом обращаюсь непосредственно к вам, а не в Екат<ерине> Павл<овне>, потому что не уверен, дома ли она сейчас, не уехала ли опять.
6/III-31" [*].
[*] — ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1. Д. 565. С. 87-88. Автограф.
Александр Алексеевич Гизетти был отправлен в ссылку в Ташкент, позднее переведен в Коканд, работал научным сотрудником в Среднеазиатском отделении Академии наук. 5 февраля 1933 — арестован, отправлен для дальнейшего следствия в Ленинград, в мае переведен в Москву. 28 июня приговорен к 3 годам тюремного заключения и отправлен в Ярославский политизолятор.
В январе 1936 — Наталия Дмитриевна Гизетти, его мать, обратилась с заявлением в НКВД.
"Врача и б<ывшего> члена Союза Писателей,
гр<ажданки> Гизетти Наталии Дмитртевны,
проживающей в Ленинграде, В<асильевский>
О<стров>, 6 л<иния>, <дом> 5, кв. 4
5-го февраля 1936 года истекает срок заключения моего сына, б<ывшего> научного сотрудника Академии наук СССР, Александра Алексеевича Гизетти, находящегося в настоящее время в Ярославле, в тюрьме особого назначения НКВД.
Прошу о разрешении ему, по окончании срока его заключения, возвратиться жить ко мне в Ленинград. Это представляет для меня крайнюю необходимость. Он не только мой единственный сын, но и единственный член моей семьи, оставшийся в живых, и мне уже 77 лет, и при состоянии моего здоровья путешествие в какое-либо место, ему для жительства назначенное, для меня невозможно. Я не могла его проведать и в Ярославле за эти 3 года, даже когда его постиг такой тяжелый удар — смерть жены.
С каждым годом старческий склероз, абсолютная глухота, почти полная потеря зрения делают меня все беспомощней, неспособной к какому-либо заработку.
В таком положении я могу рассчитывать для возможности своего существованья исключительно на помощь моего сына и убедительно прошу дать ему разрешение жить со мной в Ленинграде.
27/I — 36 <года>" [ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1. Д. 1545. С. 57. Машинопись, подпись — автограф.].
Александр Алексеевич Гизетти был освобожден из политизолятора и отправлен на 3 года в ссылку в Куйбышев. В марте 1936 — он обратился за помощью к Е. П. Пешковой с двумя письмами.
«№ 1
13/III 1936 г<ода>.
Александра Алексеевича Гизетти
(Куйбышев 2, Владимировский овраг,
Прошу содействовать возможно скорому возвращению мне личных документов и научно-литературных рукописей моих, находящихся в настоящее время на просмотре или временном хранении в Главном Управлении Государственной безопасности НКВД в Москве (вероятно в С<екретно>-П<олитическом> О<тделе> в ведении нач<альни>ка Молчанова и его заместителя Андреевой). Прилагая на отдельных листах подробные списки этих бумаг, поясняю в самом заявлении кратко суть дела.
Речь идет о двух группах бумаг:
1) Личные документы и рукописи, отобранные у меня при моем аресте в г<ороде> Коканде (5 февраля 1933 г<ода>), препровожденные вместе со мной тогда же в Ленинград следователю Бузникову, ведшему мое дело (<нрзб.> объединенной организации с.-р. и левых с.-р.). Бумаги эти к делу следователем приобщены не были, он заявил мне лично, что вернет весь портфель моей семье. Тем не менее, они не возвращены до сих пор и вероятно пересланы в Москву (уже в мае 1933 г<ода>), куда было перенаправлено все дело, и где состоялся приговор. При посещении Ярославского политизолятора летом 1933 г<ода> Особой комиссией <по> пересмотру дел находившаяся в ее составе зам<еститель> С<екретно>- П<олитического> О<тдела> Андреева подтвердила, что бумаги в Москве.
Мать моя (Нат<алья> Дим<итриевна> Гизетти) хлопотала через „Помощь полит<ическим> закл<юченны>м“ о их возвращении, но получила ответ, что это возможно лишь по окончании заключения. В настоящее время заключение окончил, послан на жительство в г<ород> Куйбышев (б<ывшую> Самару) на 3 года. Поэтому возобновляю ходатайство о возвращении бумаг. Прошу „П<омощь> П<олитическим> закл<юченным>“ содействовать этому, а также сообщить мне, как адресовать точно оффиц<иальную> просьбу об этом в НКВД, она наверное дошла по назначению, а не затерялась в промежуточных инстанциях.
2) 80 с лишним No No рукописных работ научно-литературного и библиографического характера, составленных мною за годы заключения и посланных при моем освобождении в Москву „на просмотр“ (освобожден я 5/II 1936 г<ода>). Как видно из прилагаемого списка, среди них имеются:
а) переводы литературные и научные, скорейшее получение которых имеет для меня даже чисто практическое (заработок путем их напечатания) значение; б) серьезные, оригинальные работы и материалы к ним (Чернышевский, Блок, философские сочинения), которые также я мог бы теперь, получив доступ к библиотекам, сравнительно быстро закончить и продвигать в печать; в) интимные личные воспоминания (о покойной моей жене и друзьях), очень мне дорогие и нужные; г) ряд справочных библиографических и т<ому> п<одобных> списков, нужных для дальнейшей текущей работы. Получение мной этих рукописей столь же существенно, как и получение документов личного трудового стажа, указанных в пункте 1-м, К политическим моим „делам“ они никакого отношения не имеют и навряд ли могут быть формально „задержаны“, но я очень опасаюсь, что они просто затеряются, никем не читанные, в архивах и бюрократических „столах“ учреждений, а для меня это будет огромная незаменимая потеря.
Прошу Пом<ощь> полит<ическим> закл<юченны>м в Вашем, глубокоуважаемая Екатерина Павловна, лице сделать все, что в Ваших силах для скорейшего их возвращения мне. Речь идет об охране моего человеческого права на духовно-внутреннюю жизнь, в ее умственно научно-литературной работе и интимном (личная жизнь и воспоминания) проявлении. Сдавая рукописи, я снабдил их подробнейшей описью, которую еще воспроизвожу кратко, на особом листке здесь. Если об этих рукописях прошение официальное особое тоже нужно, не откажите сообщить мне также, куда можно его адресовать (иначе чем о первой группе или так же). Прилагаю 2 почтовые марки по 20 коп<еек> для ответа заказным письмом (адрес в начале).
[*] — ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1. Д. 1545. С. 60-61. Автограф.
№ 2
13/III 1936 г<ода>.
В виду того, что мать моя, Наталия Димитриевна Гизетти, в настоящее время серьезно больна (удар, вызванный преклонным возрастом 77 лет, и случайный, туго заживающий ушиб ноги еще при этом) и намерения мои перевезти ее на учительство (к лету) в гор<од> Куйбышев (место моей ссылки) могут встретить серьезные препятствия в состоянии ее здоровья, прошу — на всякий случай теперь же, заранее — сообщить мне, как должен я начать вести хлопоты о разрешении мне временного приезда в Ленинград для свидания с нею, если это, по состоянию ее здоровья, окажется необходимо (к кому точно в НКВД обращаться, какие представлять документы с моей и ее стороны; сколько это приблизительно может занять времени и т<ак> д<алее>). Вопрос о свидании и совместной жизни с матерью очень для меня серьезен, т<ак> к<ак> после смерти жены моей, скончавшейся в начале моего заключения в Ярославском политизоляторе, без свидания со мною, мать моя и — там же проживающая в Ленинграде — мать жены моей остаются последними, наиболее близкими мне людьми. Поэтому мне хотелось бы заранее предохранить себя и их от тяжелой возможности худшего конца в разлуке, о котором невольно побуждает возраст и болезненное состояние матери.
13/III 1936 г<ода>.
Куйбышев 2, Владимировский овраг, д<ом> № 20» [ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1. Д. 1545. С. 62. Автограф.].
В сентябре 1936 — Александр Алексеевич Гизетти вновь просил помощи Е. П. Пешковой.
«17/IX 1936 г<ода>
ул<ица> д<ом> № 48 кв. 1
Сообщаю Вам о перемене моего Куйбышевского адреса, но конечно не это — причина, почему я решился послать это письмо спешной почтой и как бы торопить Вас с исполнением моих просьб. Я не сделал бы этого, если бы не был вынужден действительно нелепым положением сейчас. Я терпеливо жду возвращения моих рукописей, на что давало надежду Ваше извещение от 8/VII, но рукописей все нет и нет. Но я ждал бы еще дольше, понимая, как это всегда медленно происходит, если бы не одно обстоятельство. Я получил всего на месяц - 1Ґ английский оригинал того романа (Michael Arlen. Jo ung Men in Love), значит<ельную> часть кот<оро>го перевел в Ярославле. Мне надо спешно сделать перевод, занимаясь в краевой биб<лиоте>ке (книга на дом не выдается), и если я не получу в помощь своих старых блокнотов, придется переводить вторично и все ранее переведенное. Нельзя ли как-нибудь ускорить возвращение моих рукописей. Я очень боюсь их разрознивать, это дает лишний шанс к возможной утере остающейся части, но если уж никак нельзя скоро получить все, нельзя ли хоть спешно (м<ожет> б<ыть> через Ваше посредство) получить хоть пачки блокнотов и тетрадей, содержащих этот перевод (а заодно хорошо бы и 2-й научный — книга Уайтхэда). Вероятно, у Вас цел экз<емпляр> моей описи тетрадей, и Вам легко установить, какие это No No? Вот почему я так тороплюсь. Конечно, надежды мало, но я хочу сделать все, что могу, и предупредить Вас, как мне это насущно нужно сейчас. Может быть Вам удастся хоть приблизительно узнать срок, когда можно ждать возвращения рукописей (повторяю: очень боюсь разрознивать); я тогда соответственно ориентировал бы работу, выхлопотав в Ленинградской Биб<лиоте>ке Всемирной Литературы (Моховая 36), приславшей мне книгу Arlena, соответствующую отсрочку пользовающего. И нельзя ли добиться, чтобы уж из Москвы-то (просмотренные!) рукописи были высланы непосредственно мне (новый адрес в начале письма), ведь если их пошлют в Куйбышев<ское> Краевое Управление, оно может их еще дольше задержать, да тяжело это мне по лично интимному характеру многих тетрадей.
Простите за суету, помогите как можете моей научно-литер<атурной> работе и праву на сохранение светлой памяти о моем прошлом. Это ведь сейчас единственный смысл моего существования.
[*] — ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1. Д. 1545. С. 55. Автограф.
В 1938 — арестован, вывезен в Москву и заключен в Таганскую тюрьму. 17 июня 1939 — освобожден [*].
[*] — ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1: Д. 963. С. 79-86; Д. 1253. С. 49-55; Д. 1410. С. 133—134.
Источник: «Жертвы политического террора в СССР». Компакт-диск. М., «Звенья», изд. 3-е, 2004.
Оригинал здесь: http://kk.convdocs.org/docs/index-117752.html