Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 3. Религия свободного человека (1909—1913) / Сост., коммент. С. В. Черткова. М., 2014.
Недавно мне пришлось прочесть в одной петербургской газете статью А. Панкратова о пьесе В. Свенцицкого «Арнольд Реллинг».
Между прочим, там говорится следующее:
«Как это ни странно, но философия безнравственности нашла себе приют не у Арцыбашева и вообще не у людей, для которых не существует преград в религии, морали и философии. А именно среди „ищущих Бога“.
В. Свенцицкий известен как религиозный философ. Он выпустил несколько талантливо написанных книг. Вместе с тем, он стоит в лагере „свободных“, „голгофских христиан“. Словом, формуляр его умственной жизни более чем безупречен. И вдруг самый неожиданный пассаж: голгофский христианин с удивительной откровенностью называет необузданные плотские удовольствия мученичеством».
И далее разбирается «безнравственная» драма «Арнольд Реллинг».
В данном случае меня интересует не то, правильно ли понял г. Панкратов драму Свенцицкого. Если сопоставить всё, что писалось в газетах об «Арнольде Реллинге» за последние дни, получится такой противоречивый хаос, в котором невозможно да и неинтересно разбираться.
Меня интересует другое.
В статье г. Панкратова есть нечто, имеющее общий интерес: это вопрос о «нравственных» рецензентах и «безнравственных» писателях.
Почти каждый журнал и каждая газета имеют так называемый «Критический отдел». Таким образом, в России сотни «критиков» и рецензентов. Это самые ненужные и вредные люди в литературе. За последние 25 лет не было ни одного писателя, открытого «критикой». Ни одного таланта, который бы прежде всего оценили «рецензенты», а затем уже, по их «указанию», публика.
Было как раз наоборот.
И Чехова, и Горького, и Андреева, и Куприна заметила публика, читатели.
А когда на писателя обращено внимание, сейчас же являются критики и начинают «разбирать».
В результате сбивают всех с толку. Лишают читателей непосредственного отношения к литературным произведениям и, вместо того чтобы «помогать» разобраться, создают ненужную и вредную неразбериху.
К великому несчастию, с рецензиями считаются. В этом вся беда.
Когда похвалит или обругает какую-нибудь вещь Иван Иванович, к этому отзыву так и относятся, как к частному мнению Ивана Ивановича. Но достаточно тому же Ивану Ивановичу тиснуть свой «отзыв» в каком-либо «периодическом издании», как его «мнение» становится некоторой общественной «оценкой».
При настоящем положении «рецензенты» и «критики», лишённые специального, крайне редко встречающегося критического дарования, — есть не что иное, как паразиты, лишённые самостоятельного творчества и питающиеся чужим вдохновением.
Всё это неудачники, когда-то мечтавшие «творить», и за неспособностью к самостоятельной творческой работе принявшиеся «разбирать» и «оценивать» чужое творчество.
Чем сильней у таких критиков была когда-то мечта стать настоящим писателем, чем болезненнее ощущает он свою неудачу, — тем с большим рвением навёрстывает он потерянное время в «Критическом отделе» какой-нибудь газеты или журнала.
Но из всех видов паразитов самые вредные и опасные не те, которые выступают в качестве судей эстетов — это сравнительно бесцветные существа, а те, которые выступают в качестве моралистов. Они любят всё высокое и прекрасное, и потому безгранично самодовольны. У них тихий голос и сладкие слова, и потому их специальность — выискивать безнравственных писателей и обливать их грязью.
Словом, это «нравственные» рецензенты.
Но спросят: неужели, по-вашему, надо без внимания оставлять проповедь явной безнравственности? Неужели вы против того, чтобы критика, публицистика обличала явно безнравственных писателей? Нет, конечно.
Но я против того, чтобы нравственность понималась по образцу благовоспитанных немецких девиц.
Если бы слушаться такой «критики», то в русской литературе было бы, быть может, очень много добродетельных романов, но не было бы ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Достоевского, ни Толстого, ни Горького.
Я знаю один вид безнравственности в писателях — ложь. Художественную ли, психологическую ли, идейную ли — и больше никакой безнравственности не знаю.
«Санин»?
Да, я считаю «Санина» безнравственным произведением, но вовсе не потому, что там рассказывается, какие бёдра были у сестры Санина, и не потому, что откровенно говорится об интимных отношениях.
«Санин» безнравственен потому, что это ложь и клевета на женскую психологию. Арцыбашев думает, как большинство развратных мужчин, что девушка в 17 лет совершенно так же смотрит на мужчину, т. е. как «самка» на «самца», как и мужчина на женщину. И доказывает это, то есть клевещет на протяжении всего своего романа.
Вспомните толстовскую «Крейцерову сонату», как верно указано там, что большинство девушек, выходя замуж, не только не смотрят на своих будущих мужей как на «самцов», но прямо такие отношения считают противными, не хотят их.
Прочтите медицинские книги. Хотя бы предисловие к книге проф. Снегирёва, имевшего как врач самые интимные беседы с тысячами замужних женщин: и он также утверждает, что громадный процент девушек, выходя замуж, питают почти отвращение к половому акту. Арцыбашев понимает, что в мужчине больше всего пробуждает сладострастие сознание, что он действует на женщину как самец, и потому он изобразил именно таких женщин и «обобщил» эту психологию. Это было для художника «преступление по должности».
Но порицать человеческую душу и человеческую жизнь, самую тёмную, самую падшую, изобразить сладострастные переживания с каким угодно реализмом, если это будет художественно и правдиво, — это никогда не будет безнравственно.
В нашей современной литературе, действительно, много гадостей, но «нравственные» рецензенты только портят дело своими приёмами выискивания «безнравственных писателей».
Они ищут того, кто говорит о плотских наслаждениях, о сладострастии, о больных переживаниях души, — а надо искать лжецов.
О каких бы «возвышенных» вещах писатель ни писал, если он напишет не по вдохновению, не от души, если он допустит в своё творчество фальшь, как бы ни было «высоконравственно» это произведение по своим задачам, оно будет всё же и вредным, и безнравственным.