Василий Васильевич Розанов править
О. Д. Дурново. Так говорил Христос править
Первое издание этого труда появилось за границею, в Берлине, второе появляется в Москве. Автор положил несколько десятков лет на вдумчивое изучение Евангелий и посланий апостолов, а также писаний современных им, но не позднейших, дабы не было замутнено перед изучающим зеркало, в котором он рассматривает учение Н. Христа. Автор (в предисловии) отвергает распространенный взгляд, будто зерном учения Спасителя служила «любовь к ближнему», так как изгнавший торгующих из храма и изрекший: «Я не мир принес на землю, но меч и разделение», и что ради Него «нужно оставить отца и мать, и жену, и ближних», — явно не имел главным предметом любви. Конечно, это так: хотя есть другие, столь же многоценные и памятные слова, говорящие, что «кто имеет любовь — исполнил все». Но не будем ни соглашаться с автором, ни оспаривать его. В обширном предисловии (125 стр.) автор развивает свое понимание Евангелий и всего учения И. Христа, а затем дает перевод Евангелия «по его смыслу», вставляя на место некоторых выражений И. Христа, оставляющих в читающем колебание или недоумение, — уже прямо тот основной смысл, какой он, Дурново, находит в Его учении. Через это все Евангелие читается, так сказать, рациональнее и прозрачнее, чем есть. Может быть, многих это удовлетворит, — удовлетворит логизация религии. Но столь же бесспорно, что очень многие будут до муки спорить с г. Дурново; спорить против его именно понимания учения И. Христа, подставляя на место этого свои другие толкования. Здесь спор может быть бесконечен и уже был бесконечен. Наконец, г. Дурново встретит группу людей, и к ним принадлежит пишущий эти строки, которые вовсе и не хотят разъяснять, просветлять темные места в речениях Христа, ни хорошо, ни худо, а хотят видеть их в Евангелии именно темными, загадочными, непостигнутыми и непостижимыми; хотят получать от этих слов впечатление и не хотят, чтобы это впечатление переходило в мысль. Мне 2x2=4 г. Дурново не нравится, потому что это арифметика, а не молитва; а я хочу молитвы и ради нее обращаюсь к вере, к церкви, к Богу, к религии. Религия и не противоречит 2х2, и не есть то же, что 2х2, а находится в стороне от этого и есть третье, иное. Есть «вправо и влево», и г. Дурново указывает «вправо» (положим), воздерживая от «левого»: а я хочу — «вперед». Хочу, может быть, «назад», хочу, может быть, «вверх». Вот видите, сколько движений, помимо рационального. Наконец, я хочу и «никуда», а мне «чего-то хочется»: «чего» — не знаю, а главное — не допускаю, чтобы мне кто-нибудь указывал. «Не сидится» на месте, а «бежать» тоже никуда не хочу. Тогда я «становлюсь» на колени, душа моя вся пламенеет, произношу довольно бессвязные, не по 2х2, слова, которые меня как-то утешают: и, совершив все эти «мало понятные поступки», чувствую себя успокоеннее, светлее, лучше. Вот это мне кажется больше религиею, нежели «усовершенствовать себя согласно своему понятию» (идея г. Дурново), чему мог научить и не Христос, а всякий школьный учитель. Религия есть и останется Святою Тьмою; где мы Бога не видим, а только чувствуем; откуда (откуда же???) к нам прилетают ангелы, говорят нам вести, откуда мы ждем чуда, — и иного чуда и из иного места не хотим, отвращаемся. Что такое? Непостижимое и должно остаться непостижимым: но сюда мы молимся, сюда поднимаем заболевшего ребенка; здесь молим о мире в душу, когда ссоримся с ближними. Все здесь, сюда и отсюда. Отсюда нам дают святую воду, и я обмачиваю ею заболевший глаз; отсюда масло на заболевшую рану; и здесь ставлю лампаду, на которую взглядываю ночью. Закричат: «Предрассудки! Темнота!» Ну вот и хорошо, что «темнота»: при свете я буду играть в карты, а когда захочу помолиться, то непременно останусь «в темноте». Все «понятное» мне надоело в классической гимназии Толстого и на «понятно изложенных» лекциях в университете. Как я вышел в жизнь, я увидел, что все важное в ней, все, наконец, ценное и святое в ней — именно непонятно, темно, но греет, но живит, но питает. Да: «понятное» — не питает, а «непонятное» вот питает. Не умирать же мне с голоду ради вашего «понятного», не умирать среди камней пустыни, которые «осмотришь со всех сторон», «поймешь со всех сторон» и — бросишь. Потому что что же с ними делать?
Религия — тайна. Вот этого г. Дурново не понимает, и не понимают множество людей рационального склада натуры. Это люди размышляющие, а не болящие, допытывающиеся, а не тоскующие, делающие и не грешащие. Но ведь есть в мире Грех, Боль, Тоска. Есть ли?
Если да — религия вечна.
А когда умрет Грех, Тоска и Боль — религии будет не нужно. Но тогда, пожалуй, человек скажет: «Тогда и мне не нужно быть».
Так что когда останутся одни камни пустыни…
И когда будет человек гладенький, как камень, — без «греха, проклятия и смерти»…
То — по-видимому, уже совершенно разумный и счастливый, — он поищет веревки и крюка на потолке или поищет осины, как темный ученик Христов…
И вот этот-то последний час, к которому все идут и жаждут его, — будет самый горший час.
Источник текста: В. В. Розанов. Собрание сочинений. Том 22 (Признаки Времени).