Глава I
Поселением сербо-хорватского племени в западном углу Балканского полуострова от Моравы до Адриатического моря и Скутари заканчивается медленный процесс славянской колонизации на Балканском полуострове. Первые известия об этом процессе восходят к VI в., но он начался гораздо раньше. В начале VI в. на троне византийских цезарей мы видим славянина-императора (Юстиниана); византийскими войсками предводительствуют славянские вожди; славяне сражаются под знамёнами империи. Не в VI веке, стало быть, началась славянская колонизация, а в V-м, если только не раньше, но её ход в течение этого столетия скрыт от наблюдения историка. С VI века византийские писатели начинают говорить о славянах, потому что молчать было уже невозможно. Славяне становятся грозой империи. Слабый Анастасий отдаёт все свои владения в жертву славянам; его заботы направлены исключительно на спасение столицы и её окрестностей; от Силиврии на Мраморном море до Деркаса на Чёрном он воздвигает стену, которая должна была защитить столицу от варварских вторжений; «знамение бессилия, памятник трусости» с горькой иронией говорит современник. Эта стена спасла столицу, но Эпир, Фессалия и Македония сделались добычей славян. Со смерти его проходит 9 лет (правление Юстина); славянские вторжения становятся всё опаснее и опаснее. Славянин — Юстиниан ставит задачей своей жизни спасти империю от рук своих соплеменников. По линии Дуная возникает до 80 укреплений, на которые возложена тяжёлая задача не допускать славян в византийские области; околоц 600 таких-же укреплений устраивается внутри империи в Дакии, Эпире, Фессавфввлии и Македонии: они должны служить защитой и убежищем населения от варваров — «безумные постройки», не принесшие никакой пользы. С 534-го года начинаются ежегодные вторжения славян в области империи; каждое из них стоило империи до 200 тысяч граждан убитыми и уведёнными в плен. В 548 году славяне вторгаются в Иллирик, доходит до Эпидамна, берут и разрушают укрепления, считавшиеся неприступными. В 551 году Иллирик снова делается добычей славян; его не могли защитить императорские войска.
В 552 году повторяется тоже самое; славяне безнаказанно опустошают Иллирик. В следующие годы конца VI века славяне оставляют в покое Иллирик, но забирают в свои руки другие области империи. Они без заботы и страха водворяются в них, грабя и разоряя огнём и мечом, богатеют, приобретают золото и серебро, табуны коней, лучше греков владея оружием. Иллирик ненадолго, впрочем, остаётся спокойным. В 568 году в Паннонии поселяются авары; отсюда они в течение 50 лет тревожат области Византийской империи и, конечно, более всего ближайший к ним или Иллирик. В 598 году они разрушили в Далмации около 40 городов. За аварами шли их союзники славяне. Около начала VII века Далмация и северо-восточная Италия были охвачены паникой: славяне нападали на приморские города Далмации, врывались через Истрию в Италию. Эти славяне шли из Паннонии или из Норика. За ними уже идут хорваты и сербы. В 641 году Далмация и Либурния были заняты хорватами. Границами далматинских хорватов являются: на востоке река Врбас и погорье, идущее от верховьев её до Имотского озера к устью Цетины; на западе далматинские города Сплит, Трогир и Адриатическое море; на севере — черта проведённая от Сеня через Слуин к впадению Упы в Саву, далее река Сава; на юге племя неречан.
Хорваты не были первыми славянскими колнистами занятых ими земель. С половины VI в., как мы видели, славяне начали вторгаться в Иллирик. Большинство их, конечно, отягчённое добычей возвращалось на свои старые жилища, но часть несомненно оставалась на опустошённых землях и основывала первые славянские поселения. Таков был ход славянской колонизации вообще на Балканском полуострове и нет основания делать исключение для Иллирика. Год за годом около этих первых поселений группировались новые. С обром-кочевником шёл славянин-земледелец. Обр довольствовался военной добычей; славянин брал опустошённую землю и поселялся на ней. Писатели конца VI века дают нам возможность констатировать, как несомненный факт, существование славянских поселений в Иллирике. Посол аварского кагана Баяна, отправленный для переговоров в Константинополь, на возвратном пути был убит славянами в Иллирике. К этому же выводу приходят Рачкий и Ягич на основании филологических данных, — состава так называемого сербо-хорватского наречия. В области этого наречия встречается несколько говоров, довольно резко отличающихся от тех особенностей, которыми характеризуется сербо-хорватское наречие — таковы кайкавщина и чакавщина.
Кайкавщина, господствующая в Вараждинском, Крижевацком, Загребском частью в Саладском и Шомодском округах Хорватии, в полках Крижевацком и Свято-Юрском, более похожа на словинское наречие, чем на сербо-хорватское. Она произошла, по мнению Ягича, от смешения хорватов при приходе их в эту страну с её прежними славянскими обитателями. Чакавщина Хорватского приморья, приморской части прежней Военной границы и прилегающих островов, приближается также к словинскому наречию.
Чакавщина далматинских поэтов XV и XVI в., остатки которой сохранились ещё в Дубровнике и в его предместьях, в Gravosa и Ragusa vecchia, хотя и приближается уже к штокавщине, но сохраняет всё-таки некоторые типические особенности, которые не могут быть объяснены историческим развитием сербо-хорватского наречия. Рачкий видит в этой чакавщине язык тех славянских поселенцев, которые поселились в Иллирике ещё до прихода туда сербов и хорватов. Данные языка и истории приводят нас таким образом к убеждению, что хорваты не начали, а закончили славянскую колонизацию Иллирика. Бросим теперь взгляд на ту степень культуры, которую принесли с собой хорваты из своей закарпатской родины: на материальную обстановку, строй семьи общества и религиозных верований. Лучшим и единственным почти источником для этой цели является язык, затем известия современников и наконец современный быт и миросозерцание сербо-хорватского народа. На основании общих всем славянским наречиям названий, относящихся к домашней жизни, ремёслам, искусству, праву, и религии создаётся приблизительная картина культуры, предшествовавшей расселению славянских народов. Хорваты пришли на новую родину, не кочевниками, а осёдлым народом. Они имели постоянные жилища, были знакомы и наиболее занимались земледелием, умели обрабатывать металлы, из которых выделывали и земледельческие орудия, и оружие и украшения для рук и плеч (обручи, перстни), — лён и шерсть для одежды. Из ремёсел были знакомы им: кузнечное, гончарное, производство сукон; из искусств — музыка и живопись — конечно в эмбриональных формах (на это знакомство указывают слова гудеть, образовать). Им знакомо было также и письмо.
Семейный быт древних хорватов можно восстановить по тем чертам, с которыми является современная юго-славянская семья. Характерными чертами этого быта являются равноправность всех членов семьи, выборное начало. Дедина (отчина, баштина) составляет наследственную собственность всей семьи. Несколько семей, связанных происхождением, составляют задругу (Hausgenossenschaft. Haushaltung, Hauscommunion), число членов которой доходит иногда до 60 и более. Караджич встретил, например, в Далмации в деревне Ричани задругу состоящую из 62 членов. В Славонии встречаются задруги, состоящие из 50-100 членов. Во главе задруги состоит один из её членов, выбранный остальными. Он управляет домашним имуществом, продаёт и покупает с согласия остальных членов семьи или задруги. Состаревшись, он передаёт власть сыну, брату. В случае, если он окажется неспособным управлять делами семьи, домашние избирают на место его другого. Ни отец, ни старший сын не могут считаться владельцами и главными собственниками хозяйства; оно принадлежит одинаково всем членам семьи. Если кто из членов захочет выделиться из задруги или семьи со своею частью, то должен предварительно обратиться ко всем остальным членам семьи; от их приговора зависит выделение. Если таков строй настоящей семейной жизни южных славян после вековых столкновений с различными народами, после знакомства с семейным правом немцев и романского населения Далмации, то несомненно таков-же он был и в то время, когда хорваты пришли в Иллирик из своей закарпатской родины. Глубокая древность этих семейных порядков доказывается и тем, что ясные следы их мы находим у всех славянских народов. Результатом господства этого общинно-семейного строя в период, предшествовавший расселению славян, является то что славяне не выработали общих всем им понятий о наследовании (в смысле римского или немецкого права) и личной собственности (proprium): то и другое понятие у отдельных славянских народов выработалось впоследствии, выражается у каждого почти народа различными словами.
За пределами семьи и семейной общины-задруги хорваты знали племя, после владыки семьи и задруги жупана и кнеза. Племя было высшей социальной единицей, которую знали хорваты и в VII в. Идея государства была недоступна ещё народному сознанию. Есть исследователи, которые полагают, что хорваты явились в Далмацию вполне сплотившимся народом, с удовлетворительно развитой государственной организацией; народная жизнь их миновала уже будто бы в VII в. первые низшие ступени развития; в их сознании проснулась мысль о каком-то большем объединении. Жупан стоит во главе жупании, а несколько жупанов подчиняются в тоже время в великому жупану-князю, власть которого была наследственной. Эта фантастическая картина построена отчасти на известиях Багрянородного, отчасти на существовании в хорватском лексиконе слова «князь», то первоначальный объём этого понятия нам кажется, лучше всего выражается в том, что и теперь закарпатские славяне называют сельского старосту князем. Не совсем-то удобно было бы толковать о существовании в народном сознании этих славян идеи государства и верховной власти за 1000 лет до нашего времени.
Гораздо более основательно предположение, что хорваты VII-го века дробились на несколько отдельных племён, не имевших между собой почти ничего общего, находившихся то в дружественных, то в враждебных отношениях друг к другу. Что между ними не было никакой государственной связи, доказывается тем уже, что они раздробились на пути: одни остались в Паннонии, другие пошли далее на юг.
Древнейшие известия о религиозных верованиях славян представляют нам их до известной степени монотеистами. Прокопий говорит, что славяне в его время признавали единого бога, творца грома и молнии; кроме него они почитали духов, которыми населяли природу. Тоже через несколько столетий повторяет Гельмольд. «Несмотря на то, что славяне признают, — говорит он — много божеств, они имеют понятия о верховном существе и отличают от своих богов Бога небесного, всемогущего». После этого Бога славяне поклонялись рекам, огню, лесам и скалам, то есть силам природы, выраженным в них. Из этого общего начала — обожания видимых сил природы и признания единого небесного Бога — выходили все славяне своих языческих верованиях; в дальнейшем развитии мифологии не все они следовали одному пути и не все ушли одинаково далеко. Это развитие зависело от обстоятельств и в особенности от того, с какими народами соприкасалась та или другая ветвь славян. Высшей степени своего развития славянское язычество достигла у балтийских славян: здесь мы встречаем уже кумиры богов, храмы и сословия жрецов с огромными политическим значением, чего нет у других славянских народов, в частности и у хорватов.
Тот единый бог, которого признавали все славяне, был только повелителем природы, не имея почти никакого значения для судьбы человека. Жизнь славянина, его счастье и несчастье зависели от других низших более человекообразных божественных существ. Рождается ребёнок — и суженицы совещаются о том, какую судьбу дать ему в жизни. Он проживёт долго, будет богатым и сильным, произведёт многочисленное потомство или наоборот — всё это зависело от приговора сужениц. В небе является его звезда, а на земле роженица (роjеница), гений сопутствующий ему во всей его жизни. Она охраняет его имущество и жизнь. Роженица — это олицетворение индивидуальной судьбы человека. — Индивидуальность, чувство личной свободы, так глубоко лежащие в натуре славянина, проникающие собой всё его право, не могли не отразиться и на религиозных верованиях его. Он не дошёл до идеи рока, судьбы, правящей делами всего рода человеческого, даже делами богов, как не дошёл он до идеи абсолютной власти в руках главы семьи, общины, племени, народа.
После роженицы на жизнь славянина имеют большое влияние (доброе или злое) вилы, изящные создания фантазии славянской, прекрасные девы, которыми наполнена окружающая природа. Они делают и зло людям, но умилостивляются жертвами; они лучшие помощницы героев в воинских подвигах. Семейное счастье славянина находится под покровительством Ладо — олицетворявшего собой согласие, любовь и красоту. Ему приносили жертву женившиеся; от его благословения зависело счастье семьи; к нему обращались при рождении детяти. Ладо — хранитель и покровитель семейного мира, нравственной стороны семейной жизни. Хранителями его материального благосостояния является ряд других существ. Хранителем собственности является чур — олицетворяющий собой понятие права собственности и владения имуществом; покровителем хаты — домовой (Сидек, Скритек, Haus götze, Hausgenius); наконец особые духи являются хранителями полей, огородов, палисадников, скота, птиц. Эти боги-хранители имущества и жизни у некоторых славянских народов олицетворялись в виде истуканов, которым воздавалось поклонение, приносились жертвы и молитвы. Каждый очаг имел своих собственных богов-спасов. Последним божеством, с которым сталкивался славянин на своём жизненном пути была Морена. Она провожает в чёрную ночь (т. е. в загробную жизнь) душу, вышедшую из тела. Со смертью, по воззрениям славянина, не прекращается ещё участие человека в делах семьи и рода. В известное время живые члены семьи вызывают умерших и предлагает им трапезу то на могилах, то на дому. За приготовленной стол садятся деды, прадеды и другие умершие родственники; по принятии пищи они посылают благословение своим внукам. Так делается в Белоруссии, но нет оснований отрицать этот культ предков и у других славян. У чехов, мы знаем, связь семьи с умершими членами была ещё теснее. В их домах в языческую пору стояли изображения дедов, которые пользовались уважением наравне с другими домашними богами. Наилучшим выражением этой связи живых и умерших был чешский древний обряд благословения новобрачных. Благословляя новобрачных, отец язычник держал в своих руках изображение дедов и от имени целой фамилии освещал их союз. Боги огага и умершие предки — вот главные существа, с которыми связана была земная судьба славянина; далеко от неё стояли многочисленные божества славянского пантеона с верховным богом во главе. Отсюда вытекают основные характерные особенности черты славянского язычества, где оно не было испорчено посторонними примесями: отсутствие общественного богослужения, сословия жрецов и храмов. Каждый отец семейства является вместе с тем и жрецом. Он сжигает жертвы богам-спасам, даёт им пищу «крем». В обычаях юго-славян и теперь сохранились ещё воспоминания о том, что глава семьи некогда выполнял религиозные обязанности и совершал богослужебные обряды. Подобно отцу семейства глава племени и народа соединял с своей властью и власть жреца: он был и правителем народа и ходатаем его перед богами. Жреческое сословие существовало только у тех славян, которые заимствовали в свои верования много чужеземных элементов; у балтийских славян мы видим уже правильную иерархию жрецов; они пользовались здесь огромным влиянием на судьбы народа и делили с князем политическую власть. Служение стихийным силам природы, которые обоготворяли славяне, совершалось частью на домах, частью на месте их действия. Огню, напр., молились у очага, на что, как справедливо замечает Срезневский, указывает существующий обычай креститься при разложении огня, — под овином, у костра. Поклонение рекам, лесам и скалам имело уже характер общественный, но всё-таки не требовало ни храмов, ни жрецов. Поклонение воде совершалось на берегах рек, озёр, потоков и ключей, куда стекался народ; водным божествам здесь приносились в жертву цветочные венки, яства, птицы. Горы считались обиталищем вил, которые помогали человеку, предостерегали его от опасностей, давая ему знать о них своим голосом, предсказывали будущее и требовали жертв. В жертву им приносились на камнях плоды и другие вещи. Следы этого поклонения горам и теперь ещё остались у южных славян — хорватов и сербов. Велебитский хребет у хорватов и теперь ещё считается священным и пользуется уважением, как обиталище вил. Леса были предметами особенного поклонения языческих славян. Уже Прокопий говорит, что славяне имели священные рощи и поклонялись старым деревьям. К священным деревьям принадлежали дуб, ясень, орешник, берёза, клён и липа. Последняя символизировалась, как брачная пара. Под священными деревьями совершались жертвоприношения божественным обитателям лесов, вилам. Эти жертвоприношения водам, огню и скалам, имели то единичный, то общественный характер. У древних чехов отчик (pater familias) один иногда ходил в леса в леса возглашать богам «любимые слова». Храмы, в которых по предположению Срезневского поклонялись богам небесным, были неизвестны хорватам, как большинству других славян, кроме балтийских, — может быть именно потому, что эти небесные божества не служили предметами особенного поклонения, как неимеющие непосредственного влияния на судьбу человека. Широкое развитие культа низших божеств (покровителей очага в частности) на счёт высших, преобладание частного богослужения над общественным, прямое соотношение каждого индивидуума с божествами без посредства особого сословия жрецов — в религии; развитие прав личности на счёт общества, абсолютное равенство всех между собой в праве; вот те существенные черты внутренней жизни, которые принесли с собой хорваты на свою новую родину. Здесь их ждала новая жизнь. Язычество пришло в столкновение с христианством. Славянское право с римско-византийским, варварство с цивилизацией; целым из этого столкновения вышло только право да обломки религии.
О первых двух веках пребывания хорватов в Далмации мы имеем очень скудные сведения. Известно, что хорваты находились долго во враждебных отношениях к романскому населению Далмации. Они отняли у него земли, которые лежали вокруг городов и служили массе источником пропитания. Далматинцы переселились в большом количестве на ближайшие к Далмации острова и жили их обработкой. Но и здесь они не были безопасны. Славянские пираты нападали на них и уводили их в плен. Теснимые хорватами на континенте и пиратами на островах, далматинцы обратились к византийскому императору с просьбой, чтобы он удержал хорватов от насилий и обеспечил мирное существование романского населения Далмации. Император исполнил их просьбу и укротил хорватов. С этих пор установились мирные отношения между враждебными сторонами. Между хорватами и далматинцами стали устраиваться брачные союзы. Так рассказывает о первых столкновениях хорватов и туземцев Фома архидиакон Сплитский[1]. Гораздо вернее другое известие — что борьба хорватов и далматинцев существовала гораздо дальше, почти до конца IX века[2].
В X в. мы застаём далматинскую Хорватию разделённою на 11 жуп и одну бановину, состоящую из трёх жуп. Эти жупы бы ли следующие (по направлению с юга на север): Хлевна (Χλεβίανα), Цетина (Τζένζηνα), Имочка (Ηµοτα), Плева (Πλέβα), Везента (Πεσέντα), Приморье (Παραθαλασσία) между Цетиной и Гирком, Брибирщина (Βρεβέρη) между Крком и озером Карином, Нин (Νόνα), Сидрага (Σίδραγα) около Белграда, Нина (Νίνα) по обе стороны Зрмани, наконец Книн (Τνήνα). Бановина состояла из жуп: Крбавы (Κρίβασα), Лики (Λίτζα) и Гадской (Γουτζηxά)[3]. Возникновение этих жуп относят обыкновенно к времени поселения хорватов в Далмации[4]. При этом, предполагают, основываясь на известиях Багрянородного, что разделённая таким образом Хорватия находилась под властью одного князя, который признавал за собой верховную власть византийского императора. Первым из хорватских князей считается Клук, старший из пяти братьев под предводительством, которых прибыли будто бы хорваты в Далмацию. За ним следуют Порга и Порин[5]. История хорватского государства начинается сообразно с этой гипотезой со времени появления хорватов в Далмации. Это государство имело будто бы прекрасное и мудрое устройство, на котором покоилась внутренняя и внешняя сила хорватов. Соединённые под властью князя, которой политическое значение жупанов помешало перейдти в азиатский деспотизм, хорваты побеждали своих врагов и были обеспечены против нападения[6]. Вся эта фантастическая история, все эти рассуждения о мудром политическом устройстве хорватского государства не могут иметь места в положительной истории, потому что в основании их лежат басни писателя, незнавшего не только прошедшего, но даже и современного ему положения хорватов. Константин говорит о первых хорватских князьях, называя их по именам, между тем не только не знает современного ему хорватского правителя, но не знает даже и того, был ли у них в это время какой нибудь князь, потому что называет стариков-жупанов (γέροντες) единственными правителями сербов и хорватов[7].
Что Хорватия в первые два века своего исторического существования не пошла далее организации жуп или, самое большее, соединения отдельных племён под властью одного предводителя-князя, видно из того положения, в котором застало Хорватию франкское владычество: мы увидим вскоре, что тогда и помина не было о существовании единой власти во всей Хорватии.
Наиболее крупным фактом первого периода хорватской истории является принятие хорватами христианства. Константин Багрянородный рассказывает, что Ираклий тотчас после прибытия хорватов вытребовав из Рима священнослужителей и, назначивши из них одного епископом, а других священниками и диаконами, крестил часть хорватов[8]. Другая, большая часть, крестилась, по его словам, после освобождения от франков, которые как-то вскоре после водворения хорватов в Далмации подчинили было их своей власти[9]. Последние хорваты, по его словам, крестились уже в конце IX в.[10]. Как и все другие факты древнейшей истории хорватов, водворение между ними христианства затемнено сказками. Точная дата крещения хорватов остаётся неизвестной. Несомненно одно, что они крестились не при Ираклие, потому что в это время они только устраивались ещё на новых землях, да и известия современников, говорят ещё о хорватах, как об язычниках. В 641 году — год смерти Ираклия — папа Иоанн VI посылал в Далмацию аббата Мартина для выкупа у славян векоторых пленных и перенесения осквернённых славянским нечестием мощей святых оттуда в Рим[11]. Распространение христианства между хорватами началось тогда, вероятно, когда они осели на занятых землях; оно было не административным актом, а делом католического духовенства Далмации, которое хлопотало в своих интересах. Религиозная рознь хорватов и далматинцев могла привести к очень печальным последствиям и сделать невыносимым и без того уже тяжёлое положение романского населения Далмации. Со стороны хорватов не могло быть больших препятствий к принятию христианства. У них не было жрецов, не было кумиров и храмов и крайне слабо развито было вообще общественное богослужение. В этом заключается причина свободного принятия ими христианства. От принятия новой веры не терял никто, как теряли у других народов жрецы, которые лишались через это своих доходов и богатств, своего значения. Христианство становилось на место национального общественного богослужения; у хорватов его почти не было; христианство не врывалось насильственно в религию очага и культ очага сохранился до сих пор у хорватов, как и других славян, только слегка окрасившись христианским колоритом. Не в раз, а медленно проникало христианство в жизнь хорватского народа; это видно уже и из того, что Хорватия не знает имени своего просветителя.
Принятием христианства под влиянием романского элемента кончается первый период хорватской истории; в следующий за ним период во внутреннюю жизнь хорватов входит государственное начало, но уже под влиянием другоrо чужеземного элемента — немецкого.
- ↑ Thoma Archidiak. Hist. Salonit. Schwandtner. Script. rer. lung. T. III. 546.
- ↑ Stritter, Op. cit., p. 396.
- ↑ Stritt. Op. cit.. p. 396.
- ↑ Rački. Nacrt Jugosl. povjest. (Arkiv za povjest jugosl. IV, 259
- ↑ Голубинский, История прав. церквей, 697
- ↑ Racki. Op. cit. p. 260.
- ↑ Stritt. Op. sit., p. 89.
- ↑ Stritt. Op. cit., p. 394.
- ↑ Ibid. p. 393.
- ↑ Ibid. p. 398.
- ↑ Murat. III, 137 «Reliquias de Dalmatia et Istria adduci praeceperat».