ОЧЕРКЪ ИСТОРІИ МАЛОРОССІИ ДО ПОДЧИНЕНІЯ ЕЯ ЦАРЮ АЛЕКСѢЮ МИХАЙЛОВИЧУ. править
ГЛАВА III. править
Смерть Витовта обрадовала польскихъ пановъ, трепетавшихъ передъ мыслію о самостоятельности литовской Руси; но не одни Поляки радовались смерти Кейстутовича: ей радовались и тѣ изъ Русскихъ, которымъ дорого было свое, и которые видѣли ясно, что Витовтъ, въ своихъ честолюбивыхъ стремленіяхъ, руководился однѣми корыстными цѣлями, что отступникъ отъ православія не могъ дѣйствовать въ духѣ русской народности. Ихъ надежды давно уже были обращены на брата ягайлова, Свидригайла Ольгердовича, который оказывалъ явное расположеніе къ православію (85) и явную ненависть къ Польшѣ. Польскіе лѣтописцы изображаютъ Свидригайла человѣкомъ преданнымъ вину и праздности, непостояннымъ, вспыльчивымъ, безразсуднымъ, склоннымъ на всѣ стороны, куда вѣтеръ подуетъ (86), и находятъ въ немъ одно только доброе качество — щедрость. Мы, съ своей стороны, замѣтимъ только одно, что почти всѣхъ Гедиминовичей можно упрекнуть въ непостоянствѣ,, видя, съ какою легкостію измѣняютъ они одной вѣрѣ и народности въ пользу другой, лишь бы только эта измѣна вела къ скорѣйшему достиженію извѣстной цѣли, что отличительную черту въ характерѣ Гедиминовичей составляетъ равнодушіе къ самымъ крѣпкимъ убѣжденіямъ человѣка, или, лучше сказать, отсутствіе всякихъ крѣпкихъ убѣжденій. Эта фамильная черта Гедиминовичей равно поражаетъ насъ какъ въ Ягайлѣ и Витовтѣ, такъ и въ послѣднемъ изъ Гедиминовичей, — Сигизмундѣ-Августѣ, который точно такъ же былъ равнодушенъ, точно такъ же колебался между католицизмомъ и протестантизмомъ, какъ предки его колебались между католицизмомъ и православіемъ; та же фамильная черта, наконецъ, замѣтна и въ тѣхъ Гедиминовичахъ, которые перешли, на службу въ московское государство, преимущественно въ знаменитой фамиліи князей Мстиславскихъ, славныхъ отсутствіемъ крѣпкихъ убѣжденій. Быть-можетъ, причина такому явленію заключалась въ самомъ положеніи литовскаго народа, который, не успѣвъ выработать для себя крѣпкія основы народнаго характера, пришелъ въ столкновеніе съ различными чуждыми народностями: къ одной которой-нибудь изъ нихъ онъ долженъ былъ приравняться, не насильственно, однако, а съ правомъ выбора.
Но если непостоянство, отсутствіе крѣпкихъ убѣжденій, было отличительною чертою Гедиминовичей, то, намъ кажется, Свидригайла менѣе, чѣмъ кого-либо изъ его родичей можно упрекнуть въ этомъ непостоянствѣ. Во всей его, съ перваго взгляда безпокойной, дѣятельности легко замѣтить одно постоянное стремленіе — противоборствовать польскому вліянію, опираясь на русскомъ началѣ; безпрестанныя неудачи, изгнаніе изъ родной страны, заточенія не отнимали духа у Свидригайла: побѣжденный, сломленный, онъ скоро снова поднималъ голову, снова преслѣдовалъ свою завѣтную цѣль; онъ не желалъ, подобно Витовту, титула королевскаго; онъ хотѣлъ быть только великимъ княземъ литовской Руси, но Руси независимой, освобожденной отъ польскаго вліянія: однимъ словомъ, въ поступкахъ Свидригайла мы замѣчаемъ гораздо-болѣе cочувствія къ интересамъ страны, чѣмъ, въ поступкахъ Витовта, который постоянно имѣлъ въ виду однѣ личныя цѣли. ,
По смерти Витовта, Ягайло не могъ противиться всеобщему желанію: русскіе и литовскіе вельможи бросились къ Свидригайлу и провозгласили его великимъ княземъ. Свидригайло ознаменовалъ свое вступленіе на отцовскій столъ тѣмъ, что занялъ литовскіе замки отъ своего имени, съ исключеніемъ Ягайла, и тѣмъ обнаружилъ намѣреніе свергнуть польское иго. Кн^я гнѣвомъ, за прежнія обиды и гоненія, онъ въ рѣзкихъ выраженіяхъ укорялъ короля и его польскихъ совѣтниковъ, грозя, имъ достойною местію (87). Ягайло находился въ самомъ затруднительномъ положеніи; эта затруднительность еще болѣе усилилась при извѣстіи, что Поляки, услыхавъ о смерти Витовта, внезапно захватили Подолію, вытѣснивъ оттуда литовскихъ намѣстниковъ. Свидригайло выходилъ изъ себя, грозилъ королю тюрьмою и даже смертію, если Поляки не возвратятъ Подолію Литвѣ. Тогда Поляки, окружавшіе короля, рѣшились умертвить Свидригайла, и, запершись въ Вильнѣ, держаться тамъ до прибытія короннаго войска. Но Ягайло никакъ не соглашался на такую мѣру, и почелъ за лучшее возвратить брату Подолію. Свидригайло, обрадованный уступчивостью короля, утихъ, и началъ ласкаться къ брату; но паны польскіе были въ отчаяніи, что Подолія отходитъ отъ нихъ, и стали придумывать средства, какъ бы помѣшать королевскому намѣренію, и наконецъ отъискали: тайнымъ образомъ дали знать польскому коменданту Каменца, Михаилу Бучацкому, чтобъ онъ не слушался королевскаго повелѣнія, не сдавалъ города Литвѣ и заключилъ бы въ оковы ягайловыхъ и свидригайловыхъ посланцевъ; Бучацкій исполнилъ ихъ желаніе.
Въ 1431 году, Ягайло возрратился въ Польшу; на сендомирскомъ сеймѣ слабый старикъ сталъ жаловаться на обиды Свидригайла; негодованіе Поляковъ было усилено еще вѣстями, что Свидригайло не оставляетъ въ покоѣ ни Подоліи, ни другихъ сосѣднихъ областей; но они боялись, дѣйствовать противъ великаго князя вооруженною силою, зная необыкновенную привязанность къ нему Русскихъ, заподозривая и короля своего въ тайномъ доброжелательствѣ брату (88), и потому рѣшились попробовать сперва мирнымъ путемъ склонить Свидригайла къ уступкѣ Подоліи и къ признанію своей зависимости отъ Польши. Но, видно, они мало еще знали Свидригайла: первое посольство ихъ осталось безъ успѣха; на второмъ, выведенный изъ терпѣнія дерзкими требованіями Яна Лутека Бржескаго, Свидригайло далъ ему пощечину. (89). Въ томъ же году (1431), Бржескій снова явился посломъ отъ Ягайла, снова говорилъ Свидригайлу тѣ же рѣчи, опять получилъ отъ него пощечину, но теперь уже не. былъ отпущенъ назадъ, а заключенъ въ тюрьму. Ягайло не посылалъ уже въ третій разъ къ брату, а выступилъ противъ него съ войскомъ, хотя, какъ выражается польскій историкъ, горьче смерти былъ ему этотъ походъ противъ родной земли и роднаго брата (90). Свидригайло не уступалъ польскимъ требованіямъ, и военныя дѣйствія должны были откинься. Эта борьба между двумя національностями, изъ которыхъ одна беззаконно посягала на права другой, ведена была, какъ и слѣдовало ожидать, съ страшнымъ ожесточеніемъ: съ обѣихъ сторонъ не было пощады плѣнникамъ. Русскіе особенно изливали свою месть на ненавистное латинское духовенство. Жители Луцка съ удивительнымъ мужествомъ выдерживали осаду отъ королевскаго войска; несмотря на то, по увѣренію польскаго историка, городъ долинъ былъ бы скоро сдаться, и война кончилась бы съ выгодою и честью для короля и королевства, еслибъ тому не помѣшалъ самъ Ягайло, благопріятствовавшій Свидригайлу и его подданнымъ (91), съ которыми онъ поспѣшилъ заключить перемиріе, при чемъ положенъ быль, срокъ и мѣсто для переговоровъ о вѣчномъ мирѣ. Король снялъ осаду Луцка, Русскіе торжествовали отступленіе Поляковъ тѣмъ, что разрушили всѣ католическія-церкви въ луцкой землѣ.
Съѣздъ для заключенія вѣчнаго мира назначенъ былъ въ Парчевѣ; но Свидригайло не явился туда и не прислалъ своихъ, уполномоченныхъ; онъ зналъ, что дѣло корчится ничѣмъ: Поляки не отстанутъ отъ своихъ требованій, а онъ не можетъ ни въ чемъ уступить имъ. Тогда Поляки, не надѣясь справиться съ великимъ княземъ открытою силою, рѣшились выставить ему соперника и возбудить междоусобіе въ собственныхъ его владѣніяхъ. Мы видѣли, что Свидригайло держался православія и русскаго народонаселенія: это возбуждало негодованіе въ литовскихъ вельможахъ, особенно въ тѣхъ, которые приняли католицизмъ. Поляки воспользовались этимъ негодованіемъ; они послали Лаврентія Зоронбу въ Литву съ явнымъ порученіемъ отъ Ягайла къ брату его склонять послѣдняго къ покорности, и съ тайнымъ порученіемъ уговаривать литовскихъ вельможъ къ сверженію Свидригайла и къ принятію въ великіе князья витовтова брата, Сигизмунда Кейстутовича, князя стародубскаго. Зоронба успѣлъ какъ-нельзя-лучше выполнить свое порученіе: противъ Свидригайла составленъ. былъ заговоръ, съ помощію котораго Сигизмундъ стародубскій напалъ нечаянно на великаго князя и выгналъ его изъ Литвы; но Русь-(т.. е. Малороссія), Смоленскъ и Витебскъ. остались вѣрными Свидригаплу, какъ онъ былъ имъ вѣренъ. Такимъ-образомъ, Русскія области въ другой разъ отдѣляются отъ Литвы подъ особымъ княземъ: въ оба раза вѣра служитъ основаніемъ этого дѣленія (92).
Свѣдавъ объ изгнаніи Свидригайла изъ Литвы, король созвалъ вельможъ и прелатовъ для совѣщанія о дѣлахъ этой страны. Положено было отправить къ Сигизмунду полномочныхъ пословъ, въ челѣ которыхъ находился злой духъ Литвы и Руси — Збигнѣвъ Олесницкій. Сигизмундъ съ почестями принялъ посольство и подчинилъ себя и свое княжество коронѣ польской. Легко объяснить причины такого поступка: Сигизмундъ собственными средствами не могъ держаться противъ русскаго князя Свигригайла: ему нужна была помощь Польши, авторитетъ ея короля. Но ясно, что подчиненіе Литвы Польшѣ не могло снискать Сигизмунду расположенія между Литовцами, для которыхъ была дорога польза и честь ихъ государства; вотъ почему Сигизмундъ скоро увидѣлъ, что окруженъ людьми, на вѣрность которыхъ не можетъ положиться, и хотя польскій лѣтописецъ видитъ въ этомъ случаѣ только врожденное непостоянство Литовцевъ (93), но мы имѣемъ право видѣть еще что-нибудь другое. Открытъ былъ и заговоръ на жизнь Сигизмунда, главами котораго были знаменитые вельможи — Янутъ, палатинъ Троцкій, Румбольдъ, гетманъ литовскій; Янутъ и Румбольдъ, вмѣстѣ со многими другими соучастниками, погибли подъ топоромъ; это возбудило еще большее ожесточеніе противъ васалла Польши; Сигизмундъ не смѣлъ встрѣтиться съ Свидригайломъ въ открытомъ полѣ, боясь измѣны своихъ.
Въ такомъ положеніи находилась Литва и Русь, когда въ 1434 году умеръ король Ягайло, Поляки возвели на престолъ сына его Владислава — не безъ смутъ, впрочемъ, и сопротивленія со стороны нѣкоторыхъ вельможъ. Но перемѣна, совершившаяся въ Польшѣ, не Измѣнила отношеній Литвы и Руси: здѣсь попрежнему шла борьба между Сигизмундомъ и Свидригайломъ, попрежнему послѣдній не хотѣлъ отказываться отъ правъ своихъ на Литву, но, какъ всегда, былъ не, счастливъ на войнѣ; войска его потерпѣли сильное пораженіе подъ Вилькомпромъ; Сигизмундъ, однако, недолго наслаждался своимъ торжествомъ. Мы уже упоминали о заговорѣ недовольныхъ Литовцевъ на его жизнь; казнь заговорщиковъ не устрашила другихъ послѣдовать ихъ примѣру. Въ 1440 году, князь Иванъ Чарторыйскій, Русскій родомъ и вѣрой (94), составилъ новый заговоръ, въ-слѣдствіе котораго Сигизмундъ лишился жизни. Польскій лѣтописецъ говоритъ, что насильственная смерть была праведнымъ наказаніемъ Божіимъ Сигизмунду за его безнравственность (95): таковъ былъ князь, данный Литвѣ польскими крамолами.
По убіеніи Сигизмунда, литовскіе вельможи раздѣлились: одни хотѣли видѣть великимъ княземъ Владислава Ягайловича, короля польскаго; другіе, возвеличенные Сигизмундомъ, держались сына его Михаила; третьи, наконецъ, хотѣли Свидригайла, князя русскаго. Король Владиславъ былъ въ это время въ большомъ затрудненіи: Венгры выбрали его на свой престолъ и просили поспѣшить пріѣздомъ къ нимъ, а между-тѣмъ Литва требовала также его присутствія, въ противномъ случаѣ грозила отдѣлиться отъ Польши. Послѣ долгихъ совѣщаній съ польскими вельможами, рѣшено было, чтобъ самъ Владиславъ поспѣшилъ въ Венгрію для упроченія себѣ тамошняго престола, а въ Литву отправилъ вмѣсто себя роднаго брата своего, молодаго Казиміра, не въ качествѣ, однако, великаго князя литовскаго, а въ качествѣ намѣстника польскаго короля (96). Литовскіе и нѣкоторые изъ русскихъ вельможъ, въ томъ числи Александръ или Олелько Владиміровичъ, князь кіевскій, внукъ Ольгерда, приняли Казиміра, по никакъ не хотѣли видѣть въ немъ вѣстника Владиславова, и требовали возведенія его на великокняжескій престолъ; Поляки, окружавшіе Казиміра, никакъ не хотѣли согласиться на это требованіе; тогда Литовцы, противъ ихъ воли, провозгласили Казиміра великимъ княземъ. Видя это, король Владиславъ и его польскіе совѣтники придумали обезсилить Литвy отнять у князей ея средства къ сопротивленію польскому владычеству; для этого они хотѣли раздѣлить литовскія области между Казиміромъ, Михаиломъ Сигизмундовичемъ и Болеславомъ мазовецкимъ; назначили и съѣздъ въ Парчевѣ, но никакъ не могли согласиться съ литовскими вельможами (97).
Въ 1444 году, Владиславъ, король польскій и венгерскій, палъ въ битвѣ съ Турками при Варнѣ. Смерть Владислава была ударомъ для Литвы, потому-что опять затягивала связь ея съ Польшею, отъ которой она всѣми силами старалась высвободиться. Поляки прислали звать Казиміра на польскій престолъ; тотъ, привыкнувъ къ Литвѣ, долго не соглашался, наконецъ долженъ былъ уступить ихъ требованіямъ, боясь угрозы, что они выберутъ въ короли врага его Болеслава мазовецкаго. Такимъ образомъ, Литва снова должна была соединиться съ Польшею подъ однимъ властителемъ, но продолжала всѣми силами стоять за свою отдѣльность, за свои Земли и права противъ польскихъ притязаній. Между-тѣмъ, въ 1452 году умеръ старикъ Свидригайло; въ 1471 году умеръ и послѣдній князь кіевскій, Симеонъ Олельковичъ или Александровичъ, правнукъ Олгердовъ; по смерти Свидригайла, Литва и Русь видѣли въ Симеонѣ человѣка, который могъ поддержать ихъ независимость, быть ихъ самостоятельнымъ великимъ княземъ; вотъ почему король Казимірѣ, по смерти Симеона, не посадилъ уже въ Кіёвѣ сына его, который могъ быть для него и для сыновей его опаснымъ соперникомъ., но упразднилъ Кіевское Княжество, куда вмѣсто князя послалъ воеводу Поляка Мартина Гастолта. Кіевляне не хотѣли Гастолта, съ одной Стороны Потому, что онъ не былъ княземъ; съ другой же, и особенно потому, что былъ Полякомъ, но въ ихъ ропотъ мало обратили вниманія, и Гастолтъ остался воеводою въ Кіевѣ (98). Не смотря на то, по смерти Казиміра, послѣдовавшей въ 1492 году, Литвѣ и Руси удалось опять отдѣлиться отъ Польши, и выбрать себѣ особаго, самостоятельнаго князя, Александра Казиміровича; но и этотъ князь, подобно отцу, былъ призванъ на польскій престолъ, умеръ бездѣтнымъ, и братъ его, Сигизмундъ, оставшись единственнымъ потомкомъ Ягайла, необходимо соединилъ Литву и Русь съ Польшею; въ этомъ соединеніи онъ передалъ ихъ единственному сыну и наслѣднику — Сигизмунду-Августу, послѣдней въ Ягеллоновъ. Такимъ-образомъ отъ <испорчено> вступленія на польскій престолъ Ягайла до самаго прес <испорчено>о династіи, мы видимъ постоянное стремленіе Польши слить южную Русь съ собою воедино, и постоянное стремленіе послѣдней отдѣлиться отъ Польши, главною причиною котораго было различіе вѣроисповѣданій. Поляки ясно понимали, что до-тѣхъ-поръ, пока существуетъ это различіе, связь литовской Руси и Польши никогда не будетъ крѣпка; отсюда естественное и необходимое стремленіе Польши уничтожить причину разъединенія, уничтожить разницу въ вѣрѣ, истребить православіе, которое было основою русской народности. Но ясно, что посягнуть на вѣру русскую, на основу русской народности, была крайне опасно для Польши, потому-что это посягательство заставляло Русь напрячь всѣ свои силы для того, чтобъ отстоять основу своей народности и окончательно разорвать всякую связь съ Польшею. Литовская, Русь, какъ было уже выше замѣчено, не заключала въ самой-себѣ основъ самобытной, самостоятельной государственной жизни, но подлѣ нея существовала другая Русь, единовѣрная и крѣпко сплоченная въ государственное тѣло подъ державою старой русской династіи, Рюрика. Ясно было, что при первомъ посягательствъ Польши на русскую вѣру, литовская Русь должна будетъ, обратиться къ Руси московской съ просьбою о помощи; Такъ и случилось: едва только Ягеллоны обнаружили посягательство на православіе, какъ русскіе князья, потомки Рюрика и Гедимина, являются въ Москвѣ и бьютъ челомъ ея государю своими вотчинами. Путь, побужденія къ соединенію обѣихъ частей Руси указаны; рано или поздно это соединеній исполнится. Іоаннъ III явно говоритъ, что Югозападная Русь должна принадлежать ему, какъ потомку с.в. Владиміра; онъ посылаетъ въ Литву дочь для подкрѣпленія православія, старается отдалить католика Сигизмунда, брата александрова, отъ участія во владѣніи русскою землею (99). Сынъ Іоанна, Василій уже явно предлагалъ себя въ великіе князья литовско-русскіе, мимо Ягеллона Сигизмунда. Намѣреніе Василія не удалось, и московскіе государи не оставляли своихъ предначертаній, имѣя сильныя Причины надѣяться на успѣхъ. А между-тѣмъ, Ягеллоны, съ, своей стороны, думали, что назначеніе ихъ династіи состоитъ въ вѣчномъ соединеніи Литвы и Руси съ Польшею; послѣдній изъ Ягеллоновъ, Сигизмундъ-Августъ, не хотѣлъ успокоиться до-тѣхъ-поръ, пока не достигнетъ этого соединенія, и наконецъ, послѣ многихъ усилій, достигъ его на люблинскомъ сеймѣ. Но это желанное соединеніе приковывало только Польшу къ судьбѣ Руси, вовсе не уничтожая въ послѣдней исконнаго стремленія къ соединенію съ Москвою. Къ Москвѣ тянуло православное народонаселеніе литовской Руси (100), къ ней тянули и протестанты разныхъ сектъ, зная терпимость православной церкви и московскаго правительства.
Еще при жизни Сигизмунда-Августа, послы его, пріѣхавъ въ Москву договариваться о мирѣ, прямо объявили царю Іоанну Грозному о своемъ желаніи избрать его въ короли по смерти послѣдняго Ягеллона. 18 іюля 1582 года, умеръ Сигизмундъ-Августъ, говоритъ, что на смертномъ одрѣ онъ совѣтовалъ вельможамъ предложить соединенную польско-литовскую корону царю московскому. Іоаннъ давно уже думалъ о наслѣдствѣ Ягеллоновъ: съ этою цѣлію, вѣроятно, онъ сватался на сестрѣ бездѣтнаго Сигизмунда, Екатеринѣ, желая такимъ-образомъ упрочить себѣ и дѣтямъ своимъ право на Литву; но Сигизмундъ, враждуя тогда съ Іоанномъ, не согласился на царское. предложеніе, и Екатерина была выдана за сына Густава-Вазы, шведскаго, Іоанна, герцога Финляндскаго. Грозный, однако, хотѣлъ достичь своей цѣли какимъ бы то ни было образомъ: узнавъ, что герцогъ финляндскій заточенъ братомъ своимъ, королемъ Эрикомъ, онъ требовалъ отъ Эрика выдачи Екатерины; но и это желаніе не было исполнено. Когда, по смерти Сигизмунда-Августа, польскіе и литовскіе паны прислали съ извѣстіемъ о королевской кончинѣ въ Москву гонца Ѳедора Зенковича Воропая, то Грозный, объявилъ Воропаю о желаніи своемъ занять упраздненный престолъ Ягеллоновъ (101). «Ты привезъ мнѣ извѣстіе о смерти моего брата, короля Сигизмунда» сказалъ Іоаннъ Воропаю: «я слышалъ объ этомъ и прежде, да не вѣрилъ… Такъ теперь паны польскіе и литовскіе остались безъ главы: потому-что хотя въ Польшѣ и Литвѣ много головъ, да нѣтъ одной доброй головы, которая бы всѣмъ заправляла и къ которой бы все относилось, какъ потоки водные къ морю протекаютъ. Если ваши паны захотятъ взять меня къ себѣ въ государи, то сами увидятъ, какого пріобрѣтутъ во мнѣ защитника и добраго государя: не только поганство, но и самый Римъ и никакое королевство не будетъ въ состояніи сопротивляться намъ, если земли наши соединятся. Знаю, что многіе въ землѣ вашей называютъ меня злымъ и гнѣвливымъ; то правда, что я гнѣвливъ и золъ, самъ то знаю и не хвалюсь; но пусть же спросятъ меня, на кого я золъ? Отвѣчаю: кто противъ меня лихъ, на того и я лихъ; а кто добръ, тому отдамъ послѣднюю цѣпь и платье, что на мнѣ.»
Тутъ царь обратился къ недавнему событію, сожженію Москвы Дивлетъ Гиреемъ, въ чемъ видѣлъ явную измѣну воеводъ, онъ продолжалъ: «Вотъ какова была измѣна моихъ людей противъ меня; но измѣнниковъ вездѣ караютъ… У васъ есть мои отъѣзжные, Курбскій, который погубилъ у меня жену, а у него мать (тутъ царь указалъ на старшаго сына своего, Ивана); а я, Богъ свидѣтель, не думалъ его казнить, но хотѣлъ только отнять у него должности»…
Важны слѣдующія слова царя, изъ которыхъ видно, какъ онъ дорого цѣнилъ Лифляндію: «Я не стою за Полоцкъ и за всѣ его пригороды; еслибъ даже пришлось, придамъ къ нему и своихъ московскихъ волостей; но за то пусть папы уступятъ мнѣ Лифляндію по Двину. Если паны захотятъ выбрать себѣ въ короли кого-нибудь изъ моихъ сыновей, то у меня ихъ только двое, какъ два глаза у головы; отпустить кого-нибудь изъ нихъ отъ себя, все равно, что вырвать сердце у человѣка.» Потомъ царь примолвилъ о протестантахъ; онъ не могъ не знать, что они скорѣе на его сторонѣ, чѣмъ на сторонѣ католическихъ соискателей/однако, говоря съ католикомъ, онъ сказалъ: «Есть въ вашей землѣ польской и литовской вѣра Мартына Лютера, вотъ, что образа истребляютъ; этимъ людямъ не хочется» имѣть меня государемъ, но я объ.нихъ ничего гойорить не буду, потому-что священное писаніе дано не на брань и не на гнѣвъ, а на тихость и на покорность."
Соискателями Грознаго были: 1) Эрнестъ, сынъ императора Максимиліана, 2) герцогъ д’Анжу, братъ Карла IX, Французскаго, 3) король шведскій Іоаннъ Ваза, или сынъ его Сигизмундъ, рожденный отъ Екатерины Ягеллонъ. Царь не хотѣлъ унижать передъ панами ни своего достоинства, ни достоинства своего государства, и потому не явился искателемъ; притомъ, обширный умъ его долженъ былъ ясно видѣть множество препятствій, которыя могли произойдти для московскаго государства отъ присоединеніе Польши въ то время; другое дѣла получить безъ оружія единовѣрную литовскую Русь, полное сліяніе которой съ московскимъ государствомъ казалось такъ легко. Вотъ почему царю хотѣлось особенно, чтобъ Литва избрала его великимъ княземъ отдѣльно отъ Польши, ибо въ такомъ случаѣ послѣдняя, ослабленная присоединеніемъ литовско-русскихъ областей къ московскому государству, не могла быть опасною для Москвы. Съ другой стороны, Іоаннъ могъ думать, судя по недавнимъ успѣхамъ своего оружія, что покореніе литовской Руси не замедлитъ и безъ того, и что съ покоренными областями гораздо-легче распорядиться, чѣмъ съ добровольно-присоединившимися; онъ хорошо зналъ, что такое была Польша съ своими панами и сеймами, и потому не могъ прельщаться польскою короною. Главною заботою царя въ это время было пріобрѣтеніе прибалтійскихъ областей и безопасность отъ грозныхъ замысловъ султана, который недавно еще пытался отнять у Москвы Астрахань и Казань. Вотъ почему, въ случаѣ, если сеймъ не изберетъ его самого въ короли, Іоанну хотѣлось, чтобъ избранъ былъ сынъ императора, естественный врагъ Турковъ, а не герцогъ д’Анжу, котораго царь считалъ союзникомъ Турковъ. Когда пріѣхалъ въ Новгородъ посолъ отъ сейма Гарабурда, царь сказалъ ему (102): «Ты говоришь, что паны-рада Великаго Княжества Литовскаго не хотятъ безъ Польши избирать себѣ государя: ну, въ томъ ихъ воля! Еще ты говорилъ, чтобъ мы возвратили вамъ Смоленскъ и Полоцкъ съ пригородами, Усвятомъ и Озерищемъ — это не дѣло: съ какой стати я стану отнимать земли у своего государства? хорошо увеличивать государство, а не уменьшать. Съ какой стати я дамъ вамъ сына своего Ѳедора съ убыткомъ своему государству? Польша и Литва — земли не бѣдныя, могутъ содержать короля, а сынъ нашъ не дѣвка, что ему приданое давать.» Царь никакъ не согласился также допустить избирательную форму правленія въ Польшѣ и Литвѣ: онъ хотѣлъ вѣчнаго соединенія обоихъ государствъ съ московскимъ. Но такъ-какъ избраніе царевича Ѳедора вовсе не нравилось Грозному, то онъ поспѣшилъ завести рѣчь о собственномъ избраніи и потомъ перейдти къ любимой мысли о присоединеніи Великаго Княжества Литовскаго къ московскому государству: "Сынъ мой Ѳедоръ молодъ, бороться съ нашими и своими непріятелями не въ состояніи; знаю, что нѣкоторые изъ Поляковъ и изъ вашихъ (т. е. Литовцевъ) хотятъ меня самого имѣть государемъ: это было бы гораздо-лучше, " — Гарабурда возражалъ, что избранію самого царя препятствуетъ обширность трехъ владѣній; что одинъ государь долженъ безпрестанно переѣзжать изъ одного въ другое для защиты внѣшней и дѣлъ внутреннихъ, кого тогда онъ будетъ оставлять: на свое мѣсто? Притомъ, безъ принятія римской вѣры., онъ не можетъ быть королемъ въ Польшѣ. Царь отвѣчалъ: «Мы хотимъ быть государемъ на всѣхъ трехъ государствахъ и управлять ими можемъ, и причины, тобою выставленныя, тому не препятствуютъ. Въ титулѣ пашемъ будетъ стоять напереди царство московское, потомъ Королество Польское и Великое Княжество Литовское; при чемъ одинъ только Кіевъ безъ пригородовъ отходитъ къ государству московскому, равно Лифляндія по Двину, курляндія же и Полоцкъ съ пригородами отходитъ къ Литвѣ, титулъ будетъ: „Божіею милостію государь, царь и великій князь всея Руси, кіевскій, владимирскій, московскій, король польскій, великій князь литовскій, русскій, Великаго-Новгорода, царь казанскій, царь астраханскій, а потомъ росписать области русскія, польскія и литовскія по мѣрѣ ихъ важности. Вѣрѣ нашей быть въ особомъ уваженіи; намъ вольно ставить церкви въ нашихъ замкахъ, волостяхъ и дворахъ. Правъ и вольностей панскихъ нарушать не будемъ. Когда достигнемъ старости и захотимъ удалиться въ монастырь, то папы-рада должны намъ то дозволить, и выбрать въ государи изъ нашихъ дѣтей, кого имъ будетъ. угодно. Но еслибы Великое Княжество Литовскее захотѣло нашего государствованія одно, безъ Короны польской, то это намъ было бы гораздо-пріятнѣе. Литва будетъ соединена съ Москвою, какъ прежде, была соединена съ Польшею, а которыя земли литовскія были это. бравы къ Польшѣ (что мы хорошо знаемъ), тѣ земли Отъискать и возвратить Литвѣ, кромѣ одного Кіева, который отойдетъ къ Москвѣ. Если же Литвѣ нельзя отдѣлиться отъ Полыни, то ужь лучше выберите себѣ въ государи императорскаго сына, потому-что, въ-самомъ-дѣлѣ, я уже становлюсь старъ, и тремя государствами управлять мнѣ будетъ трудно. Но если Польша и Литва хотятъ имѣть насъ своимъ государемъ, то мы не прочь; еслибъ даже и одно Великое Княжество Литовское хотѣло насъ, то намъ это еще было бы пріятнѣе. Но объявляемъ тебѣ и папамъ, раднымъ сказать велимъ, чтобъ не выбирали въ короли Француза, потому-что онъ будетъ гораздо-болѣе желать добра Туркамъ, чѣмъ христіанамъ. Если же возьмете Француза, то знайте вы, Литовцы, что мнѣ надъ вами промышлять.“
Когда уже Гарабурда собрался совсѣмъ ѣхать, то пришли къ нему царскіе повѣренные — Умный, Плещеевъ и двое дьяковъ Щелкаловыхъ, и сказали ему отъ имени царскаго: если одно Великое Княжества Литовское захочетъ признать Іоанна своимъ государемъ, то онъ охотно согласится, какъ ужей самъ объявилъ, и чтобъ при этомъ паны литовскіе не боялись ничего отъ Польши: царь помирать ихъ съ нею.
По переговоры Грознаго съ Гарабурдою остались безъ слѣдствій: Ходкѣвичъ, папскій легатъ Коммендоне и Французскій посолъ Монлюкъ превозмогли на сеймѣ, не смотря на сопротивленіе диссидентовъ, и Генрихъ Анжу былъ избранъ королемъ. Однако, диссиденты, зная, чего имъ можно ожидать отъ брата Карла IX, приняли свои мѣры: они образовали варшавскую конфедерацію, и Генрихъ долженъ былъ присягою утвердить права ихъ! Избраніе Анжу еще тѣснѣе сблизило интересы московскаго и австрійскаго дворовъ; Максимиліанъ увѣдомилъ царя о варѳоломеевской ночи, въ которую Французскій король истребилъ болѣе 100,000 подданныхъ единственно за различіе въ вѣрѣ; Іоаннъ отвѣчалъ ему: „А что, братъ нашъ дражайшій, скорбишь о кровопролитіи, что учинилось у Францовскаго короля, въ его королевствѣ нѣсколько тысячь и до ссущихъ младенцевъ избито, и о томъ крестьянскимъ государемъ пригоже скорбѣти, что такое безчеловѣчество француской король надъ толикимъ народомъ учинилъ, и кровь толику безъ ума пролилъ“ (103).
Анжу немного нацарствовалъ въ Польшѣ; послѣ его бѣгства снова началось избраніе, и тутъ, у царя явилось много доброжелателей: Папскій нунцій въ Польшѣ писалъ къ кардиналу комскому, что хотя знатные паны никакъ не хотятъ видѣть на престолѣ царя, однако народъ очень расположенъ къ послѣднему (104). Въ другомъ письмѣ онъ извѣщаетъ, что Іоанна желаетъ все мелкое дворянство польское и литовское, особенно же желаютъ его всѣ русскія обла. сти, и что перехвачены письма, отправленныя къ царю нѣкоторыми вельможами польскими и русскими (105). Въ-самомъ-дѣлѣ, архіепископъ гнѣзенскій, Яковъ Уханскій, Янъ Глѣбовичъ, кастеллянъ минскій и другіе вельможи снова обратились къ Іоанну; но тотъ преслѣдовалъ свою любимую мысль отдѣлить Великое Княжество Литовское отъ Польши. Не достигши этого прежде путемъ переговоровъ, онъ хотѣлъ достигнуть теперь путемъ силы, именно хотѣлъ подѣлить наслѣдіе Ягеллоновъ, между Австріею и Москвою: себѣ взяты Литву и Русь, а Польшу отдать Эрнесту, сыну Максимиліанову; вотъ почему онъ не далъ панамъ рѣшительнаго отвѣта, и ждалъ рѣшенія вопроса отъ обстоятельныхъ переговоровъ съ Максимиліаномъ. Но Максимиліанъ не былъ въ уровень Іоанну, и въ то время, когда въ Москвѣ происходили безполезные переговоры съ австрійскими послами, толковавшими, вмѣсто Польши, объ изгнаніи Турковъ изъ Константинополя, сеймъ избрали) въ короли Стефана Баторія, князя седмиградскаго.
Быть-можетъ, нѣтъ ни одного историческаго лица, которое, при видимомъ блескѣ и величіи, имѣло такое черное значеніе въ исторіи народовъ, какъ Стефанъ Баторій. У московскаго государства онъ отнялъ прибалтійскія области, сродство соединенія съ Западною Европою; на Польшу и литовскую Русь навелъ іезуитовъ, и такимъ образомъ явился для славянскаго міра величайшимъ гасильникомъ просвѣщенія. По смерти Баторія, сеймъ; созванный для избранія короля, раздѣлился на три партіи: австрійскую, шведскую и московскую. Въ Москвѣ царствовалъ Ѳеодоръ, правилъ Годуновъ. Литва попрежнему была за царя московскаго (106); его приверженцы превосходили числомъ; касательно условій избранія. обѣ стороны уступали: Годуновъ ничего не упоминалъ о наслѣдственности въ домѣ Ѳеодора, давалъ богатыя обѣщанія немедленно начать войну съ Турками и завоевать въ пользу Польши Молдавію, Валахію, Боснію, Сербію, Венгрію, дать бѣдной шляхтѣ земли по Дону и Донцу, заплатить ратнымъ людямъ долги Баторія, завоевать Эстонію для Польши, взявъ себѣ только Нарву, подтвердить права вельможъ; послы паши даже соглашались дать послѣднимъ 100,000 злотыхъ. Уступили и въ титулѣ: Ѳеодоръ долженъ былъ писаться царемъ всея Руси, королемъ польскимъ, великимъ княземъ владимірскимъ, московскимъ и литовскимъ. О Лифляндіи, о Кіевѣ ни слова! Всѣ выгоды присоединенія были явно на сторонѣ Польши. Съ своей стороны литовскіе вельможи тайно сказали нашимъ посламъ, что Ѳеодоръ можетъ остаться въ православномъ законѣ, не ссорясь только явно съ папою. Но въ то время, какъ преданные Москвѣ литовскіе вельможи вели переговоры съ нашими послами, канцлеръ Замойскій, стоявшій въ челѣ шведской партіи, по терялъ времени и провозгласилъ королемъ Сигизмунда, сына короля Іоанна-Вазы и племянника послѣдняго Ягеллона. Узнавъ объ избраніи Сигизмунда, Годуновъ возобновилъ-было намѣреніе Грознаго присоединить одну Литву, но было уже поздно; поздно было хлопотать и о возведеніи австрійскаго герцога Максимиліана, который прежде хотѣлъ быть царемъ московскимъ (107): австрійская партія была самая слабая; литовскіе вельможи говорили нашимъ посламъ: „цесарева брата и помянуть у насъ никто не хочетъ, для того, что онъ по богатый государь, и къ тому должной; и какъ только у, насъ на государствѣ будетъ, и онъ тотчасъ захочетъ богатѣть, да и долги платить, И то все станетъ съ насъ брать. Да и потому, цесарева брата не хотимъ, которыя государства поддались цесарю, и онъ на нихъ дань положилъ… У насъ то писаное дѣло, что нѣмецкій языкъ славянскому языку никакъ добра не смыслитъ…“
Замойскій, провозгласивъ Сигизмунда, погнался за Максимиліаномъ, разбилъ его въ Силезіи, взялъ въ плѣнъ и освободилъ подъ условіемъ не думать о Польшѣ. Такимъ образомъ домъ Вазы взошелъ и на польскій, престолъ; соединеніе Польши и Литвы съ Швеціею грозило Сѣверной Европѣ страшнымъ могуществомъ, но іезуиты постарались подкопать это могущество. Сигизмундъ былъ воспитанникъ іезуитовъ, и, по вступленіи на престолъ польскій, тотчасъ же окружилъ себя ими, и во все царствованіе. слѣдовалъ ихъ внушеніямъ. Слѣдствіемъ этого была сперва потеря короны шведской, ибо Шведы не хотѣли допустить Сигизмунда разрѣшить дѣло знаменитаго дѣда его, Густава Вазы, и ввести снова католицизмъ, да еще въ прибавку съ іезуитами. Какъ дѣйствовали іезуиты въ Польшѣ, видно изъ слѣдующаго: въ концѣ царствованія Сигизмунда-Августа, въ сенатѣ находилось только два свѣтскіе сенатора, которые были католическаго исповѣданія. При Баторіи, со введенія іезуитовъ въ королевство, число католическихъ сенаторовъ увеличилось значительно; однако, при вступленіи на престолъ Сигизмунда ІІІ-го, еще большая часть сенаторовъ состояла изъ диссидентовъ; но при смерти Сигизмунда III-го оставалось только два сенатора изъ диссидентовъ. Восторжествовавъ надъ протестантизмомъ въ Польшѣ и Литвѣ, іезуиты обратились противъ православія: іезуитамъ хотѣлось подорвать московское вліяніе въ литовской Руси и, окатоличивъ послѣднюю, дѣйствовать черезъ нее и на Русь московскую. Но они сильно ошиблись въ Своемъ разсчетѣ: успѣхъ въ борьбѣ съ протестантизмомъ ослѣпилъ ихъ; они забыли, что протестантизмъ былъ явленіе новое, распространился въ высшихъ слояхъ народонаселенія въ слѣдствіе моды, выгодъ, и, не имѣя крѣпкой, исторической основы, такъ же скоро ослабѣлъ, какъ быстро усилился. При совершенно-другихъ условіяхъ существовало православіе: это была вѣра отцовъ, вошедшая въ плоть и кровь народонаселенія, и самой огромной массы его; которая отличается всегда стойкостью въ сохраненіи старины, особенно когда дѣло идетъ о самомъ высшемъ интересѣ; и вотъ простое русское народонаселеніе выставило сперва сопротивленіе страдательное, но потомъ, будучи выведено изъ терпѣнія, встало — и судьба Польши была рѣшена. Сценою возстанія Русскихъ за вѣру была древняя Русь, называвшаяся въ описываемое время Малороссіею: къ ея-то исторіи мы и должны теперь обратиться.
ГЛАВА IV. править
Мы видѣли, какъ Южная Русь, ослабѣвшая въ-слѣдствіе родоваго быта, не могла выработать сама изъ себя началъ государственныхъ и принуждена была признать вліяніе сперва сѣверныхъ великихъ князей Владимірскихъ, а потомъ, послѣ нашествія Монголовъ, подчиниться великому князю литовскому. Прежніе князья Рюриковичи исчезли, или потеряли свое прежнее значеніе; но не могли исчезнуть ихъ дружины, которыя попрежнему составляли военное сословіе. Мы знаемъ, что дружины нашихъ князей наполнялись пришлецами отовсюду; знаемъ также, что Южная Русь кипѣла разными народцами, которые примыкали къ дружинамъ княжескимъ; теперь, послѣ монгольскаго нашествія, при владычествѣ литовскомъ, обстоятельства не могли перемѣниться; напротивъ, число бѣглецовъ, желавшихъ войдти въ военное сословіе Украйны, еще увеличилось въ-слѣдствіе притѣсненій, которымъ подверглось нисшее сельское народонаселеніе отъ шляхты въ Польшѣ и вообще русское народонаселеніе отъ Поляковъ, преимущественно въ Галиціи; еще въ 1232 году пана Григорій IX писалъ, что польскіе, крестьяне, притѣсняемые землевладѣльцами, бѣгутъ въ Русь (108); послѣ эти притѣсненія все болѣе и болѣе усиливались (109); слѣдовательно, число перебѣжчиковъ Долженствовало увеличиваться; такимъ-образомъ, Украйна наполнялась людьми отважными, пришедшими сюда искать облегченія отъ тяжкой доли, какую они терпѣли въ отечествѣ. Люди вольные и бездомные во всѣхъ русскихъ областяхъ и у Татаръ назывались казаками; скоро это названіе распространилось и на все малороссійское военное сословіе, хотя несправедливо, какъ увидимъ. Собственно названіе казаковъ прилично было запорожцамъ, которые представляли, дружину въ полномъ ея характерѣ, не подчиняясь никакому вліянію ни государственному, ни семейному, ибо не допускали къ себѣ женщинъ. По исчезновеніи князей, малороссійское военное сословіе не могло оставаться безъ вождя: явились гетманы. Первые гетманы были истые вожди дружинъ, какихъ представляетъ намъ исторія среднихъ вѣковъ, duces ex virtute. Это были храбрые изъ храбрыхъ, которые собирали около себя толпу удальцовъ и совершали съ ними тѣ дивные воинскіе подвиги, о какихъ уже забыла въ то время Западная-Европа. Какое было отношеніе первыхъ гетмановъ къ великимъ князьямъ литовскимъ — объ этомъ трудно сказать положительно; болѣе чѣмъ вѣроятно, что это отношеніе было самое свободное и неопредѣленное; такъ же свободно и неопредѣленно было отношеніе первыхъ гетмановъ и къ войску. Первымъ извѣстнымъ вождемъ малороссійскаго войска былъ Предславъ Лянцкаронскій, явившійся въ 1506 году (110). Внѣшняя исторія Малороссіи при первыхъ гетманахъ состоитъ преимущественно въ войнахъ съ Татарами и Турками; исторія эта смутна, отличается противорѣчіями, которыя проистекаютъ большею частію изъ того, что позднѣйшіе историки предполагали здѣсь болѣе или менѣе правильное устройство, правильныя отношенія, правильное избраніе гетмановъ на всю жизнь и т. п., чего вовсе не было. Вотъ почему такъ трудно согласить малороссійскихъ историковъ касательно порядка, въ какомъ гетманы Слѣдуютъ одинъ за другимъ — знакъ, что при неправильности избранія нѣкоторые изъ нихъ были современны; сюда же присоединяется сношеніе запорожскихъ вождей съ вождями малороссійскаго войска, и выходитъ страшная путаница. Такъ послѣ Аявцкаронскаго, полагаютъ гетманомъ знаменитаго князя Дмитрія Вишневецкаго и хвалятъ его за попеченія о внутреннемъ устройствѣ страны, хотя очень-странно, что онъ могъ устроить ее въ-продолженіе одного года — отъ 1513 до 1514, Конискій преспокойно хоронитъ его въ 1514 году, а по другимъ извѣстіямъ самыя знаменитыя его дѣла относятся къ 1557 году! Рядомъ съ Дмитріемъ-Вишневецкимъ ставятъ гетмана Евстафія Ружинскаго, которому приписываютъ организацію малороссійскаго войска (111). Прежде это войско раздѣлялось на околицы, состоявшія изъ одного селенія, и на курени, состоявшія изъ нѣсколькихъ селеній; отсюда названіе куренной и околичной шляхты. Старые служивые назывались товариществомъ (дружина), молодые казаками (только!). Курени. и околицы управлялись, выбранными атаманами и товарищами, которые разбирали маловажныя распри и мирили; по важнымъ же земскимъ дѣламъ воины разбирались и судились въ повѣтовыхъ и городскихъ судилищахъ. По службѣ воинской они вѣдались хорунжими повѣтовыми, которые обязаны были дѣлать смотры и описи казакамъ и ихъ вооруженію, также хранили знамена или хоругви повѣтовыя. Въ случаѣ похода, хорунжіе повѣщали по куренямъ сборъ въ назначенныя мѣста, гдѣ изъ собравшихся казаковъ и товарищества составлялись полки и сотни, и въ нихъ избирались вольными голосами всѣ чиновники высшіе и нисшіе, которые считались въ своихъ чинахъ только во время похода; по возвращеніи же изъ него переходили въ прежнее состояніе, съ названіемъ товарищей и съ нѣкоторымъ вліяніемъ при подачѣ голосовъ. Но казаки, собирались часто безъ позыва хорунжихъ, выбирали начальниковъ, составляли такъ-называемые охочекомонные полки и отправлялись на Турцію, Молдавію, Крымъ, подъ предлогомъ освобожденія плѣнниковъ, а въ-самомъ-дѣлѣ для грабежа. Ясно, что такія казацкія прогулки раздражали Турцію, которая обвиняла въ нихъ польское правительство. Вотъ почему король Сигизмундъ I рѣшился прекратить казацкое своеволіе болѣе-правильнымъ устройствомъ малороссійскаго войска. Въ-слѣдствіе этого, гетманъ Ружинскій учредилъ двадцать непремѣнныхъ казацкихъ полковъ, въ 2000 человѣкъ каждый; имена эти полки получили отъ главныхъ городовъ, напр. кіевскій, переяславскій и т. д. Каждый полкъ раздѣлялся на сотни, названныя такъ же по городамъ и мѣстечкамъ. Во всякій полкъ опредѣлены были выбранные товариществомъ и казаками изъ заслу
162 Науки и Художества. '…
Женныхъ товарищей полковники, сотники и старшины полковые и сотенные, которые оставались въ этихъ чинахъ на всю жизнь. Полки должны были наполняться выбранными изъ куреней и околицъ молодыми казаками, записанными въ реестръ до положеннаго на выслугу срока, и отъ-того назывались реестровыми -казаками. Въ мирное время, содержались они собственнымъ имуществомъ, а въ случаѣ войны получали жалованье изъ малороссійскаго скарба. Но мы видѣли, что въ Малороссію безпрестанно стекались отовсюду бѣглецы еще бездомовные, неосѣдлые, государству нужно было куда-нибудь дѣвать этихъ. людей, употребить ихъ на собственное служеніе: въ противномъ случаѣ, они обратились бы прямо противъ государства. Для помѣщенія такихъ охотниковъ, называвшихся гультяями, устроено пять охачекоманныхъ полковъ, называвшихся по фамиліямъ полковниковъ, назначаемыхъ гетманами; охочекомонные содержались на пограничной стражѣ, въ низовьяхъ рѣкъ Самары, Буга и Днѣстра, и получали ежегодно незначительное жалованье и больше довольствовались звѣриною и рыбною ловлею; за поведеніе ихъ отвѣчали полковники. Малороссійскимъ казакамъ дано было устройство; но, разумѣется, нельзя было дать его запорожскимъ казакамъ, гультяямъ, охочекомоннымъ по-преимуществу, которые и бѣжали за пороги большею частію для того, чтобъ освободиться изъ-подъ опеки государственной. Вѣкъ дружинъ прошелъ безвозвратно; дружины сдѣлали свое великое дѣло, внесли новое начало, новую жизнь въ разслабленное государственное тѣло Рима, сдѣлала и свое великое дѣло у насъ, на востокѣ Европы, положивъ основаніе русскому государству. Но въ описываемое время дружина была анахроническимъ явленіемъ; она могла существовать въ степяхъ Юговосточной Европы подлѣ государствъ», но имѣть какое-либо вліяніе на нихъ, кромѣ вреднаго, внѣшняго, не могла; ибо эти государства (я разумѣю русское и польское) были еще такъ слабы, что допускали существованіе подлѣ себя дружины, но вмѣстѣ съ тѣмъ были уже и такъ сильны, что не позволяли дружинѣ имѣть на себя внутреннее вліяніе. Вотъ почему въ описываемое время казачьи общества представляли дружину праздную, запоздалую, которой грозило уничтоженіе при усиленіи государства.
Послѣ нѣсколькихъ удачныхъ битвъ съ Турками и Татарами, гетманъ Ружинскій умеръ въ 1531 году. Послѣ него упоминаютъ Венжиха Хмѣльницкаго, какъ вождя малороссійскаго войска; къ его временамъ относятся подвиги князя Дмитрія Вишневецкаго и люблинскій сеймъ. Князь Дмитрій Вишневецкій былъ истый казакъ: ему не сидѣлось на мѣстѣ, ему не нравилось миролюбіе Сигизмуада-Авгусга, который сдерживалъ казаковъ въ ихъ своевольныхъ набѣгахъ на турецкія области. Вишневецкій, набравъ себѣ удалую дружину, засѣлъ съ нею на Хортицкомъ-Островѣ, предложилъ услуги царю Іоанну, и подъ московскими знаменами опустошилъ Крымъ. Потерпѣвъ неудачу здѣсь, Вишневецкій занялъ Черкасы и Каневъ, обѣщалъ царю возвратить ему отъ Польши и всѣ приднѣпровскія области; но Іоаннъ, котораго вниманіе обращено было тогда на Лифляндію и дѣла внутреннія, не хотѣлъ въ угоду безпокойному Вишневецкому начинать войны съ Польшею, возвратилъ оба города Сигизмунду-Августу, а Вишневецкаго перевелъ въ Бѣлевъ. Наскучивъ сидѣть въ Бѣлевъ, Вишневецкій снова пришелъ къ королю; тотъ заблагоразсудилъ освѣдомиться у самого царя о причинахъ этого перехода, думая, вѣроятно, что царь усилитъ за это вражду съ Польшею; по Грозный спокойно отвѣчалъ: «пришелъ онъ какъ собака, и пошелъ какъ собака, а мнѣ, государю, и землѣ убытка никакого по причинилъ». — Не могши ни ходить, ни ѣздить на конѣ отъ старости, Вишневецкій не думалъ однако успокоиваться: молдавскіе бояре призвали его быть у нихъ господаремъ, на мѣсто Стефана IX, которымъ были недовольны; старикъ пошелъ и былъ схваченъ Стефеномъ и отправленъ въ Константинополь, гдѣ погибъ въ страшныхъ мукахъ съ изумительною твердостью.
Между тѣмъ, на люблинскомъ сеймѣ, гдѣ Великое Княжество Литовское соединено навѣки съ Польшею; русская земля и княжество кіевское были отторгнуты отъ Литвы и присоединены къ Польшѣ безъ, всякаго права и основанія. Извѣстно было всѣмъ, что княжество кіевское присоединено къ Литвѣ Гедеминомъ — а между-тѣмъ послѣдній потомокъ этого Гедемина не постыдился сказать слѣдующее въ актѣ присоединенія: «Мы, помня присягу нашу, которою обязались предъ всѣми обывателями коронными — все, оторванное отъ упомянутой короны возвратить по силѣ нашей, прежде всего возвращаемъ ей русскую землю, и княжество кіевское, ибо, по сущей правдѣ, что изо всѣхъ древнихъ исторіи и писаніи всякъ подлинно увидѣть можетъ, Кіевъ былъ и есть главою и главнымъ мѣстомъ русской земли, а русская земля вся отъ давнихъ временъ, предками нашими королями польскими присоединена къ польской коронѣ, частію чрезъ войну, частію чрезъ добровольное подданство и наслѣдство, послѣ нѣкоторыхъ ленныхъ князей, которые ее межъ собою дѣлили: что можно видѣть изъ привилегій, хранящихся въ нашей казнѣ, между послѣдними есть много такихъ, которыя именно свидѣтельствуютъ о княжествѣ кіевскомъ, что оно должно принадлежать коронѣ польской вѣчно, какъ и принадлежало всегда до самого Владислава Ягайла короля, прадѣда нашего, который, начавъ государствовать надъ обѣими народами, Поляками и Литвою, нераздѣльно, хотѣлъ княжество кіевское отлучить отъ Польши и оставить при Литвѣ, безъ соизволенія всѣхъ становъ коронныхъ, которые, какъ ему самому, королю Владиславу, такъ и его наслѣдникамъ, предкамъ нашимъ, королямъ польскимъ и великимъ князьямъ литовскимъ, и намъ самимъ о той землѣ прилежно всегда напоминали, чтобъ возвратить ее коронѣ» (112).
Трудно найдти въ архивахъ какой-нибудь другой страны такой безчестный актъ, въ которомъ бы исторія была такъ дерзко поругана. Въ силу этого акта, княжество кіевское присоединилось къ Польшѣ, какъ равное къ равному, вольное къ вольному; жители Кіевскаго Княжества уравнены съ жителями королевства польскаго во всѣхъ привилегіяхъ. Одинакой участи съ Кіевскимъ «Княжествомъ подверглась и Волыпь.
Послѣ Венжика Хмильницкаго помѣщаютъ гетманомъ князя Михаила Вишневецкаго. По свидѣтельству Боннскаго, этотъ Вишневецкій дѣятельно помогъ московскимъ войскамъ освободить Астрахань отъ огромной турецкой и татарской рати; но источники московскіе и польскіе ничего не знаютъ объ этомъ дѣлѣ. Лѣтопись Самовидца, важный источникъ малороссійскій, и за нею Ригельманъ, вовсе не знаютъ князя Вишневецкаго какъ гетмана, и послѣ В. Хмѣльницкаго прямо помѣщаютъ Сверговскаго, избраннаго въ 1574 году, когда, говоритъ Конискій, Вишневецкій сложилъ съ себя гетманскую должность, чтобъ, отправиться, по волѣ правительства, въ чужіе краи (113). Сверговскій счастливо началъ-было войну съ Турками и Волохами за Молдавію, но погибъ при осадѣ Киліи. Преемникомъ Сверговскому, съ 1579 года, полагаютъ Ѳедора Богдана, современника Баторію. Здѣсь опять хронологическая и фактическая путаница. Въ 1576 году, избранъ Богданъ; въ 1579, говоритъ Боннскій, умеръ Богданъ, и на его мѣсто избранъ Павелъ Подкова; по Лѣтописи Самовидца, Подкова былъ избранъ къ гетманы въ 1577 году, по Ригельману уже казненъ въ 1578 году, что и справедливо, потому-что онъ былъ казненъ Баторіемъ до начала войны его съ Москвою; слѣдовательно, Богданъ, избранный гетманомъ въ, 1576 году, оставался въ этомъ званіи только до 1577 года и въ одинъ годъ успѣлъ разгромить Крымъ, потомъ, по приказу Баторія, пошелъ на Турцію, черезъ черноморскія степи, Землю-Донскихъ Казаковъ, за Кубань, Кавказскимъ-Г<испорчено>йкомъ въ Малую-Азію, выграбилъ предмѣстія Синопа и Трапезонда, потомъ переправился у Царяграда на европейскій берегъ, вошелъ въ Болгарію, достигъ Дуная, и выжегъ Килію, отмщая за Сверговскаго. Все это сдѣлалъ гетманъ Богданъ съ цѣлымъ малороссійскимъ войскомъ въ одинъ годъ и получилъ похвалу и награды отъ Баторія, который дорожилъ расположеніемъ султана, и принесъ ему въ жертву, какъ увидимъ послѣ, Подкову и Шаха, Въ 1579 г. не было уже въ живыхъ и преемника богдапова, Подковы; а между-тѣмъ, у Конискаго приводится привилегія, данная Баторіемъ на имя Богдана 1579 г. апрѣля 19-го дня. Дѣло въ томъ, что своевольные набѣги запорожцевъ, за которые другъ султана, Баторій, сильно на нихъ сердился и хотѣлъ истребить ихъ, у Конискаго является государственнымъ дѣломъ, предпринятымъ всѣмъ малороссійскимъ войскомъ, подъ начальствомъ гетмана, съ соизволенія короля. Вотъ что говоритъ Лѣтопись Самовидца: „Въ то время казаки, напавши на Азію, на 1000 миль повоевали, Трапезонтъ взяли и изсѣкли, Синопъ до фундаменту опровергли и подъ Константинополемъ корысти побрали. Видячи же король Баторій, началъ и самъ опасоваться ихъ и хотѣлъ всѣхъ выгубити, но казаки, познавши королевскій замыселъ, первые отъ кочевокъ своихъ пошли къ донскимъ, и тѣмъ самымъ большій еще Полякамъ страхъ задали, а потомъ знову въ луги днѣпровскіе пріишли и войною противъ Татаръ забавлялись попрежнему.“ Что же касается до похода богданова на Крымъ только, то это событіе, мы можемъ принять, ибо оно подтверждается Лѣтописью Самовидца.
Говорятъ, что Баторій оказалъ малороссійскому войску разныя милости: далъ гетману булаву или жезлъ и знамя съ гербомъ бѣлаго орла, прибавилъ также бунчукъ, будто въ знакъ побѣды надъ азіатскимъ народомъ. Резиденція гетмана переведена была изъ Черкасѣ въ городъ Батуринъ, причемъ ясна была мысль короля отвести гетмана подальше отъ юга. Къ 1577 году относятъ избраніе въ гетманы Павла (Ивана?). Подковы, котораго одни называютъ господаревичемъ волошскимъ, другіе просто казакомъ изъ Волоховъ. Узнавъ, что Волохи недовольны своимъ господаремъ Петромъ, Подкова, съ шайкою преданныхъ ему казаковъ, задумалъ овладѣть Валахіею и счастливо исполнилъ свое предпріятіе, изгналъ Петра и утвердился на его столѣ. Батоірій, боясь султана, тотчасъ. послалъ войско выгнать Подкову изъ Валахіи; послѣдній не хотѣлъ сражаться съ. Поляками, спокойно оставилъ завоеванную страну, и пошелъ назадъ съ королевскимъ войскомъ; но дѣло тѣмъ не кончилось; въ угодность султану, въ присутствіи его посла, Подковѣ отрубили голову во-Львовѣ. Такъ разсказываютъ писатели безпристрастные и достовѣрные; такъ разсказываетъ и лѣтописецъ малороссійскій; но не то у Конискаго: здѣсь читаемъ сказку, что господарь Петръ былъ дядя малороссійскому Подкопѣ и, будучи свергнутъ мятежными подданными, убѣжалъ къ племяннику, который пошелъ съ войскомъ возвращать ему престолъ; что жители Бухареста покорились ему, но признали своимъ господаремъ его самого вмѣсто дяди; Поікова, отпустивь казаковъ, остался въ Валахіи; но скоро въ Малороссію пришла вѣсть о его кончинѣ: одинъ вельможа, зазвавъ Подкову къ себѣ въ домъ на крестины, приготовилъ убійцъ, которые и обезглавили господаря. Когда Подкова своевольно пошелъ въ Валахію, то на его мѣсто былъ избранъ въ гетманы Іона Петрижицкій, но въ 1582 году видимъ новаго гетмана, Якова Шаха, товарища и друга Подковы. Шахъ тотчасъ же отправился въ Валахію, а королю сказалъ, что идетъ охранять границы. Султанъ снова потребовалъ удовлетворенія отъ Баторія: Шахъ былъ преданъ суду, сверженъ и заточенъ. въ монастырь. Послѣ него является Демьянъ Скалозубъ, который попался въ плѣнъ къ Туркамъ и уморенъ въ Константинополѣ голодомъ.
Между-тѣмъ, въ 1586 году, умеръ Стефанъ Баторій. Іезуиты сигизмундовы приготовляли унію. Уже Поссевинъ, обманутый въ своихъ надеждахъ на обращеніе московскаго государства, самымъ лучшимъ средствомъ для этого полагалъ обращеніе Руси литовской; при Сигизмундѣ, покорномъ орудіи въ рукахъ іезуитовъ, всего легче было это сдѣлать. Со стороны вельможъ нельзя было ожидать большаго сопротивленія: когда была мода на протестантизмъ, они оставляли вѣру предковъ для этого ученія; теперь настала мода на католицизмъ, и то же явленіе должно было повториться. Іезуиты дѣйствовали хитро, не шли прямо противъ православія, по пролагали путь мало-по-малу; они привлекали православную молодёжь въ свои школы, не показывали вида, съ какою цѣлію, и тихо, незамѣтно подкапывая прежнія вѣрованія учениковъ. На духовенство дѣйствовали обѣщаніями выгоднѣйшаго положенія, сенаторскихъ креселъ и т. п. Съ другой стороны, представляли униженіе повиноваться константинопольскому патріарху, поставляемому султаномъ, и отъ котораго можно было получить, все за деньги. Іезуиты, по-видимому, достигли своей цѣли.
(85) Dlugossi, 1. XI, р. 358. Liberalitate tamen maxima, et miscendo se ebrietatibus, multorum sibi animas mortalium consiliaverat, Rutbenorum singularius, in quorum ritum, licet essct Romanae retigionis Princeps, ferebatur inclination. In Withaudi ducis morte, etsi nonnulli vultu simularent in prospectu tnstitiam, multi tamen et praesertim Rutheni, taetabantur nimium, spcrantes sibi, et sectae suae schismaticae metiora, rerom permutatione, et Switrigielli successione, cui magnum Lithuaniae destinabant principatum, proventura.
(86) Ibid.
(87) Dlugossi, 1. XI, р. 560—561.
(88) Dlugossi, 1. XI, p. 573: Quia tarnen durum et difficile visum est, ilium de possessione Ducatus magni detrahere, cam-quel Wiadislaus Pnloniae Rex occulto et intense ardnre sciebatur sibi favere, turn quod a Rutbeoos miro diligcbatur affectu, etc.
(89) Ibid. p. 574.
(90) Ibid. p. 582.,
(91) Ibid. 1. XI, p. 591.
(92) Ibid. р. 611: Movefiaiur euim Rex et Consiliarii ad id faciendum, quoniam Dux Switrigal praefatus, non solum pessimd regimine et crudeli fracerat sed etiam in sectam Graecorum propensior exislens, ritum Graecorum altra Catholicum efterre et promovere, solicitante eum ad id consorte sua, quem noviler ex principibus de Thwera acceperat, nifebatur.
(93) Dlugossi, I. XI, p. 645: Decernere enim campo judicabat (Sigismundus) periculosum, enm quod non aequo Marte videbat se pugnam initurum, tun) quod suis plurimum diflfdebat. Noverat enim Lithuanorum ingenia fluxa nimis esse, et ex levi momento variari.
(94) Ibid., 1. XII, р. 723: Dux Iwan Czartoryiski ritus et generis Rutbenici.
(95) Ibid. p. 724.
(96) Dlugossi, I. XII, p. 725—726.
(97) Ibid. pt 733: Quatenus Ducatus ipse in plures partitus, acciperet in his terris, quae nonduna cultae sunt, augflaentum, et Regibus Poloniae atque Regno, cui snbjectus est, taliter diminutus, calcitrare non auderet.
(98) Густин. Лѣтопись, стр. 388.
(99) См. объ этомъ въ моей книгѣ: „Исторія отношеній между русскими князьями рюрикова дома.“
(100) Въ 1564 году кардиналъ Коммендоне писалъ, что жители Кіева всѣ на сторонѣ московскаго государя, по причинѣ единовѣрія: Tutti spno partiali del Mosko, per causa-delta retigione. Turg. Hislor. Rossiae Monimenta, I, No CXLV.
(101) Turf. Histor. Ruesiae Monim. I, No CLXIII.
(102) Histor. Rues. Monim. I. CLXX.
(103) Карамз. IX, примѣч. 434.
(105) Histof. Russiae Monim. I, No CEXXX.
(105) Histor. Russ. Monim. I, No CLXXXI.
(106) Dzieio panowania Zygmunta III, przez I. U. Niemewiuza, t. I, p. 32—33.
(107) Zrzôdla do dziejow Polskich. Malin. I, 62. Письмо короля Стефана Станиславу Тарковскому 1583 года: Jain а mullo leuiporo crebris rumoribus ad nos perfetebalur Arhiduces Auslriae laborare, ul in. locum… minus idonei Moschoviae ducis, Maximilianes Romanorum Impcraloris frater assumalur. Jpsam eliam Mosc. Legatlonem earn ob causam apud Imperalorcm Juissc recensent Gedano nobis significalum est, non modo Austriaccm familiam in id incumbere, sed el Eleclorum principum convertlum Ratisbons haberi, ad consulandum de modo deducendi Maximilianum in Moschopiam.
(108) Histor. Russ. Monim. I, № XXXV.
(109) Андрей Фридрихъ Модрзевскій.
(110) Мы не станемъ спорить съ г. Маркевичемъ насчетъ названія гетманъ. Назывались ли первые вожди малороссійскихъ казаковъ гетманами или нѣтъ — отъ рѣшенія этого вопроса исторія мало выиграетъ: мы не получимъ болѣе точнаго и яснаго опредѣленія отношеній, если узнаемъ, что они точно именовались гетманами; но что, будучи вождями войска, они не имѣли значенія позднѣйшихъ гетмановъ, не были правителями страны, это ясно, и мы вполнѣ согласны съ г. Бантышъ-Каменскимъ. (См. статью г. Марковича — „О первыхъ Гетманахъ Малороссійскихъ“, въ Чтеніяхъ Москов. Истор. Общ.», годъ III, № 9.)
(111) Конискій, стр. 15.
(112) Ригельмана «Лѣтописное повѣствованіе о Малой Россіи», въ «Чтен. Москов. Истор. Общ.» 1847 г: № 9, стр. 91.
(113) Г. Бантышъ-Каменскій отвергаетъ показаніе Конискаго, и говоритъ, что кн. Михаилъ Вишневецкій никогда не былъ гетманомъ малороссійскихъ казаковъ. Мы готовы согласиться съ нимъ, потому-что вообще очень-мало вѣримъ Конискому. Г. Маркевичъ (въ «Исторіи» своей и въ приведенной выше статьѣ въ «Чтеніяхъ») вооружается противъ г. Бантышъ-Каменскаго за Конискаго, и въ пользу послѣдняго приводитъ извѣстіе изъ Географическаго Словаря, гдѣ также говорится, что Грозный въ 1369 году призывалъ съ Днѣпра князя Михаила Вишневецкаго, когда турецкое войско приходило подъ Астрахань, — Г. Маркевичъ говоритъ, что составитель словаря вѣроятно не имѣлъ въ рукахъ Конискаго. Во-первыхъ, это вѣроятно. инымъ, можетъ показаться невѣроятнымъ; во-вторыхъ, если бы даже и правда, что Михаилъ Вишневецкій приходилъ на помощь къ Астрахани, то это извѣстіе нисколько не служитъ подтвержденіемъ извѣстія о гетманствѣ его, потому-что не называетъ Вишневецкаго гетманомъ; слѣдовательно, онъ легко могъ быть вождемъ вольной дружины, подобно князю Димитрію Вишневецкому, и въ этомъ званіи ходить всюду, куда его позовутъ, что было бы ему гораздо труднѣе сдѣлать въ званіи гетмана всего малороссійскаго войска, и при тогдашнихъ, вовсе недружественныхъ отношеніяхъ Польши къ Москвѣ.
(114) Этотъ привилей баторіевъ мы читаемъ у Конискаго; но, приводя извѣстія изъ Конискаго, считаемъ, обязанностью прибавлять осторожное говорятъ. Прочтя всѣ главы нашего очерка, читатель, надѣемся, согласится съ вами.
(115) Reinch. Heidensteinii S. R. Rerum Polonicarum ab excessu Sig. Aug. p. 329 et squ. Карамзинъ, т. IX, гл. V, стр. 170, изд. Эйнерл.