Михаил Первухин
правитьОт собственного корреспондента
правитьТелеграмма первая.
Только что узнал об ужасной трагедии, разыгравшейся на бурных водах коварного озера Лаго-Минорэ. В холодных волнах озера погибло множество человеческих жизней. Там затонула при весьма загадочных обстоятельствах большая барка, на которой в момент катастрофы находилось больше двухсот пассажиров. Немногие, и то только чудом, спаслись от гибели, но большинство спасенных от ярости волн умирает от истощения и простуды. Отправляясь на место рокового происшествия, чтобы сообщить леденящие кровь подробности его, покуда могу удостоверить, что среди погибших находится много женщин, по-видимому из высших слоев нашего общества. Молва упоминает имена некоей Марии потом Амилии, еще какой то Каролины, не называя фамилий.
Очевидцы, присутствовавшие при катастрофе, передают об ужасных сценах, происходивших во время гибели несчастного судна: между утопавшими поднялась паника. Большинство потеряло голову. Более сильные прокладывали себе дорогу посреди слабых кулаками и ударами ножа, выстрелами из револьверов. Человеческая кровь лилась потоком, окрашивая прозрачные воды озера. Теперь волны выкидывают на берега обезображенные трупы. И тут опять происходят раздирающие душу сцены. Одна мать, к ногам которой волны принесли холодный труп её красавицы дочери, — мгновенно помешалась. Какой-то старик, увидев тела всех членов своей семьи, покончил самоубийством на глазах у безмолвной толпы. Многотысячные толпы сбегаются к берегам озера из окрестностей. Ходят слухи, что нашлись позорящие имя человека негодяи, которые грабят жалкие трупы. О, времена, о, нравы!
Телеграмма вторая. С пути.
Только что от одного заслуживающего полное доверие лица получил кое-какие сведения, которыми спешу поделиться. Оказывается, женщин на злополучной барке вовсе не было. Слух о гибели женщин порожден, кажется, тем обстоятельством, что сама барка носила имя «Мария-Луи Амэлия Каролина…»
Но в остальном мое первоначальное сообщение остается абсолютно соответствующим истине. И даже больше: мое описание творившихся ужасов и гибельных последствий катастрофы бледнеет перед действительностью. Кровь леденеет в жилах, разум человеческий мутится. Перо отказывается описывать сцены, свидетелями которых были только холодные волны, да мрачное небо, ибо как теперь доподлинно установлено, катастрофа произошла около полуночи и вдали от берега.
Злобная стихия продолжает возвращать земле тела несчастных жертв. Называют имена г. Мюллера, — пользовавшаяся исключительным доверием своих хозяев, кассира одного местного банка, г. Жиньори, знаменитая художника пейзажиста, потом пастора Гранта.
Приходишь в ужас, когда подумаешь, сколько доброго могли сделать эти безвременно погибшие люди, которыми гордился весь край. И поневоле хочется крикнуть:
— Да не будет пощады тем негодяям, преступная рука которых устроила эту катастрофу!
На плаху злодеев!
Телеграмма третья. С пути.
Еще час, и я буду на месте ужасного происшествия. Уже и сейчас весь дрожу от сдерживаемого волнения. К горлу подступают рыданья, душат меня. Глаза застилаются слезами.
О, Небо, холодное, равнодушное Небо!
Почему ты допустило нечто подобное? Почему ты не вступилось?
Где же справедливость?
Телеграмма четвертая. С пути.
На станции, к моему удивлению, о катастрофе почти не говорят. По-видимому ужас настолько повлиял на всех близких к месту происшествия, что их мозг не в силах восприять всей грандиозности бедствия.
Люди ходят, курят, выпивают в буфете, даже играют на биллиарде. Несчастные! Как будто в двух шагах от них не рокочут бурные волны, поглотившие столько полных сил и здоровья жертв, как будто не лежат грудами ждущие погребения трупы.
Но телеграф усиленно работает: завален депешами о происшествии, рассылаемыми во все концы мира, который, конечно, не замедлит выразить сочувствие постигнутому столь неожиданным и незаслуженным бедствием нашему краю.
По-видимому, предположения о том, что барка погибла вследствие злого умысла — совершенно верны: от многих я уже слышал произносимое с проклятием имя некоего Форстера.
— Неисправимый негодяй! Человек, который на все способен. Вот характеристика этого протагониста трагедии.
И чудовище во образе человека десятилетиями жило среди мирных граждан! И люди терпели его присутствие!
Почему?
На это не услышишь определённого ответа.
Однако, можно установить картину взаимоотношений: злодей умел терроризировать миролюбивых граждан. Они молчали, опасаясь его мести.
Но на что же существуют власти? Где были они, когда преступная рука подготовляла свое злодейское дело.
Тени погибших у Престола Всевышнего, простирая окровавленные руки, вопиют о возмездии. Quousque tandem abutere Catilina patientia nostra…
Телеграмма пятая. С места катастрофы.
Только что узнал, что Форстер арестован. Но, кажется, он не причем в этом ужасном деле.
Барка затонула вчера около полуночи, а Форстер арестован еще третьего дня за нетрезвое поведение и переведен в больницу, потому что у него обнаружены признаки белой горячки. Добавляю, что он сам явился к полицейскому комиссару с просьбой об аресте.
Телеграмма шестая.
К величайшему счастью размеры ужасной трагедии несколько менее, чем об этом говорили явно преувеличенные слухи. Погибшая барка — небольшое судно, могшее вместить не больше десяти персон. А в момент происшествия число её пассажиров, как уже установлено документально, не превышало пяти. Из них г. Макс Ваксман и г. Юст Пирмонт спаслись вплавь. Участь остальных не подлежит никакому сомнению. Отправляюсь узнавать леденящие кровь подробности катастрофы у самих пловцов, в течение стольких часов героически боровшихся с бурными волнами коварного озера и спасшихся положительно чудом.
Телеграмма седьмая.
Пережившие катастрофу уверяют, что в момент катастрофы на злополучной барке было только четверо. Таким образом, — погибла, к счастью только одна человеческая жизнь: утонул престарелый и всеми уважаемый скромный, дряхлый труженик на ниве народной, школьный учитель Геслер. Население искренно сожалеет погибшего. У многих виденных мною школьников — заплаканные лица.
Бедные дети. Они лишились того, кто делу народного просвещения отдал лучшие годы своей жизни, кто не жалел своих сил и смело боролся с тьмою невежества и предрассудков, сеял разумное, Доброе, вечное.
Мир праху твоему, благородный рыцарь света. Память твоя не умрет в сердцах знавших тебя. Почивай с миром, ибо посеянные тобою семена добра дадут пышные всходы. …
Телеграмма восьмая.
Всеми оплаканный школьный учитель г. Геслер к восторгу всех знавших его только что явился в трактир, где я расположился на отдых и для приведения в порядок моих записей о катастрофе на озере. Выяснилось, — упав в холодные струи бурных вод, Геслер оказался на мелком месте, у самого берега, и без особого труда выбрался на берег. Оттуда, по-видимому в состоянии полузабытья, он прямо отправился домой, вытерся спиртом и залег спать во избежание грозившей ему простуды. Но его юный организм великолепно перенес потрясение, и никаких следов простуды у г. Геслера не наблюдается.
По словам же его спутников, барка вовсе не затонула а только накренившись, зачерпнула одним бортом немного воды, что и вызвало всю панику. Считаю мою миссию исполненною. Возвращаюсь домой.
Постскриптум: в виду появления в некоторых газетах сообщения, что вся катастрофа на Лаго-Минорэ мною выдумана и что я лично будто бы даже не был на месте происшествия, считаю необходимым протестовать против наглых клеветников самым энергичным образом. Предупреждаю моих врагов, что не остановлюсь даже перед привлечением их к законной ответственности по суду.
И еще предупреждаю, что происшествие зарегистрировано официальными документами, как то — полицейским протоколом, согласно которому господа Ваксман и Пермонт привлекаются к ответственности за нарушение общественной тишины и спокойствия. По словам протокола, копия которого у меня в кармане, — указанные господа выбравшись из зачерпнувшей воды лодки, так громко ругались, что потребовалось вмешательство ночного сторожа, который и составил означенный протокол.
Что же касается меня лично, то в удостоверение моего пребывания на месте происшествия предъявляю счет всеми уважаемого гражданина г. Шмидта, содержателя вышеуказанного трактира, — на мое имя. Три марки за комнату с освещением, две марки пятьдесят пфеннигов за ужин, пять марок за обед. Цифры, надеюсь, говорят сами за себя. От дальнейшей полемики воздерживаюсь, по чувству понятной брезгливости, не желая унижать моего собственного достоинства. В суд, клеветники!
Мы встретимся с вами в суде, господа клеветники, осмеливающиеся бесстыдно бросить обвинение честному газетному работнику в том, что он будто бы свои сведения высасывает из пальца. Сапиэнти сат!
Документы о «катастрофе на Лаго-Минорэ» собрал и для напечатания передал
Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.