От Земли до Луны (Верн; Ольхин)/ДО

От Земли до Луны
авторъ Жюль Верн, пер. П. М. Ольхин

Оригинал: фр. De la Terre à la Lune, опубл.: 1865. — Источникъ: Отъ Земли до Луны. Сочиненіе Жюля Верна. Съ сорока однимъ политипажемъ. Переводъ съ французскаго П. М. Ольхина. СПб. Издание М. О. Вольфа, 1870. az.lib.ru

Отъ Земли до Луны

Сочиненіе Жюля Верна. Съ сорока однимъ политипажемъ. Переводъ съ французскаго П. М. Ольхина.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

ГЛАВА I. Оружейный клубъ

— II. Сообщеніе предсѣдателя Барбикена

— III. Дѣйствіе сообщенія Барбикена

— IV. Отвѣтъ Кембриджской Обсерваторіи

— V. Судьба луны

— VI. Чего невозможно не знать и чему болѣе не позволено вѣрить въ Соединенныхъ Штатахъ

— VII. Хвала ядру

— VIII. Исторія орудія

— IX. Вопросъ о порохѣ

— X. Одинъ врагъ на двадцать пять милліоновъ друзей

— XI. Флорида и Техасъ

— XII. Въ городѣ и въ мірѣ

— XIII. Стонгиль

— XIV. Кирка и лопата

— XV. Празднество отливки

— XVI. Колумбіяда

— XVII. Телеграфическая депеша

— XVIII. Пасажиръ Атланты

— XIX. Сходка

ГЛАВА XX. Нападеніе и отпоръ

— XXI. Какимъ образомъ французъ устроиваетъ дѣло

— XXII. Новый гражданинъ Соединенныхъ Штатовъ

— XXIII. Снарядъ-вагонъ

— XXIV. Телескопъ Скалистыхъ горъ

— XXV. Послѣднія подробности

— XXVI. Выстрѣлъ

— XXVII. Облачное небо

— XXVIII. Новая звѣзда

ГЛАВА I.
Оружейный клубъ.

Во время союзной войны въ Соединенныхъ Штатахъ, въ Балтиморѣ, посреди Мериланда, образовался весьма вліятельный новый клубъ. Извѣстно, съ какой силой развился военный духъ у этого народа судопромышленниковъ, купцовъ и механиковъ. Простые купцы бросили свои конторы, чтобы сдѣлаться капитанами, полковниками и генералами, вовсѣ не прослушавъ предварительно курсъ въ Вестъ-Пойнта^[1]. Въ короткое время они въ военномъ искусствѣ могли сравниться со своими товарищами Стараго Свѣта и точно также побѣждали, расточая ядра, милліоны и людей.

Но американцы превзошли европейцевъ въ балистикѣ. Нельзя сказать, чтобы ихъ оружіе было совершеннѣе; но оно представляетъ необычайные размѣры, и потому летали ядра на неизвѣстное дотолѣ разстояніе. Относительно прицѣльнаго, настильнаго, навѣснаго, рикошетнаго и перекрестнаго огня, у нихъ нечего больше учиться англичанамъ, Французамъ и прусакамъ. Но пушки, гаубицы и мортиры европейцевъ кажутся не болѣе какъ карманными пистолетами въ сравненіи съ громадными орудіями американской артиллеріи.

Это никого не должно удивлять. Янки — первые механики въ свѣтѣ, также родятся инженерами, какъ итальянцы музыкантами, а нѣмцы метафизиками. Слѣдовательно, нѣтъ ничего естественнѣе, что и въ балистикѣ у нихъ обнаруживается отважная изобрѣтательность. Вотъ почему они имѣютъ исполинскія пушки, гораздо менѣе полезныя, нежели швейныя машины, но столь же изумительныя и которымъ еще болѣе удивляются. Извѣстны чудеса въ этомъ родѣ, произведенныя Парротомъ, Дальгриномъ и Родманомъ. Изобрѣтенія Армстронга, Паллизера и Трейль-де-Болье должны преклониться предъ этими заморскими соперниками.

Итакъ во время страшной войны сѣверянъ съ южинами, артиллеристы занимали высокое мѣсто; журналы Союзниковъ восхваляли съ восторгомъ ихъ изобрѣтенія, и не было ни одного ничтожнаго купца, ни одного наивнаго буби (зѣваки), который не ломалъ бы себѣ день и ночь голову надъ вычисленіемъ неимовѣрныхъ метаемыхъ тѣлъ.

Если американецъ имѣетъ идею, онъ ищетъ другаго американца, раздѣляющаго ее. Когда ихъ соберется трое, они избираютъ предсѣдателя и двухъ секретарей. Соединившись вчетверомъ, они имѣютъ архиваріуса и канцелярію. Впятеромъ сзываютъ общее собраніе, и клубъ устроенъ. Тоже самое случилось въ Балтиморѣ. Одинъ изобрѣтатель новой пушки соединился съ первымъ, кто ее отлилъ, и первымъ, кто ее просверлилъ. Это было ядромъ оружейнаго клуба. Черезъ мѣсяцъ послѣ его образованія къ нему принадлежало 1833 дѣйствительныхъ членовъ и 35,075 членовъ-корреспондентовъ.

Непремѣнное условіе вступленія кого-либо въ это общество состояло въ томъ, чтобы онъ изобрѣлъ или, по крайней мѣрѣ, усовершенствовалъ орудіе, если не пушку, то по крайней мѣрѣ какое-нибудь огнестрѣльное оружіе. Но должно сознаться, что изобрѣтатели револьверовъ въ 15 выстрѣловъ, ружей, заряжающихся сзади, или сабель и пистолетовъ не пользовались большимъ уваженіемъ. Артиллеристы одерживали надъ ними верхъ во всѣхъ случаяхъ.

«Уваженіе, которымъ пользуются члены, — сказалъ однажды одинъ изъ самыхъ ученыхъ ораторовъ оружейнаго клуба: — пропорціонально массамъ орудій и прямо пропорціально квадрату разстоянія метанія снарядовъ!»

Другими словами, законъ Ньютона о всеобщемъ тяготѣніи былъ перенесенъ въ нравственный міръ.

Послѣ основанія оружейнаго клуба, легко представить себѣ, что произвелъ изобрѣтательный духъ американцевъ въ этомъ родѣ. Военныя орудія приняли исполинскіе размѣры, и метаемыя тѣла зашли за допускаемые предѣлы разсѣканія пополамъ беззащитныхъ гуляющихъ людей. Пушка Родмана, стрѣлявшая на разстояніи 7 миль (12½ верстъ) ядромъ вѣсомъ въ полтонны (30 пудовъ), легко опрокидывала 150 лошадей и 300 человѣкъ. Въ оружейномъ клубѣ былъ даже вопросъ о томъ, чтобы сдѣлать съ этой пушкой торжественный опытъ. Но если лошади и соглашались принять въ опытѣ участіе, то все-таки, къ несчастію, не могли найдти для него людей.

Какъ бы то ни было, дѣйствіе такихъ пушекъ было чрезвычайно губительное, и отъ него люди падали на полѣ битвы, какъ соломины подъ косою. Что такое значили въ сравненіи съ такими метаемыми тѣлами знаменитыя ядра, которыя въ Кутра, въ 1587 г., лишили 25 человѣкъ возможности сражаться, и другія у Цорндорфа, убившія въ 1758 г. 40 пѣхотныхъ солдатъ, или австрійская пушка, которая въ 1752 г. опрокидывала у Кессельдорфа разомъ обыкновенно не менѣе 70 враговъ? Что такое былъ удивительный огонь у Іены или Аустерлица, рѣшившій судьбу сраженія? Во время союзной войны случалось видѣть совсѣмъ иное! Въ сраженіи у Геттисбурга коническое ядро, которымъ выстрѣлили изъ нарѣзнаго орудія, убило 173 человѣка. При переправѣ чрезъ Потомакъ, ядро Ботмана отправило 215 южанъ въ лучшій, повидимому, міръ. Надобно также упомянуть о громадной мортирѣ, изобрѣтенной I. Т. Мастономъ, замѣчательнымъ членомъ и безсмѣннымъ секретаремъ оружейнаго клуба, которой смертоносное дѣйствіе было совершенно другаго рода, потому что при опытѣ она умертвила 337 человѣкъ, впрочемъ взорвавшись!

Что еще прибавить къ этимъ числамъ, которыя сами по себѣ краснорѣчивы? Ничего. Оттого и можно безпрекословно допустить слѣдующій разсчетъ, выведенный статистикомъ Питкерномъ. Если подѣлить число жертвъ, павшихъ отъ ядеръ, съ числомъ членовъ оружейнаго клуба, то оказывается, что каждый изъ послѣднихъ на свой счетъ убилъ «среднимъ числомъ» 2375 человѣкъ съ дробью.

При такомъ разсчетѣ очевидно, что единственная забота этого ученаго общества заключалась въ уничтоженіи человѣчества съ филантропическою цѣлью и усовершенствованіи военныхъ орудій, что считается признакомъ цивилизаціи. Это было общество ангеловъ-разрушителей, но впрочемъ лучшихъ сыновъ въ мірѣ.

Должно прибавить, что эти янки, отважные во всѣхъ отношеніяхъ, не ограничились однѣми формулами, но дѣйствовали также лично. Между ними находились офицеры всѣхъ чиновъ, поручики и генералы, военные всѣхъ возрастовъ, которые только-что начали военную карьеру, и уже состарѣлись на лафетахъ. Многіе остались на полѣ битвы, и ихъ имена красуются въ почетныхъ книгахъ оружейнаго клуба, а изъ тѣхъ, которые воротились, большая часть имѣла на себѣ неоспоримые знаки ихъ отваги. Костыли, деревянныя ноги, искусственныя руки, каучуковыя челюсти, платиновые носы, все это можно было найдти въ клубѣ; и вышеупомянутый Питкернъ разсчиталъ также, что въ оружейномъ клубѣ приходилось по одной не совсѣмъ цѣльной рукѣ на 4 человѣка и только по двѣ поврежденныя ноги на шестерыхъ.

Но эти достопочтенные артиллеристы не разбирали дѣла такъ подробно и совершенно справедливо гордились, когда донесеніе о сраженіи представляло число жертвъ вдесятеро больше, нежели выстрѣливали ядра.

Въ одинъ день, грустный и печальный, миръ былъ подписанъ оставшимися въ живыхъ послѣ войны; пальба мало-по малу прекратилась, мортиры умолкли, гаубицы закрылись надолго, и пушки опять поступили въ арсеналы, ядра взгромоздили въ паркахъ; кровавыя воспоминанія изгладились, хлопчатникъ началъ роскошно рости на поляхъ, обильно удобренныхъ; траурныя платья износились и исчезли вмѣстѣ съ скорбями. Оружейный клубъ былъ обреченъ на совершенную недѣятельность.

Нѣкоторые трудолюбивые члены, страстные работники, еще продолжали заниматься балистическими разсчетами; они все еще мечтали объ исполинскихъ бомбахъ и невиданныхъ гаубицахъ. Но въ дѣйствительности, къ чему были всѣ эти тщетныя теоріи? Оттого залы опустѣли, слуги спали въ переднихъ, журналы покрывались плесенью на столахъ, въ углахъ слышно было грустное храпѣнье, и члены оружейнаго клуба, нѣкогда столь шумные, были теперь обречены на молчаніе грустнымъ миромъ и засыпали, предаваясь мечтамъ о платонической артиллеріи.

— Это ужасно, — сказалъ однажды вечеромъ храбрый Томъ Гентеръ, въ то время, какъ его деревянныя ноги обуглились въ каминѣ курильной комнаты. — Нечего дѣлать! Нечего надѣяться! Какое томительное существованіе! Гдѣ тѣ времена, когда пушки пробуждали васъ каждое утро своей веселой пальбой?

— Это время миновало, — отвѣчалъ горячо Бильсби, стараясь вытянуть руку, которой у него не было. — Тогда было весело! Изобрѣтали гаубицы, и едва онѣ были отлиты, спѣшили испытать ихъ надъ врагами и затѣмъ возвращались въ лагерь съ одобреніемъ Шермана или съ рукопожатіемъ Макъ-Клелана! Но теперь генералы возвратились въ свои конторы, и, вмѣсто ядеръ, они отправляютъ невинные тюки хлопчатой бумаги! Да, да, теперь будущность артиллеріи погибла въ Америкѣ!

— Да, Бильсби, — воскликнулъ полковникъ Бломсбери: — вотъ ужасное разочарованіе! Покидаешь мирныя свои привычки, упражняешься въ употребленіи оружія, смѣняешь Балтимору полемъ битвы, дѣйствуешь героемъ, и черезъ два или три года приходится послѣ всего этого терять плоды столь многихъ трудовъ, заснуть въ печальной бездѣятельности и засунуть руки въ карманъ.

Чтобы онъ ни говорилъ, но достопочтенный полковникъ никакъ не могъ выразить свое бездѣйствіе, хотя нельзя сказать, чтобы у него для этого не было кармановъ.

— И вѣдь нѣтъ никакой войны въ виду! сказалъ тогда знаменитый I. Т. Мастонъ, царапая своимъ желѣзнымъ крючкомъ гуттаперчевый черепъ: — на горизонтѣ нѣтъ ни одного облака, и все это въ то время, когда можно сдѣлать такъ много въ артиллерійскомъ искусствѣ! Вотъ я, который говорю теперь съ вами, окончилъ сегодня утромъ чертежъ съ планомъ, разрѣзомъ и профилемъ мортиры, которая должна измѣнить законы войны!

— Въ самомъ дѣлѣ? возразилъ Томъ Гентеръ, невольно вспоминая о послѣднемъ опытѣ почтеннаго I. Т. Мастона.

— Дѣйствительно, отвѣчалъ послѣдній. Но къ чему послужатъ всѣ эти изслѣдованія, доведенныя до конца послѣ нобѣжденія трудностей? Не значитъ ли это работать совершенно попусту? Артиллеристы Новаго Свѣта, кажется, дали себѣ слово жить въ мирѣ, и наша воинственная «Трибуна» (самый яростный Журналъ аболиціонистовъ Союза) предсказываетъ близкую катастрофу, вслѣдствіе постыднаго увеличенія народонаселенія!

— Впрочемъ, Мастонъ, возразилъ полковникъ Бломсбери: — въ Европѣ постоянно сражаются, чтобы поддержать принципъ національностей!

— Ну, такъ что же! — Да вотъ, пожалуй, можно испытать тамъ что-нибудь, и если примутъ наши услуги…

— Что вы толкуете? вскричалъ Бильсби: — заниматься балистикой въ пользу чужеземцевъ!

— Это все-таки лучше, чѣмъ ничего не дѣлать, — возразилъ полковникъ.

— Конечно, сказалъ Мастонъ: — это лучше, но о такомъ средствѣ нечего и помышлять.

— Отчего же это? — спросилъ полковникъ.

— Потому что въ Старомъ Свѣтѣ держатся идей повышенія въ чинѣ, противныхъ нашимъ американскимъ привычкамъ. Тамъ люди воображаютъ, что нельзя сдѣлаться генераломъ, не прослуживъ сперва подпоручикомъ, или, что все равно, нельзя умѣть хорошо наводить пушку, не выливъ предварительно самой пушки! То есть, это просто….

— Безсмыслица! отвѣчалъ Томъ Гейтеръ, подрѣзая ручку кресла своимъ большимъ ножемъ. Такъ какъ дѣла въ этомъ положеніи, намъ остается только разводить табакъ или топить китовую ворвань.

— Какъ такъ? воскликнулъ Мастонъ громовымъ голосомъ: — послѣдніе годы нашего существованія мы не станемъ употреблять на усовершенствованіе огнестрѣльнаго оружія? Новый случай для испытанія, какъ далеко мѣтаются наши ядра, не представится? Воздухъ болѣе не освѣтится сверканіемъ нашихъ пушекъ? Не явится какое-нибудь международное затрудненіе, которое дастъ возможность объявить войну какому-нибудь заатлантическому государству? Французы не потопятъ ни одного изъ нашихъ пароходовъ, и англичане не повѣсятъ, наперекоръ международному праву, трехъ или четырехъ нашихъ соотечественниковъ?

— Нѣтъ, Мастонъ, — отвѣчалъ полковникъ Бломсбери: — мы не будемъ имѣть такого счастья! Нѣтъ! Ни одного такого случая не будетъ, а если это и совершится, то мы не воспользуемся такимъ случаемъ! Обидчивость американцевъ исчезаетъ ежедневно, и мы становимся бабами!

— Да, мы унижаемся! возразилъ Бильсби.

— И насъ унижаютъ! прибавилъ Томъ Гентеръ.

— Все это совершенная правда, — произнесъ Мастонъ пылко. — Есть множество причинъ вести войну, и она не начинается! Экономничаютъ руками и ногами, и все это въ пользу людей, которые не знаютъ, что съ ними дѣлать! И вотъ, посмотрите, намъ не нужно далеко искать поводовъ къ войнѣ: развѣ Сѣверная Америка не принадлежала прежде англичанамъ?

— Конечно, — сказалъ Томъ Гентеръ, свирѣпо ворочая въ огнѣ своимъ костылемъ.

— Ну, вотъ! продолжалъ Мастонъ: — почему же Англія въ свою очередь не могла бы принадлежать американцамъ?

— Это было бы совершенно справедливо, сказалъ полковникъ Бломсбери.

— Вотъ предложите это президенту Соединенныхъ Штатовъ, и вы увидите, какъ онъ васъ приметъ.

— Онъ приметъ насъ очень дурно, — пробормоталъ Бильсби сквозь четыре зуба, которые у него остались послѣ сраженій.

— Увѣряю васъ, при слѣдующемъ выборѣ онъ не можетъ разсчитывать на мой голосъ, — воскликнулъ Мастонъ.

— И также на нашъ, — отвѣчали единогласно воинственные инвалиды.

— Пока, продолжалъ Мастонъ: — я говорю въ заключеніе, что если мнѣ не доставятъ случая испытать новую мортиру на дѣйствительномъ полѣ сраженія, я выпишусь изъ числа членовъ оружейнаго клуба, и отправлюсь погребсти себя въ саваннахъ Арканзаса.

— Мы послѣдуемъ туда за вами, — отвѣчали собесѣдники мужественному Мастону.

Вотъ въ какомъ положеніи были дѣла; недовольство увеличивалось все болѣе, и клубъ находился въ опасности совершенно уничтожиться, когда неожиданное событіе отвратило эту грустную катастрофу.

На другой день послѣ описанной бесѣды, каждый членъ клуба получилъ слѣдующій циркуляръ.

"Балтимора, 3-го октября.

"Предсѣдатель оружейнаго клуба имѣетъ честь сообщить Гг. членамъ, что въ засѣданіе 5-го числа нынѣшняго мѣсяца онъ сдѣлаетъ имъ сообщеніе, которое имѣетъ для всѣхъ живѣйшій интересъ. Потому онъ убѣдительно проситъ прибыть по настоящему приглашенію, отложивъ всякое дѣло.

Преданный товарищъ
Импей Барбикенъ, предсѣдатель оружейнаго клуба."

ГЛАВА II.
Сообщеніе предсѣдателя Барбикена.

5-го октября, въ 8 часовъ вечера, толпа тѣснилась въ залахъ оружейнаго клуба № 21, Union-square. Всѣ члены, находящіеся въ Балтиморѣ, пришли по приглашенію своего предсѣдателя. Что касается до членовъ-корреспондентовъ, то они сотнями прибывали въ городъ, и какъ ни велики были залы засѣданія, множество ученыхъ не могло умѣститься въ немъ. Оттого огромное число толпилось въ сосѣднихъ залахъ, проходахъ и даже на дворѣ; всѣ тѣснились къ дверямъ; каждый старался занять первое мѣсто, желая узнать важное сообщеніе предсѣдателя Барбикена; всѣ толкались, давили другъ друга, пользуясь свободой дѣйствій, свойственной массамъ, воспитаннымъ въ духѣ самоуправленія.

Въ этотъ вечеръ пріѣзжій въ Балтимору ни за какія деньги не могъ бы проникнуть въ большую залу. Она была предоставлена исключительно членамъ, живущимъ въ Балтиморѣ или корреспондентамъ; никто другой не могъ войти въ нее, и первыя лица въ городѣ, члены совѣта выборныхъ, должны были простоять въ толпѣ, чтобы налету узнать о томъ, что дѣлается внутри зданія.

Громадный залъ представлялъ однако весьма любопытное зрѣлище. Это помѣщеніе удивительно соотвѣтствовало своему назначенію. Высокія колонны изъ пушекъ, вставленныхъ одна въ другую, опирались на толстыя мортиры, служившія базами, и поддерживали своды. Доспѣхи, мушкетоны, ружья, аркебузы, карабины и всякаго рода старинное огнестрѣльное оружіе украшало живописно стѣны. Газъ выступалъ полнымъ пламенемъ изъ тысячи револьверовъ, расположенныхъ въ видѣ люстры, между тѣмъ какъ жирандоли изъ пистолетовъ и канделябры, сдѣланныя изъ ружей, соединенныхъ пучками, дополняли блистательное освѣщеніе. Модели пушекъ, образчики бронзы, машины, пробитыя ядрами, пластины, поломанныя ядрами оружейнаго клуба, собраніе прибойниковъ, банниковъ, нанизанныхъ бомбъ, ожерельевъ ядеръ, гирляндъ гаубицъ, словомъ, всякаго рода артиллерійскихъ принадлежностей, удивляло зрителей изумительнымъ своимъ расположеніемъ и заставляло предполагать, что ихъ назначеніе составлять украшеніе, а не умерщвлять.

На почетномъ мѣстѣ видны были въ великолѣпномъ стекляномъ шкафѣ куски казенной части, поломанные и развороченные дѣйствіемъ пороха, драгоцѣнные остатки пушки I. Т. Мастона.

Въ концѣ залы президентъ съ четырьмя секретарями занималъ широкое возвышеніе. Его кресло стояло на рѣзномъ лафетѣ и представляло въ сложности видъ огромной мортиры въ 32 дюйма въ поперечникѣ; она была вставлена подъ угломъ въ 90° и повѣшена на цапфѣ такимъ образомъ, что президентъ могъ качаться на этомъ сѣдалищѣ, что было очень пріятно въ сильные жары. На столѣ, состоящемъ изъ большой желѣзной пластинки, опирающейся на шесть каронадъ, находилась красивая чернильница, сдѣланная въ видѣ превосходно вычеканенныхъ гранатъ и взрывный колокольчикъ, который издавалъ звукъ, въ случаѣ надобности, какъ револьверъ. При жаркихъ преніяхъ, этотъ звукъ едва былъ достаточенъ, чтобы покрыть голоса легіона возбужденныхъ артиллеристовъ.

Предъ столомъ были расположены скамьи зигзагами подобнымъ образомъ, какъ валы укрѣпленій, и представляли ряды бастіоновъ и куртинъ, на которыхъ помѣщались члены оружейнаго клуба. Въ этотъ вечеръ можно было сказать, что много было людей на стѣнахъ. Знали очень хорошо президента, чтобы представить, что онъ не станетъ безпокоить своихъ товарищей безъ особенно важнаго повода.

Импей Барбикенъ былъ человѣкъ лѣтъ 40, спокойный, холодный, строгій, чрезвычайно серьезный и сосредоточенный; онъ былъ аккуратенъ, какъ хронометръ, темперамента, переносящаго всякія испытанія, съ непоколебимымъ нравомъ; хотя онъ не отличался рыцарскимъ духомъ, но былъ склоненъ къ исканію приключеній и вносилъ практическія идеи даже въ самыя отважныя предпріятія; онъ былъ по преимуществу ново-англичанинъ, сѣверянинъ-колонизаторъ, потомокъ Круглоголовыхъ, столь губительныхъ для Стюартовъ, неумолимый врагъ южныхъ джентльменовъ, древнихъ дворянъ первоначальнаго отечества. Коротко сказать, предсѣдатель былъ съ ногъ до головы янки.

Барбикенъ разбогатѣлъ, торгуя лѣсомъ; во время войны, его назначили директоромъ артиллерій, и онъ оказался чрезвычайно изобрѣтательнымъ; при своихъ отважныхъ мысляхъ, онъ много содѣйствовалъ усовершенствованію орудій и чрезвычайно споспѣшествовалъ опытамъ изысканіями.

Предсѣдатель былъ человѣкъ средняго роста и пользовался рѣдкимъ преимуществомъ членовъ клуба, что все тѣло его было цѣло. Его рѣзкія черты, казалось, были проведены но наугольнику и рейсфедеромъ, и если правда, что для опредѣленія наклонностей человѣка надобно смотрѣть на него въ профиль, то Барбикенъ представлялъ въ профиль вѣрные признаки энергіи, отваги и хладнокровія.

Въ это время именно онъ неподвижно сидѣлъ въ своемъ креслѣ, безмолвный, погруженный въ себя, въ высокой цилиндрической шляпѣ, которая казалась привинченной на черепѣ американца.

Его товарищи шумно разговаривали вокругъ него, что однако нисколько не разсѣевало его; они закидывали другъ друга вопросами, дѣлали предположенія, вглядываясь въ предсѣдателя, и старались, хотя и напрасно, разрѣшить х его непоколебимой физіономіи.

Когда на стрѣляющихъ часахъ большой залы пробило 8 часовъ, Барбикенъ, какъ бы движимый пружиной, внезапно всталъ; всѣ замолчали, и ораторъ нѣсколько торжественнымъ голосомъ произнесъ:

«Почтенные сотоварищи! Уже слишкомъ долго неплодотворный миръ обрекъ членовъ оружейнаго клуба на грустное бездѣйствіе. Послѣ нѣсколькихъ лѣтъ, столь богатыхъ событіями, надобно было бросить наши труды и остановиться на пути къ успѣху. Я не опасаюсь громко провозгласить, что всякая война, которая вложитъ оружіе въ нашу руку, будетъ привѣтствуема нами»…

— Да, война! воскликнулъ горячій Мастонъ.

— Слушайте! Слушайте! раздалось со всѣхъ сторонъ.

«Но война, — сказалъ Барбиконъ: — война — невозможна при настоящихъ условіяхъ; на что бы ни надѣялись мои почтенные сотоварищи, прервавшіе меня, пройдетъ много лѣтъ, пока выстрѣлы пушекъ опять раздадутся на полѣ битвы. Оттого должно покориться и стараться отыскать въ другомъ кругѣ идей пищи для жажды дѣятельности, которая насъ пожираетъ!»

Собраніе почувствовало, что предсѣдатель приступаетъ къ главному дѣлу. Оно удвоило свое вниманіе.

«Уже нѣсколько мѣсяцевъ, достопочтенные мои товарищи, — продолжалъ Барбикенъ: — я спрашивалъ себя: оставаясь совершенно въ нашей спеціальности, нельзя ли намъ предпринять какой-нибудь большой опытъ, достойный 19-го вѣка, и не можетъ ли успѣхъ балистики повести насъ къ какому-нибудь хорошему результату. И искалъ, работалъ, разсчитывалъ, и результатомъ моихъ изслѣдованій было убѣжденіе, что мы должны имѣть удачу въ предпріятіи, которое покажется невыполнимымъ во всякой другой странѣ. Это предпріятіе, долго обрабатываемое, будетъ предметомъ моего сообщенія. Оно достойно васъ, достойно прошедшаго оружейнаго клуба и непремѣнно надѣлаетъ шуму въ свѣтѣ.»

— Много шуму, воскликнулъ одинъ страстный артиллеристъ.

"Много шуму въ настоящемъ смыслѣ этого слова, " — отвѣчалъ Барбикенъ.

— Не прерывайте! раздалось нѣсколько голосовъ.

«И прошу васъ, почтенные сотоварищи, — продолжалъ предсѣдатель, — подарить мнѣ все ваше вниманіе.»

Дрожь пробѣжала ни всему собранію. Барбикенъ быстрымъ движеніемъ поправилъ шляпу на головѣ и продолжалъ свою рѣчь спокойнымъ голосомъ:

«Конечно, всякій изъ васъ, достопочтенные сотоварищи, видѣлъ луну или по крайней мѣрѣ слышалъ о ней. Не удивляйтесь, что я говорю съ вами здѣсь о ночномъ свѣтилѣ. Намъ, можетъ быть, предстоитъ быть Коломбами неизвѣстнаго міра. Поймите меня, помогите мнѣ всей вашей силой; я поведу васъ къ этой побѣдѣ, и его имя присоединится къ 36 штатамъ, составляющимъ великую страну Союза.»

— Да здравствуетъ луна! вскричалъ въ одинъ голосъ весь оружейный клубъ.

«Луну много изучали, — продолжалъ Барбикенъ: — ея масса, плотность, вѣсъ, объемъ, движеніе, разстояніе, значеніе въ солнечной системѣ опредѣлены вполнѣ; составлены селенографическія карты съ точностью, равною, если не большею, съ какою начерчены земныя карты; Фотографія доставила намъ превосходнѣйшее изображеніе нашего спутника^[2]. Однимъ словомъ, о лунѣ извѣстно все что намъ могли сообщить о ней математическія науки; астрономія, геологія и оптика, но донынѣ не установлено прямаго сообщенія съ нею.»

Эта фраза была принята съ явными признаками интереса и изумленія.

«Позвольте мнѣ напомнить нѣсколькими словами, продолжалъ онъ: — какимъ образомъ нѣкоторые пылкіе умы предпринимали воображаемыя путешествія, увѣряя, что они проникли въ тайны нашего спутника. Въ 17 вѣкѣ нѣкто Давидъ Фабрицій утверждалъ, что собственными глазами видѣлъ жителей луны. Въ 1649 г. одинъ французъ, Жанъ Бодуенъ, обнародовалъ „Путешествіе на лунный міръ Доминика Гонзалеса, испанскаго искателя приключеній.“ Въ это же время Сирано де Бержеракъ издалъ знаменитую экспедицію, которая имѣла столь много успѣха во Франціи. Позднѣе другой французъ, — этотъ народъ много занимается луною, — именно Фонтенель, написалъ „О многочисленности міровъ“, отличное произведеніе своего времени; но наука, продолжая идти впередъ, затемнила даже мастерскія произведенія! Около 1835 г. въ небольшой брошюрѣ, переводенной изъ New Iork American, разсказывается, что сиръ Джонъ Гершель, отправленный на мысъ Доброй Надежды для астрономическихъ изслѣдованій, помощью усовершенствованныхъ телескоповъ съ внутреннимъ освѣщеніемъ, приблизилъ луну на разстояніе 80 ярдовъ (240 футовъ). Тогда онъ ясно увидѣлъ пещеры, въ которыхъ живутъ гипонотамы, зеленыя горы, окаймленныя золотыми кружевами, овецъ съ костяными рогами, бѣлыхъ козъ и жителей съ перепончатыми крыльями, какъ у летучихъ мышей. Эта брошюра, написанная американцемъ Локкомъ, имѣла большой успѣхъ. Но вскорѣ узнали, что это не болѣе какъ научная мистификація, и французы первые осмѣяли ее.»

— Осмѣять американца! воскликнулъ I. Т. Мастонъ: — да вѣдь вотъ причина къ объявленію войны.

«Успокойтесь, достопочтенный мой другъ, французы прежде, нежели начали смѣяться, были одурачены нашимъ соотечественникомъ. Чтобы заключить этотъ краткій историческій обзоръ, я прибавлю, что нѣкто Гансъ Пфаль изъ Роттердама взлетѣлъ на воздушномъ шарѣ, наполненномъ газомъ, полученнымъ изъ азота и въ 37 разъ легче водорода, и достигъ луны послѣ 19 дневнаго плаванія. Это путешествіе, точно такъ же, какъ и прежнія попытки, было не только выдумкой, но оно было сочиненіе народнаго писателя въ Америкѣ, генія страннаго и умозрительнаго. Я говорю объ Эдгардѣ Поэ!»

— Да здравствуетъ Эдгардъ Поэ! воскликнуло собраніе, возбужденное словами своего предсѣдателя.

«Я окончилъ, — продолжалъ Барбикенъ: — исчисленіе попытокъ, которыя назову чисто литературными и совершенно недостаточными для установленія серьезныхъ сношеній съ ночнымъ свѣтиломъ. Впрочемъ, я долженъ прибавить, что нѣкоторые практическіе умы пытались установить дѣйствительное сообщеніе съ луною. Такимъ образомъ, за нѣсколько лѣтъ одинъ нѣмецкій геометръ предложилъ отправить ученую коммисію въ сибирскія степи. Тамъ, на обширныхъ равнинахъ, слѣдовало установить огромныя геометрическія фигуры, начертанныя большими рефлекторами, и между прочимъ квадратъ гипотенузы, которую французы обыкновенно называютъ pont des fines (ослиный мостъ). Всякое разумное существо, говорилъ геометръ, должно понять научное значеніе этой фигуры. Селениты (обитатели луны), если они существуютъ, отвѣтятъ подобной фигурой, и по установленіи сношенія легко будетъ составить алфавитъ, который дозволитъ переговариваться съ жителями луны. Такимъ образомъ говорилъ нѣмецкій геометръ, но его проектъ не былъ осуществленъ, и донынѣ нѣтъ никакого прямаго сообщенія земли съ ея спутникомъ. Но практическому генію американцевъ предстоитъ установить сообщеніе съ міромъ спутника. Средство для достиженія этой цѣли просто, легко, вѣрно, надежно и составляетъ предметъ моего предложенія.»

Эти слова были приняты съ шумомъ и бурею восклицаній. Всѣ присутствующіе безъ исключенія были увлечены этими словами оратора.

— Слушайте! Слушайте! Замолчите! кричали со всѣхъ сторонъ.

Когда волненіе нѣсколько успокоилось, Барбикенъ продолжалъ прерванную рѣчь болѣе торжественнымъ тономъ.

«Вы знаете, сказалъ онъ: — какіе успѣхи сдѣлала балистика въ теченіи послѣднихъ лѣтъ и до какой степени совершенства было бы доведено огнестрѣльное оружіе, если бы война продолжалась. Вы также знаете, что сила сопротивленія пушки и растяженія понюха неограничены. Итакъ, исходя изъ этого основанія, я задалъ себѣ вопросъ: нельзя ли приборомъ, имѣющимъ надлежащее сопротивленіе, отправлять ядра на луну.»

При этихъ словахъ изъ тысячи спертыхъ грудей вырвались восклицанія изумленія; затѣмъ настало мгновеніе молчанія — безмолвіе передъ раскатомъ грома. Онъ дѣйствительно разразился, и лишь чрезъ 10 минутъ голосъ Барбикена могъ быть опять услышанъ.

«Дайте мнѣ окончить, продолжалъ онъ холодно. Я разсмотрѣлъ вопросъ со всѣхъ сторонъ, я приступилъ къ нему рѣшительно, и изъ моихъ неопровержимыхъ разсчетовъ оказывается, что всякое метаемое тѣло, имѣющее начальную скорость въ 12000 ярдовъ (около 11 верстъ) въ секунду и направленное къ лунѣ, непремѣнно достигнетъ ея. Поэтому я имѣю честь предложить вамъ, мои достопочтенные сотоварищи, сдѣлать этотъ маленькій опытъ.»

ГЛАВА III.
Дѣйствіе сообщенія Барбикена.

Невозможно описать дѣйствія, которое произвели послѣднія слова достопочтеннаго предсѣдателя. Сколько криковъ, сколько возгласовъ, какой безпрерывный шумъ, сколько раздалось ура, «гипъ, гипъ» и различнаго рода звукоподражаній, которыми столь богат^гь американскій языкъ. Безпорядокъ и кутерьму описать невозможно! Ртами кричали, руками хлопали, а ногами стучали но полу залы. Если бы изъ всѣхъ орудій этого артиллерійскаго музея выстрѣлили сразу, то они не произвели бы столь сильнаго колебанія звучащихъ волнъ. Это и не удивительно. Артиллеристы бываютъ столь же шумны, какъ ихъ пушки.

Барбикенъ оставался спокойнымъ посреди этихъ восторженныхъ криковъ; можетъ быть, онъ хотѣлъ отнестись къ своимъ товарищамъ еще съ нѣсколькими словами, потому что движеніями онъ требовалъ спокойствія и его стрѣляющій колокольчикъ истощался сильными выстрѣлами. Ихъ даже вовсе не слышали. Вскорѣ его сорвали со стула, торжественно понесли, и изъ рукъ вѣрныхъ своихъ товарищей онъ перешелъ на руки не менѣе возбужденной толпы.

Ничто не можетъ удивить американца. Часто повторяли, что слово «невозможно» нечаянно попало въ словарь. Въ Америкѣ все легко, все просто. Что касается до механическихъ трудностей, то онѣ умираютъ прежде своего рожденія. Между проектомъ Барбикена и его осуществленіемъ ни одинъ истинный янки не дозволилъ бы себѣ предвидѣть какое-нибудь подобіе трудностей. Что сказано, то можетъ быть и сдѣлано.

Торжественная прогулка президента продолжалась весь вечеръ. Она представляла настоящее шествіе съ факелами. Ирландцы, нѣмцы, французы, шотландцы, всѣ эти разноплеменные люди, изъ которыхъ состоитъ. населеніе Мериленда, кричали на своемъ родномъ языкѣ и съ необыкновенными порывами перемѣшивали виваты, ура и браво.

Казалось, луна знала, что дѣло идетъ о ней, потому что она блестѣла съ необыкновенной ясностью, ослабляя своею силою свѣтъ окружающихъ огней. Всѣ янки обращали свои глаза къ блестящему кругу; одинъ привѣтствовалъ ее руками, другіе называли самыми нѣжными именами; нѣкоторые измѣряли ее глазами или грозили ей кулакомъ; отъ ось мы часовъ до полуночи одинъ оптикъ, Джонсъ-Фоль-Стрита, разбогатѣлъ отъ продажи зрительныхъ трубъ. Ночное созвѣздіе разсматривали какъ дѣвицу высшаго общества. Американцы дѣйствовали при этомъ такъ безцеремонно, какъ какіе нибудь богачи. Казалось, будто бы эта бѣлокурая Феба принадлежала этимъ отважнымъ покорителямъ, и уже входила въ составъ Союза. Тѣмъ не менѣе, дѣло заключалось лишь въ томъ, чтобы бросить въ нее ядромъ, слѣдовательно, употребить весьма грубое средство установленія сообщенія со спутникомъ, но весьма употребительное между просвѣщенныя и народами.

Пробило полночь, но восторгъ не ослабѣлъ; онъ поддерживался въ равной силѣ во всѣхъ классахъ населенія; чиновники, ученые, купцы, торговцы, носильщики, люди умные, но «зеленые»^[3] чувствовали колебаніе въ самыхъ нѣжныхъ жилахъ: дѣло шло о народномъ предпріятіи; оттого верхній городъ, нижній городъ, набережная, орошаемая водами Патапаско, суда, заключенныя въ его басейнахъ, были переполнены толпой, пьяной отъ радости, джина и виски; всякій говорилъ, толковалъ, разсуждалъ, спорилъ, ободрялъ, хвалилъ, отъ небрежнаго джентльмена, растянувшагося на диванѣ гостиницы предъ стаканомъ шери-коблеръ,^[4] до матроса, который напивался «груделомкой»^[5] въ мрачныхъ тавернахъ Фельсъ-Пойнта.

Впрочемъ, около двухъ часовъ, волненіе успокоилось. Предсѣдателю Барбикену удалось воротиться домой поломаннымъ, раздавленнымъ и разбитымъ. Даже Геркулесъ не устоялъ бы противъ такихъ восторговъ. Толпа мало-по-малу покинула площадь и улицы. Четыре желѣзныя дороги изъ Огейо, Сускеганы, Филадельфіи и Вашингтона, которыя сходятся, въ Балтиморѣ, разносили разноплеменную публику въ четыре стороны Соединенныхъ Штатовъ, и городъ погрузился въ относительный покой.

Впрочемъ, было бы ошибочно предполагать, что въ этотъ достопамятный вечеръ Балтимора одна была въ волненіи. Большіе города Соединенныхъ Штатовъ, — Нью-Іоркъ, Бостонъ, Ольбени, Уашингтонъ, Ричмондъ, Крещена-сити (прозвище Новаго Орлеана), Чарльстонъ, Мобиль, отъ Техаса до Масачузета, отъ Мичигана до Флориды, всѣ и повсюду принимлли участіе въ этомъ восторгѣ. Въ самомъ дѣлѣ, 30,000 членовъ-коресподентовъ оружейнаго клуба знали о письмѣ своего предсѣдателя и съ одинаковымъ нетерпѣніемъ ожидали знаменитаго сообщенія 5 октября. Потому въ этотъ же вечеръ, по мѣрѣ того, какъ слова выходили изъ устъ оратора, они переходили но телеграфнымъ проволокамъ Соединенныхъ Штатовъ со скоростью 248, 447 миль въ секунду.^[6] Оттого можно съ безусловною увѣренностью сказать, что въ это же самое мгновеніе Соединенные Штаты Америки, которые въ 10 разъ больше Франціи, кричали ура, и что 25 милліоновъ сердецъ, переполненныхъ гордостью, бились одинаково.

На другой день 1500 ежедневныхъ, недѣльныхъ, полунедѣльныхъ и ежемѣсячныхъ журналовъ завладѣли вопросомъ; они разсматривали его со всѣхъ сторонъ, физической, метеорологической, экономической и нравственной, съ точки зрѣнія преобладанія политики или цивилизаціи. Они спрашивали, доконченъ ли міръ луны, не потерпитъ ли она какого-нибудь измѣненія, походитъ ли она на землю, какою она была, когда не имѣла еще атмосферы? Какой видъ представляетъ сторона, невидимая съ земнаго шара? Хотя дѣло теперь шло лишь о томъ, чтобы пустить въ ночное свѣтило ядромъ, всякій однако видѣть въ этомъ цѣлый рядъ опытовъ, всѣ надѣялись, что однажды Америка проникнетъ въ послѣднія тайны этого таинственнаго круга, и нѣкоторые даже, казалось, опасались, что его покореніе нарушитъ весьма чувствительно европейское равновѣсіе.

При обсужденіи проекта ни одна газета не сомнѣвалась въ его осуществленіи. Сборники, брошюры, бюлетени, магазины, издаваемые обществомъ ученыхъ, литераторовъ, или другихъ лицъ, выказывали преимущества предпріятія Общество естествоиспытателей въ Бостонѣ, американское общество наукъ и искусствъ въ Альбани, географическое и статистическое общество Нью-Іорка, американское философичсское въ Филадельфіи, Смитсоновское упрежденіе въ Уашингтонѣ, въ тысячѣ писемъ посылали поздравленія оружейному клубу съ непосредственнымъ предложеніемъ услугъ и денегъ.

Должно сказать, что никогда ни одно предложеніе не имѣло такого числа приверженцевъ. О нерѣшимости, сомнѣніи, безпокойствѣ не было даже и рѣчи. Что касается до шутокъ, карикатуръ, пѣсенъ, съ которыми встрѣтили бы въ Европѣ, и особенно во Франціи, мысль отправить на луну ядро, они принесли бы плохую пользу ихъ автору; всѣ жизнеохранители (life-preserves — карманное оружіе, состоящее изъ гибкихъ кусковъ китоваго уса съ металлическимъ шарикомъ) были бы безсильны для охраненія отъ всеобщаго негодованія. Есть вещи, надъ которыми не смѣются въ Новомъ Свѣтѣ.

Значитъ, съ этого дня Импей Барбикенъ сталъ однимъ изъ величайшихъ геніевъ Соединенныхъ Штатовъ, нѣчто въ родѣ Уашингтона науки, и одна черта изъ многихъ выказываетъ, до чего доходитъ внезапное возвышеніе человѣка народомъ.

Чрезъ нѣсколько дней послѣ знаменитаго засѣданія въ оружейномъ клубѣ, директоръ одной англійской труппы объявилъ представленіе на балтиморскомъ театрѣ «Много шуму изъ-за пустяковъ» Шекспира. Но городское населеніе, видя въ этомъ названіи оскорбительный намекъ на проектъ президента Барбикена, бросилось въ залу, переломало скамьи и заставило несчастнаго директора перемѣнить сувою афишку. Послѣдній былъ человѣкъ умный, покорился волѣ публики и замѣнилъ несчастную комедію Шекспира другимъ его произведеніемъ «Какъ вамъ угодно» и въ теченіи нѣсколькихъ недѣль имѣлъ изумительный сборъ.

ГЛАВА IV.
Отвѣтъ Кембриджской Обсерваторіи.

Между тѣмъ Барбикенъ не терялъ ни одной минуты посреди овацій, которыхъ онъ былъ предметомъ. Прежде всего онъ позаботился о собраніи своихъ сотоварищей въ помѣщеніяхъ оружейнаго клуба. Тутъ послѣ преній согласились разспросить астрономовъ объ астрономической части предпріятія; но полученіи ихъ отвѣта, намѣревались толковать о механическихъ средствахъ, и тогда хотѣли ничего не упустить изъ вида для обезпеченія успѣха великаго предпріятія.

Поэтому Кембриджской обсерваторіи въ Масачузетѣ была написана точная записка, содержащая спеціальные вопросы. Кембриджъ, гдѣ былъ основанъ первый универститетъ Соединенныхъ Штатовъ, справедливо славится своею астрономическою обсерваторіею. Тутъ соединены ученые, пользующіеся наибольшимъ уваженіемъ. Здѣсь находится знаменитая труба, которою Бонду удалось разсмотрѣть звѣзды въ туманныхъ пятнахъ Андромеды, а Кларку открыть спутника Сиріуса. Слѣдовательно, оружейный клубъ вполнѣ довѣрялъ этому знаменитому учрежденію.

Чрезъ два дня нетерпѣливо ожидаемый отвѣтъ былъ въ рукахъ предсѣдателя Барбикена.

Онъ былъ написанъ слѣдующимъ образомъ:

Директоръ Кембриджской обсерваторіи предсѣдателю оружейнаго клуба въ Балтиморѣ.

Кембриджъ, 7 октября.

По полученіи вашего письма 6 числа, адресованнаго Кембриджской обсерваторіи отъ имени членовъ оружейнаго клуба въ Балтиморѣ, наше бюро немедленно собралось и нашло нужнымъ^[7] отвѣчать слѣдующимъ образомъ.

Данные ему вопросы поставлены такъ:

1. Возможно ли метнуть ядро на луну?

2. Какое именно разстояніе отдѣляетъ землю отъ ея спутника?

3. Какъ долго пролетитъ тѣло, которому дана достаточная первоначальная скорость, и потому, въ какой моментъ надобно метнуть его, чтобы оно встрѣтилось съ луною въ опредѣленной точкѣ?

4. Въ какое именно мгновеніе луна представляется въ благопріятномъ положеніи, чтобы до нея достигло метаемое тѣло?

5. Въ какую часть неба надобно метить пушкой, которая выстрѣлитъ снарядъ?

6. Въ какомъ мѣстѣ будетъ находиться луна на небѣ въ мгновеніе, когда метнутъ ядро?

На первый вопросъ: Возможно ли метнуть ядро на луну?

Да, на луну возможно метнуть ядро, если удастся придать ему начальную скорость, въ 12,000 ярдовъ въ секунду. Разсчетъ доказываетъ, что такая скорость достаточна. По мѣрѣ удаленія отъ земли, вліяніе дѣйствія тяжести уменьшается въ обратномъ отношеніи квадрата разстоянія, т. е. на разстояніи втрое большемъ, дѣйствіе уменьшается въ девять разъ. Слѣдовательно, тяжесть ядра быстро уменьшается и наконецъ уничтожается въ то мгновеніе, когда притяженіе луны уравновѣсится съ притяженіемъ земли, т. е. на ⁴⁷/₅₂ всего пути. Въ этомъ мѣстѣ ядро болѣе не будетъ имѣть тяжести, и если перейдетъ мимо этой точки, то упадетъ на луну подъ вліяніемъ одного ея притяженія. Теоретическая возможность опыта вполнѣ доказана; что же касается до удачи, то она зависитъ единственно отъ силы употребленнаго орудія.

На второй вопросъ: Какое именно разстояніе отдѣляетъ землю отъ ея спутника?

Луна описываетъ вокругъ земли не кругъ, а эллипсъ, въ которомъ нашъ шаръ занимаетъ одинъ центръ; слѣдовательно, луна находится то ближе, то дальше отъ земли или, какъ выражаются астрономы, то въ апогеѣ, то въ перигеѣ. При томъ разница между самымъ большимъ и самымъ малымъ разстояніемъ довольно значительна, почему именно и не слѣдуетъ ею пренебрегать. Дѣйствительно, въ апогеѣ луна находится на разстояніи 247,552 миль (390,000 верстъ), а въ перигеѣ только 218,657 миль (350,000 верстъ), вслѣдствіе чего представляется разница въ 28,895 миль (44,000 верстъ) или болѣе ½ части наибольшаго разстоянія. Слѣдовательно, разстояніе луны въ перигеѣ должно служить основою для разсчета.

На третій вопросъ: Какъ долго пролетитъ тѣло, которому дана достаточная первоначальная скорость, и потомъ въ какой моментъ надобно метнуть его, чтобы оно встрѣтилось съ луною въ опредѣленной точкѣ?

Если ядро сохранитъ непремѣнно первоначальную скорость 12,000 ярдовъ въ секунду, которые дадутъ ему, оно дойдетъ до мѣста назначенія приблизительно въ 9 часовъ; но такъ какъ первоначальная скорость безпрерывно будетъ уменьшаться, то оказывается, поразсчету, что ядру нужно будетъ 300,000 секундъ или 83 часа и 20 минутъ, чтобы дойти до точки, гдѣ притяженіе земли и луны уравновѣшивается, и отсюда ядро упадетъ на луну въ 50,000 секундъ, или 13 часовъ и 53 минуты и 20 секундъ. Значитъ, надобно выстрѣлить 97 часовъ, 13 минутъ и 20 секундъ до прибытія луны на мѣсто, въ которое прицѣливаются.

На четвертый вопросъ: Въ какое именно мгновеніе луна представлятся въ благопріятномъ положеніи, чтобы до нея достигло метаемое тѣло?

Изъ вышесказаннаго слѣдуетъ, что надобно сперва избрать время, когда луна находится въ перигеѣ, и въ то же время мгновеніе, когда она пройдетъ въ зенитѣ, чѣмъ уменьшится протяженіе еще на разстояніе, равное радіусу земли, т. е. на 3,519 миль; такимъ образомъ дѣйствительный путь будетъ составлять 214,977 миль. Хотя луна проходитъ каждый мѣсяцъ въ перигеѣ, она однако не всегда находится тогда въ зенитѣ. Одновременно при обоихъ этихъ условіяхъ она бываетъ лишь по истеченіи долгаго промежутка времени. Поэтому придется ждать совпаденія луны въ перигеѣ и зенитѣ. Но благопріятному стеченію обстоятельствъ, 4-го декабря будущаго года, луна будетъ находиться въ обоихъ условіяхъ; въ полночь она будетъ въ перигеѣ, т. е. на самомъ короткомъ разстояніи отъ земли, и пройдетъ въ то же время въ зенитѣ.

На пятый вопросъ: Въ какую часть неба надобно мѣтить пушкой, которая выстрѣлитъ метаемое ядро?

Принявъ въ соображеніе предшествовавшія обстоятельства, пушку надобно будетъ навести на зенитъ^[8] мѣстности; такимъ образомъ, направленіе будетъ перпендикулярно горизонту, и ядро скорѣе избавится отъ вліянія притяженія земли. Но дабы луна прошла въ зенитѣ мѣстности, надобно, чтобы послѣдняя находилась на широтѣ не выше наклоненія этого созвѣздія, или, другими словами, чтобы мѣстность была между 0° и 28° сѣверной или южной широты^[9]. Во всякой другой мѣстности выстрѣлъ надобно будетъ сдѣлать косвенно, что помѣшаетъ удачѣ опыта.

На шестой вопросъ: Въ какомъ мѣстѣ будетъ находиться луна на небѣ въ мгновеніе, когда метнутъ ядро?

Въ мгновеніе метанія ядра, луна, которая каждый день движется на протяженіе 13° 10' 35", должна находится отъ зенитной точки на разстояніи въ четыре раза большемъ, т. е. 52° 42' 20", или протяженіи, соотвѣтствующемъ пути, который она пройдетъ въ теченіи хода полета ядра. Но такъ какъ надобно принять въ разсчетъ и отклоненіе, получаемое ядромъ отъ вращенія земли, и ядро прибудетъ на луку, лишь отклонясь на разстояніе въ 16 радіусовъ земли, которые на орбитѣ луны составляютъ около 11 градусовъ, то надобно прибавить еще 11° къ тѣмъ, которые выражаютъ вышеупомянутое запозданіе луны, значитъ 64° круглымъ числомъ. Поэтому, въ мгновеніе выстрѣла, линія отъ луны до мѣста опыта будетъ образовать съ отвѣсною къ послѣдней уголъ въ 64°.

Вотъ отвѣты на вопросы, предложенные обсерваторіи въ Кембриджѣ, членами оружейнаго клуба. Слѣдовательно:

1. Пушку надобно будетъ поставить въ мѣстности, находящейся между 0° и 28° сѣверной или южной широты.

2. Ее надобно нацѣлить на зенитъ мѣстности.

3. Ядро должно получитъ начальную скорость въ 12,000 ярдовъ въ секунду.

4. Его надобно будетъ выстрѣлить первое декабря будущаго года въ 11 часовъ безъ 13 минутъ и 20 секундъ.

5. Оно встрѣтитъ луну чрезъ четыре дня послѣ выстрѣла, 4-го декабря, ровно въ полночь, въ то мгновеніе, когда она пройдетъ въ зенитѣ.

Слѣдовательно, члены оружейнаго клуба должны безъ замедленія приняться за работы, необходимыя для такого предпріятія, и быть готовы дѣйствовать въ данное мгновеніе, потому что если упустятъ 11 декабря, они будутъ имѣть луну въ такихъ условіяхъ перигея и зенита не ранѣе, какъ только чрезъ 18 лѣтъ и 11 дней.

Бюро Кембриджской обсерваторіи вполнѣ предоставляетъ себя въ распоряженіе клуба, касательно теоретическихъ и астрономическихъ вопросовъ, и настоящимъ письмомъ присоединяетъ свои поздравленія къ поздравленіямъ всей Америки.

Отъ имени бюро: И. М. Бельфастъ,
Директоръ Кембриджской обсерваторіи.

ГЛАВА V.
Судьба луны.

Наблюдатель, одаренный особенно проницательнымъ зрѣніемъ и находящійся въ неизвѣстномъ средоточіи, вокругъ котораго держится міръ, увидѣлъ бы миріяды атомовъ, наполнившихъ пространство въ хаотическую эпоху міра. Но, мало-по-малу, въ теченіи вѣковъ, произошли измѣненія; выказался законъ притяженія, которому покорились бродившіе до того атомы. Эти атомы соединились химически, соотвѣтственно своему притяженію, обратились въ частицы и образовали туманныя скопленія, усѣявшія глубины неба.

Эти скопленія тотчасъ же стали вращаться вокругъ своего средоточія. Эта середина, состоящая изъ неопредѣленныхъ частицъ, тотчасъ же стала вращаться вокругъ себя и сгущалась постепенно; впрочемъ по неколебимымъ законамъ механики, по мѣрѣ уменьшенія объема отъ сгущенія, вращательное движеніе ускорялось, вслѣдствіе чего изъ этихъ двухъ дѣйствій образовалась главная звѣзда, составлявшая средоточіе туманнаго накопленія.

Вглядываясь внимательнѣе, наблюдатель увидѣлъ бы тогда, что другія частицы скопленія имѣютъ такое же свойство, какъ и ихъ звѣзда, потому что сгущаются отъ постояннаго вращательнаго движенія и тяготѣютъ въ видѣ безчисленныхъ звѣздъ. Туманныя пятна, которыхъ астрономы теперь считаютъ около 5000, образовались тогда.

Изъ числа этихъ 5000 туманныхъ пятенъ одно люди назвали Млечнымъ Путемъ, который содержитъ 18 милліоновъ звѣздъ, сдѣлавшихся каждая средоточіемъ солнечнаго міра. Если бы наблюдатель особенно разсмотрѣлъ тогда въ числѣ этихъ 18 милліоновъ звѣздъ одну изъ менѣе блестящихъ свѣтилъ^[10] четвертаго порядка, которая гордо называетъ себя солнцемъ, онъ увидѣлъ бы предъ своими глазами всѣ явленія образованія міра.

Въ самомъ дѣлѣ, солнце, находившееся еще въ газообразномъ состояніи и состоящее изъ подвижныхъ частицъ, вращалось предъ его глазами вокругъ своей оси для довершенія своего сгущенія. Это движеніе, оставаясь вѣрнымъ законамъ механики, ускорялось по мѣрѣ уменьшенія объема, и настало мгновеніе, когда центробѣжная сила одержала бы верхъ надъ средостремительной, которая привлекаетъ частицы къ средоточію.

Тогда произошли бы передъ глазами наблюдателя другія явленія, и частицы, находящіяся въ плоскости экватора, отдѣлились бы какъ камни, метаемые пращемъ, веревка котораго внезапно разорвалась, и образовали бы вокругъ Солнца нѣсколько концентрическихъ колецъ, похожихъ на Сатурновы. Въ свою очередь эти кольца міроваго вещества, вращаясь вокругъ центральной массы, разорвались и раздробились бы на второстепенные туманы, т. е. на планеты.

Еслибъ наблюдатель сосредоточилъ все свое вниманіе на этихъ планетахъ, онъ увидѣлъ бы тѣ же самые процесы, какъ и въ солнцѣ, и замѣтилъ бы образованіе одного или многихъ космическихъ колецъ, изъ которыхъ образовались второстепенныя звѣзды, называемыя спутниками.

Такимъ образомъ, въ переходѣ отъ атомовъ къ частичкѣ, отъ частички къ туманному накопленію, отъ туманнаго накопленія къ туманному пятну, отъ туманнаго пятна къ главной звѣздѣ, отъ главной звѣзды къ солнцу, отъ солнца къ планетамъ и отъ планеты къ спутнику, мы имѣемъ предъ собою весь рядъ преобразованій, которыя претерпѣвали небесныя тѣла съ первыхъ дней существованія міра.

Солнце кажется потеряннымъ въ громадномъ мірѣ звѣздъ и, не смотря на то, на основаніи нынѣшнихъ теорій науки, оно держится въ туманѣ Млечнаго Пути. Солнце составляетъ средоточіе міра, и какъ оно не кажется маленькимъ посреди эѳирнаго пространства, оно все-таки громадно, потому что въ 1,400,000 разъ больше земли. Вокругъ него удерживается тяготѣніемъ 8 планетъ, вышедшихъ изъ его внутренности въ первое время созданія. Если идти отъ ближайшихъ планетъ къ дальнѣйшимъ, мы видимъ предъ собою Меркурія, Венеру, Землю, Марса, Юпитера, Сатурна, Урана и Нептуна. Сверхъ того между Марсомъ и Юпитеромъ правильно вращаются другія менѣе крупныя тѣла, можетъ быть, бродящіе обломки звѣздъ, раздробившихся на многія тысячи кусковъ, изъ которыхъ телескопомъ нынѣ открыты 82^[11].

Изъ этихъ слугъ, которые солнце удерживаетъ въ эллиптическихъ путяхъ великимъ закономъ притяженія, нѣкоторые въ свою очередь имѣютъ своихъ спутниковъ. У Урана ихъ 8, у Сатурна 8, у Юпитера 4, у Нептуна можетъ быть 3, у Земли одинъ. Послѣдній, одинъ изъ менѣе важныхъ въ солнечномъ мірѣ, называется луною, и ее то отважный геній американцевъ хотѣлъ покорить.

Ночное свѣтило при своей относительной близости и часто повторяющихся различныхъ измѣненіяхъ, ранѣе всего привлекло на себя вниманіе жителей земли наравнѣ съ солнцемъ; но на послѣднее тяжело смотрѣть, и яркость его свѣта заставляетъ его наблюдателей опускать глаза.

Русая Феба, напротивъ того, гораздо человѣчнѣе и даетъ разсматривать себя въ своей скромной прелести; она кажется пріятною для глазъ, непритязательною, а между тѣмъ дозволяетъ себѣ иногда занимать мѣсто предъ своимъ братомъ, лучезарнымъ Аполономъ, между тѣмъ какъ никогда не затмѣвается послѣднимъ. Магометане поняли, какъ благодарны они должны быть этому вѣрному другу земли, и опредѣлили себѣ мѣсяцы, основываясь на ходѣ луны (около 29½ дней). Первые народы выказывали особенное благоговѣніе къ этой скромной богинѣ. Египтяне называли ее Изидой, Финикіяне Астартой, греки обожали подъ именемъ Фебы, дочери Латоны и Юпитера. Если вѣрить миѳологіи, левъ немейскій пробѣгалъ поля луны до своего появленія на землѣ, и поэтъ Агезіанаксъ, упоминаемый Плутархомъ, прославлялъ въ своихъ стихахъ кроткіе глаза, прелестный носъ и восхитительный ротъ, образуемый свѣтлыми частями Селены.

Но древніе весьма хорошо понимали характеръ, темпераментъ, словомъ, нравственныя свойства луны въ миѳологическомъ отношеніи, между тѣмъ какъ самые ученые между ними ничего не знали о ней въ селенографическомъ отношеніи.

Впрочемъ многіе астрономы отдаленныхъ вѣковъ открыли нѣкоторыя свойства луны, подтвержденныя нынѣ наукой. Конечно аркадійцы утверждали, будто они жили на землѣ въ пору, когда луны еще не существовало. Симплицій полагалъ, что луна неподвижна и прикована къ хрустальнымъ сводамъ, Тацій считалъ ее обломкомъ солнечнаго круга Клеархъ, ученикъ Аристотеля называлъ ее гладкимъ зеркаломъ, въ которомъ отражается океанъ; другіе видѣли въ ней только скопленіе паровъ, отдѣляемыхъ землею, или шаръ вполовину изъ огня, а вполовину изъ льда, вращающійся вокругъ оси. Но, въ тоже время, многіе ученые, помощью остроумныхъ наблюденій и безъ оптическихъ инструментовъ, уже угадали большую часть законовъ, которые управляютъ ночнымъ свѣтиломъ.

Такимъ образомъ Фалесъ Милетскій, въ 460 до P. X., высказалъ мнѣніе, что луна освѣщается солнцемъ. Аристархъ Самосскій далъ вѣрное объясненіе ея фазъ. Клеоменъ училъ, что она блещетъ отраженнымъ свѣтомъ. Халдеецъ Берозъ открылъ, что продолжительность ея вращенія равна продолжительности ея обхода, и такимъ образомъ объяснилъ, почему луна всегда обращена къ землѣ одною и тою же поверхностью. Наконецъ, Гиппархъ, за два вѣка до христіанскаго лѣтосчисленія, узналъ нѣкоторыя неравномѣрности въ кажущемся движеніи спутника земли.

Различныя эти наблюденія подтвердились впослѣдствіи и доставили пользу позднѣйшимъ астрономамъ. Птоломей во II вѣкѣ и арабъ Абулъ-Вефа въ X дополнили замѣчанія Гиппарха о неровностяхъ движенія луны, которая идетъ, волнуясь на своемъ пути подъ вліяніемъ солнца. Затѣмъ Коперникъ въ XV вѣкѣ и Тихо-Браге въ XVI вполнѣ изложили систему міра и роль, которую играетъ луна посреди небесныхъ тѣлъ.

Въ это время движеніе луны было приблизительно вполнѣ опредѣлено, но о физическихъ свойствахъ этой планеты знали мало. Тогда Галилей объяснилъ явленія свѣта, обнаруживающія въ извѣстныя фазы существованіе горъ, среднюю вышину которыхъ онъ полагалъ въ 27,000 футовъ.

Послѣ него Гевелій, данцигскій астрономъ, уменьшилъ высочайшую высоту до 15,600 фут., но его товарищъ Риціоли довелъ ее до 42,000.

Гершель, въ концѣ XVIII вѣка, помощью своего могучаго телескопа, значительно уменьшилъ эти размѣры. По его опредѣленію, самыя высокія горы имѣли 11,400 футовъ и вообще среднимъ числомъ 2,400 футовъ. Но и Гершель ошибался. Надобно было ждать наблюденій Шретера, Лувиля, Галлея, Насмита, Біанкини, Пасторфа, Лормана, Груптегаузена и особенно терпѣливыхъ изслѣдованій Бера и Медлера, для окончательнаго рѣшенія вопроса. Благодаря трудамъ этихъ ученыхъ, вышина горъ луны нынѣ вполнѣ извѣстна. Беръ и Медлеръ измѣрили 1,905 горъ, изъ которыхъ 6 имѣютъ вышину 15,600 футовъ, а 22 вышину 14,000 футовъ^[12]. Самая высокая гора поднимается надъ поверхностью луны на 22,800 футовъ.

Вмѣстѣ съ тѣмъ пополнились и познанія о лунѣ. Она оказалась продырявленною кратеромъ, и ея вулканическія свойства подтверждались при каждомъ наблюденіи. По отсутствію рефракціи лучей планетъ, прикрываемыхъ ею, вывели, что на ней почти вовсе нѣтъ атмосферы. Такое отсутствіе воздуха влечетъ за собою и недостатокъ воды. Слѣдовательно, селениты могли бы жить только при условіяхъ совершенно особенной организаціи, не похожей на свойственную жителямъ земли.

Наконецъ, благодаря новымъ способамъ изслѣдованія и болѣе совершеннымъ инструментамъ, съ луною знакомились безпрерывно, не оставляли неизвѣстною ни одну изъ точекъ ея поверхности. При этомъ должно замѣтить, что ея поперечникъ равенъ 2,150 милямъ (то есть, немного больше ¼ радіуса земли), а поверхность составляетъ ¹/₁₃ часть поверхности земли (38 милліоновъ километровъ), объемомъ же она равна ¹/₄₉ объема земли. Всѣ эти тайны не могли ускользнуть отъ глазъ астрономовъ, и искусные ученые проникли еще далѣе своими учеными наблюденіями.

Такимъ образомъ они замѣтили, что въ полнолуніе она представляется въ нѣкоторыхъ частяхъ съ бѣлыми линіями, а во время четвертей съ черными. При рачительномъ изслѣдованіи, имъ удалось дать себѣ вполнѣ отчетъ о свойствахъ этихъ явленій. Это были длинныя, узкія борозды между параллельными кругами, которыя обыкновенно оказывались на окружностяхъ кратеровъ; онѣ имѣли длину отъ 10 до 100 миль и ширину въ 4800 футовъ. Астрономы не могли опредѣлить, состояли ли эти борозды изъ изсохшаго русла большихъ рѣкъ, или нѣтъ. Но американцы надѣялись въ точности установить когда-нибудь этотъ геологическій фактъ. Кромѣ того они намѣревались опредѣлить значеніе рядовъ параллельныхъ валовъ, открытыхъ на поверхности луны Груитгузеномъ, ученымъ мюнхенскимъ професоромъ, который считаетъ ихъ системой укрѣпленій, возведенныхъ инженерами селенитовъ. Эти два вопроса весьма темны, и многіе другіе могли бы быть окончательно опредѣлены лишь по установленіи прямаго сообщенія съ луною.

Что касается до силы свѣта луны, то о ней нечего было узнавать новаго; знали, что онъ въ 3,000 разъ слабѣе солнечнаго и что теплота его лучей не обнаруживаетъ замѣтнаго дѣйствія на термометръ; что касается до явленія, извѣстнаго подъ именемъ пепельнаго свѣта, то оно весьма естественно объясняется солнечными лучами, отражаемыми землею къ лунѣ; этотъ пепельный свѣтъ дополняетъ лунный кругъ, когда онъ представляется серпомъ въ первую и послѣднюю четверть.

Вотъ какія свѣдѣнія имѣлись о спутникѣ земли, когда оружейный клубъ намѣревался пополнить ихъ съ успѣхомъ космографически, геологически, политически и морально.

ГЛАВА VI.
Чего невозможно не знать и чему болѣе не позволено вѣрить въ Соединенныхъ Штатахъ.

Предложеніе Барбикена имѣло непосредственнымъ результатомъ, что стали заниматься всѣми астрономическими фактами, относящимися къ ночному свѣтилу. Каждый принялся изучать его весьма ревностно. Казалось, будто бы луна въ первый разъ появилась на горизонтѣ и никто еще не видалъ ея на небѣ. Она вошла въ моду, она сдѣлалась львицей и оказалась притомъ не менѣе скромною и заняла мѣсто между звѣздами, не выказывая притомъ гордости. Въ газетахъ подновили старинные анекдоты, въ которыхъ это «солнце волковъ» играетъ роль; онѣ напомнили вліяніе, которое приписывалось ему невѣдѣніемъ древнихъ временъ; луну воспѣвали на всевозможные тоны, коротко сказать, Америка подпала селеноманіи.

Со своей стороны, научныя изданія спеціально разсматривали вопросы, которые касались предпріятія оружейнаго клуба. Они обнародовали письмо Кембриджской обсерваторіи, которое поясняли и вполнѣ подтвердили.

Коротко сказать, не было дозволено даже самому малосвѣдущему янки не знать какого бы то ни было факта, касающагося его спутника, и самымъ ограниченнымъ старымъ мистриссъ допускать ложное суевѣріе въ отношеніи луны. Наука подступала къ нимъ во всѣхъ формахъ; она проникала въ нихъ чрезъ глаза и уши; не было никакой возможности оставаться осломъ…. въ астрономіи.

До этого времени, многіе люди вовсе не знали, какимъ образомъ могли разсчитать разстояніе, отдѣляющее луну отъ земли. Этимъ случаемъ воспользовались, чтобы поучить ихъ, что разстояніе опредѣляется измѣреніемъ параллакса луны. Если слово параллаксъ удивляло ихъ, имъ говорили, что это уголъ, образуемый двумя прямыми линіями, проведенными отъ каждаго конца земнаго радіуса къ лунѣ. Если они сомнѣвались въ точности этой методы, имъ тотчасъ же доказывали, что это среднее разстояніе было въ 234,347 миль, но также, что астрономы могутъ ошибиться только на 70 миль.

Кто не освоился съ движеніемъ луны, тому журналы ежедневно доказывали, что она обладаетъ двумя очевидными движеніями, именно, вращеніемъ вокругъ оси, а сверхъ того, обходомъ вокругъ земли, которыя оба совершаются въ одинъ промежутокъ времени, 27 дней съ третью^[13]. Движеніе вращенія обусловливаетъ на поверхности луны день и ночь, но на ней бываетъ одинъ день и одна ночь только въ теченіе луннаго мѣсяца и каждый изъ нихъ длится 345⅓ часа. Но, къ счастью, поверхность луны, обращенная къ землѣ, освѣщается послѣднею съ силой, которая равна свѣту 14 лунъ. Что касается до всегда невидимой стороны, то она имѣетъ 354 часа совершенную ночь, освѣщенную только блѣднымъ свѣтомъ звѣздъ. Это явленіе зависитъ единственно отъ особенности движенія вращенія и обхода, которые совершаются вполнѣ въ одинаковые промежутки времени. Такое явленіе, по изысканіямъ Кассини и Гершеля, свойственно также спутникамъ Юпитера и, по всей вѣроятности, всѣмъ другимъ спутникамъ.

Нѣкоторые люди, довольно толковые, но нѣсколько упрямые, не понимали сначала, какимъ образомъ луна совершаетъ обороты вокругъ своей оси, и обращается къ землѣ всегда одною и тою же стороною въ такой промежутокъ времени, въ какой она дѣлаетъ обходъ вокругъ нея. Имъ говорили: «Отправьтесь въ свою столовую и обойдите вокругъ обѣденнаго стола, смотря на его средоточіе. Когда вы сдѣлаете прогулку вокругъ своего стола, вы совершите одинъ оборотъ вокругъ самихъ себя. Видите ли! комната это небо, столъ — земля, а луна — вы сами!» Они были приведены въ восторгъ этимъ сравненіемъ.

Такимъ образомъ луна всегда обращена къ землѣ одною и тою же поверхностью; впрочемъ, для большей точности, надобно прибавить, что вслѣдствіе особеннаго колебанія отъ сѣвера къ югу или отъ запада къ востоку, называемаго качаніемъ луны, можно видѣть не много больше половины круга, именно пятьдесятъ семь ея сотыхъ.

Когда люди несвѣдущіе знали о лунѣ и движеніи ея вращенія столько, сколько и директоръ обсерваторіи въ Кембриджѣ, они весьма обезпокоились движеніемъ вокругъ земли, и тогда 20 ученыхъ журналовъ поспѣшили доставить имъ нужныя свѣдѣнія. Тогда они узнали, что небесный сводъ, со своими безчисленными звѣздами, можетъ считаться огромными солнечными часами, по которымъ луна проходитъ, указывая настоящіе часы всѣмъ жителямъ земли; во время такого своего движенія, ночное свѣтило представляетъ различныя свои фазы; полнолуніе бываетъ, когда мѣсяцъ стоитъ противъ солнца, т. е., когда всѣ эти три звѣзды лежатъ въ одной линіи и земля въ срединѣ; новолуніе бываетъ, когда луна располагается между землей и солнцемъ и, наконецъ, луна представляется первою и послѣднею четвертью, когда образуетъ съ солнцемъ и землею прямой уголъ и занимаетъ его вершину.

Нѣкоторые прозорливые янки вывели изъ этого, что затмѣнія могутъ быть только въ пору полнолунія и новолунія, и разсудили совершенно вѣрно. Въ новолуніе луна можетъ затмить солнце, между тѣмъ какъ въ противоположномъ положеніи земля затмѣваетъ его въ свою очередь и, что такія затмѣнія бываютъ по два раза въ каждомъ мѣсяцѣ, потому что плоскость, въ которой движется луна, наклонена къ эклиптикѣ или, другими словами, къ плоскости, въ которой движется земля.

Что касается до высоты, до которой ночное свѣтило можетъ дойти надъ горизонтомъ, то письмо Кембриджской обсерваторіи. Сказало все въ этомъ отношеніи. Каждый зналъ, что эта высота бываетъ различна, смотря по широтѣ мѣста, гдѣ ее наблюдаютъ. Единственный же поясъ земли, гдѣ луна проходитъ въ зенитѣ, т. е. располагается совершенно прямо надъ головой своихъ зрителей, непремѣнно находится между 28 широтами отъ экватора. Оттого обсерваторія и дала важный совѣтъ, произвести опытъ въ какой-нибудь точкѣ, лежащей въ этой части земли, дабы метаемое ядро могло быть пущено отвѣсно и такимъ образомъ скорѣе избавиться отъ дѣйствія тяжести. Слѣдовательно, для успѣха всего предпріятія это было особенно важнымъ условіемъ, которое весьма много занимало общественное мнѣніе.

Что же касается линіи, по которой идетъ луна во время своего обхода вокругъ земли, то кембриджская обсерваторія разъяснила даже самымъ несвѣдущимъ людямъ всѣхъ странъ, что она представляетъ сходящуюся кривую, которая однако не кругъ, но эллипсъ, въ которомъ земля занимаетъ одинъ изъ центровъ. Такой эллиптическій путь свойственъ всѣмъ планетамъ и ихъ спутникамъ, и раціональная механика весьма точно доказываетъ, что это и не могло быть иначе. Само собою разумѣется, что луна въ апогеѣ находится всего дальше отъ земли, а въ перигеѣ всего ближе.

Такъ вотъ что зналъ всякій американецъ волею или неволею и что всякому было неприлично не знать. Но если эти истины распространялись весьма быстро, многія ошибки и различныя воображаемыя опасенія менѣе легко было искоренить.

Такимъ образомъ, напримѣръ, нѣкоторые почтенные люди утверждали, что луна комета, которая, пробѣгая по своему удлиненному пути вокругъ солнца, прошла близъ земли и была удержана въ ея кругѣ притяженіемъ. Эти астрономы гостиныхъ претендовали, что этимъ и объясняется сожженный видъ луны. Когда же имъ замѣчали, что кометы имѣютъ атмосферу, а у луны ея почти вовсе нѣтъ, они весьма затруднялись отвѣтомъ.

Другіе относились къ породѣ трусовъ и выражали нѣкоторый страхъ относительно луны. Они слышали, что со времени наблюденій, произведенныхъ въ пору калифовъ, движеніе мѣсяца ускорилось въ опредѣленной пропорціи; изъ этого они выводили, впрочемъ, весьма логически, что вслѣдствіе ускоренія должно уменьшиться разстояніе между обоими міровыми тѣлами и, что если это дѣйствіе будетъ продолжаться безпрерывно, то луна наконецъ упадетъ однажды на землю. Впрочемъ, они могли успокоиться и перестать бояться за будущее поколѣніе, когда имъ сообщили, что, по разсчету Лапласа, знаменитаго французскаго математика, это ускореніе происходитъ въ ограниченной мѣрѣ, и что оно непремѣнно смѣняется соотвѣтствующимъ замедленіемъ. Слѣдовательно, равновѣсіе солнечнаго міра не можетъ быть нарушено въ ближайшіе вѣка.

Оставался еще суевѣрный классъ невѣждъ; они не довольствовались незнаніемъ, но знали то, чего вовсе нѣтъ, а относительно луны знали очень много. Одни считали мѣсяцъ гладкимъ зеркаломъ, на которомъ можно видѣть различныя точки земли и передавать чрезъ него свои мысли, а другіе утверждали, что при наблюденіи 1,000 новыхъ лунъ, 950 разъ замѣчали поразительныя измѣненія въ родѣ наводненій, переворотовъ, землетрясеній, потоповъ и т. д., слѣдовательно, они вѣрили въ таинственное вліяніе ночнаго свѣтила на человѣческую судьбу; они считали его настоящимъ противовѣсомъ существованія; они полагали, что каждый селенитъ имѣетъ симпатическую связь съ нами, жителями земли; вмѣстѣ съ докторомъ Мидомъ (Mead), они утверждали, что жизненная система вполнѣ управляется ею, и увѣряли, что мальчики родятся преимущественно при новолуніи, а дѣвочки въ послѣднюю четверть и т. д. Но, наконецъ, пришлось отказаться и отъ этихъ грубыхъ ошибокъ, держаться одной истины и, если луна, лишенная своего вліянія, теряла во многихъ умахъ прежнее свое могущество, если нѣкоторые и повернулись къ ней спиною, все-таки огромное большинство сдѣлалось ея приверженцами. Что касается янки, то они не имѣли никакого другаго стремленія, какъ только завладѣть этимъ новымъ материкомъ воздуха и водрузить на высочайшей его вершинѣ звѣздное знамя Соединенныхъ Штатовъ Америки.

ГЛАВА VI.
Чего невозможно не знать и чему болѣе не позволено вѣрить въ Соединенныхъ Штатахъ.

Предложеніе Барбикена имѣло непосредственнымъ результатомъ, что стали заниматься всѣми астрономическими фактами, относящимися къ ночному свѣтилу. Каждый принялся изучать его весьма ревностно. Казалось, будто бы луна въ первый разъ появилась на горизонтѣ и никто еще не видалъ ея на небѣ. Она вошла въ моду, она сдѣлалась львицей и оказалась притомъ не менѣе скромною и заняла мѣсто между звѣздами, не выказывая притомъ гордости. Въ газетахъ подновили старинные анекдоты, въ которыхъ это «солнце волковъ» играетъ роль; онѣ напомнили вліяніе, которое приписывалось ему невѣдѣніемъ древнихъ временъ; луну воспѣвали на всевозможные тоны, коротко сказать, Америка подпала селеноманіи.

Со своей стороны, научныя изданія спеціально разсматривали вопросы, которые касались предпріятія оружейнаго клуба. Они обнародовали письмо Кембриджской обсерваторіи, которое поясняли и вполнѣ подтвердили.

Коротко сказать, не было дозволено даже самому малосвѣдущему янки не знать какого бы то ни было факта, касающагося его спутника, и самымъ ограниченнымъ старымъ мистриссъ допускать ложное суевѣріе въ отношеніи луны. Наука подступала къ нимъ во всѣхъ формахъ; она проникала въ нихъ чрезъ глаза и уши; не было никакой возможности оставаться осломъ…. въ астрономіи.

До этого времени, многіе люди вовсе не знали, какимъ образомъ могли разсчитать разстояніе, отдѣляющее луну отъ земли. Этимъ случаемъ воспользовались, чтобы поучить ихъ, что разстояніе опредѣляется измѣреніемъ параллакса луны. Если слово параллаксъ удивляло ихъ, имъ говорили, что это уголъ, образуемый двумя прямыми линіями, проведенными отъ каждаго конца земнаго радіуса къ лунѣ. Если они сомнѣвались въ точности этой методы, имъ тотчасъ же доказывали, что это среднее разстояніе было въ 234,347 миль, но также, что астрономы могутъ ошибиться только на 70 миль.

Кто не освоился съ движеніемъ луны, тому журналы ежедневно доказывали, что она обладаетъ двумя очевидными движеніями, именно, вращеніемъ вокругъ оси, а сверхъ того, обходомъ вокругъ земли, которыя оба совершаются въ одинъ промежутокъ времени, 27 дней съ третью^[14]. Движеніе вращенія обусловливаетъ на поверхности луны день и ночь, но на ней бываетъ одинъ день и одна ночь только въ теченіе луннаго мѣсяца и каждый изъ нихъ длится 345⅓ часа. Но, къ счастью, поверхность луны, обращенная къ землѣ, освѣщается послѣднею съ силой, которая равна свѣту 14 лунъ. Что касается до всегда невидимой стороны, то она имѣетъ 354 часа совершенную ночь, освѣщенную только блѣднымъ свѣтомъ звѣздъ. Это явленіе зависитъ единственно отъ особенности движенія вращенія и обхода, которые совершаются вполнѣ въ одинаковые промежутки времени. Такое явленіе, по изысканіямъ Кассини и Гершеля, свойственно также спутникамъ Юпитера и, по всей вѣроятности, всѣмъ другимъ спутникамъ.

Нѣкоторые люди, довольно толковые, но нѣсколько упрямые, не понимали сначала, какимъ образомъ луна совершаетъ обороты вокругъ своей оси, и обращается къ землѣ всегда одною и тою же стороною въ такой промежутокъ времени, въ какой она дѣлаетъ обходъ вокругъ нея. Имъ говорили: «Отправьтесь въ свою столовую и обойдите вокругъ обѣденнаго стола, смотря на его средоточіе. Когда вы сдѣлаете прогулку вокругъ своего стола, вы совершите одинъ оборотъ вокругъ самихъ себя. Видите ли! комната это небо, столъ — земля, а луна — вы сами!» Они были приведены въ восторгъ этимъ сравненіемъ.

Такимъ образомъ луна всегда обращена къ землѣ одною и тою же поверхностью; впрочемъ, для большей точности, надобно прибавить, что вслѣдствіе особеннаго колебанія отъ сѣвера къ югу или отъ запада къ востоку, называемаго качаніемъ луны, можно видѣть не много больше половины круга, именно пятьдесятъ семь ея сотыхъ.

Когда люди несвѣдущіе знали о лунѣ и движеніи ея вращенія столько, сколько и директоръ обсерваторіи въ Кембриджѣ, они весьма обезпокоились движеніемъ вокругъ земли, и тогда 20 ученыхъ журналовъ поспѣшили доставить имъ нужныя свѣдѣнія. Тогда они узнали, что небесный сводъ, со своими безчисленными звѣздами, можетъ считаться огромными солнечными часами, по которымъ луна проходитъ, указывая настоящіе часы всѣмъ жителямъ земли; во время такого своего движенія, ночное свѣтило представляетъ различныя свои фазы; полнолуніе бываетъ, когда мѣсяцъ стоитъ противъ солнца, т. е., когда всѣ эти три звѣзды лежатъ въ одной линіи и земля въ срединѣ; новолуніе бываетъ, когда луна располагается между землей и солнцемъ и, наконецъ, луна представляется первою и послѣднею четвертью, когда образуетъ съ солнцемъ и землею прямой уголъ и занимаетъ его вершину.

Нѣкоторые прозорливые янки вывели изъ этого, что затмѣнія могутъ быть только въ пору полнолунія и новолунія, и разсудили совершенно вѣрно. Въ новолуніе луна можетъ затмить солнце, между тѣмъ какъ въ противоположномъ положеніи земля затмѣваетъ его въ свою очередь и, что такія затмѣнія бываютъ по два раза въ каждомъ мѣсяцѣ, потому что плоскость, въ которой движется луна, наклонена къ эклиптикѣ или, другими словами, къ плоскости, въ которой движется земля.

Что касается до высоты, до которой ночное свѣтило можетъ дойти надъ горизонтомъ, то письмо Кембриджской обсерваторіи сказало все въ этомъ отношеніи. Каждый зналъ, что эта высота бываетъ различна, смотря по широтѣ мѣста, гдѣ ее наблюдаютъ. Единственный же поясъ земли, гдѣ луна проходитъ въ зенитѣ, т. е. располагается совершенно прямо надъ головой своихъ зрителей, непремѣнно находится между 28 широтами отъ экватора. Оттого обсерваторія и дала важный совѣтъ, произвести опытъ въ какой-нибудь точкѣ, лежащей въ этой части земли, дабы метаемое ядро могло быть пущено отвѣсно и такимъ образомъ скорѣе избавиться отъ дѣйствія тяжести. Слѣдовательно, для успѣха всего предпріятія это было особенно важнымъ условіемъ, которое весьма много занимало общественное мнѣніе.

Что же касается линіи, по которой идетъ луна во время своего обхода вокругъ земли, то кембриджская обсерваторія разъяснила даже самымъ несвѣдущимъ людямъ всѣхъ странъ, что она представляетъ сходящуюся кривую, которая однако не кругъ, но эллипсъ, въ которомъ земля занимаетъ одинъ изъ центровъ. Такой эллиптическій путь свойственъ всѣмъ планетамъ и ихъ спутникамъ, и раціональная механика весьма точно доказываетъ, что это и не могло быть иначе. Само собою разумѣется, что луна въ апогеѣ находится всего дальше отъ земли, а въ перигеѣ всего ближе.

Такъ вотъ что зналъ всякій американецъ волею или неволею и что всякому было неприлично не знать. Но если эти истины распространялись весьма быстро, многія ошибки и различныя воображаемыя опасенія менѣе легко было искоренить.

Такимъ образомъ, напримѣръ, нѣкоторые почтенные люди утверждали, что луна комета, которая, пробѣгая по своему удлиненному пути вокругъ солнца, прошла близъ земли и была удержана въ ея кругѣ притяженіемъ. Эти астрономы гостиныхъ претендовали, что этимъ и объясняется сожженный видъ луны. Когда же имъ замѣчали, что кометы имѣютъ атмосферу, а у луны ея почти вовсе нѣтъ, они весьма затруднялись отвѣтомъ.

Другіе относились къ породѣ трусовъ и выражали нѣкоторый страхъ относительно луны. Они слышали, что со времени наблюденій, произведенныхъ въ пору калифовъ, движеніе мѣсяца ускорилось въ опредѣленной пропорціи; изъ этого они выводили, впрочемъ, весьма логически, что вслѣдствіе ускоренія должно уменьшиться разстояніе между обоими міровыми тѣлами и, что если это дѣйствіе будетъ продолжаться безпрерывно, то луна наконецъ упадетъ однажды на землю. Впрочемъ, они могли успокоиться и перестать бояться за будущее поколѣніе, когда имъ сообщили, что, по разсчету Лапласа, знаменитаго французскаго математика, это ускореніе происходитъ въ ограниченной мѣрѣ, и что оно непремѣнно смѣняется соотвѣтствующимъ замедленіемъ. Слѣдовательно, равновѣсіе солнечнаго міра не можетъ быть нарушено въ ближайшіе вѣка.

Оставался еще суевѣрный классъ невѣждъ; они не довольствовались незнаніемъ, но знали то, чего вовсе нѣтъ, а относительно луны знали очень много. Одни считали мѣсяцъ гладкимъ зеркаломъ, на которомъ можно видѣть различныя точки земли и передавать чрезъ него свои мысли, а другіе утверждали, что при наблюденіи 1,000 новыхъ лунъ, 950 разъ замѣчали поразительныя измѣненія въ родѣ наводненій, переворотовъ, землетрясеній, потоповъ и т. д., слѣдовательно, они вѣрили въ таинственное вліяніе ночнаго свѣтила на человѣческую судьбу; они считали его настоящимъ противовѣсомъ существованія; они полагали, что каждый селенитъ имѣетъ симпатическую связь съ нами, жителями земли; вмѣстѣ съ докторомъ Мидомъ (Mead), они утверждали, что жизненная система вполнѣ управляется ею, и увѣряли, что мальчики родятся преимущественно при новолуніи, а дѣвочки въ послѣднюю четверть и т. д. Но, наконецъ, пришлось отказаться и отъ этихъ грубыхъ ошибокъ, держаться одной истины и, если луна, лишенная своего вліянія, теряла во многихъ умахъ прежнее свое могущество, если нѣкоторые и повернулись къ ней спиною, все-таки огромное большинство сдѣлалось ея приверженцами. Что касается янки, то они не имѣли никакого другаго стремленія, какъ только завладѣть этимъ новымъ материкомъ воздуха и водрузить на высочайшей его вершинѣ звѣздное знамя Соединенныхъ Штатовъ Америки.

ГЛАВА VII.
Хвала ядру.

Кембриджская обсерваторія, въ своемъ достопамятномъ письмѣ 7-го октября, разсмотрѣла вопросъ съ астрономической точки зрѣнія; теперь оставалось рѣшить его съ механической. Тутъ трудности показались бы непобѣдимыми повсюду, кромѣ Америки. Здѣсь все не болѣе, какъ игрушка.

Президентъ Барбикенъ, не теряя времени, избралъ изъ среды оружейнаго клуба исполнительный комитетъ, который долженъ былъ въ три засѣданія разъяснить три большіе вопроса касательно пушки, ядра и пороха; комитетъ состоялъ изъ четырехъ членовъ, весьма свѣдущихъ въ этомъ дѣлѣ, именно: Барбикена, имѣвшаго преобладающій голосъ въ случаѣ равнаго раздѣленія мнѣній, генерала Моргана, маіора Эльфистона и, наконецъ, неизбѣжнаго I. Т. Мастона, которому была поручена должность дѣлопроизводителя-докладчика.

8-го октября комитетъ собрался у президента Барбикена, № 3, въ Республиканской улицѣ. Такъ какъ было необходимо, чтобы желудокъ не мѣшалъ своимъ крикомъ столь важному разсужденію, всѣ четыре члена оружейнаго клуба заняли мѣсто вокругъ стола съ сандвичами (хлѣбъ съ масломъ) и громаднымъ чайникомъ. Тотчасъ I. Т. Мастонъ привинтилъ перо къ желѣзному крючку, и засѣданіе началось.

Барбикенъ заговорилъ первый:

— Дорогіе мои товарищи, сказалъ онъ, — намъ надобно рѣшить одну изъ важнѣйшихъ задачъ балистики, этой науки по преимуществу, которая разсматриваетъ движеніе метаемыхъ тѣлъ, брошенныхъ въ пространство какой-нибудь толкающей силой и затѣмъ предоставленныхъ самимъ себѣ.

— О балистика! балистика! вскричалъ I. Т. Мастонъ растроганнымъ голосомъ.

— Можетъ быть, было бы удобнѣе, сказалъ Барбикенъ: — посвятить это первое засѣданіе разсужденію о пушкѣ.

— Дѣйствительно, отвѣчалъ генералъ Моргать.

— Впрочемъ, продолжалъ Барбикенъ, послѣ зрѣлыхъ размышленій, мнѣ кажется, что вопросъ о метаемомъ снарядѣ должно рѣшить ранѣе вопроса о пушкѣ, и что размѣры послѣдней должны зависѣть отъ размѣровъ перваго.

— Прошу слова, вскричалъ I. Т. Мастонъ.

Ему дали слово съ готовностью, соотвѣтствующею его великолѣпному прошедшему.

— Дорогіе мои друзья, сказалъ онъ восторженнымъ голосомъ: — нашъ предсѣдатель совершенно справедливо ставитъ вопросъ объ снарядѣ раньше другихъ; его мы должны метнуть на луну, онъ нашъ посолъ, и я прошу позволенія разсмотрѣть его съ чисто нравственной точки зрѣнія.

Этотъ способъ разсматриванія ядра чрезвычайно возбудили любопытство членовъ комитета, и оттого они обратили живѣйшее вниманіе на слова I. Т. Мастона.

— Дорогіе мои товарищи, продолжалъ послѣдній: — я выражусь коротко; я не касаюсь физической стороны ядра, ядра убивающаго, но разсмотрю только ядро математическое, ядро нравственное. Ядро представляется мнѣ самымъ блистательнымъ выраженіемъ человѣческаго могущества; въ немъ оно сосредоточивается вполнѣ; созданіемъ ядра человѣкъ превзошелъ себя.

— Очень хорошо, воскликнулъ маіоръ Эльфистонъ.

— Въ самомъ дѣлѣ, человѣкъ приготовилъ ядро, представляющее модель звѣзды, бродящей въ пространствѣ, и въ ядро мы сумѣли вложить скорость въ сотни разъ болѣе значительную, чѣмъ самые быстрые поѣзды на желѣзныхъ дорогахъ и бѣгъ быстроногихъ скакуновъ.

I. Т. Мастонъ былъ совершенно восторженъ; голосъ его принялъ лирическій характеръ, какъ будто бы онъ воспѣвалъ гимнъ ядру.

— Хотите вы чиселъ? продолжалъ онъ: — вотъ самыя краснорѣчивыя! Возьмите скромное ядро въ 24 фунта; хотя оно движется 800,000 разъ медленнѣе электричества, 640,000 разъ медленнѣе свѣта, 76 разъ медленнѣе земли вокругъ солнца, но, выступивъ изъ пушки, несется быстрѣе звука^[15], оно проходитъ 1,200 футовъ въ секунду, 12,000 въ 10 секундъ, 72,000 въ минуту, 840 миль въ часъ, 20,100 миль въ день, т. е. со скоростью экваторіальной точки во время движенія вращенія нашего шара, 7,336,550 миль въ годъ. Слѣдовательно, такому ядру нужно 11 дней, чтобы отправиться на луну, 12 лѣтъ для достиженія солнца, 360 лѣтъ, чтобы дойти до Нептуна на предѣлахъ солнечнаго міра. Вотъ что въ состояніи сдѣлать скромное ядро, произведеніе нашихъ рукъ. Слѣдовательно, увеличивая скорость въ 20 разъ, мы метнемъ ядро со скоростью семи миль въ секунду! Ахъ! прекрасное ядро, великолѣпный снарядъ! Я съ восторгомъ помышляю, что тебя примутъ тамъ съ честью, какая подобаетъ посланнику земли.

Эта напыщенная рѣчь была принята съ криками восторга, и I. Т. Мастонъ, совершенно растроганный, сѣлъ при поздравленіяхъ своихъ товарищей.

— Теперь мы посвятили довольно много поэзіи, сказалъ Барбикенъ: — приступимъ же прямо къ вопросу.

— Мы готовы, отвѣчали члены комитета, поглощая по полудюжинѣ бутербродовъ.

— Вы знаете, какую задачу надобно рѣшить, продолжалъ президентъ; надобно придать ядру скорость 36,000 футовъ въ секунду. Я полагаю, что это намъ удастся. Но теперь разсмотримъ скорость, полученную донынѣ; генералъ Морганъ можетъ поучить насъ въ этомъ отношеніи.

— Тѣмъ легче, отвѣчалъ генералъ: — что во время войны я былъ членомъ комиссіи опытовъ. Я скажу вамъ, что 100 фунтовая пушка Дальгрина, которая стрѣляла на разстояніи 15,000 футовъ, имѣла начальную скорость 150 футовъ въ секунду.

— Хорошо, а колумбіяда^[16] Родмана? спросилъ предсѣдатель.

— Колумбіяда Родмана, испытанная въ фортѣ Гамильтонѣ, близъ Нью-Іорка, метала ядро въ нолтонны вѣсомъ на разстояніи шести миль съ начальною скоростью въ 2,400 футовъ въ секунду, чего никогда не достигали орудія Армстронга и Паллизери въ Англіи.

— О, англичане! произнесъ I. Т. Мастонъ, плюнувъ къ востоку.

— Значитъ, продолжалъ Барбикенъ: — 2,400 футовъ самая значительная скорость, полученная донынѣ.

— Такъ точно, отвѣчалъ Морганъ.

— Замѣчу, однако, возразилъ I. Т. Мастонъ: — еслибы моя мортира не взорвалась…

— Да, но она взорвалась, отвѣчалъ Барбикенъ, съ благоволительнымъ тѣлодвиженіемъ. Примемъ же исходной точкой эту скорость въ 2,400 футовъ. Ее надобно удвадцатерить. Сохранимъ для другаго засѣданія разсужденія о средствахъ къ достиженію этой цѣли. Теперь обращу ваше вниманіе, дорогіе мои товарищи, на размѣры, которые слѣдуетъ дать ядру. Вы, конечно, не помышляете о томъ, что здѣсь дѣло идетъ объ ядрѣ, имѣющемъ вѣсъ не болѣе полутонны.

— Отчего же нѣтъ? спросилъ маіоръ.

— Оттого что ядро, возразилъ живо Мастонъ: — должно быть довольно велико, чтобы привлечь на себя вниманіе жителей луны, если они, впрочемъ, существуютъ.

— Да, отвѣчалъ Барбикенъ, — но еще болѣе по другой болѣе важной причинѣ.

— Что вы хотите сказать, Барбикенъ? спросилъ маіоръ.

— Я хочу сказать, что недостаточно пустить ядро и болѣе имъ не заниматься. Намъ надобно слѣдить за нимъ, за его ходомъ до минуты, когда оно достигнетъ цѣли.

— Какъ такъ? спросили генералъ и маіоръ, нѣсколько изумленные этими словами.

— Безъ сомнѣнія, возразилъ Барбикенъ, тономъ человѣка, вполнѣ увѣреннаго въ себѣ. Безъ сомнѣнія, иначе нашъ опытъ останется безъ всякаго результата.

— Но, въ такомъ случаѣ, вы дадите ядру прегромадные размѣры?

— Нѣтъ, выслушайте меня. Вы знаете, что оптическіе инструменты достигли теперь большаго совершенства. Нѣкоторыми телескопами удалось теперь получить увеличеніе въ 6000 разъ и приблизить луну на 40 миль. На такомъ разстояніи совершенно ясно видны предметы, имѣющіе до 60 футовъ въ поперечникѣ. Донынѣ не увеличивалась сила телескоповъ, потому что оно болѣе невозможно безъ уменьшенія ясности. Луна, которая представляетъ не болѣе какъ отражающее зеркало, не даетъ намъ довольно сильнаго свѣта, чтобы воспользоваться болѣе значительнымъ увеличеніемъ.

— Ну, такъ что же вы сдѣлаете? спросилъ генералъ. Неужели вы дадите ядру поперечникъ въ 60 футовъ.

— Вовсе нѣтъ.

— Не возьметесь ли вы сдѣлать луну болѣе свѣтлой.

— Конечно.

— Ну, уже это слишкомъ много! вскричалъ I. Т. Мастонъ.

— Да очень просто, отвѣчалъ Барбикенъ. Если бы мнѣ удалось уменьшить толщину атмосферы, проникаемую луннымъ свѣтомъ, не сдѣлалъ ли бы я ее болѣе свѣтлой?

— Очевидно.

— Ну, вотъ! Чтобы получить такой результатъ, мнѣ достаточно помѣстить телескопъ на какую-нибудь высокую гору. Это-то мы и сдѣлаемъ.

— Сдаюсь, сдаюсь, отвѣчалъ маіоръ: — вы удивительно упрощаете вещи! И какое увеличеніе надѣетесь вы получить такимъ образомъ?

— Увеличеніе въ 48,000 разъ, которое приблизитъ луну на разстояніе лишь въ 5 миль, а чтобы видѣть на такомъ разстояніи предметъ, онъ долженъ имѣть 9 футовъ въ поперечникѣ.

— Такъ точно, вскричалъ I. Т. Мастонъ: — наше ядро будетъ имѣть, значитъ, поперечникъ въ 9 футовъ.

— Дѣйствительно.

— Позвольте мнѣ замѣтить, однако, сказалъ маіоръ Эльфистонъ: — какой будетъ вѣсъ…

— О! маіоръ, возразилъ Барбикенъ: — прежде нежели мы станемъ разсуждать о вѣсѣ, позвольте вамъ сказать, что наши отцы дѣлали чудеса въ этомъ родѣ. Этимъ я вовсе не хочу сказать, что балистика не сдѣлала успѣховъ, но слѣдуетъ знать, что уже съ среднихъ вѣковъ получены изумительные результаты, и, осмѣлюсь сказать, болѣе удивительные, нежели наши.

— Докажите ваши слова, вскричалъ живо I. Т. Мастонъ.

— Нѣтъ ничего легче, отвѣчалъ Барбикенъ: — я имѣю примѣры для подтвержденія моихъ словъ. Такимъ образомъ, при осадѣ Константинополя Магометомъ II въ 1543 году, метнули ядро вѣсомъ въ 1900 фунтовъ, которое поэтому, должно быть, имѣло хорошіе размѣры.

— Ого! вскричалъ маіоръ: — 1900 фунтовъ порядочное число.

— Въ Мальтѣ, во время рыцарей, изъ одной пушки въ крѣпости св. Эльма, выстрѣлили ядромъ вѣсомъ въ 2500 фунтовъ.

— Не можетъ быть!

— Наконецъ, одинъ французскій историкъ разсказываетъ, что при Людовикѣ II изъ одной мортиры выстрѣлили бомбой вѣсомъ только въ 500 фунтовъ, но эта бомба изъ Бастиліи, мѣста, гдѣ сумасшедшіе заключаютъ умныхъ, упала въ Шарантонѣ, въ мѣстѣ, гдѣ умные заключаютъ сумасшедшихъ.

— Очень хорошо, сказалъ I. Т. Мастонъ.

— Затѣмъ, чтоже мы видѣли наконецъ? Пушки Армстронга мечутъ ядра въ 500 фунтовъ, а колумбіяда Родмана ядро въ полтонны. Слѣдовательно, оказывается, что если ядра пріобрѣли скорость, они потеряли тяжести. Если же мы направимъ наши усилія въ эту сторону, то мы достигнемъ того, что при успѣхахъ науки удесятеримъ вѣсъ ядра Магомета и мальтійскихъ рыцарей.

— Это очевидно, отвѣчалъ маіоръ: — но изъ какого металла вы сдѣлаете ядро?

— Изъ чугуна, весьма просто, сказалъ генералъ Морганъ.

— Ба! изъ чугуна! вскричалъ I. Т. Мастонъ голосомъ, выражающимъ презрѣніе. Это слишкомъ просто для ядра, назначаемаго въ отправку на луну.

— Не станемъ быть притязательными, почтенные мои друзья, отвѣчалъ Морганъ: — чугунъ всего доступнѣе.

— Хорошо! въ такомъ случаѣ, продолжалъ Эльфистонъ: — такъ какъ тяжесть ядра пропорціональна его объему, то чугунное ядро въ 9 футовъ въ поперечникѣ будетъ имѣть страшный вѣсъ.

— Да если оно будетъ полное, а не пустое, сказалъ Барбикенъ.

— Пустое! значитъ это будетъ бомба?

— Въ которую можно будетъ положить депеши, возразилъ I. Т. Мастонъ, и образчики нашихъ земныхъ произведеній.

— Да, бомба, отвѣчалъ Барбикенъ: — ее намъ и нужно; полное ядро въ 108 дюймовъ вѣсило бы болѣе 200,000 фунтовъ, что составитъ очевидно слишкомъ значительный вѣсъ; но такъ какъ ядро должно сохранить нѣкоторую устойчивость, то я предлагаю сдѣлать его въ 20,000 фунтовъ.

— Какой толщины будутъ ея стѣнки? спросилъ маіоръ.

— Если мы будемъ держаться введенныхъ пропорцій, то при поперечникѣ въ 108 дюймовъ, стѣнки должны будутъ имѣть толщину не менѣе 2 футовъ.

— Это слишкомъ много, возразилъ Барбикенъ: — замѣтьте, что ядро не должно продыравливать пластинки; слѣдовательно, оно должно имѣть стѣнки, способныя противостоять давленію газа пороха. Такъ вотъ въ чемъ заключается задача: какую толщину долженъ имѣть чугунъ бомбы, чтобы вѣсить только 20,000? Нашъ искусный математикъ, господинъ Мастонъ, скажетъ намъ это тотчасъ же.

— Нѣтъ ничего легче, отвѣчалъ почтенный секретарь комитета.

Говоря это, онъ написалъ нѣсколько алгебраическихъ формулъ на кускѣ бумаги, и подъ его перомъ появились π и х въ 10 степени. Казалось, что онъ вывелъ еще нѣсколько кубическихъ корней и затѣмъ сказалъ: стѣнки будутъ имѣть толщину не болѣе двухъ дюймовъ.

— Будетъ ли это достаточно? спросилъ маіоръ, какъ бы сомнѣваясь.

— Нѣтъ, отвѣчалъ Барбикенъ: — очевидно, нѣтъ.

— Въ такомъ случаѣ, что же дѣлать? сказалъ Эльфистонъ съ явнымъ затрудненіемъ.

— Употребить другой металлъ, а не чугунъ.

— Мѣдь? спросилъ Морганъ.

— Нѣтъ, онъ слишкомъ тяжелъ, и я могу предложить нѣчто лучшее.

— Что же такое? спросилъ маіоръ.

— Алюминій.

— Алюминій! воскликнули всѣ три товарища предсѣдателя.

— Безъ всякаго сомнѣнія. Вѣдь вы знаете что извѣстный французскій химикъ Генри Сенъ-Клеръ Девиль, въ 1854 г., успѣлъ получить алюминій въ видѣ плотной массы. Этотъ металлъ имѣетъ бѣлизну серебра, неизмѣняемость золота, вязкость желѣза, плавкость мѣди и легкость стекла. Онъ обработывается очень легко и чрезвычайно распространенъ въ природѣ, потому что алюминій составляетъ основу большей части горныхъ породъ. Металлъ этотъ въ три раза легче желѣза и, кажется, что именно созданъ для того, чтобы доставить намъ вещество для нашего ядра.

— Ура! алюминій! воскликнулъ секретарь комитета, всегда шумно выражавшій свой восторгъ.

— Но, любезный предсѣдатель, замѣтилъ маіоръ: — не слишкомъ ли дорогъ алюминій?

— Въ первое время открытія, отвѣчалъ Барбикенъ: — фунтъ алюминія стоилъ отъ 260 до 280 долеровъ, затѣмъ цѣна его упала до 27 долеровъ. Нынѣ его можно купить за 9 долеровъ.

— Но 9 долеровъ, возразилъ маіоръ, который не легко сдавался: — все еще высокая цѣна.

— Конечно высокая, любезный маіоръ, но не невозможная.

— Сколько же будетъ вѣсить ядро? спросилъ Морганъ.

— Вотъ что выходитъ изъ моихъ разсче-товъ, отвѣчалъ Барбикенъ: — ядро въ 108 дюймовъ въ поперечникѣ и 12 дюймовъ толщины вѣсило бы изъ чугуна 67,440 фунтовъ, а изъ алюминія его вѣсъ уменьшился бы до 19,250 фунтовъ.

— Отлично, вскричалъ Морганъ, вотъ это можетъ поступить въ нашу программу.

— Отлично, отлично! вскричалъ маіоръ: — но знаете ли, что будетъ стоить такое ядро, если полагать фунтъ металла по 9 долеровъ.

— 173,250 долеровъ, я знаю это очень хорошо; но не бойтесь, друзья мои, за деньгами дѣло не станетъ, за это я вамъ отвѣчаю.

— Онѣ польются въ нашу кассу дождемъ.

— Хорошо же! Что вы думаете объ алюминіи?

— Принятъ, — отвѣчали три члена коммисіи.

— Что касается до формы ядра, — продолжалъ Барбикенъ: — то она имѣетъ второстепенное значеніе для насъ, потому что когда ядро зайдетъ за предѣлы атмосферы, оно будетъ находиться въ безвоздушномъ пространствѣ; оттого я предлагаю круглое ядро, вращающееся вокругъ своей оси, какъ ему угодно.

Такимъ образомъ окончилось первое засѣданіе комитета; вопросъ объ ядрѣ былъ окончательно рѣшенъ, и I. Т. Мастонъ весьма радовался мысли, что отправятъ къ селенитамъ бомбу изъ алюминія, и это дастъ имъ выгодное понятіе о жителяхъ земли.

ГЛАВА VIII.
Исторія орудія.

Рѣшеніе въ этомъ засѣданіи произвело на публику удивительное дѣйствіе. Нѣкоторые боязливые люди пугались ядра вѣсомъ въ 20,000 фунтовъ, брошеннаго въ пространство. Спрашивали, какая пушка въ состояніи доставить начальную скорость такому ядру. Разсужденія во второмъ засѣданіи комитета должны были рѣшить этотъ вопросъ.

На другой день вечеромъ четыре члена оружейнаго клуба усѣлись предъ новой горой бутербродовъ и предъ настоящимъ океаномъ чая. Тотчасъ приступили къ разсужденіямъ и въ этотъ разъ безъ всякаго введенія.

«Мои дорогіе друзья, сказалъ Барбикенъ: — теперь мы займемся пушкой, которую слѣдуетъ устроить: ея длиной, формой, матеріаломъ и вѣсомъ. Весьма вѣроятно, что мы придадимъ ей исполинскіе размѣры; но какъ ни велики будутъ затрудненія, нашъ промышленный геній побѣдитъ ихъ. Выслушайте же меня. Что касается до возраженій, то я ихъ не опасаюсь.»

Эти слова были приняты одобрительно.

«Не забудьте, продолжалъ Барбикенъ: — до чего довели насъ вчерашнія разсужденія; теперь задача представляется намъ въ слѣдующей формѣ: придать первоначальную скорость въ 36,000 футовъ въ секунду бомбѣ въ 108 дюймовъ въ поперечникѣ, вѣсомъ въ 20,000 фунтовъ.»

— Да, дѣйствительно, въ этомъ заключается задача, отвѣчалъ маіоръ Эльфистонъ.

«Я продолжаю, сказалъ Барбикенъ. — Если ядро брошено въ пространство, чтоже происходитъ? Оно претерпѣваетъ вліяніе трехъ силъ, независимыхъ одна отъ другой: сопротивленія среды, притяженія земли и толчка, придавшаго ему движеніе. Разсмотримъ эти три силы. Сопротивленіе среды, то есть, воздуха, неважно. Дѣйствительно, земная атмосфера имѣетъ только 40 миль толщины. Слѣдовательно, при скорости въ 60,000 футовъ, ядро проникнетъ этотъ слой въ 5 секундъ, значитъ, въ такой короткій промежутокъ времени, что сопротивленіе среды можно считать ничтожнымъ. Перейдемъ же теперь къ притяженію земли, т. е. къ вѣсу бомбы.»

«Мы знаемъ, что этотъ вѣсъ будетъ уменьшаться въ отношеніи, обратно пропорціональномъ квадрату разстоянія; въ самомъ дѣлѣ, вотъ что мы знаемъ изъ физики: когда тѣло, предоставленное самому себѣ, надаетъ на землю, оно движется со скоростью 15 футовъ въ одну секунду, и если бы это самое тѣло находилось на разстояніи 257,542 миль или, другими словами, въ томъ мѣстѣ, гдѣ находится луна, скорость паденія его уменьшилась бы до полулиніи въ одну секунду. Это почти неподвижность. Слѣдовательно, намъ нужно постепенно уменьшить это дѣйствіе тяжести. Какимъ средствомъ мы достигнемъ этой цѣли? Силою толчка.»

— Вотъ въ этомъ-то и заключается затрудненіе, возразилъ маіоръ.

«Дѣйствительно, сказалъ предсѣдатель: — но мы его побѣдимъ, потому что нужная намъ сила толчка обусловливается длиною пушки количествомъ употребленнаго пороха, которое ограничивается только силой сопротивленія орудія. Поэтому займемся нынѣ размѣрами, которые слѣдуетъ придать пушкѣ. Разумѣется, тутъ мы можемъ принять условіе сопротивленія, такъ сказать, безконечное, потому что намъ не нужно управлять пушкой.»

— Все это такъ очевидно, сказалъ генералъ.

«Донынѣ, произнесъ Барбикенъ: — самыя длинныя пушки, наши огромныя колумбіяды имѣли длину не болѣе 25 футовъ; слѣдовательно, мы изумимъ многихъ людей размѣрами, которые принуждены будемъ принять.»

— Въ самомъ дѣлѣ! вскричалъ I. Т. Macтонъ: — я со своей стороны требую пушку, длиною, по крайней мѣрѣ, въ полмили.

— Въ полмили! вскричали маіоръ и генералъ.

— Да! въ полмили, и она еще будетъ слишкомъ коротка, почти на половину.

— Полноте, Мастонъ, — возразилъ Морганъ: — вы преувеличиваете.

— Вовсе нѣтъ! отвѣчалъ пылкій секретарь: — я вовсе не знаю, почему вы приписываете мнѣ преувеличеніе..

— Потому что вы заходите слишкомъ далеко.

— Такъ знайте же, милостивый государь, отвѣчалъ I. T. Мастонъ, принимая величественный видъ: — знайте же, что артиллеристъ, точно такъ же, какъ и ядро, никогда не можетъ заходить слишкомъ далеко.

Пренія принимали такимъ образомъ личный характеръ; но тутъ вмѣшался предсѣдатель.

«Успокойтесь, моя друзья, и станемте разсуждать; конечно, нужна будетъ пушка необычайной длины, потому что длина обусловливаетъ силу напора газовъ, накопившихся въ орудіи; но излишне переходить въ этомъ отношеніи за извѣстные предѣлы.»

— Такъ точно, сказалъ маіоръ.

«Какихъ правилъ придерживаются въ подобномъ случаѣ? Обыкновенно пушку дѣлаютъ длиною въ 20 или 25 разъ больше поперечника ядра, и она вѣситъ отъ 235 до 240 разъ больше его тяжести.»

— Этого недостаточно, вскричалъ I. Т. Мастонъ съ жаромъ.

"Соглашаюсь съ вами, почтенный другъ мой; и, въ самомъ дѣлѣ, слѣдуя такому правилу при устройствѣ орудія, для ядра въ 9 футовъ въ поперечникѣ и 30,000 ф. вѣсомъ пушка будетъ имѣть длину только въ 225 футовъ и вѣсъ въ 7,200,000 фунтовъ.

— Да вѣдь это смѣшно, возразилъ I. Т. Мастонъ. Лучше взять пистолетъ.

«Я также полагаю это, отвѣчалъ Барбикенъ: — и вотъ почему предлагаю учетверить эту длину и довести ее до 900 футовъ.»

Генералъ и маіоръ сдѣлали нѣсколько возраженій; но, не смотря на то, предложеніе это, живо поддерживаемое секретаремъ оружейнаго клуба, окончательно было принято.

— Теперь, — сказалъ Эльфистонъ: — какую толщину мы придадимъ ея стѣнкамъ?

— Толщина стѣнокъ должна быть въ 6 футовъ, сказалъ Барбикенъ.

— Конечно, вы не думаете поставить такую массу на лафетъ? замѣтилъ маіоръ.

— А вѣдь это было бы великолѣпно, сказалъ I. Т. Мастонъ.

— Но невыполнимо, произнесъ Барбикенъ: — нѣтъ, я полагаю вылить эту пушку въ самой землѣ, обхватить желѣзными коваными кольцами и, наконецъ, окружить толстыми каменными стѣнами, такимъ образомъ, чтобы сопротивленію содѣйствовала и окружающая земля. Когда пушка будетъ вылита, казну рачительно выгладятъ и калибрируютъ, чтобы не существовало промежутка между ядромъ и стѣнкой пушки; такимъ образомъ не потеряются газы и вся сила напряженія пороха будетъ употреблена на толчокъ.

— Ура! ура! воскликнулъ Мастонъ: — вотъ мы имѣемъ нашу пушку.

— Нѣтъ еще, — отвѣчалъ Барбикенъ, успокоивая рукой своего нетерпѣливаго друга.

— Отчего же это?

— Потому что мы не говорили еще о формѣ нашего орудія. Будетъ ли это пушка, гаубица или мортира?

— Пушка, возразилъ Морганъ.

— Гаубица, сказалъ маіоръ.

— Нѣтъ, мортира! крикнулъ I. Т. Мастонъ.

Едва не начался новый, весьма живой споръ, потому что всякій старался поддержать любимую свою форму, но предсѣдатель рѣшительно остановилъ его.

— Друзья мои, я всѣхъ васъ соглашу. Наша колумбіяда будетъ соотвѣтствовать всѣмъ тремъ этимъ орудіямъ сразу. Это будетъ пушка, если казенную ея часть сдѣлаютъ такого же поперечника, какъ и дуло; она будетъ гаубицею, если изъ нея будутъ метать бомбой, и, наконецъ, мортирой, когда будетъ поставлена подъ угломъ въ 90° и, не имѣя возможности подвинуться, она будетъ сидѣть плотно въ землѣ и сообщитъ метаемому снаряду всю силу толчка, накопившуюся въ ней.

— Принято, принято, отвѣчали члены комитета.

— Еще одно соображеніе, сказалъ Эльфиэтомъ: — будетъ эта пушка — гаубица — мортира, нарѣзная.

— Нѣтъ, — отвѣчалъ Барбикенъ: — нѣтъ, намъ нужна огромная начальная скорость, а вы знаете, что ядро выходитъ изъ нарѣзныхъ пушекъ съ меньшею скоростью, нежели изъ гладкихъ.

— Это правда, наконецъ-то мы имѣемъ теперь орудіе, — повторилъ I. Т. Мастонъ.

— Не совсѣмъ еще, возразилъ предсѣдатель.

— Отчего же?

— Потому что мы еще не знаемъ, изъ какого металла будетъ сдѣлано орудіе.

— Рѣшимте же этотъ вопросъ тотчасъ же.

— Я хотѣлъ предложить вамъ это.

Каждый изъ членовъ комитета поглотилъ по дюжинѣ бутербродовъ и запилъ ихъ чашкой чаю. Затѣмъ преніе возобновилось.

— Почтенные мои сотоварищи, сказалъ Барбикенъ: — наша пушка должна имѣть значительную прочность, твердость, неплавкость въ огнѣ, нерастворимость и неокисляемость подъ вліяніемъ ѣдкихъ кислотъ.

— Въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія, — отвѣчалъ маіоръ: — а такъ какъ придется употребить огромное количество металла, мы не будемъ затрудняться въ его выборѣ.

— Хорошо, — сказалъ Морганъ: — въ такомъ случаѣ я предложу для выдѣлки колумбіяды лучшій сплавъ, извѣстный донынѣ, то есть, 100 частей мѣди, 12 частей олова и 6 частей латуни.

— Друзья мои, — отвѣчалъ предсѣдатель: — я согласенъ, что этотъ сплавъ превосходенъ, но во всякомъ случаѣ онъ обошелся бы слишкомъ дорого и пользоваться имъ было бы крайне затруднительно. Оттого я предполагаю употребить отличное вещество, но гораздо болѣе дешевое, именно чугунъ. Не согласны ли вы съ этимъ мнѣніемъ, маіоръ?

— Вполнѣ, отвѣчалъ Эльфистонъ.

— Въ самомъ дѣлѣ, чугунъ стоитъ въ 20 разъ меньше бронзы; онъ легко плавится, выливается просто въ песочныя формы, и притомъ всѣ манипуляціи исполняются съ нимъ весьма скоро; слѣдовательно, тутъ мы сберегаемъ и деньги и время. Впрочемъ, это вещество превосходно, и я помню, что во время войны при осадѣ Атланты, чугунныя пушки дали 1000 выстрѣловъ въ промежутокъ отъ 20 до 25 минутъ, нисколько не пострадавъ.

— Однако чугунъ весьма ломокъ.

— Да, но въ тоже самое время онъ имѣетъ значительное сопротивленіе. Впрочемъ, у насъ не будетъ взрыва, за это я отвѣчаю.

— И при взрывѣ можно остаться почтеннымъ человѣкомъ, внушительно сказалъ I. Т. Мастонъ.

— Очевидно, отвѣчалъ Барбикенъ. — Оттого я попрошу нашего почтеннаго секретаря разсчитать вѣсъ пушки, длиною въ 900 футовъ, съ внутреннимъ поперечникомъ въ 9 футовъ и со стѣнками, толщиною въ 6 футовъ.

Точно такъ же, какъ и вчера, подъ его пальцами стали являться формулы, и чрезъ минуту онъ сказалъ:

— Пушка эта будетъ вѣсить 68,040 тоннъ.

— А по два цента за фунтъ она обойдется?…

— Въ 2,510,701 долеровъ.

I. Т. Мастонъ, маіоръ и генералъ съ безпокойнымъ видомъ посмотрѣли на Барбикена.

— Ну, господа, я повторяю вамъ вчерашнія слова: въ милліонахъ у насъ недостатка не будетъ.

При такой увѣренности своего предсѣдателя, комитетъ разошелся, отложивъ до слѣдующаго вечера третье засѣданіе.

ГЛАВА IX.
Вопросъ о порохѣ.

Оставалось еще рѣшить вопросъ о порохѣ. Публика съ безпокойствомъ ожидала этого послѣдняго разсужденія. При данномъ объемѣ ядра и длинѣ пушки, какое придется употребить количество пороха, чтобы произвести надлежащій толчокъ? Этому страшному дѣятелю, съ которымъ однако человѣкъ сумѣлъ совладать, приходилось играть роль въ необычайныхъ размѣрахъ.

Общеизвѣстно и охотно повторяютъ, что порохъ изобрѣтенъ въ 16 вѣкѣ монахомъ Шварцемъ, который поплатился за свое великое открытіе жизнью. Но теперь почти совершенно доказано, что исторію эту можно отнести къ легендамъ среднихъ вѣковъ. Порохъ никто не изобрѣлъ, и онъ происходитъ непосредственно отъ греческаго огня, состоявшаго изъ сѣры и селитры. Только современемъ эта смѣсь, лишь горящая, обратилась въ смѣсь взрывную.

Но если ученые вполнѣ знаютъ ложность исторіи о порохѣ, немногіе отдаютъ себѣ отчетъ объ его механической силѣ. Но именно ее то и слѣдуетъ знать, чтобы понять важность вопроса, разсматриваемаго комитетомъ.

Такимъ образомъ, одинъ литръ пороха вѣситъ около 2½ фунтовъ и, воспламеняясь, производитъ 400 литровъ газа. Этотъ освободившійся объемъ газа, при температурѣ, доведенной до 2400° но Цельсію, занимаетъ пространство въ 4000 объема пороха. Поэтому можно себѣ представить ужасный толчокъ газа, когда онъ сжатъ въ тѣсномъ пространствѣ, занимаемомъ первоначально порохомъ.

Вотъ что вполнѣ знали члены комитета, когда на другой день они приступили къ своему дѣлу. Барбикенъ уступилъ слово маіору Эльфистону, который былъ пороховымъ директоромъ во время войны.

— Дорогіе мои друзья, сказалъ этотъ отличный химикъ: — я начну съ неопровержимыхъ чиселъ, которыя послужатъ намъ основаніемъ. 24-фунтовое ядро, о которомъ говорилъ почтенный I. Т. Мастонъ въ столь поэтическихъ выраженіяхъ, приводится въ движеніе лишь 16 фунтами пороха.

— Увѣрены ли вы въ этомъ числѣ? спросилъ Барбикенъ.

— Вполнѣ, — отвѣчалъ маіоръ. — Въ пушкѣ Армстронга употребляютъ только 75 фунтовъ пороха для метанія снаряда въ 800 фунтовъ. Въ колумбіядѣ Родмана употребляютъ лишь 160 фунтовъ, чтобы метать на разстояніи 6 миль ядро вѣсомъ въ полтонны. Въ этихъ фактахъ сомнѣваться нельзя, потому что я собралъ ихъ самъ изъ протоколовъ артиллерійскаго комитета.

— Отлично, — отвѣчалъ генералъ

— Итакъ, — продолжалъ маіоръ: — изъ этихъ чиселъ можно вывести, что количество пороха не увеличивается соразмѣрно вѣсу ядра; въ самомъ дѣлѣ, если нужно было 16 фунтовъ пороху для ядра въ 24 фунта или, другими словами, если въ обыкновенную пушку употребляютъ порохъ въ количествѣ равномъ ²/₃ вѣса ядра, то количество это возрастаетъ не въ постоянной пропорціи. Сдѣлайте разсчетъ, и вы увидите, что для ядра въ полтонны, вмѣсто 333 фунтовъ пороху, намъ нужно только 160.

— Къ чему же все это клонится? спросилъ президентъ.

— Если вы проведете свою теорію до крайности, дорогой мой маіоръ, — сказалъ I. Т. Мастонъ: — вы дойдете до того, что при достаточной тяжести вашихъ ядеръ, вамъ вовсе не нужно будетъ пороха для стрѣльбы.

— Другъ мой Мастонъ вѣтренникъ даже въ серьезныхъ вещахъ, — возразилъ маіоръ: — но пусть онъ успокоится; я сейчасъ предложу количество пороха, достаточное для его артиллерійскаго самолюбія. Но предварительно я считаю нужнымъ повторить, что во время войны и при большихъ пушкахъ количество пороха, вслѣдствіе опытовъ, уменьшали до одной десятой вѣса ядра.

— Это совершенно вѣрно, сказалъ Морганъ. Но прежде нежели мы опредѣлимъ количество пороха, нужное для произведенія нѣкотораго толчка, я полагаю, что слѣдовало бы согласиться о свойствахъ пороха.

— Мы употребимъ порохъ крупными зернами, — отвѣчали маіоръ: — онъ воспламеняется быстрѣе мелкаго.

— Конечно, — отвѣчалъ Морганъ: — но онъ легче производитъ взрывы и портитъ орудіе.

— Правда, это составляетъ неудобство для пушки, назначенной служить долго, но не для нашей Колумбіяды. Мы отнюдь не подвергаемся опасности взрыва и намъ нужно внезапное воспламененіе пороха, чтобы производить полное механическое дѣйствіе.

— Можно будетъ сдѣлать, — сказалъ I. Т. Мастовъ: — нѣсколько затравокъ, чтобы производить воспламененіе сразу на различныхъ точкахъ.

— Безъ всякаго сомнѣнія, — сказалъ Эльфистонъ: — но это затруднитъ управленіе пушкой. Оттого я возвращаюсь къ крупнозернистому пороху, который устраняетъ эти трудности.

— Хорошо, — сказалъ генералъ.

— Для заряда въ Колумбіядѣ, — продолжалъ маіоръ: — Родманъ употреблялъ порохъ съ зернами, величиною въ каштаны, и сдѣланный съ ивовымъ углемъ, обожженнымъ просто въ чугунныхъ сковородахъ. Этотъ порохъ былъ твердъ и блестящъ, не оставлялъ на рукѣ никакого слѣда, содержалъ много водорода и кислорода, воспламенялся мгновенно и, хотя подвергалъ сильной опасности взрыва, но не портилъ замѣтно орудія.

— Значитъ, мнѣ кажется, — отвѣчалъ I. Т. Мастонъ: — намъ нечего колебаться, и выборъ нашъ сдѣланъ.

— Если только вы не предложите золотаго пороха, — возразилъ маіоръ, смѣясь, за что почтенный его другъ погрозилъ ему своимъ крючкомъ.

До этого времени Барбикенъ не принималъ участія въ преніяхъ. Онъ давалъ говорить и слушалъ. Онъ, очевидно, имѣлъ свою мысль. Оттого онъ довольствовался лишь тѣмъ, что сказалъ: — Теперь, друзья мои, какое количество пороха предложите вы?

Три члена оружейнаго клуба посмотрѣли на мгновеніе другъ на друга.

— Двѣсти тысячъ фунтовъ, сказалъ наконецъ Морганъ.

— Пятьсотъ, возразилъ маіоръ.

— Восемьсотъ тысячъ фунтовъ, вскричалъ I. Т. Мастонъ.

При этомъ Эльфистонъ не осмѣлился приписать своему товарищу преувеличиванія. Въ самомъ дѣлѣ, дѣло шло о томъ, чтобы метнуть къ лунѣ ядро, вѣсящее 20,000 фунтовъ, и придать ему начальную силу въ 36,000 футовъ въ секунду. Послѣ этихъ трехъ предложеній настала минута безмолвія.

Его прервалъ предсѣдатель Барбикенъ.

— Почтенные мои товарищи, сказалъ онъ спокойнымъ голосомъ: — я исхожу изъ этихъ основаній, что наше орудіе, устроенное при упомянутыхъ условіяхъ, имѣетъ неограниченное сопротивленіе. Оттого я изумлю почтеннаго I. Т. Мастона, если скажу, что онъ былъ боязливъ при своемъ разсчетѣ, и предложу удвоить количество пороха.

— 1,600,000 фунтовъ? произнесъ I. Т. Мастонъ, прискакнувъ на стулѣ.

— Да, именно.

— Но тогда придется взять мою пушку въ полмили длины.

— Это очевидно, произнесъ маіоръ.

— 1,600,000 фунтовъ пороху займутъ пространство въ 22,000 кубическихъ футовъ; такъ какъ ваша пушка имѣетъ вмѣстимость только въ 54,000, она будетъ наполнена въ половину, и дуло окажется не довольно длиннымъ, чтобы растяженіе газа произвело достаточный толчокъ на ядро.

Противъ этого нечего было сказать. I. Т. Мастонъ говорилъ правду. Всѣ смотрѣли на Барбикена.

— Не смотря на то, я остаюсь при этомъ Количествѣ пороха. Подумайте, мильонъ шестьсотъ тысячъ фунтовъ пороху доставятъ намъ шесть милліардовъ литровъ газу. Шесть милліардовъ! понимаете ли?

— Но что же тогда дѣлать? спросилъ генералъ.

— Очень просто; надобно уменьшить это огромное количество пороху, не лишая его механической силы.

— Хорошо, но какимъ способомъ?

— Я вамъ сейчасъ скажу, очень просто, отвѣчалъ Барбикенъ.

Слушатели пожирали его глазами.

— Нѣтъ ничего легче, — продолжалъ онъ: — какъ уменьшить массу пороха въ четыре раза. Вы всѣ знаете замѣчательное вещество, которое составляетъ первоначальную ткань растенія, называемую клѣтчаткой.

— А! сказалъ маіоръ: — я васъ понимаю, мой дорогой Барбикенъ.

— Это вещество, — сказалъ предсѣдатель: — находится въ совершенно чистомъ видѣ въ различныхъ тѣлахъ и особенно въ хлопчатой бумагѣ, которая ничто иное какъ пушокъ сѣмянъ хлопчатника. Хлопчатая бумага съ холодной азотной кислотой обращается въ вещество нерастворимое, чрезвычайно горючее и взрывающееся. За нѣсколько лѣтъ, именно въ 1832 г. французскій химикъ Браконно открылъ это вещество и назвалъ его ксилоидиномъ. Въ 1838 г. другой французъ, Пелузъ, изучилъ различныя его свойства и, наконецъ, въ 1846 г., Шонбейнъ, професоръ химіи въ Базелѣ, предложилъ его для употребленія въ военномъ искусствѣ. Этотъ порохъ есть азотно-хлоичатная бумага…

— Или пироксилинъ, отвѣчалъ Эльфистонъ.

— Или гремучая хлопчатая бумага, произнесъ Морганъ.

— Значитъ, съ этимъ изобрѣтеніемъ нельзя соединить ни одного американскаго имени, воскликнулъ I. Т. Мастонъ, мучимый живѣйшимъ чувствомъ національнаго самолюбія.

— Къ несчастію, ни одного, отвѣчалъ маіоръ.

— Впрочемъ, чтобы удовлетворить Мастона, продолжалъ предсѣдатель: — я скажу ему, что одинъ изъ нашихъ согражданъ можетъ быть соединенъ съ изученіемъ клѣтчатки, потому что коллодій, это важное вещество для фотографіи, ничто иное какъ пироксилинъ, растворенный въ эфирѣ съ прибавленіемъ спирта, и открытъ Мейнардомъ, бывшимъ въ то время медицинскимъ студентомъ въ Бостонѣ.

— Отлично! да здравствуетъ Мейнардъ и гремучая хлопчатая бумага! громко воскликнулъ секретарь оружейнаго клуба.

— Возвращаюсь къ пироксилину, продолжалъ Барбикенъ. Вы знаете его свойства, которыя дѣлаютъ его для насъ драгоцѣннымъ; онъ приготовляется очень легко; хлопчатую бумагу погружаютъ въ дымящуюся^[17] азотную кислоту на 15 минутъ, затѣмъ промываютъ въ большомъ количествѣ воды, наконецъ сушатъ, вотъ и все.

— Нѣтъ ничего проще, въ самомъ дѣлѣ, сказалъ Морганъ.

— Сверхъ того пироксилинъ не портится отъ влажности, что для насъ драгоцѣнное свойство, потому что пушку придется заряжать нѣсколько дней; гремучая хлопчатая бумага воспламеняется при 170 градусахъ, а при 240 ея взрывъ столь быстръ, что ее можно зажигать на обыкновенномъ порохѣ такъ скоро, что послѣдній не успѣваетъ воспламениться.

— Такъ точно, — отвѣчалъ маіоръ: — только онъ немного дорогъ.

— Это не бѣда, сказалъ I. Т. Мастонъ.

— Наконецъ, онъ сообщаетъ ядрамъ скорость въ четыре раза большую, нежели порохъ. Прибавлю еще, что если къ нему примѣшиваютъ восемь десятыхъ его вѣса селитры, расширеніе его газовъ увеличивается еще значительнѣе.

— Будетъ ли это нужно? спросилъ маіоръ.

— Я не думаю, отвѣчалъ Барбикенъ. Значитъ, вмѣсто 1,600,000 фунтовъ пороху, мы будемъ имѣть только 400,000 фунтовъ гремучей хлопчатой бумаги, и такъ какъ безъ всякаго опасенія можно сжатъ 500 фунтовъ бумаги въ пространство 27 кубическихъ футовъ, это вещество займетъ въ колумбіядѣ вышину только въ 180 футовъ. Такимъ образомъ ядру придется пройти въ пушкѣ протяженіе въ 700 футовъ подъ вліяніемъ давленія семи милліардовъ литровъ газа, прежде нежели оно понесется къ ночному свѣтилу.

Тогда I. Т. Мастонъ не могъ удержаться отъ волненія; онъ бросился въ объятія своего друга съ силой ядра, и проникнулъ бы его, если бы Барбикенъ не имѣлъ крѣпкаго тѣлосложенія, способнаго сопротивляться бомбѣ.

Этимъ окончилось третье засѣданіе комитета. Барбикенъ и его отважные товарищи, которымъ ничто не казалось невозможнымъ, рѣшили столь сложные вопросы снаряда, пушки и пороха. Планъ ихъ былъ составленъ и приходилось приступить къ исполненію.

— Это только подробности, мелочи, говорилъ I. Т. Мастонъ.

Замѣчаніе.-- Въ своемъ разговорѣ предсѣдатель Барбикенъ приписалъ открытіе коллодія своему соотечественнику. Но это произошло лишь отъ сходства двухъ именъ. Въ 1847 г. Мейнардъ (Maynard), медицинскій студентъ въ Бостонѣ, дѣйствительно вздумалъ употребить коллодій при леченіи ранъ, но это вещество было уже извѣстно въ 1846 г. Великое открытіе сдѣлалъ одинъ французъ, человѣкъ весьма умный, въ одно время ученый, живописецъ, поэтъ, философъ, эллинистъ и химикъ, Луи Менаръ (Menard).

ГЛАВА X.
Одинъ врагъ на двадцать пять милліоновъ друзей.

Американская публика сильно интересовалась малѣйшими подробностями предпріятія оружейнаго клуба. Каждый день слѣдили за преніями комитета. Самыя простыя подготовленія къ этому величественному опыту, численные вопросы, возбуждаемые имъ, механическія трудности, которыя должно было рѣшить, коротко сказать, все нужное для приведенія предпріятія въ дѣйствіе, волновало публику въ высшей степени. Должно было пройти болѣе года отъ начала предпріятія до его окончанія; но этому времени не слѣдовало быть безъ волненій; мѣсто, выбранное для сверленія, устройство, формованіе, отливаніе колумбіяды, ея весьма опасное заряженіе представляли больше, чѣмъ нужно для возбужденія любопытства публики. Ядро, пущенное разъ въ пространство, исчезнетъ изъ глазъ зрителей въ какую-нибудь десятую часть секунды; затѣмъ, что съ нимъ будетъ, въ какомъ положеніи оно останется въ пространствѣ, какимъ образомъ достигнетъ луны, все это лишь небольшое число привиллегированныхъ увидитъ собственными глазами. Слѣдовательно, лишь подготовленія къ опыту, опредѣленіе подробностей исполненія представляли тогда дѣйствительный интересъ.

Впрочемъ, эта чисто научная привлекательность внезапно была удвоена однимъ случаемъ.

Извѣстно, какое огромное число друзей пріобрѣло предпріятіе Барбикена, и сколькіе удивлялись ему. Впрочемъ, какъ ни было почетно и необыкновенно это большинство, оно однако не оставалось единодушнымъ. Одинъ человѣкъ, единственный во всѣхъ Соединенныхъ Штатахъ, возсталъ противъ попытки оружейнаго клуба. Онъ сильно нападалъ на нее при всякомъ случаѣ, и совершенно естественно Барбикенъ былъ поражаемъ этимъ сопротивленіемъ болѣе, чѣмъ кто либо другой.

Впрочемъ, онъ очень хорошо зналъ поводъ къ этому сопротивленію, откуда взялся этотъ единственный противникъ, почему его дѣйствія были личныя и начались уже давно и, наконецъ, какимъ соперничествомъ самолюбія они были пробуждены.

Этого упорнаго врага предсѣдатель оружейнаго клуба никогда не видалъ. Это было счастіе, потому что встрѣча этихъ двухъ людей повлекла бы за собою губительныя послѣдствія. Противникъ этотъ былъ столь же ученъ, какъ и самъ Барбикенъ, гордъ, отваженъ, самоувѣренъ, горячъ, словомъ, чистый янки. Онъ назывался капитаномъ Николемъ и жилъ въ Филадельфіи.

Всякій зналъ удивительную борьбу, которая возникла во время союзной войны между ядрами и броненосными судами. Одни назначались для того, чтобы пробить послѣднія, а задача броненосцевъ состояла въ томъ, чтобы не дать себя пробить. Вслѣдствіе этого совершилось коренное преобразованіе въ государствахъ обоихъ материковъ. Ядра и брони стали вести борьбу съ безпримѣрнымъ ожесточеніемъ; одни увеличивались, а другія утолщались въ постоянной пропорціи. Суда, вооруженныя огромными орудіями, шли въ океанъ подъ охраною непроницаемой своей брони. Меримаки, Мониторы, Рамъ-Тенеси и Вечаузены (американскія суда) метали огромныя ядра, облекшись въ броню, непроницаемую для другихъ ядеръ. Они дѣлали другимъ то, чего не хотѣли, чтобы дѣлали имъ; слѣдовательно, поступали по безнравственному началу, которое составляетъ основу всего военнаго искусства.

Если Барбикенъ былъ великій отливщикъ ядеръ, то Николь былъ великій кователь пластинокъ. Одинъ день и ночь лилъ въ Балтиморѣ, а другой день и ночь ковалъ въ Филадельфіи. Каждый изъ нихъ проводилъ совершенно противоположный рядъ мыслей.

Какъ скоро Барбикенъ изобрѣталъ новыя ядра, Николь изобрѣталъ новую пластинку. Предсѣдатель оружейнаго клуба проводилъ всю свою жизнь въ пробиваніи дыръ, а капитанъ въ томъ, чтобы помѣшать этому. Вслѣдствіе этого между ними существовала постоянная вражда, которая распространялась даже на личность. Николь представлялся въ снахъ Барбикена въ видѣ громадной непроницаемой брони, о которую онъ разбивался, а Барбикенъ въ снахъ Николя въ видѣ ядра, пробивавшаго его насквозь.

Впрочемъ, не смотря на то, что оба эти ученые шли по противоположному направленію, они встрѣтились бы наперекоръ геометрическимъ аксіомамъ, но это, конечно, на мѣстѣ, предназначенномъ для дуэли. Къ счастію для обоихъ почтенныхъ гражданъ, столь полезныхъ для своей страны, ихъ раздѣляло пространство въ 50 или 60 миль, и ихъ друзья поставили на пути всевозможныя преграды, чтобы предотвратить ихъ встрѣчу.

Трудно было сказать, который изъ двухъ ученыхъ одержитъ верхъ; полученные результаты затрудняли вѣрное сужденіе. Казалось, однако, что броня должна была наконецъ уступить ядру. Впрочемъ, людямъ свѣдущимъ въ этомъ отношеніи представлялось сомнѣніе. При послѣднихъ опытахъ съ цилиндрическими ядрами Барбикена, они засѣли въ пластинкѣ Николя какъ булавки. Въ этотъ день Филадельфійскій кузнецъ полагалъ, что онъ одержалъ побѣду, и не зналъ какъ выразить довольно презрѣнія къ своему противнику; но, когда послѣдній замѣнилъ позднѣе коническія ядра простыми бомбами въ 600 Фунтовъ, капитанъ долженъ былъ уступить. Дѣйствительно, бомба, движимая съ довольно умѣренною скоростью,^[18] разломала, пробила и раздробила на куски пластинку изъ лучшаго металла.

Вотъ въ какомъ положеніи находились дѣла, когда побѣда, казалось, осталась на сторонѣ ядра. Но война окончилась именно тогда, когда Николь оканчивалъ отковываніе новой стальной брони. Это было мастерское произведеніе своего рода; оно презирало всѣ ядра въ свѣтѣ. Капитанъ перевезъ ее въ вашингтонскій полигонъ, вызывая предсѣдателя оружейнаго клуба раздробить ее. По заключеніи мира, Барбикенъ не хотѣлъ производить опыта.

Тогда разъяренный Николь предложилъ подвергнуть свою пластинку дѣйствію самыхъ невѣроятныхъ ядеръ, полныхъ, пустыхъ, круглыхъ или коническихъ. Предсѣдатель отказался, потому что, вѣроятно, не желалъ компрометировать свой послѣдній успѣхъ.

Николь, раздраженный такимъ непостижимымъ упорствомъ, хотѣлъ соблазнить Барбикена, предоставляя ему всевозможныя выгоды. Онъ предложилъ поставить пластинку на разстояніи 600 футовъ отъ пушки. Барбикенъ продолжалъ отказываться. На разстояніи 300 футовъ и даже 220 — такой же отказъ.

— Ну, такъ на разстояніи 150, вскричалъ капитанъ чрезъ журналы: — семидесяти пяти, и я самъ стану за нею! Барбикенъ отвѣчалъ, что если капитанъ Николь станетъ даже предъ нею, онъ не произведетъ болѣе опыта.

Но такимъ отказомъ Николь не довольствовался; онъ перешелъ къ личностямъ; онъ высказалъ, что трусость очевидна; что человѣкъ, отказывающійся выстрѣлить изъ пушки, почти страшится; что артиллеристы, которые теперь сражаются на разстояніи шести миль, весьма разумно замѣнили личную отвагу математическими формулами, и что столько же смѣлости заключается въ спокойномъ ожиданіи ядра за пластинкой, сколько въ его выстрѣливаніи по всѣмъ правиламъ искусства.

На эти заявленія Барбикенъ ничего не отвѣчалъ, потому что въ ту пору былъ вполнѣ поглощенъ вычисленіями своего великаго предпріятія.

Когда онъ сдѣлалъ свое знаменитое сообщеніе оружейному клубу, ярость капитана Николя дошла до крайности. Къ ней примѣшивались величайшая зависть и чувство совершеннаго безсилія. Какимъ бы образомъ изобрѣсти что-нибудь получше этой колумбіяды въ 900 футовъ! Какая броня въ состояніи сопротивляться ядру въ 30,000 фунтовъ! Сначала Николь былъ пораженъ, уничтоженъ, поломанъ этимъ пушечнымъ выстрѣломъ, потомъ онъ всталъ и рѣшился раздавить предложеніе тяжестью своихъ доводовъ.

Онъ очень сильно напалъ на работы оружейнаго клуба; онъ обнародовалъ нѣкоторое число писемъ, которыя журналы не отказались напечатать. Онъ старался научно раздавить предпріятіе Барбикена. Вступивъ въ борьбу, онъ взялъ на помощь всевозможные доводы, и должно сказать, что иногда они были не совсѣмъ благовидны.

Прежде всего онъ напалъ на числа Барбикена. Николь старался помощію a+b доказать ложностъ его разсчетовъ и обвинялъ въ невѣдѣніи самыхъ первыхъ началъ балистики. Между тѣмъ по разсчетамъ Николя было рѣшительно невозможно придать какому бы то ни было тѣлу скорость въ 30,000 футовъ въ секунду; онъ съ алгеброй въ рукахъ утверждалъ, что даже съ такою скоростью ядро столь значительнаго вѣса не перейдетъ за границы земной атмосферы, что оно не пойдетъ дальше 8 миль, и еще болѣе, что если такая скорость будетъ дана ядру, оно не выдержитъ напора газа, развившагося вслѣдствіе воспламененія милліона шестисотъ тысячъ ф. пороху, а если оно и выдержитъ это давленіе, то во всякомъ случаѣ не перенесетъ высокую температуру и, выступивъ изъ колумбіяды, упадетъ клокочущимъ дождемъ на черепы неосторожныхъ зрителей.

При такихъ нападкахъ Барбикенъ не дрогнулъ даже бровями и продолжалъ заниматься своимъ дѣломъ.

Тогда Николь принялся за вопросъ съ другой стороны. Не говоря уже о безполезности во всѣхъ отношеніяхъ, онъ считалъ этотъ опытъ чрезвычайно опаснымъ и для гражданъ, которые поддерживали своимъ присутствіемъ предпріятіе, достойное осужденія, и городъ, находящійся близъ злосчастнаго орудія; онъ также замѣтилъ, что если ядро не достигнетъ своей цѣли, рѣшительно недостижимой, оно, очевидно, упадетъ на землю и паденіе подобной массы, помноженное на квадратъ скорости, сильно повредитъ нѣкоторыя точки шара. При подобныхъ обстоятельствахъ нельзя позволить посягать на права свободныхъ гражданъ, и оттого необходимо вмѣшательство правительства, чтобы не подвергнуть опасности всѣхъ для удовольствія одного.

Поэтому видно, въ какія преувеличенія вдавался капитанъ Николь. Онъ одинъ былъ такого мнѣнія. Оттого никто не обращалъ вниманія на его зловѣщія предсказанія. Ему давали кричать, сколько угодно, до потери голоса, такъ какъ это ему нравилось. Онъ поэтому защищалъ дѣло заранѣе потерянное; его слышали, но не слушали, и онъ не привлекъ къ себѣ ни одного изъ почитателей предсѣдателя оружейнаго клуба. Послѣдній впрочемъ и не трудился возражать на доводы своего противника.

Николь, совершенно оттѣсненный и не имѣя возможности жертвовать въ настоящемъ дѣлѣ своею особою, рѣшился жертвовать деньгами. Онъ публично предложилъ въ Ричмондскомъ Enquirer рядъ пари въ слѣдующей возрастающей пропорціи.

Онъ бился о закладъ:

1) Что деньги, нужныя для предпріятія оружейнаго клуба, не будутъ собраны, за — 1000 долер.

2) Что отливка пушки въ 900 футовъ длиною невозможна не удастся, за — 2000 долер.

3) Что невозможно зарядить колумбіяду, и что пироксилинъ воспламенится самъ собою подъ вліяніемъ давленія ядра, за — 3000 долер.

4) Что колумбіяда взорвется при первомъ выстрѣлѣ, за — 4000 долер.

5) Что ядро не пройдетъ далѣе 6 миль въ пространство и свалится чрезъ нѣсколько секундъ послѣ выстрѣла, за — 5000 долер.

Поэтому видно, что капитанъ рисковалъ довольно значительной суммой при своемъ непобѣдимомъ упорствѣ. Въ самомъ дѣлѣ, дѣло шло о 15,000 долер.

Не смотря на значительность такого пари, 19 мая, онъ получилъ запечатанное письмо, чрезвычайно лаконическое, именно:

Балтимора, 18 октября.

«Держу».

Барбикенъ.

ГЛАВА XI.
Флорида и Техасъ.

Оставалось рѣшить еще одинъ вопросъ. Надобно было избрать мѣсто, удобное для опыта. По совѣту Кембриджской обсерваторіи, выстрѣлъ должно было направить отвѣсно къ горизонту, т. е. къ зениту; такъ какъ луна проходитъ въ зенитѣ лишь въ мѣстностяхъ между 0° и 28° широты, или другими словами, уклоненіе ея представляетъ только 28°, то слѣдовало точно опредѣлить мѣсто земли, гдѣ будетъ отлита громадная колумбіяда.

20 октября оружейный клубъ собрался на общее собраніе, на которое Барбикенъ принесъ великолѣпную карту Соединенныхъ Штатовъ Д. Бельтропа. Но, не давъ ему времени развернуть ее, I. Т. Мастонъ попросилъ съ обычнымъ своимъ жаромъ слова и заговорилъ слѣдующимъ образомъ:

— Почтенные мои сотоварищи! вопросъ, который будетъ разсматриваться сегодня, имѣетъ чрезвычайную національную важность, и онъ доставитъ намъ случай совершить великій актъ патріотизма.

Члены оружейнаго клуба переглянулись, не понимая, къ чему поведутъ слова оратора.

— Всякій изъ васъ, продолжалъ онъ: — не помышляетъ жертвовать славой своего отечества, и если существуетъ какое-нибудь право, которое можетъ требовать Союзъ, то оно заключается въ томъ, чтобы въ его землѣ находилось громадное орудіе оружейнаго клуба. Слѣдовательно, при настоящихъ обстоятельствахъ…

— Почтенный Мастонъ сказалъ предсѣдатель.

— Позвольте мнѣ развить мою мысль, возразилъ ораторъ. При настоящихъ обстоятельствахъ мы вынуждены избрать мѣсто довольно близко къ экватору для того, чтобы опытъ былъ произведенъ при благопріятныхъ условіяхъ.

— Если вамъ угодно будетъ сказалътБарбикенъ.

— Я прошу свободнаго обсужденія мыслей, возразилъ горячо I. Т. Мастонъ: — и я утверждаю, что територія, откуда будетъ выстрѣлено знаменитое наше ядро, должна принадлежать Союзу.

— Безъ сомнѣнія, отвѣчали нѣкоторые члены.

— Значитъ, такъ какъ наши границы не довольно обширны и Южный океанъ полагаетъ намъ непоборимую преграду, такъ какъ намъ слѣдуетъ избрать мѣсто, лежащее за 28 параллелью, то это составляетъ законную причину войны, и я прошу, чтобы Мексикѣ объявили войну.

— Нѣтъ, нѣтъ! закричали со всѣхъ сторонъ.

— Нѣтъ? возразилъ I. Т. Мастонъ. Меня удивляетъ, что я слышу такое слово въ этихъ стѣнахъ.

— Но, послушайте…

— Никогда, никогда! вскричалъ вспыльчивый ораторъ. Рано или поздно война будетъ, и я требую, чтобы она вспыхнула нынѣ же.

— Мастонъ, — сказалъ Барбикенъ, громко звоня: — я отымаю у васъ слово.

Мастонъ хотѣлъ возражать; но нѣкоторые изъ его товарищей удержали его.

— Я соглашаюсь, сказалъ Барбикенъ: — что опытъ долженъ, быть произведенъ только на землѣ Соединенныхъ Штатовъ; но если бы мой нетерпѣливый другъ далъ мнѣ говорить, если бы онъ взглянулъ на карту, онъ убѣдился бы, что совершенно безполезно объявлять войну нашимъ сосѣдямъ, потому что нѣкоторыя границы Соединенныхъ Штатовъ простираются далѣе 28 параллели. Видите ли, мы располагаемъ всею южною частью Техаса и Флориды.

Случай этотъ не имѣлъ послѣдствій. Впрочемъ I. Т. Мастонъ далъ убѣдитъ себя лишь съ сожалѣніемъ. Было рѣшено, что колумбіяду выльютъ въ Техасѣ или Флоридѣ. Но рѣшеніе этого вопроса должно было возбудить безпримѣрное соперничество между городами обоихъ штатовъ.

28-ая параллель, встрѣтивъ берегъ Америки, проходитъ по Флоридскому полуострову и затѣмъ дѣлитъ его приблизительно на двѣ равныя части. Затѣмъ параллель идетъ на Мексиканскомъ заливѣ и проходитъ по дугообразнымъ берегамъ Алабамы, Мисисипи и Луизіаны. Затѣмъ въ Техасѣ отрѣзаетъ въ немъ уголъ и тянется вдоль Мексики, проходитъ Сонору и Старую Калифорнію и теряется въ Тихомъ океанѣ. Слѣдовательно, только часть Флориды и Техаса, лежащая ниже этой параллели, находилась въ условіяхъ широты, предложенныхъ обсерваторіей.

Въ южной части Флориды нѣтъ важныхъ городовъ. Тамъ находятся лишь форты, возведенные противъ кочующихъ индіянцевъ Единственный городъ Тампа-Тоунъ, одинъ могъ имѣть притязаніе, по своему положенію, и предъявилъ свои права.

Напротивъ того, въ Техасѣ города гораздо многочисленнѣе и важнѣе. Корпусъ-Кристи въ графствѣ Нюесъ и всѣ города на берегахъ Ріо-Браво, Ларедо, Комалитесъ, Санъ-Игнасіо, въ Уэбѣ, Рома, Ріо-Гранде Сити, въ Старѣ, Эдинбургѣ, въ Идалго, Сантарита, Эльнанда, Браунсвиллѣ и Камеронъ образовали могущественный рядъ, возставшій противъ притязаній Флориды.

Едва рѣшеніе стало извѣстнымъ, какъ депутаты Техаса и Флориды прибыли въ Балтимору какъ мъжно скорѣе. Съ этого времени предсѣдатель Барбикенъ и вліятельные члены были день и ночь осаждаемы громадными требованіями. Семь городовъ Греціи спорили о чести быть мѣстомъ рожденія Гомера менѣе жарко, нежели оба эти штата, потому что они грозили по этому случаю даже подраться изъ-за пушки.

Эти свирѣпые братья прогуливались вооруженные по улицамъ города. При каждой встрѣчѣ надобно было опасаться какой-нибудь стычки, которая имѣла бы грустныя послѣдствія. Къ счастью, благоразуміе и ловкость предсѣдателя Барбикена отклонили эту опасность. Личныя же заявленія могли вполнѣ удовлетворить свое желаніе въ различныхъ журналахъ Штатовъ. Такимъ образомъ NewYork-Herald и Tribune поддерживали Техасъ, а Times и American Review стали на сторону депутатовъ Флориды. Члены оружейнаго клуба не знали, кого имъ слушать.

Техасъ гордо выступалъ со своими двадцатью шестью графствами, которыя, казалось, составляли баттарею; но Флорида отвѣчала, что двѣнадцать графствъ стоятъ болѣе двадцати шести въ странѣ, которая въ шесть разъ меньше.

Техасъ весьма хвалился своими 330,000 жителей, но Флорида, менѣе обширная, хвалилась, что она населена 56-ю тысячами и потому имѣетъ сравнительно больше жителей. Впрочемъ она обвиняла Техасъ, что эта область имѣетъ свою спеціальность, именно болотную лихорадку, которая обходится ему ежегодно въ, нѣсколько тысячъ жителей. И въ этомъ отношеніи Флорида была права.

Съ своей стороны, Техасъ отвѣчалъ, что Флоридская лихорадка не лучше техасской и что, по крайней мѣрѣ, неблагоразумно указывать на нездоровость другихъ странъ, если самъ имѣешь vomito negro. Онъ говорилъ также правду.

Впрочемъ, прибавляли техасцы чрезъ свой органъ New-York Herald, надобно имѣть снисхожденіе къ штату, гдѣ растетъ самый лучшій хлопокъ во всей Америкѣ, къ штату, который доставляетъ лучшій дубъ для постройки судовъ, къ штату, содержащему великолѣпный каменный уголь и желѣзные рудники съ 50 % чистой руды.

Противъ, этого American Review отвѣчалъ, что почва Флориды, хотя и не такъ богатая, представляетъ лучшія условія для отливки колумбіяды, потому что состоитъ изъ песку и глинистой земли.

— Но, возразили техасцы, прежде нежели лить что-нибудь, надобно прибыть въ страну; сообщеніе же съ Флоридой затруднительно, между тѣмъ какъ берега Техаса образуютъ заливъ Гальвестона, имѣющій 14 миль въ окружности, гдѣ довольно мѣста для флота всего міра.

— Хорошо, отвѣчали журналы, преданные флоридцамъ, мы предоставляемъ вамъ прекрасный вашъ заливъ Гальвестона, расположенный ниже 29 параллели! Мы имѣемъ Эспириту-Санто, открытый именно подъ 28° широты, и гдѣ суда прибываютъ непосредственно въ Тампатоунъ.

— Славный заливъ! вскричали техасцы: — до половины занесенный пескомъ.

— Сами вы засыпаны пескомъ! вскричала Флорида. — Не скажете ли вы еще, что я страна дикарей?

— Правду сказать, семинолы еще бѣгаютъ по вашимъ лугамъ!

— Хорошо! А ваши апачи, а ваши команчи, развѣ они просвѣщены?

Въ такомъ родѣ война продолжалась нѣсколько дней, когда Флорида попыталась увлечь своихъ противниковъ на другое поле; однажды утромъ Times убѣждалъ, что, такъ какъ предпріятіе въ сущности американское, его и должно испытать на землѣ существенно американской.

При этихъ словахъ Техасъ воскликнулъ: Американской! Развѣ Техасъ не такая же американская земля, какъ и ваша? Развѣ Техасъ и Флорида не находились въ составѣ Соединенныхъ Штатовъ въ 1845 году?

— Конечно, отвѣчалъ Times: — но мы принадлежимъ американцамъ съ 1820 г.

— Дѣйствительно, возразила Tribune, вы принадлежали испанцамъ и англичанамъ въ теченіи двухъ сотъ лѣтъ, послѣ чего васъ продали Соединеннымъ Штатамъ за 5 милліоновъ долеровъ.

— Что же за важность! Развѣ намъ за то слѣдуетъ краснѣть? Развѣ въ 1803 г. не купили у Наполеона Луизіаны за 16,000,000 долеровъ?

— Это стыдъ! воскликнули тогда депутаты Техаса. Такая ничтожная землишка, какъ Флорида, осмѣливается сравнять себя съ Техасомъ, который, вмѣсто того, чтобы продать себя, сталъ независимъ самъ собою, изгнавъ мексиканцевъ, 2-го марта 1836 г., провозгласивъ себя союзной республикой послѣ побѣды, одержанной Самуиломъ Гаустономъ на берегахъ Санъ-Яснито надъ войсками Санта-Анны! Наконецъ, страна, которая добровольно присоединилась къ Соединеннымъ Штатамъ Америки!

— Потому, что она боялась мексиканцевъ, возразила Флорида.

Боялась! Съ того дня какъ было произнесено это дѣйствительно слишкомъ рѣзкое слово, положеніе сдѣлалось невыносимымъ. Ожидали, что партіи схватятъ другъ друга за горло въ улицахъ Балтиморы.

Поэтому приходилось присматривать за депутатами.

Предсѣдатель Барбикенъ не зналъ, куда дѣвать свою голову. Замѣтки, документы, письма, переполненныя угрозами, сыпались дождемъ въ домъ его. Что ему было дѣлать?

Въ отношеніи пріобрѣтенія мѣста, легкости сообщенія, быстроты провоза, права обоихъ штатовъ были дѣйствительно одинаковы. Что касается политическихъ личностей, то объ этомъ вопросѣ не могло быть и рѣчи.

Послѣ того, какъ такое колебаніе, такое затрудненіе продолжалось нѣсколько времени, Барбикенъ рѣшился выйти изъ этого положенія; онъ собралъ товарищей, и предложенное имъ рѣшеніе было вполнѣ мудро, какъ это будетъ видно.

«Принимая въ соображеніе, сказалъ онъ: — то, что произошло между Флоридой и Техасомъ, очевидно, что тѣже самыя трудности появятся и между городами штата, которому дано будетъ предпочтеніе. Соперничество перейдетъ отъ рода къ виду, отъ штата къ городу, вотъ и все. Техасъ имѣетъ 11 городовъ въ желаемыхъ условіяхъ, которые станутъ спорить о чести предпріятія, и мы такимъ образомъ будемъ имѣть новыя непріятности, между тѣмъ какъ во Флоридѣ существуетъ только одинъ городъ. И такъ, мы отправимся въ Флориду и въ Тампатоунъ.»

Это рѣшеніе послѣ своего обнародованія привело депутатовъ Техаса въ ужасъ. Ими овладѣла неописанная ярость, и они сдѣлали личный вызовъ нѣкоторымъ членамъ оружейнаго клуба. Управленію города Балтиморы оставалось принять только одну мѣру, которою оно и воспользовалось. Назначили особенный поѣздъ и съ нимъ отправили волей или неволей техасцевъ, которые покинули городъ со скоростью 30 миль въ часъ.

Какъ ни былъ быстръ ихъ отъѣздъ, они все-таки имѣли время осыпать грозными сарказмами своихъ противниковъ.

Намекая на незначительность пространства Флориды, простаго полуострова, стѣсненнаго между двумя морями, они утверждали, что эта страна не вынесетъ сотрясенія выстрѣла и взорвется.

— Хорошо, пусть взорвется, — отвѣчали флоридцы съ лаконизмомъ, достойнымъ древнихъ.

ГЛАВА XII.
Въ городѣ и въ мірѣ.

Рѣшивъ астрономическія, механическія и топографическія трудности, перешли къ вопросу о деньгахъ. Надобно было добыть огромную сумму для исполненія предпріятія. Ни одно частное лицо, даже ни одно государство не могло располагать нужными милліонами.

Барбикенъ рѣшилъ, что хотя все предпріятіе должно быть американскимъ, оно однако представляетъ дѣло всеобщаго интереса, почему и приглашаются всѣ народы для содѣйствія въ денежномъ отношеніи. Это было въ одно время и право и обязанность всей земли относительно дѣла его спутника. Съ этой цѣлью подписка, открытая въ Балтиморѣ, распространялась на весь міръ, слѣдовательно, urbi et orbi, въ городѣ и въ мірѣ.

Подписка эта была удачнѣе, чѣмъ кто либо надѣялся. Дѣло шло однако о суммахъ, выдаваемыхъ, а не одолжаемыхъ. Операціи слѣдовало быть совершенно безкорыстною въ точномъ смыслѣ этого слова и не представлять никакихъ видовъ на выгоды.

Впрочемъ дѣйствіе сообщенія Барбикена не ограничилось предѣлами Соединенныхъ Штатовъ, но перешло за Атлантическій и Тихій океаны и распространилось въ одно время по Азіи, Европѣ и Океаніи. Обсерваторіи Союза установили непосредственныя сношенія съ обсерваторіями чужихъ странъ; однѣ изъ нихъ, Парижская, Петербургская, Капская, Берлинская, Альтонская, Стокгольмская, Варшавская, Гамбургская, Баденская, Болонская, Мальтійская, Лисабонская, Бенаресская, Мальтская и Пекинская, послали свои поздравленія оружейному клубу, а другія сохраняли разумное молчаніе.

Что касается до Гриничской обсерваторіи, то, соглашаясь съ двадцатью двумя другими астрономическими заведеніями Великобританіи, она поступила рѣшительно; она положительно отрицала возможность успѣха и присоединилась къ теоріи капитана Николя. Такимъ образомъ, въ то время, какъ различныя ученыя общества обѣщали отправить делегатовъ въ Тампатоунъ, Гриничская обсерваторія въ своемъ засѣданіи грубо отвергла предложеніе Барбикена. Это было ничто иное какъ выраженіе зависти англичанъ.

Вообще же впечатлѣніе на ученый міръ было великолѣпное. Отъ него оно перешло на массы, которыя вообще сочувствовали вопросу. Это было чрезвычайно важно, потому что масса приглашалась подписаться, для составленія огромнаго капитала.

Предсѣдатель Барбикенъ 28 октября разослалъ восторженный манифестъ, въ которомъ приглашалъ всѣхъ добрыхъ людей земли. Документъ этотъ, переведенный на всѣ языки, имѣлъ большой успѣхъ.

Подписку открыли въ главныхъ городахъ Союза, и она была централизована въ балтиморскомъ банкѣ, № 9 въ Балтиморской улицѣ. Затѣмъ подписывались въ различныхъ государствахъ обоихъ материковъ:

Въ Вѣнѣ у С. М. Ротшильда;

Въ Петербургѣ у Штиглица и К°;

Въ Парижѣ въ банкѣ Подвижнаго кредита;

Въ Стокгольмѣ у Тотти и Арфуредсона;

Въ Лондонѣ у H. М. Ротшильда и сына;

Въ Туринѣ у Ардуина и К°;

Въ Берлинѣ у Мендельсона;

Въ Женевѣ у Ломбара, Одье и К°;

Въ Константинополѣ въ Оттоманскомъ Банкѣ;

Въ Брюселѣ у С. Ламбера;

Въ Мадритѣ у Даніила Вейсвеллера,

Въ Амстердамѣ въ Нидерландскомъ банкѣ;

Въ Римѣ у Торлонія и К°;

Въ Лиссабонѣ у Лесена;

Въ Варшавѣ у Л. Кроненберга.

Въ Буэносъ-Айресѣ въ банкѣ Maya;

Въ Ріо-де-Жанейро, у него же;

Въ Монтевидео, у него же;

Въ Вальпарайсо у Ѳомы Ла Шамбра и К°;

Въ Мексикѣ у Мартына Дарана и К°;

Въ Лимѣ у Ѳомы Ла-Шамбра и К°.

Чрезъ три дня послѣ манифеста предсѣдателя Барбикена, въ различныхъ городахъ Штатовъ собрали 4 милліона долеровъ. Съ такой суммой оружейный клубъ могъ уже приступить къ дѣлу.

Чрезъ нѣсколько дней послѣ этого, депеши сообщили Америкѣ, что иноземная подписка дѣлалась съ удивительною готовностью. Особенно нѣкоторыя страны отличались щедростью, между тѣмъ какъ другія давали деньги менѣе легко. Это не болѣе какъ проявленіе темперамента.

Впрочемъ, цифры краснорѣчивѣе, и вотъ по офиціальнымъ донесеніямъ, какія суммы имѣлъ оружейный клубъ по заключеніи подписки.

Россія доставила отъ себя громадную сумму 368,733 рубля. Кто удивится этому, тотъ не знаетъ любви русскихъ къ наукамъ и ихъ содѣйствія успѣху астрономическихъ изученій, благодаря многочисленнымъ обсерваторіямъ, изъ которыхъ главная стоила 2 милліона рублей.

Франція сначала осмѣяла притязаніе американцевъ. Луна подала поводъ къ тысячѣ истасканныхъ каламбуровъ и двумъ десяткамъ водевилей, въ которыхъ дурной вкусъ соперничалъ съ невѣдѣніемъ. Но точно такъ же какъ французы нѣкогда платили, попѣвъ, они платили теперь посмѣявшись и подписались на сумму 1,253,930 франковъ. За такую цѣну они имѣли право немного позабавиться.

Австрія оказалась довольно щедрою при своихъ финансовыхъ затрудненіяхъ. Съ ея стороны публика доставила сумму въ 216,000 гульденовъ.

Приношенія Швеціи и Норвегіи составляли 53,000 риксдалеровъ. Это число было значительно въ сравненіи съ размѣрами страны, но оно было бы больше, если бы подписку дѣлали одновременно въ Христіаніи и Стокгольмѣ. По одной или другой причинѣ, Норвегія не любитъ посылать свои деньги въ Швецію.

Пруссія прислала 250,000 талеровъ и тѣмъ выразила свое согласіе на предпріятіе. Различныя же ея обсерваторіи съ готовностью доставили значительныя суммы и весьма ревностно ободряли предпріятіе Барбикена.

Турція дѣйствовала щедро; но она была лично заинтересована въ дѣлѣ; дѣйствительно, луна управляетъ ходомъ ея года и постомъ Рамаданомъ. Она не могла поступить иначе, какъ дать 1,372,640 піастровъ (85,765 рублей), и она выдала ихъ съ рвеніемъ, которое однако выказывало нѣкоторое понужденіе правительства Порты.

Бельгія отличилась между всѣми второстепенными государствами, потому что дала 513,000 Франковъ или около 12 сантимовъ на жителя.

Голландія и ея колоніи выказали свой интересъ къ дѣлу 110,000 гульденами, требуя только, чтобы ей выдали 5 % дисконта, потому что она платила наличными деньгами.

Данія, не смотря на довольно ограниченную свою территорію, дала однако 9,000 червонцевъ, что доказываетъ любовь датчанъ къ ученымъ экспедиціямъ.

Германскій Союзъ подписался на 34,285 гульденовъ; отъ него нельзя было требовать больше; впрочемъ онъ и не далъ бы больше.

Папскія владѣнія полагали, что имъ нельзя послать менѣе 7,040 римскихъ скуди. Португалія выказала свою приверженность къ наукѣ, доставивъ до 30,000 крузадовъ.

Что касается до Мексики, то она дала только 86 піастровъ; но государства, которыя основываются, всегда нѣсколько стѣснены.

Скромное приношеніе Швейцаріи составляло 257 франковъ. Должно сказать откровенно, что Швейцарія не постигала практической стороны въ операціи; ей не вѣрилось, чтобы отправка ядра на луну могла установить сношенія съ ночнымъ созвѣздіемъ, и ей казалось неблагоразумнымъ потратить капиталъ на такое сомнительное дѣло. Впрочемъ, Швейцарія, можетъ быть, и была права.

Что касается до Испаніи, то она не могла собрать болѣе 110 реаловъ. Она отговорилась тѣмъ, что ей надобно докончить желѣзную дорогу. На самомъ же дѣлѣ, наука не въ большомъ очетѣ въ этой странѣ. Она еще нѣсколько отстала. Сверхъ того нѣкоторые испанцы, не изъ свѣдущихъ, не могли составить себѣ яснаго понятія о массѣ ядра въ сравненіи съ луною; они опасались, что оно нарушитъ правильный ея ходъ, разстроитъ ея роль спутника и побудитъ къ паденью на землю. Оттого они считали за лучшее воздержаться отъ такого предпріятія.

Оставалась Англія. Извѣстно, съ какой презрительной антипатіей она приняла предложеніе Барбикена. Англичане имѣли одну душу во всѣхъ 25 милліонахъ жителей Великобританіи. Они дали понять, что предпріятіе оружейнаго клуба было противно основаніямъ невмѣшательства, и не подписали ничего.

При этомъ извѣстіи оружейный клубъ довольствовался пожатіемъ плечъ и приступилъ къ своему великому дѣлу. Что касается Южной Америки, т. е. Перу, Чили, Бразиліи, Ла-Платской области, Колумбіи, то онѣ доставили 300,000 долеровъ. Такимъ образомъ составился капиталъ:

Изъ подписки въ Соединенныхъ Штатахъ 4,000,000 долер.

Изъ подписки иноземной 1,446.675 долер.

Всего. 5,446,675 долер.

Такая значительность суммы никого не должна изумлять. Работы при отливкѣ, сверленіе, кладка стѣнъ, отправка работниковъ, ихъ поселеніе въ странѣ, почти незаселенной, сооруженіе печей, снабженіе мастерскихъ принадлежностями, порохъ, снарядъ, разные расходы должны были, по смѣтѣ, поглотить почти всю эту сумму. Нѣкоторые выстрѣлы въ союзную войну обошлись въ тысячу долеровъ, естественно же, что выстрѣлъ Барбикена поэтому могъ обойтись въ 5000 разъ больше.

20 октября заключили договоръ съ заводомъ Гольдспринга, близъ Нью-Іорка, откуда во время войны были доставляемы лучшія чугунныя пушки Паррота.

На основаніи договора, заводъ Гольдспринга обязался перевезть въ Тампатоунъ, въ южной Флоридѣ, матеріалъ, необходимый для отливки колумбіяды.

Эта операція должна была окончиться не позднѣе 15 октября будущаго года, и орудіе быть представлено въ хорошемъ состояніи; въ противномъ случаѣ полагалось уплатить неустойки 100 долеровъ въ день до того времени, когда луна опять представится въ подобныхъ же благопріятныхъ условіяхъ, т. е. въ теченіи 18 лѣтъ и 11 дней.

Компанія должна была нанять работниковъ, платить имъ жалованье и принять на себя всѣ хлопоты.

Этотъ договоръ былъ подписанъ Барбикеномъ, предсѣдателемъ оружейнаго клуба, и Мурчинсономъ, директоромъ завода Гольдспринга, которые скрѣпили оба экземпляра договора и обмѣнялись ими.

ГЛАВА XIII.
Стонгиль.

Послѣ того, какъ члены оружейнаго клуба, къ досадѣ Техаса, сдѣлали свой выборъ, всѣ въ Америкѣ, гдѣ всякій умѣетъ читать, принялись изучать географію Флориды. Никогда въ книжныхъ лавкахъ не продавали столько Bartram’s travel in Florida, Roman’s natural history of East and West Florida, William’s territory of Florida, Oleland on the culture of the Sugar Cane in East Florida. Пришлось отпечатать новыя изданія. Это былъ просто ужасъ.

Барбикену нечего было читать: онъ долженъ былъ видѣть собственными глазами и опредѣлить мѣсто постановки колумбіяды. Оттого, не теряя ни минуты времени, онъ доставилъ кембриджской обсерваторіи деньги, необходимыя для устройства телескопа, и сдѣлалъ договоръ съ домомъ Бридуиля и К° въ Альбани, для выдѣлки снаряда изъ алюминія; затѣмъ онъ покинулъ Балтимору въ сопровожденіи I. Т. Мастона, Эльфнетона и директора завода Гольдспринга.

На слѣдующій день всѣ четыре путешественника прибыли въ Новый Орлеанъ. Тутъ они немедленно отплыли на «Тампико», союзномъ морскомъ суднѣ, которое правительство предоставило въ ихъ распоряженіе, и вскорѣ изъ ихъ глазъ исчезли берега Луизьяны.

Плаваніе было непродолжительно; въ два дня, послѣ своего отплытія, Тампико прошелъ 480 миль, и тогда представились берега Флориды. Барбикенъ увидѣлъ предъ собою низкую, плоскую мѣстность, повидимому, довольно безплодную. Проплывъ мимо нѣсколькихъ заливовъ, богатыхъ устрицами и омарами, Тампико вступилъ въ заливъ Эспириту-Санто.

Этотъ заливъ дѣлится на два продолговатые рейда, Тампу и Галисборо, и пароходъ вскорѣ прошелъ чрезъ узкій входъ въ послѣдній. Чрезъ нѣсколько времени послѣ этого Брукъ со своими батареями показался надъ поверхностью волнъ, и появился городъ Тампа, небрежно лежащій въ глубинѣ небольшаго естественнаго порта, образованнаго устьемъ рѣки Галисборо.

Тутъ Тампико причалилъ 22-го октября въ 7 часовъ вечера; четыре пассажира немедленно вышли на берегъ.

У Барбикена сердце сильно билось, когда онъ выступилъ на Флоридскій берегъ; онъ, казалось, ощупывалъ его ногами, какъ это дѣлаетъ архитекторъ въ домѣ, для опредѣленія его прочности. I. Т. Мастонъ порылъ землю кончикомъ своего крючка.

— Господа, сказалъ Барбикенъ: — намъ нечего терять времени и завтра мы сядемъ на коней, чтобы ознакомиться со страною.

Въ то мгновеніе, когда Барбикенъ вступилъ на берегъ, четыре тысячи жителей бросились къ нему на встрѣчу, какъ это и слѣдовало сдѣлать съ президентомъ оружейнаго клуба, который благодѣтельствовалъ имъ своимъ выборомъ. Они его встрѣтили съ громкими возгласами; но Барбикенъ скрылся отъ всякихъ овацій, нанялъ комнату въ отелѣ Франклинъ, и никого не хотѣлъ принимать. Званіе знаменитаго человѣка рѣшительно было не по немъ.

На другой день 2.3-го октября, маленькія испанскія лошади, сильныя и горячія, уже стояли подъ его окнами, но вмѣсто четырехъ ихъ было 50 со всадниками. Барбикенъ сошелъ въ сопровожденіи своихъ трехъ товарищей, и сначала удивился, что находится посреди такой кавалькады. Кромѣ того онъ замѣтилъ, что каждый всадникъ имѣлъ съ собою карабинъ и пистолеты въ чушкахъ. Одинъ молодой флоридецъ вскорѣ объяснилъ, почему выказываются такія силы.

— Милостивый государь, тамъ семинолы.

— Какіе семинолы?

— Дикари, рыскающіе по лугамъ, и намъ казалось благоразумнѣе сопровождать васъ.

— Фу! произнесъ I. Т. Мастонъ, взлѣзая на лошадь.

— Впрочемъ, — возразилъ флоридецъ: — такъ будетъ надежнѣе.

— Милостивые государи, отвѣчалъ Барбикенъ: — благодарю за ваше вниманіе, и теперь отправимтесь въ путь.

Маленькій отрядъ тронулся и вскорѣ исчезъ въ облакѣ пыли. Было пять часовъ утра; солнце уже блестѣло и термотетръ показывалъ 84° (по Фаренгейту, т. е. 24° по Реометру), но свѣжій морской вѣтеръ нѣсколько умѣрялъ эту высокую температуру.

Покинувъ Тампатоунъ, Барбикенъ отправился къ югу, и ѣхалъ вдоль берега для того, чтобы достигнуть рѣчки Алифно. Эта маленькая рѣчка впадаетъ въ заливъ Галисборо на разстояніи 12 миль ниже Тампатоуна. Барбикенъ и его конвой ѣхали по правому его берегу къ востоку. Вскорѣ волны залива исчезли за горами, и представлялась одна Флоридская земля.

Флорида раздѣляется на двѣ части. Сѣверная, болѣе населенная, менѣе заброшена, и въ ней главное селеніе Талагасе, а Пенсакола тутъ одинъ изъ главныхъ морскихъ арсеналовъ Соединенныхъ Штатовъ. Другая часть Флориды расположена между Америкой и Мексиканскимъ заливомъ и представляетъ лишь узкій полуостровъ, омываемый теченіемъ заливнаго тока, представляя выступъ материка посреди маленькаго архипелага. Тутъ безпрерывно проплываютъ многочисленныя суда по Багамскому проливу. Этотъ полуостровъ стоитъ, выдавшись сторожемъ залива великихъ бурь. Флоридскій штатъ занимаетъ пространство въ 38,000,267 акровъ, на которыхъ надобно было избрать мѣсто, лежащее въ предѣлахъ 28-ой параллели и годное для предпріятія; оттого Барбикенъ со своего коня внимательно осматривалъ форму почвы и особенно ея расположеніе.

Флорида открыта Хуаномъ Понсе де-Леономъ въ 1512 г. въ Вербное Воскресенье, и была названа сначала Цвѣтущей Пасхой. Но, по ея безплоднымъ, сожженнымъ берегамъ, она мало заслуживаетъ такое прелестное названіе. На разстояніи нѣсколькихъ миль отъ берега моря почва однако мало-по-малу измѣняется, и страна оказывается достойною своего названія; земля пересѣкается сѣтью криковъ, ріо, рѣчекъ, прудовъ и озеръ; кажется, будто бы находишься въ Голландіи или въ Гвіанѣ; но земля замѣтно поднимается, и вскорѣ являются обработанныя равнины, гдѣ удаются всѣ растительныя произведенія сѣвера и юга, видны обширныя поля, которыя доставляютъ благодарную жатву подъ вліяніемъ тропическаго солнца и сырости, сохраняемой глинистой почвой; затѣмъ тутъ видны пространства съ ананасами, иньямами, табакомъ, рисомъ, хлопчатникомъ и сахарнымъ тростникомъ, которыя тянутся на пространствѣ, исчезающемъ на горизонтѣ, и представляютъ неимовѣрное богатство.

Барбикенъ, казалось, былъ очень доволенъ постояннымъ возвышеніемъ почвы, и когда I. Т. Мастонъ спросилъ его объ этомъ, онъ отвѣчалъ:

— Достойный мой другъ, для насъ чрезвычайно важно отлить нашу колумбіаду на высокомъ мѣстѣ.

— Чтобы быть поближе къ лунѣ? вскричалъ секретарь оружейнаго клуба.

— Нѣтъ, отвѣчалъ Барбикенъ, улыбаясь. Небольшая важность въ нѣсколькихъ саженяхъ больше или меньше! Нѣтъ, на возвышенной почвѣ наши работы будутъ исполняться легче; намъ нечего будетъ бороться съ водою, а это избавитъ насъ отъ медленнаго и долгаго устройства трубъ. На это слѣдуетъ обратить вниманіе, когда надобно вырыть колодецъ глубиною въ 900 футовъ.

— Правда, сказалъ тогда Мурчисонъ: — надобно, сколько возможно, избѣгать водяныхъ токовъ во время буренія; но если мы встрѣтимъ источники, то это ничего не значитъ, мы вычерпаемъ ихъ нашими машинами или отведемъ ихъ. Здѣсь дѣло идетъ не объ устройствѣ артезіанскаго колодца узкаго и темнаго, въ которомъ буръ, трубка, зондъ, словомъ, всѣ орудія бурильщика работаютъ на удачу. Мы будемъ исполнять нашу работу подъ открытымъ небомъ при свѣтѣ солнца, лопатой или киркой въ рукахъ, и, прокапываясь, мы быстро исполнимъ свое дѣло.

— Впрочемъ, замѣтилъ Барбикенъ: — если бы возвышеніемъ почвы или ея свойствами мы могли бы избѣжать подземныхъ водяныхъ токовъ, работа пошла бы скорѣе и лучше; оттого постараемся начать земляныя работы въ почвѣ, лежащей нѣсколько сотъ саженъ выше уровня моря.

— Правда, господинъ Барбикенъ: — и, если я не ошибаюсь, мы скоро найдемъ надлежащее мѣсто.

— Ахъ, я хотѣлъ бы быть при первыхъ ударахъ лопаты, — сказалъ предсѣдатель.

— А я при послѣднемъ, — вскричалъ I. T. Мастонъ.

— Мы уже сдѣлаемъ дѣло, господа, — сказалъ инженеръ: — и повѣрьте, что компаніи Гольдспринга не придется платить неустойки за просрочку.

— Я думаю, — возразилъ I. Т. Мастонъ: — сто долеровъ въ день, пока луна не представится въ тѣхъ же самыхъ условіяхъ, т. е. 18 лѣтъ и 11 дней, знаете ли вы, что это составитъ 658,100 долларовъ.

— Нѣтъ, сударь, мы этого не знаемъ, — отвѣчалъ инженеръ: — и не будемъ имѣть надобности знать этого.

Къ 10 часамъ утра всадники проѣхали около 12 миль. Плодородныя поля смѣнились тогда лѣсною областью. Тамъ росли разнообразныя душистыя тропическія растенія. Эти почти непроницаемые лѣса поросли гранатными, померанцовыми и лимонными деревьями, смоковницами, сливными, абрикосовыми деревьями, бананами и виноградомъ, которыхъ цвѣты и плоды соперничали оттѣнками и благоуханіемъ.

Въ ароматной тѣни этихъ деревъ пѣлъ и леталъ цѣлый міръ птицъ блестящихъ цвѣтовъ. Посреди нихъ особенно бросались въ глаза американскія цапли, которыхъ гнѣзда должны были бы быть ларчикомъ для драгоцѣнностей, чтобы удостоиться хранить такія пернатыя прелести.

I. Т. Мастонъ и маіоръ не могли удержаться, чтобы не подивиться такимъ блистательнымъ прелестямъ этой богатой природы.

Но предсѣдатель Барбикенъ былъ мало впечатлителенъ къ подобнымъ чудесамъ, и побуждалъ спѣшить впередъ; это столь роскошная страна не нравилась ему именно по своей плодородности; вовсе не будучи особенно чувствителенъ къ сырости, онъ однако замѣчалъ подъ своими ногами воду и тщетно отыскивалъ признаки очевидной сухости.

Между тѣмъ ѣхали впередъ; пришлось переходить нѣсколько рѣкъ въ бродъ не безъ нѣкоторой опасности, потому что въ рѣкахъ было много каймановъ, длиною отъ 15 до 18 футовъ. I. Т. Мастонъ отважно грозилъ имъ своимъ страшнымъ крючкомъ, но онъ пугалъ только пеликановъ, чирковъ и фаэтоновъ, одинокихъ обитателей этихъ береговъ, между тѣмъ какъ большіе краснокрылы смотрѣли на него съ глупымъ видомъ.

Наконецъ и эти посѣтители влажныхъ странъ исчезли; деревья стали рѣдѣть, и нѣкоторые отдѣльные холмы представились посреди безконечныхъ равнинъ, гдѣ бѣгали стада перепуганныхъ оленей.

— Наконецъ! вскричалъ Барбикенъ, привставъ на стременахъ: — вотъ область сосенъ.

— И дикарей, отвѣчалъ маіоръ.

Дѣйствительно, на горизонтѣ показалось нѣсколько семиноловъ; они двигались, скакали другъ къ другу на своихъ быстроногихъ лошадяхъ, махали своими длинными копьями или стрѣляли изъ ружей; впрочемъ, они ограничились только этими признаками враждебности, нисколько не безпокоя Барбикена и его товарищей.

Всадники находились тогда посреди скалистой равнины обширнаго пространства, открытаго на протяженіи многихъ акровъ, и ярко освѣщеннаго жгучимъ солнцемъ. Здѣсь представлялись всѣ условія, требуемыя оружейнымъ клубомъ для постройки своей колумбіяды.

— Стойте! вскричалъ Барбикенъ, останавливаясь. — Имѣетъ ли эта мѣстность названіе?

— Она называется Стонгиль (каменистый холмъ), — отвѣчалъ одинъ флоридецъ. Барбикенъ, не говоря ни слова, сошелъ на землю, взялъ свои инструменты и сталъ опредѣлять весьма точно мѣстность. Толпа размѣстилась вокругъ него и глядѣла, сохраняя глубокое молчаніе.

Въ это мгновеніе солнце проходило въ меридіанѣ, и Барбикенъ чрезъ нѣсколько мгновеній быстро разсчиталъ результатъ своихъ наблюденій и сказалъ:

— Это мѣсто находится 1800 футовъ надъ уровнемъ моря, подъ 27° 7' широты и 5° 7' западной долготы;^[19] по своей сухости и каменистости это мѣсто, какъ мнѣ кажется, представляетъ условія, благопріятныя для опыта; слѣдовательно, здѣсь соорудятся наши магазины, наши мастерскія, печи, хижины нашихъ работниковъ и отсюда, именно отсюда, — повторилъ онъ, ударяя ногой: — съ вершины Стонгиля наше ядро взлетитъ въ пространство солнечнаго міра.

ГЛАВА XIV.
Кирка и лопата.

Въ тотъ же вечеръ Барбикенъ и его товарищи возвратились въ Тампатоунъ, и инженеръ Мурчисонъ сѣлъ на пароходъ Тампико, чтобы отправиться въ Новый Орлеанъ. Онъ долженъ былъ нанять армію работниковъ и привезти большую часть матеріаловъ. Члены оружейнаго клуба остались въ Тампатоунѣ, чтобы организовать первыя работы, пользуясь мѣстными жителями.

Спустя недѣлю послѣ своего отплытія, Тампико возвратился въ заливъ Эспериту-Санто съ флотиліею пароходовъ. Мурчисонъ собралъ 1500 работниковъ. Въ грустныя времена рабства онъ потерялъ бы время и трудъ; но съ тѣхъ поръ, какъ Америка сдѣлалась страной свободной и имѣетъ на своей почвѣ лишь свободныхъ людей, они повсюду сбѣгаются, гдѣ требуется лишь хорошо оплачиваемый трудъ. Такъ какъ у оружейнаго клуба недостатка въ деньгахъ не было, то онъ предлагалъ работникамъ высокую плату и значительную награду. Работникъ, нанятый въ Флоридѣ, могъ разсчитывать на капиталъ, положенный на его имя въ балтиморскій банкъ. Слѣдовательно, Мурчисонъ затруднялся однимъ только выборомъ, и онъ могъ быть строгимъ относительно разсудительности и ловкости работниковъ. Мы вправѣ предполагать, что онъ принималъ въ свой легіонъ только отборныхъ механиковъ, кочегаровъ, литейщиковъ, обжигательщиковъ извести, рудокоповъ, кирпичниковъ и рабочихъ всякаго рода, черныхъ и бѣлыхъ, безъ различія цвѣта кожи. Многіе изъ нихъ взяли съ собою семейства. Это было настоящее переселеніе.

31-го октября, въ 10 часовъ утра, эта толпа высадилась на берегахъ Тампатоуна; можно себѣ представить движеніе и дѣятельность, которая господствовала въ маленькомъ городѣ, въ которомъ въ одинъ день число жителей удвоилось. Дѣйствительно, Тамнатоунъ долженъ былъ выиграть очень много отъ предпріятія оружейнаго клуба, не только вслѣдствіе прибытія большаго числа работниковъ, направлявшихся непосредственно къ Стонгилю, но благодаря стеченію любопытныхъ, которые мало-по-малу сошлись сюда со всѣхъ мѣстностей свѣта.

Въ первые дни занимались выгрузкой снарядовъ, привезенныхъ на суднѣ, машинъ, съѣстныхъ припасовъ и значительнаго числа домовъ изъ листоваго желѣза, состоящихъ изъ рознятыхъ и занумерованныхъ частей. Въ это же время Барбикенъ вставлялъ первыя вѣхи для желѣзной дороги длиною въ 15 миль, соединяющей Стонгиль съ Тампатоуномъ.

Извѣстно, при какихъ условіяхъ строятся американскія желѣзныя дороги. Онѣ исполняются съ причудливыми извилинами и отважными наклонами; взбираясь на холмы и спускаясь въ долины, эти желѣзные пути слѣпо и беззаботно тянутся по прямой линіи; такая дорога не дорога и не стѣснительна, только на ней сходятъ съ рельсовъ и прыгаютъ сколько угодно. Дорога между Тампатоуномъ и Стонгилемъ была пустяками и не требовала для своего устройства ни много времени, ни большихъ денегъ.

Повсюду Барбикенъ былъ душой этого міра, собравшагося по его вызову; онъ ободрялъ всѣхъ, внушалъ имъ свои убѣжденія; онъ находился повсюду, какъ будто бы обладалъ даромъ повсемѣстнаго существованія, и ему всегда сопутствовалъ I. Т. Мастонъ, точно жужжащая муха. Его практическій умъ занимался тысячью изобрѣтеній. Для него не было никакихъ препятствій, никакихъ затрудненій; онъ былъ рудокопомъ, каменьщикомъ и механикомъ столько же, сколько и артиллеристомъ, и онъ умѣлъ отвѣчать на всѣ вопросы и рѣшать всѣ задачи. Онъ дѣятельно переписывался съ оружейнымъ клубомъ или заводомъ Гольдспринга, и день и ночь Тампико съ затопленною печью и съ парами, поддерживаемыми при достаточно высокомъ давленіи, ожидалъ приказаній на рейдѣ Гиллисборо.

11-го ноября Барбикенъ выѣхалъ изъ Тампатоуна съ отрядомъ работниковъ, и на другой день городъ механическихъ домовъ былъ возведенъ вокругъ Стонгиля; его окружили палисадами; и по оживленности это селеніе можно было принять за какой-нибудь большой городъ Союза. Жизнь велась здѣсь точно по опредѣленному порядку, и работы начались на основаніи точныхъ правилъ.

При рачительномъ зондированіи убѣдились въ свойствахъ почвы, и къ прорытію колодца приступили 4-го ноября. Въ этотъ день Барбикенъ собралъ начальниковъ мастерскихъ и сказалъ имъ:

«Вы знаете всѣ, друзья мои, зачѣмъ я васъ собралъ въ эту дикую часть Флориды. Дѣло въ томъ, что надобно отлить пушку, длиною въ 900 фут., въ 9 футовъ внутренняго поперечника со стѣнами въ 6 футовъ толщиною и въ 19½ футовъ окружающей каменной стѣны; слѣдовательно, въ сложности надобно сдѣлать колодезь шириною въ 60 футовъ и прорыть его на глубину 900. Эту огромную работу надобно кончить въ 8 мѣсяцевъ; вамъ слѣдуетъ снять 2.543,400 кубическихъ футовъ земли въ 255 дней или круглымъ числомъ 10,000 кубическихъ футовъ въ день. Это не представляетъ никакой трудности для тысячи работниковъ, которые занимаются не спѣша; но труднѣе при сравнительно ограниченномъ времени. Тѣмъ не менѣе, такъ какъ работу эту надобно исполнить, она будетъ сдѣлана, и я разсчитываю столько же на вашу готовность, какъ и на ваше искусство.»

Въ 8 часовъ утра сдѣланы были первые удары заступа въ Флоридскую почву, и съ того мгновенія это орудіе не оставалось болѣе недѣятельнымъ ни одного мгновенія въ рукахъ землекоповъ. Работники смѣнялись четыре раза въ день.

Впрочемъ, какъ ни было громадно предпріятіе, оно не превосходило предѣлы человѣческой силы. Вовсе нѣтъ. Сколько было работъ гораздо болѣе трудныхъ, при которыхъ приходилось непосредственно бороться съ стихіями и, не смотря на то, оконченныхъ удачно! Если мы станемъ говорить лишь о похожей работѣ, то достаточно упомянуть о колодцѣ Отца Іосифа, устроенномъ близъ Каира султаномъ Саладиномъ въ ту пору, когда машины еще не увеличивали въ сотни разъ силы человѣка. Этотъ колодезь спускается до самаго уровня Нила на глубину 300 футовъ. Колодецъ прорытъ въ Кобленцѣ маркграфомъ Іоанномъ Баденскимъ до глубины 600 футовъ. Впрочемъ, въ чемъ собственно все дѣло? Утроить эту глубину при ширинѣ въ 10 разъ большей, при чемъ облегчается самое углубленіе! Оттого не было ни одного подмастерья, ни одного работника, который бы сомнѣвался въ удачѣ операціи.

Важныя мѣры, принятыя инженеромъ Мурчисономъ, съ согласія предсѣдателя Барбикена, еще ускоряли ходъ работъ. По одному пункту договора было сказано, что колумбіяда должна быть охвачена коваными горячими желѣзными обручами. Это было излишней роскошью предосторожности, потому что орудіе, очевидно, могло обойтись и безъ сжимающихъ обручей. Оттого отъ этого пункта отказались. Такимъ образомъ сберегли много времени, потому что могли пользоваться новой системой прорытія, употребляемой теперь для сооруженія колодцевъ, причемъ кладка стѣнъ дѣлается одновременно съ буреніемъ. Благодаря этому весьма простому способу, не нужно болѣе укрѣплять землю помощью подпоръ; стѣны поддерживаютъ ее съ непоколебимой силой и спускаются сами собственною тяжестью.

Эта работа должна была начаться лишь тогда, когда заступами дойдутъ до твердыхъ частей земли.

4-го ноября около 50 работниковъ принялись рыть въ серединѣ мѣста, огороженнаго палисадомъ, т. е. въ верхней части Стонгиля, круглое углубленіе, шириною въ 60 футовъ.

Заступами проникли въ родъ чернозема толщиною въ 6 дюймовъ, съ которымъ было легко справиться. Затѣмъ слѣдовало 2 фута мелкаго песку, рачительно снятаго, потому что изъ него должны были сдѣлать форму.

Послѣ песку слѣдовала бѣлая, довольно плотная глина, въ родѣ англійскаго рухляка, проходящая слоемъ, толщиною въ 4 фута.

Послѣ этого кирки метали искры, ударяясь о твердую почву, родъ камня, образованнаго изъ окаменѣлыхъ, очень твердыхъ раковинъ. Тогда яма представляла глубину въ 6½ футовъ, и тогда приступили къ каменнымъ работамъ.

Внутри этого углубленія построили кругъ изъ дубоваго дерева, прочно скрѣпленнаго болтами. Въ немъ было сдѣлано въ срединѣ отверстіе такого поперечника, какой долженъ былъ имѣть наружный поперечникъ колумбіяды. На такой кругъ положили первые камни возводимой стѣны, которые прочно связали гидравлическимъ цементомъ. Когда каменьщики сложили стѣну отъ окружности къ средоточію, они находились въ колодцѣ шириною въ 21 футъ. По окончаніи этой работы, рудокопы взялись за кирки и стали отсѣкать камень подъ самымъ дубовымъ кругомъ, который поддерживался, по мѣрѣ надобности, прочными подпорками; когда яму углубляли на 2 фута, эти подпорки постепенно снимали; дубовый кругъ спускался мало-по-малу, а вмѣстѣ съ нимъ и кольцеобразная стѣна, на которой каменьщики работали безпрерывно, оставляя отдушины, чтобы газы могли выступать при отливаніи.

Эта работа требовала большой ловкости и вниманія; многіе, при подрываніи подъ кругомъ, были опасно и даже смертельно ранены осколками камня; но рвеніе не уменьшалось ни на минуту, какъ днемъ, такъ и ночью; днемъ работали при лучахъ солнца, которые чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ разливали по обожженной равнинѣ жаръ въ 99° (32° по Реомюру); ночью бѣлый свѣтъ электричества освѣщалъ мѣсто, гдѣ удары кирокъ по камню, взрывы, трескъ машинъ, клубы дыма, взвивавшіеся въ воздухъ вокругъ Стонгиля, пугали бизоновъ и отряды семиноловъ, которые не осмѣливались подходитъ близко.

Между тѣмъ работы подвигались правильно впередъ; паровые краны содѣйствовали подъему земли; о неожиданныхъ препятствіяхъ не было и рѣчи, все предвидѣлось и устранялось искусно.

Прошелъ первый мѣсяцъ, и колодецъ имѣлъ глубину, опредѣленную для этого времени, т. е. 112 футовъ. Въ декабрѣ онъ былъ вдвое глубже, а въ январѣ втрое. Въ февралѣ работникамъ пришлось бороться съ токомъ воды, который сталъ проникать сквозь земную кору. Надобно было употребить могучіе насосы и приборы съ сжатымъ воздухомъ для отливанія воды, и закрыть отверстіе источника бетономъ, подобнымъ же образомъ какъ конопатятъ щели въ судахъ. Наконецъ справились съ этими злополучными источниками. Только вслѣдствіе подвижности почвы кружокъ отчасти подался и произошелъ небольшой обвалъ. Можно себѣ представить страшное давленіе круга каменной стѣны вышиною въ 450 футовъ. Это несчастіе стоило жизни многимъ работникамъ. Три недѣли нужно было для подкрѣпленія и возстановленія стѣны и починки кружка. Но, благодаря искусству инженеровъ и силѣ употребленныхъ машинъ, зданіе было возстановлено въ прежнемъ видѣ, и опять приступили къ продолженію буренія.

Послѣ этого никакое другое несчастіе не прерывало хода операціи, и 10-го іюня, двадцать дней до срока, опредѣленнаго Барбикеномъ, колодезь былъ совершенно готовъ со своею стѣною и имѣлъ глубину въ 900 футовъ. На днѣ каменная стѣна стояла на массивномъ кубѣ въ 30 футовъ толщиною, между тѣмъ какъ верхняя ея часть лежала на уровнѣ съ поверхностью земли.

Предсѣдатель Барбикенъ и члены оружейнаго клуба съ жаромъ поздравили инженера Мурчисона; его циклопская работа была окончена съ чрезвычайной быстротой.

Въ теченіе первыхъ восьми мѣсяцевъ Барбикенъ ни разу не покидалъ Стонгиля; безпрерывно слѣдя за работой буренія, онъ постоянно заботился о благосостояніи здоровья работниковъ и былъ весьма счастливь, что не возникла эпидемія, столь обыкновенная при большомъ стеченіи людей и столь губительная въ областяхъ, подверженныхъ всѣмъ тропическимъ вліяніямъ.

Правда, многіе работники поплатились жизнью вслѣдствіе неблагоразумія при опасной работѣ; но такихъ грустныхъ несчастій избѣжать невозможно; американцы однако мало заботятся о подобныхъ мелочахъ. Они больше хлопочутъ о человѣчествѣ, нежели о человѣкѣ въ частности. Впрочемъ, Барбикенъ придерживался противоположныхъ началъ и прилагалъ ихъ при всякомъ случаѣ. Оттого, благодаря его заботливости, уму и полезному содѣйствію во всѣхъ трудныхъ случаяхъ, его необыкновенной и человѣчной прозорливости, среднее число несчастій не было значительнѣе, чѣмъ въ другихъ заморскихъ мѣстностяхъ, гдѣ въ избыткѣ предпринимаютъ различныя предосторожности, и между прочимъ во Франціи, гдѣ на 200,000 франковъ заработной платы считаютъ по одному смертному случаю.

ГЛАВА XV.
Празднество отливки.

Въ теченіе восьми мѣсяцевъ, которые были употреблены для буренія колодца, занимались подготовительною работою для отливанія также очень быстро; пріѣзжій, прибывшій въ Стонгиль, былъ бы изумленъ зрѣлищемъ, которое представилось его глазамъ.

На разстояніи 600 ярдовъ отъ колодца и вокругъ этого центральнаго пункта воздымались 1,200 отражательныхъ печей, шириною въ шесть футовъ, отдѣленныя другъ отъ друга промежутками въ полсажени. Линія, образованная этими 1,200 печами, представляла протяженіе въ двѣ мили. Всѣ онѣ были выстроены по одному и тому же образцу съ высокими четырехъ-угольными трубами; эти сооруженія имѣли чрезвычайно странный видъ. I. Т. Мастонъ находилъ это архитектурное расположеніе великолѣпнымъ. Оно напоминало ему Вашингтонскій памятникъ. Для него не существовало ничего болѣе красиваго, даже въ Греціи, гдѣ, говорилъ онъ, ему впрочемъ не случилось бывать.

Должно напомнить, что въ третьемъ засѣданіи комитета рѣшено было употребить чугунъ для отливки колумбіяды и именно чугунъ сѣрый. Въ самомъ дѣлѣ, этотъ металлъ болѣе вязокъ, тягучъ и мягокъ, его легче выглаживать и онъ болѣе годенъ для всѣхъ операцій отливки; а если онъ выплавленъ съ каменнымъ углемъ, то имѣетъ отличныя качества для предметовъ, требующихъ большое сопротивленіе, какъ напр. пушекъ, цилиндровъ для паровыхъ машинъ, гидравлическихъ прессовъ и т. п.

Но если чугунъ претерпѣлъ только одну выплавку, онъ рѣдко достаточно однообразенъ и только вторичною переплавкою улучшается, причемъ изъ него выдѣляются послѣднія землистыя частицы.

Оттого предъ оправкой въ Тампатоунъ, желѣзную руду обработали въ доменныхъ печахъ Гольдспринга, и при содѣйствіи угля и кремня, обратили при высокой температурѣ въ чугунъ^[20]. Послѣ этой обработки металлъ отправили въ Стонгиль. Но дѣло шло о 136,000,0000 фунтахъ чугуна, который слишкомъ дорого обошлось бы отправить по желѣзной дорогѣ. Цѣна перевозки удвоила бы цѣну вещества. Оттого предпочли нанять суда въ Нью-Іоркѣ и нагрузить ихъ чугуномъ въ полосахъ; для этого нужно было не менѣе 68 судовъ въ 1,000 тоннъ, составлявшихъ настоящій флотъ, который 3-го мая выступилъ изъ Нью-Іорка и поплылъ по океану вдоль американскихъ береговъ, вступилъ въ Багамскій каналъ, миновалъ окончаніе Флориды и 10-го того же мѣсяца приплылъ въ заливъ Эспириту-Санто, гдѣ безъ аварій бросилъ якорь въ портѣ Тампатоунѣ. Тутъ суда разгрузили на вагоны стонгильской желѣзной дороги, и около половины января громадная масса была доставлена по назначенію.

Легко себѣ представить, что это не было слишкомъ много для расплавленія въ 1,200 печахъ въ одно время. Каждая такая печь могла вмѣстить около 68,000 тоннъ металла. Эти печи были устроены но образцу служащихъ для отливанія пушки Родмана; онѣ имѣли форму трапеціи и были отлоги. Топка и труба находились на обоихъ концахъ печи, такимъ образомъ, что она на всемъ протяженіи была разгорячаема одинаково. Эти печи, построенныя изъ огнеупорнаго кирпича, состояли только изъ рѣшетки для сожиганія каменнаго угля и отдѣленія, куда слѣдовало класть куски чугуна. Это отдѣленіе было наклонено подъ угломъ въ 25°, вслѣдствіе чего расплавленный металлъ могъ стекать въ пріемники, и отъ нихъ 1,200 сходящихъ желобовъ были направлены къ одному центральному колодцу.

На другой день, когда каменныя и земляныя работы были окончены, Барбикенъ приступилъ къ внутренней отдѣлкѣ формы. Надобно было поставить внутри колодца но направленію его оси циллиндръ, вышиною въ 900 футовъ и шириною въ 9, такимъ образомъ, чтобы онъ занималъ мѣсто, назначаемое для дула колумбіяды. Цилиндръ этотъ состоялъ изъ смѣси глинистой земли и песку съ прибавленіемъ сѣна и соломы. Промежутокъ, остававшійся между формой и стѣной, слѣдовало залить расплавленнымъ металломъ, который такимъ путемъ долженъ былъ образовать стѣнки въ 6 футовъ толщиною.

Чтобы поддержать этотъ цилиндръ въ равновѣсіи, его надобно было подкрѣпить желѣзными подпорами помощію перекладинъ, задѣланныхъ въ стѣну; послѣ отливки эти подпоры и перекладины должны были остаться въ кускѣ отлитаго металла, что однако не представляло никакихъ неудобствъ.

Эту работу окончили 8-го іюля и отливку назначили на слѣдующій день.

— Вотъ будетъ прекрасная церемонія этого празднества, сказалъ I. Т. Мастонъ своему другу Барбикену.

— Безъ сомнѣнія, отвѣчалъ Барбикенъ: — но это не будетъ празднество публичное.

— Какъ! вы не откроете дверей ограды для всѣхъ?

— Конечно нѣтъ, Мастонъ; отливка колумбіяды операція весьма щекотливая, если не сказать опасная, и я предпочитаю ея исполненіе за семью замками. При выстрѣлѣ ядра пусть будетъ торжество, но до того времени нѣтъ.

Президентъ былъ правъ; при отливкѣ могли представиться непредвидѣнныя опасности, которыя присутствующіе зрители помѣшали бы устранить. Слѣдовало сохранить свободу движеній. Поэтому въ предѣлы ограды не впустили никого, за исключеніемъ представителей членовъ оружейнаго клуба, прибывшихъ въ Тампатоунъ. Тутъ находился горячій Бильсби, Томъ Гейтеръ, полковникъ Бломобери, маіоръ Эльфистонъ, генералъ Морганъ и всѣ лица, заинтересованныя въ отливкѣ колумбіяды. I. Т. Мастонъ вызвался быть ихъ чичероне, и показывалъ имъ всѣ подробности; онъ водилъ ихъ повсюду, въ магазины, въ мастерскія, къ машинамъ и заставилъ посѣтить всѣ 1200 печей одну за другой. При 1200-омъ визитѣ они задыхались.

Отливка должна была произойти ровно въ полдень. Наканунѣ каждую печь наполнили 114,000 фунтовъ металла въ полосахъ, сложенныхъ накрестъ кучами, для того, чтобы горячій воздухъ свободно могъ проходитъ между ними. Съ утра изъ всѣхъ 1,200 трубъ въ атмосферу выступалъ потокъ пламени, и земля колебалась отъ глухихъ сотрясеній. Сколько фунтовъ металла плавили, столько фунтовъ каменнаго угля сожигали. Слѣдовательно, 68,000 тоннъ угля раскинули предъ солнцемъ густую завѣсу чернаго дыма.

Жаръ вскорѣ сдѣлался невыносимымъ вокругъ печей, которыхъ сопѣніе походило на перекаты грома; могучіе вентиляторы безпрерывно вдували воздухъ и насыщали кислородомъ всѣ эти раскаленныя печи.

Для полной удачи, отливка должна была быть произведена быстро. Но данному сигналу, пушечному выстрѣлу, изъ каждой печи былъ открытъ выходъ жидкому металлу, и она должна была опорожниться совершенно.

Вслѣдствіе распоряженія начальника, работники ждали назначеннаго мгновенія съ нетерпѣніемъ, смѣшаннымъ съ нѣкоторымъ волненіемъ. Въ кругу не было больше никого, и каждый подмастерье-отливщикъ находился на посту у отливочнаго отверстія.

Барбикенъ и его товарищи помѣстились на сосѣднемъ возвышеніи и присутствовали при операціи. Предъ ними стояла пушка на готовѣ выстрѣлить по знаку инженера.

За нѣсколько минутъ до полудня стали изливаться первыя капли металла, пріемные бассейны наполнились мало-по-малу, и когда чугунъ былъ совершенно жидокъ, его удержали нѣкоторое время въ покоѣ, чтобы содѣйствовать отдѣленію постороннихъ веществъ.

Насталъ полдень. Внезапно раздался выстрѣлъ изъ пушки, и изъ ея жерла сверкнулъ въ воздухѣ огонь: 1,200 отливочныхъ отверстій открылись разомъ и 1,200 огненныхъ змѣй поползли къ центральному колодцу, развертывая свои раскаленныя кольца. Туда онѣ ввалились со страшнымъ шумомъ на глубину 900 футовъ. Это было зрѣлище волнующее и великолѣпное. Земля трепетала въ то время, какъ потоки чугуна, взвивая къ небу клубы дыма, въ то же время улетучивали влажность формъ и выгоняли ее чрезъ отдушины въ каменной стѣнѣ въ видѣ непроницаемыхъ паровъ. Эти искусственныя густыя облака поднимались къ зениту до высоты въ 500 саженъ, извиваясь. Нѣкоторые дикари, бывшіе за предѣлами горизонта, могли бы подумать, что посреди Флориды образуется новый кратеръ, между тѣмъ какъ это не было ни изверженіе, ни смерчь, ни буря, ни борьба стихій, ни страшное земное явленіе, какое только можетъ производить природа! Нѣтъ! Одинъ человѣкъ создалъ эти красноватые пары, эти исполинскіе огни, достойные вулкановъ, эти шумныя сотрясенія, похожія на колебанія земли, эти раскаты, которые соперничали съ ревомъ урагана и бури. Рукой человѣка свергался въ прорытую имъ пропасть цѣлый Ніагаръ расплавленнаго металла.

ГЛАВА XVI.
Колумбіяда.

Удалась ли отливка? Въ этомъ отношеніи можно было дѣлать одни предположенія. Впрочемъ все заставляло думать, что дѣло окончилось удачно, потому что форма поглотила всю массу металла, расплавленнаго въ печахъ. Какъ бы то ни было, въ этомъ долго нельзя было убѣдиться непосредственно.

Въ самомъ дѣлѣ, когда маіоръ Родманъ отливалъ свою пушку въ 160,000 фунтовъ, надобно было ждать охлажденія не менѣе двухъ недѣль. Сколько же времени останется скрытою громадная колумбіяда, увѣнчанная клубами паровъ и охраняемая сильнымъ жаромъ? Это трудно было разсчитать.

Терпѣніе членовъ оружейнаго клуба должно было вынести тяжкое испытаніе въ теченіе этого времени; но дѣлать тутъ было нечего.

I. T. Мастонъ едва не сжарился изъ самоотверженія. Черезъ двѣ недѣли послѣ отливки дымъ все еще продолжалъ взвиваться къ небу, и земля жгла ноги на разстояніи 200 шаговъ отъ вершины Стонгиля.

Проходили дни, и недѣли прибавлялись одна къ другой. Не было никакого средства охладить громадный цилиндръ, никакой возможности приблизиться къ нему. Надобно было ждать, и члены оружейнаго клуба изнемогали отъ нетерпѣнія.

— Вотъ уже 10 августа, — сказалъ однажды I. Т. Мастонъ. Едва четыре мѣсяца остается до перваго декабря! Снять внутреннюю форму, калибровать дуло, зарядить колумбіяду, все это еще надобно сдѣлать! Мы никогда не будемъ готовы! Нельзя даже приблизиться къ пушкѣ! Пожалуй, она никогда не остынетъ! Вотъ была бы ужасная мистификація!

Совершенно тщетно старались успокоить нетерпѣливаго секретаря; Барбикенъ не говорилъ ничего, но въ его молчаніи скрывалось глубокое раздраженіе. Для всѣхъ этихъ людей тяжело было остановиться предъ препятствіемъ, представляемымъ только временемъ, — время врагъ страшный при нѣкоторыхъ обстоятельствахъ, — и теперь надобно было покориться произволу такого врага.

Впрочемъ, ежедневныя наблюденія подтверждали нѣкоторую перемѣну въ состояніи почвы. Около 15-го августа пары замѣтно уменьшились, какъ въ силѣ отдѣленія, такъ и въ густотѣ. Чрезъ нѣсколько дней послѣ этого изъ земли отдѣлялся лишь легкій паръ, послѣднее выдыханіе чудовища, заключеннаго въ каменной гробницѣ. Мало-по-малу сотрясенія почвы успокоились, и жаркій кругъ уменьшился; самые нетерпѣливые зрители стали приближаться; въ одинъ день можно было приблизиться къ пушкѣ на двѣ сажени, на слѣдущій день на четыре, а 24 августа Барбикенъ съ товарищами и инженерами могли стать на чудовище, которое касалось вершины Стонгиля; это мѣсто, конечно, было весьма гигіеническое, потому что тамъ нельзя было простудить ноги.

— Наконецъ! вскричалъ предсѣдатель оружейнаго клуба, глубоко вздыхая отъ удовольствія.

Въ этотъ же день принялись за работу. Тотчасъ же стали извлекать внутреннюю форму, чтобы освободить дуло пушки; кирки, лопаты, бурильные приборы работали безпрерывно; глинистая земля и песокъ приняли отъ жару чрезвычайную твердость; но при помощи машинъ справились съ этой смѣсью, еще горячею у стѣнъ чугуна. Извлекаемыя вещества быстро удаляли на повозкахъ, приводимыхъ въ движеніе парами, и работой занимались такъ ревностно, Барбикенъ былъ столь дѣятеленъ и его доводы въ видѣ долеровъ имѣли такую силу, что 3 сентября исчезли всѣ слѣды формы.

Непосредственно послѣ этого приступили къ выглаживанію дула; тотчасъ же поставили машины и привели въ движеніе могучіе гладящіе приборы, острые инструменты, которыми уничтожили неровности отлитаго чугуна. Чрезъ нѣсколько недѣль послѣ этого внутренняя поверхность громадной трубы была совершенно цилиндрическая, и дуло вполнѣ выполировано.

Наконецъ 22 сентября, менѣе чѣмъ чрезъ годъ послѣ сообщенія Барбикена, громадная пушка, тщательно калиброванная и совершенно отвѣсная, какъ это подтвердили точные инструменты, была готова для дѣйствія. Слѣдовало только поджидать луну, но не сомнѣвались, что она прибудетъ въ назначенный срокъ на свиданіе.

Радость Мастона не имѣла границъ, и онъ едва не подвергнулся страшному паденію, углубившись взорами въ трубу длиною въ 900 футовъ. Безъ помощи правой руки Бломсбери, которую почтенный полковникъ, къ счастію, сохранилъ, секретарь оружейнаго клуба, какъ новый Эростратъ, погибъ бы въ глубинѣ колумбіяды.

Пушка была готова; не было возможности сомнѣваться въ совершенствѣ ея исполненія; оттого 6-го октября капитанъ николь невольно расплатился съ предсѣдателемъ Барбикеномъ, а послѣдній записалъ въ своей книгѣ, въ отдѣлѣ прихода, сумму въ 2,000 долеровъ. Можно себѣ представить, что ярость капитана дошла до послѣднихъ предѣловъ, и что она сдѣлалась его болѣзнью. Впрочемъ, ему еще предстояли три пари въ 3,000, 4,000 и 5,000 долеровъ, и если бы онъ выигралъ изъ нихъ два, дѣло его было бы недурно, хотя и не превосходно. Но деньги тутъ вовсе не входили въ разсчетъ. Успѣхъ, который получилъ его противникъ при отливкѣ пушки, противъ которой не могли устоять пластинки толщиною въ 10 саженъ, наносилъ ему ужасный ударъ.

Съ 23-го октября ограда Стонгиля была совершенно открыта для публики, и нельзя себѣ представить, какъ много было тутъ посѣтителей.

Въ самомъ дѣлѣ, безчисленные любопытные съѣзжались со всѣхъ концовъ Соединенныхъ Штатовъ въ Флориду. Городъ Тампа значительно увеличился въ этомъ году, вполнѣ предался работамъ оружейнаго клуба и считалъ тогда населеніе въ 50,000 душъ. Включивъ портъ Брукъ въ сѣть улицъ, городъ этотъ сталъ растягиваться на косѣ, отдѣляющей оба рейда залива Эспириту-Санту; новые кварталы, новыя площади и цѣлый лѣсъ домовъ выросъ на песочномъ берегу, нѣкогда пустомъ. Составились компаніи для возведенія церквей, школъ, частныхъ домовъ, и менѣе чѣмъ въ годъ, городъ сталъ вдесятеро обширнѣе.

Извѣстно, что янки природные купцы; повсюду, куда ихъ заброситъ судьба, какъ въ полярномъ, такъ и въ жаркомъ поясѣ, надобно, чтобы ихъ наклонность къ дѣламъ удовлетворялась съ пользою. Вотъ отчего простые любопытные люди, прибывшіе во Флориду съ цѣлью слѣдить за операціями оружейнаго клуба, увлекались въ торговыя дѣла и поселялись въ Тампѣ. Суда, нанятыя для перевозки машинъ и работниковъ, обусловливали въ портѣ необычайную дѣятельность. Вскорѣ другія суда различной формы и величины, нагруженныя съѣстными припасами и товарами, разъѣзжали по заливу и обоимъ рейдамъ; обширныя конторы арматоровъ и маклеровъ учредились въ городѣ, и Shipping Gazette (морская газета) ежедневно сообщала о прибытіи новыхъ судовъ въ портъ Тампу.

Въ то время, какъ дороги множились вокругъ города, послѣдній, вслѣдствіе чрезвычайнаго возрастанія населенія и торговли, былъ соединенъ желѣзною дорогою съ южными штатами Союза. Желѣзная дорога соединяла Мобиль съ Пенсаколой, большимъ морскимъ арсеналомъ юга; потомъ отъ этого важнаго пункта дороги направлялись къ Талагаси. Тамъ уже существовала небольшая желѣзная дорога, длиною въ 21 милю, помощію которой Талагасси сообщался съ Сенъ-Маркомъ у берега моря. Эту частицу желѣзной дороги продолжили до Тампатоуна, оживляя и пробуждая на новомъ пути совершенно мертвую часть центральной Флориды. Такимъ образомъ Тампа, благодаря чудесамъ промышленности, возбуждаемый мыслью, порожденною въ одинъ прекрасный день въ головѣ одного человѣка, могъ съ полнымъ правомъ считать себя большимъ городомъ. Его прозвали Мунъ-сити (Луннымъ городомъ), и главный городъ Флориды потерпѣлъ вслѣдствіе этого полное затмѣніе, видимое во всѣхъ точкахъ міра.

Всякій пойметъ теперь, почему были такъ велики соперничество между Техасомъ и Флоридой и раздраженіе техасцевъ, когда они увидѣли, что ихъ притязанія отвергнуты при выборѣ оружейнаго клуба. При своей предусмотрительности, они понимали, сколько страна должна выиграть, если опытъ Барбикена будетъ предпринятъ въ ней, и какія выгоды будутъ сопряжены съ выстрѣломъ пушки. Техасъ лишился важнаго средоточія торговли, желѣзныхъ дорогъ и значительнаго приращенія населенія. Всѣ эти выгоды выпали на долю ничтожнаго Флоридскаго полуострова, брошеннаго какъ перемычка между волнами залива и Атлантическаго океана. Оттого Барбикенъ, наравнѣ съ Санта-Анной, подвергнулся полной антипатіи техасцевъ.

Впрочемъ, предаваясь съ полнымъ жаромъ торговлѣ и промышленности, новое населеніе Тампатоуна не забывало интересныхъ операцій оружейнаго клуба. Напротивъ, самыя малѣйшія подробности предпріятія, малѣйшіе удары заступа привлекали ихъ вниманіе. Оттого между Стонгилемъ и городомъ постоянно шли взадъ и впередъ шествіемъ.

Можно было предвидѣть, что въ день опыта число зрителей дойдетъ до милліона, потому что уже со всѣхъ концовъ земли они сходились на узкій полуостровъ. Европа переселилась въ Америку.

Но до этого времени, должно сказать, любопытство многочисленныхъ посѣтителей было мало удовлетворено. Многіе разсчитывали, что они будутъ присутствовать при отливкѣ, но увидѣли одинъ только дымъ. Этого было мало для ихъ жадныхъ глазъ; но Барбикенъ не хотѣлъ никого пустить къ этой операціи. Это подало поводъ къ проклятіямъ, недовольству, ропоту; предсѣдателя порицали, ему приписывали абсолютизмъ, его поступокъ называли не американскимъ. У палисада Стонгиля едва не возникло возстаніе. Барбикенъ, какъ мы знаемъ, оставался непоколебимымъ въ своемъ рѣшеніи.

Когда колумбіяда была совершенно готова, болѣе нельзя было держать дверей запертыми; впрочемъ было бы дурно закрывать двери, даже болѣе было бы неблагоразумно поддерживать недовольство публики. Оттого Барбикенъ отворилъ ограду для всякаго; впрочемъ при своей практичности онъ рѣшился извлечь пользу изъ всеобщаго любопытства.

Было уже наслажденіе разсматривать колумбіяду, но спуститься въ ея глубину, это казалось американцамъ величайшимъ счастіемъ въ этомъ мірѣ. Оттого всякій любопытный хотѣлъ доставить себѣ удовольствіе, посѣтить внутренность этой металлической пропасти. Снаряды, повѣшенные на паровомъ воротѣ, доставляли зрителямъ возможность удовлетворить свое любопытство. Ему предавались съ жаромъ. Женщины, дѣти, старики, всѣ считали обязанностью проникнуть въ глубину таинственнаго жерла исполинской пушки. За спускъ брали по пяти долеровъ съ человѣка и, не смотря на такую высокую цѣну, въ теченіе двухъ мѣсяцевъ до опыта, притокъ зрителей далъ возможность оружейному клубу собрать около 500,000 долеровъ.

Нечего говорить, что первыми посѣтителями колумбіяды были члены оружейнаго клуба, и это преимущество совершенно справедливо было предоставлено знаменитому собранію. Это торжество совершилось 25 сентября. Въ почетномъ ящикѣ спустились предсѣдатель Барбикенъ, I. Т. Мастонъ, маіоръ Эльфистонъ, генералъ Морганъ, полковникъ Бломсбери, инженеръ Мурчисонъ и другіе почетные члены знаменитаго клуба. Всѣхъ ихъ было 12 человѣкъ. Было еще горячо на днѣ металлической трубы. Тамъ немного задыхались. Но какая радость! Какой восторгъ! Столъ въ 12 приборовъ поставили на массивномъ камнѣ, поддерживающемъ колумбіяду, и освѣтили электрическимъ свѣтомъ. Отличныя и многочисленныя кушанья, которыя, казалось, спускались съ неба, послѣдовательно становились предъ гостями, и лучшія французскія вина разливались во время этого великолѣпнаго пира на глубинѣ 900 футовъ подъ землею.

Пиръ былъ очень оживленъ и даже шуменъ; произносились безчисленные тосты, нили за здоровье земнаго шара, за здоровье его спутника, оружейнаго клуба, Союза, Луны, Феба, Діаны, Селена, ночнаго свѣтила, мирнаго гонца небосклона! Всѣ «ура», носившіяся звучными волнами въ огромной акустической трубѣ, выступали на ея концѣ какъ громъ, и толпа, расположившаяся вокругъ Стонгиля, прибавляла свои крики къ возгласамъ 12 человѣкъ, погрузившихся въ глубину исполинской колумбіяды.

I. Т. Мастонъ былъ внѣ себя; больше ли онъ кричалъ, нежели размахивалъ руками, больше ли пилъ, нежели ѣлъ, трудно опредѣлить. Во всякомъ случаѣ, онъ не отдалъ бы своего мѣста за цѣлое государство, «нѣтъ, даже если бы пушка была заряжена и готова была къ выстрѣлу и ему пришлось бы взлетѣть кусками въ планетное пространство.»

ГЛАВА XVII.
Телеграфическая депеша.

Огромныя работы, предпринятыя оружейнымъ клубомъ, были, такъ сказать, окончены. Тѣмъ не менѣе оставалось еще цѣлые два мѣсяца до того дня, когда ядро слѣдовало выстрѣлить къ лунѣ. Два мѣсяца должны были казаться длинными какъ годы для всемірнаго нетерпѣнія. До того времени малѣйшія подробности были ежедневно сообщаемы въ журналахъ; ихъ пожирали жадными, страстными глазами; но должно было опасаться, что со временемъ эти дивиденты интереса, даваемые публикѣ, значительно уменьшатся, и каждый ужасался, что ему болѣе не придется пользоваться долею ежедневнаго волненія.

Впрочемъ этого не случилось. Событіе самое неожиданное, самое необыкновенное, самое невѣроятное, снова пробудило утомленные умы и подвергло весь міръ чрезвычайному волненію.

Именно 30 сентября, въ 3 часа 47 минутъ пополудни, телеграма, переданная по подводному телеграфу между Валенціею (въ Ирландіи), Нью-Фаундлендомъ и американскимъ берегомъ, прибыла въ Тампатоунъ съ адресомъ на имя президента Барбикена.

Предсѣдатель разорвалъ конвертъ, прочелъ депешу, и сколько онъ ни владѣлъ собою, его губы поблѣднѣли, а въ глазахъ стало темно при чтеніи 20 словъ телеграммы.

Вотъ текстъ этой депеши, которая теперь находится въ архивѣ оружейнаго клуба.

«Франція, Парижъ».

«30 сентября, въ 4 часа утра».

«Барбикену, Тампа, Флорида, Соединенные Штаты».

«Замѣните круглую бомбу цилиндрическимъ ядромъ. Отправлюсь въ немъ. Прибуду на пароходѣ Атланта».

"Мишель Арданъ".

ГЛАВА XVIII.
Пасажиръ Атланты.

Если бы громовое извѣстіе прибыло не по электрической проволокѣ, а просто по почтѣ, въ запечатанномъ конвертѣ, если бы французскіе, ирландскіе, ньюфаундлэндскіе и американскіе чиновники не были бы по необходимости свѣдущи въ телеграфированіи. Барбикенъ не задумался бы ни на одну минуту. Онъ молчалъ бы изъ благоразумія, чтобы не лишить уваженія свое произведеніе. Эта телеграмма могла заключать въ себѣ мистификацію, особенно потому, что ее прислали изъ Франціи. Какъ можно было предполагать, чтобы человѣкъ былъ довольно отваженъ, для предпринятія подобнаго путешествія? Если такой человѣкъ существуетъ, не былъ ли это помѣшанный, котораго слѣдуетъ заключить въ сумашедшій домъ, а не въ ядро!

Но о депешѣ знали, потому что передающіе ее приборы вовсе не скрытны по своей природѣ, и вѣсть о предложеніи Мишеля Ардана уже разнеслась по штатамъ Союза. Оттого Барбикенъ не имѣлъ никакого основанія молчать. Онъ собралъ своихъ товарищей, присутствующихъ въ Тампатоунѣ, и, не высказывая своей мысли, ничего не говоря о довѣріи, котораго заслуживаетъ телеграмма, совершенно холодно прочиталъ ея содержаніе.

— Невозможно! — Это невозможно! — Чистая шутка! — Надъ нами смѣются! — Смѣшно! — Безсмысленно! Всѣ эти возгласы выражали сомнѣніе, недовѣріе, обвиненіе въ глупости и безуміи, нѣсколько минутъ сопровождались тѣлодвиженіями, обыкновенными въ подобныхъ случаяхъ. Всякій улыбался, смѣялся, пожималъ. плечами или хохоталъ, смотря по расположенію духа. Одинъ I. Т. Мастонъ сказалъ восторженно:

— Вѣдь это мысль!

— Да, отвѣчалъ маіоръ: — но если иногда позволено имѣть мысли въ родѣ этой, то съ тѣмъ условіемъ, чтобы не думать объ ихъ исполненіи.

— Почему такъ? живо спросилъ секретарь оружейнаго клуба, готовый къ спору. Но его не хотѣли заводить.

Между тѣмъ имя Мишеля Ардана уже ходило по городу Тампатоуну. Пріѣзжіе и туземцы смотрѣли другъ на друга, спрашивали, шутили, не надъ европейцемъ, — онъ представлялся миѳомъ, химерической особой, — но надъ I. Т. Мастономъ, который могъ повѣрить въ существованіе такой сказочной особы. Когда Барбикенъ предложилъ отправить ядро на луну, каждый находилъ предпріятіе естественнымъ, исполнимымъ и простымъ дѣломъ балистики! Но, чтобы разумное существо предложило усѣсться въ ядро и исполнить невѣроятное путешествіе, это казалось предположеніемъ чисто воображаемымъ, шуткою, потѣхою, просто «гумбукомъ.»

Насмѣшки продолжались до самаго вечера, не прерываясь, и можно утверждать, что весь Союзъ хохоталъ до упаду, что бываетъ рѣдко въ этой странѣ, гдѣ невѣроятныя предпріятія легко находятъ защитниковъ, приверженцевъ и партизановъ.

Между тѣмъ предложеніе Ардана, какъ и всѣ новыя мысли, подѣйствовало на нѣкоторые умы. Это измѣнило обыкновенное теченіе мыслей. «Объ этомъ еще не подумали!» Этотъ случай вызвалъ манію именно но своей странности. О немъ размышляли. Сколько вещей, отрицаемыхъ нынѣ, осуществлялись впослѣдствіи! Отчего бы не выполниться этому путешествію когда-нибудь? Во всякомъ случаѣ, человѣкъ, который хотѣлъ рисковать собою такимъ образомъ, долженъ былъ быть сумасшедшій и, конечно, такъ какъ его предложеніе не было принято серьезно, ему лучше было бы молчать, вмѣсто того, чтобы безпокоить цѣлое населеніе смѣшнымъ своимъ вздоромъ.

Но существовала ли въ самомъ дѣлѣ такая особа? Великій вопросъ! Это имя Мишель Арданъ не было неизвѣстно въ Америкѣ! Оно принадлежало европейцу, часто упоминаемому въ отважныхъ предпріятіяхъ. Притомъ телеграмма, пропущенная сквозь глубокій Атлантическій океанъ, указаніе судна, на которомъ французъ намѣревался пріѣхать, число, опредѣленное для скораго его прибытія, всѣ эти обстоятельства подавали поводъ къ предположеніямъ, имѣющимъ нѣкоторую вѣроятность. Надобно было всему разъясниться. Вскорѣ многія личности сошлись группами. Группы соединились подъ вліяніемъ любопытства, какъ атомы вслѣдствіе молекулярнаго притяженія, и наконецъ образовалась густая толпа, которая пустилась къ жилищу президента Барбикена.

Послѣдній, послѣ прибытія депеши, не высказывался; онъ предоставилъ Г. Т. Мастону сказать свое мнѣніе, не выражая ни одобренія, ни порицанія; онъ оставался спокойнымъ и рѣшился ждать событія, на которое не разсчитывалъ. Онъ видѣлъ нетерпѣніе публики и весьма недовольный смотрѣлъ, какъ населеніе Тампы собирается подъ его окнами. Вскорѣ раздался опять крикъ, возгласы, которые заставили его наконецъ выйти. Поэтому видно, что онъ имѣлъ всѣ обязанности, а вслѣдствіе того и всѣ непріятности знаменитости.

И такъ онъ явился; всѣ затихли, и одинъ гражданинъ заговорилъ, прямо предлагая слѣдующій вопросъ:

— Лицо, означенное въ депешѣ подъ именемъ Мишеля Ардана, на пути ли въ Америку, или нѣтъ?

— Господа, отвѣчалъ Барбикенъ: — я этого не знаю, точно также, какъ и вы.

— Это надобно знать, — вскричалъ нетерпѣливый голосъ.

— Время намъ покажетъ это, — отвѣчалъ холодно президентъ.

— Время не имѣетъ права оставлять въ невѣдѣніи цѣлую страну, — продолжалъ ораторъ. Измѣнили ли вы планъ формы бомбы, какъ этого требуетъ телеграмма?

— Нѣтъ, господа. Но вы говорите правду, надобно знать, въ чемъ дѣло; телеграфъ, который произвелъ все это волненіе, долженъ пополнить свѣдѣнія.

— Къ телеграфу! Къ телеграфу! вскричала толпа.

Барбикенъ сошелъ, и во главѣ огромнаго собранія отправился къ телеграфной канцеляріи.

Чрезъ нѣсколько минутъ отправили депешу къ синдику корабельныхъ маклеровъ въ Ливерпулѣ. Спрашивали отвѣты на слѣдующіе вопросы:

Что за судно Атланта? Когда оно покинуло Европу? Находится ли на немъ французъ по имени Мишель Арданъ?

Чрезъ два часа послѣ этого Барбикенъ получилъ точныя свѣдѣнія, которыя не оставляли ни малѣйшаго сомнѣнія.

Пароходъ Атланта отплылъ изъ Ливерпуля, 2 октября, отправляясь въ Тампатоунъ. На немъ находился французъ, который записанъ въ книгѣ пасажировъ подъ именемъ Мишеля Ардана.

При этомъ подтвержденіи первой депеши, глаза предсѣдателя блеснули внезапно огнемъ, кулаки сжались сильно и слышно было, какъ онъ пробормоталъ:

— Значитъ, это правда! Это возможно! Этотъ французъ существуетъ! И черезъ двѣ недѣли онъ будетъ здѣсь! Это сумасшедшій, это сумасбродъ! Я никогда не соглашусь…

Между тѣмъ въ тотъ же вечеръ онъ написалъ дому Бридвеля и К°, прося его остановить до новаго приказанія отливку бомбы.

Разсказать теперь волненіе, которое овладѣло всею Америкой; дѣйствіе сообщенія Барбикена, которое удесятерилось; что говорили журналы Союза, какъ они приняли новость и какимъ образомъ воспѣвали прибытіе героя Стараго Свѣта; описать лихорадочное волненіе, въ которомъ жили всѣ, считая часы, минуты и секунды; дать понятіе, даже слабое, объ утомительной неотступности единственной мысли, завладѣвшей всѣми головами; указать, какъ произошла задержка всѣхъ дѣлъ, прекращеніе работъ, застой торговли, остановка судовъ, готовыхъ отплыть, чтобы увидѣть прибытіе Атланты; какъ прибывали полные поѣзды и возвращались пустые, безпрерывно плавали пароходы, пакетботы, яхты и суда всевозможныхъ размѣровъ въ заливъ Эспириту-Санто; пересчитать милліоны любопытныхъ, которые въ двѣ недѣли учетверили населеніе Тампатоуна и должны были всѣ остановиться въ палаткахъ, какъ армія въ походѣ, — описать все это выше человѣческихъ силъ, и предпріятіе такого описанія было бы дерзостью.

25 октября, въ 9 часовъ утра, береговой телеграфъ въ Багамскомъ каналѣ сообщилъ, что на горизонтѣ видѣнъ густой дымъ. Чрезъ два часа послѣ этого большой пароходъ обмѣнивался съ телеграфомъ знаками. Тотчасъ же въ Тампатоунъ было сообщено имя Атланты. Въ 4 часа англійское судно вступило въ заливъ Эспириту-Санто. Въ 5 часовъ оно проходило чрезъ входъ рейда Гилисборо на полныхъ парахъ. Въ 6 часовъ оно было въ портѣ Тампы.

Якорь еще не спустился на землю, какъ 500 судовъ окружили Атланту, и пароходъ былъ взятъ приступомъ. Барбикенъ первый взошелъ на судно и голосомъ, въ которомъ съ трудомъ скрывалось волненіе, воскрикнулъ: Мишель Арданъ!

— Здѣсь! сказалъ человѣкъ, стоящій на ютѣ.

Барбикенъ, скрестивъ руки, съ вопросительнымъ взглядомъ, безмолвно вперилъ взоры на пасажира Атланты.

Это былъ человѣкъ 42 лѣтъ, высокій, но я же нѣсколько сгорбленный, въ родѣ каріатидъ, которыя поддерживаютъ балконы на своихъ плечахъ. Его большая голова, похожая на львиную, иногда встряхивала рыжіе волосы, образовавшіе настоящую гриву. Короткое лицо, широкое въ вискахъ, съ щетинистыми усами, какъ у кошки, и съ небольшими пучками желтыхъ волосъ на толстыхъ щекахъ, круглые глаза, немного дикіе, и близорукій взглядъ пополняли эту физіономію, весьма похожую на кошачью. Но носъ имѣлъ смѣлое очертаніе, ротъ былъ совершенно человѣческій, лобъ высокій, умный и изборожденный, какъ поле, которое никогда не остается на пару. Наконецъ сильно развитое туловище, твердо опирающееся на длинныя ноги, мускулистыя руки, рычаги могучіе и хорошо прикрѣпленные, рѣшительная поступь дѣлали изъ этого европейца славнаго дѣтину, "болѣе выкованнаго, нежели отлитаго, " выражаясь словами, заимствованными изъ металургіи.

Ученикъ Лафатера или Грасіола безъ труда прочелъ бы на черепѣ и въ лицѣ этого человѣка неоспоримые признаки воинственности, т. е. отваги въ опасностяхъ, и стремленія устранять препятствія, черты добродушія и пристрастности къ нечеловѣческимъ вещамъ; но за то совсѣмъ не нашелъ бы шишки пріобрѣтательности, т. е. потребности обладать и пріобрѣтать.

Чтобы закончить очеркъ типа пасажира Атланты, надобно указать на его широкую одежду, его панталоны и пальто, — до того просторныя, что Мишель Арданъ самъ называлъ себя "губителемъ сукна, " — его широкій, растегнутый воротникъ рубашки, откуда выступала здоровая шея, и его рукава, всегда открытые, изъ которыхъ выглядывали жилистыя руки. Такъ сказать, можно было чувствовать, что этотъ человѣкъ, даже въ самые сильные морозы и при величайшихъ опасностяхъ, никогда не чувствовалъ холода.

Впрочемъ, на палубѣ парохода, посреди толпы, онъ ходилъ взадъ и впередъ, не останавливаясь ни на одномъ мѣстѣ, размахивая руками, говорилъ всѣмъ ты и грызъ себѣ ногти съ безпокойною раздражительностью. Это былъ одинъ изъ оригиналовъ, созданій, придуманныхъ природою въ минуту прихоти.

Дѣйствительно, самый характеръ Мишеля Ардана представлялъ широкое поле для наблюдателя. Эта удивительная особа жила безпрерывно въ преувеличеніяхъ и еще не пережила возраста превосходной степени; предметы рисовались на сѣтчатой оболочкѣ его глазъ въ необычайномъ размѣрѣ, оттого у него являлись исполинскія мысли; онъ видѣлъ все въ громадномъ размѣрѣ, за исключеніемъ трудностей и людей.

Впрочемъ, это была роскошная натура, художникъ по инстинкту, остроумный малый, у котораго остроты сыпались. При спорахъ онъ вовсе не заботился о логикѣ, сопротивлялся силлогизмами, которыхъ онъ никогда не изобрѣлъ бы, и отбивался посвоему. Онъ былъ истинный разбиватель стеколъ, съ полной силой дѣлалъ свои доводы ad hominem и любилъ защищать всякими средствами отчаянные вопросы.

Между прочимъ его маніею было — провозглашать крайнее свое незнаніе. Подобно Шекспиру, онъ презиралъ ученыхъ, «людей, говорилъ онъ, которые только отмѣчаютъ очки, когда мы играемъ партію.» Коротко сказать, это былъ цыганъ страны неимовѣрныхъ чудесъ, отважный Фаэтонъ, основательно управляющій колесницей солнца, Икаръ съ запасными крыльями. Впрочемъ, онъ платилъ за все самъ и платилъ хорошо: онъ бросался, поднявъ голову, въ безумныя предпріятія и, готовый переломить себѣ ноги, онъ всегда становился на ноги, точно куклы, которыми забавляются дѣти.

Коротко сказать, его девизомъ было: «Во что бы то ни стало!» и любовь къ невозможному была господствующей его страстью, какъ превосходно выразился Попе.

Но этотъ предпріимчивый малый имѣлъ также и недостатки. Кто ничѣмъ не рискуетъ, тотъ ничего не имѣетъ. Арданъ рисковалъ часто и все-таки не имѣлъ ничего! Это былъ настоящій палачъ денегъ, бочка Данаида. Впрочемъ онъ былъ человѣкъ совершенно безкорыстный; онъ былъ великодушенъ, милосердъ, благороденъ, не подписалъ бы смертнаго приговора жесточайшему врагу и продалъ бы себя въ неволю, чтобы выкупить негра. Во Франціи и въ Европѣ всѣ знали эту блестящую и шумную особу. Не заставлялъ ли онъ безпрерывно говорить о себѣ сотни голосовъ? Но онъ имѣлъ также огромное число враговъ между тѣми, которыхъ онъ болѣе или менѣе задѣвалъ, ранилъ, опрокидывалъ, немилосердно ударяя локтями, чтобы пробиться въ толпѣ.

Впрочемъ, его вообще любили и обращались съ нимъ какъ съ баловнемъ. Всѣ интересовались его отважными предпріятіями и слѣдили за нимъ съ безпокойными взорами. Знали что онъ неблагоразумно отваженъ! И если какой-нибудь другъ хотѣлъ остановить его, указывая на близость несчастія, онъ отвѣчалъ съ любезной улыбкой: — "Лѣсъ не сожигается ли собственными деревьями, " — вовсе не подозрѣвая, что произноситъ одну изъ прекраснѣйшихъ арабскихъ поговорокъ.

Вотъ каковъ былъ пасажиръ Атланты, всегда взволнованный, всегда кипучій подъ вліяніемъ внутренняго огня, всегда возмущенный не тѣмъ, что ему придется дѣлать въ Америкѣ, — онъ объ этомъ даже и не помышлялъ, — но вслѣдствіе лихорадочной его организаціи. Если существовалъ когда-либо поразительнѣйшій контрастъ, то это были французъ Мишель Арданъ и янки Барбикенъ, хотя оба они были предпріимчивы, смѣлы и отважны по своему.

Созерцаніе, которому предавался предсѣдатель оружейнаго клуба въ присутствіи этого соперника, который оттѣснялъ его на второй планъ, было прервано громогласными криками толпы. Эти крики сдѣлались наконецъ столь восторженными, и энтузіазмъ принялъ такую личную форму, что Мишель Арданъ, пожавъ съ тысячу рукъ, долженъ былъ спуститься въ каюту.

Барбикенъ послѣдовалъ за нимъ, не произнося ни одного слова.

— Вы Барбикенъ? спросилъ Мишель Арданъ, когда они остались, тономъ, какъ будто бы говорилъ съ другомъ, съ которомъ знался двадцать лѣтъ.

— Да, — отвѣчали предсѣдатель оружейнаго клуба.

— Хорошо же, здравствуйте, Барбикенъ, какъ вы поживаете? Хорошо? Ну, тѣмъ лучше: Тѣмъ лучше!

— Итакъ, — сказалъ Барбикенъ, не дѣлая никакого вступленія: — вы рѣшились отправиться?

— Положительно рѣшился.

— Ничто васъ не останавливаетъ?

— Ничто. Измѣнили ли вы форму бомбы, какъ было указано въ депешѣ?

— Я ожидалъ вашего прибытія. Но, — спросилъ Барбикенъ снова: — обдумали ли вы?

— Обдумалъ? Развѣ я имѣю время терять? Я нашелъ случай отправиться на луну и пользуюсь имъ, вотъ и все. Мнѣ кажется, что тутъ нечего раздумывать.

Барбикенъ поглощалъ глазами этого человѣка, который говорилъ о своемъ предпріятіи съ легкостью, съ совершенной увѣренностью и полнымъ отсутствіемъ безпокойства.

— Но, по крайней мѣрѣ, сказалъ онъ: — имѣете ли вы планъ о средствахъ исполненія?

— Превосходный, любезный Барбикенъ. Но позвольте сдѣлать вамъ одно замѣчаніе: я люблю разсказать свою исторію одинъ разъ всѣмъ, чтобы больше о томъ не было вопросовъ. Такимъ образомъ избѣгаешь повтореній. Итакъ, лучше всего пригласите вашихъ друзей, вашихъ товарищей, весь городъ, всю Флориду, всю Америку, если хотите, и завтра я готовъ развить мои средства и отвѣчать на какія-бы то ни было возраженія. Будьте спокойны, я жду ихъ съ твердостью. Согласны вы?

— Согласенъ, — отвѣчалъ Барбикенъ.

Послѣ этого предсѣдатель вышелъ изъ каюты и передалъ толпѣ предложеніе Мишеля Ардана. Его слова были приняты топаньемъ ногъ и криками радости. Это уничтожило всѣ затрудненія. На другой день всякій могъ, какъ ему угодно, разглядывать европейскаго героя. Впрочемъ, нѣкоторые зрители, болѣе упорные, не хотѣли покинуть палубу Атланты; они провели ночь на суднѣ. Между прочими I. Т. Мастонъ ввинтилъ свой крючекъ въ рыбину юта, такъ что нуженъ былъ бы кабестанъ, чтобы оторвать его.

— Это герой! Герой! вскрикивалъ онъ на всевозможные тоны: — и мы ничто иное, какъ глупыя бабы въ сравненіи съ этимъ европейцемъ.

Что касается предсѣдателя, то, пригласивъ посѣтителей уйти, онъ возвратился въ каюту парохода и не покидалъ его, пока часы парохода не пробили четверти двѣнадцатаго.

Тогда оба соперника въ популярности пожали съ жаромъ другъ другу руки, и Мишель Ардань сказалъ предсѣдателю Барбикену: ты.

ГЛАВА XIX.
Сходка.

На другой день солнце взошло слишкомъ поздно для нетерпѣливой публики. Оно казалось лѣнивымъ для солнца, которое должно было озарить подобное празднество. Барбикенъ, опасаясь нескромныхъ вопросовъ относительно Мишеля Ардана, хотѣлъ ограничить аудиторію небольшимъ числомъ избранныхъ, напр. его товарищей. Но это значило бы предпринять дѣло въ родѣ задержанія Ніагары плотиной. Онъ долженъ былъ отказаться и подвергнуть новаго своего друга всѣмъ случайностямъ публичнаго собранія. Новая зала тампатоунской биржи, не смотря на свои исполинскіе размѣры, казалась недостаточною для церемоніи, потому что предполагаемое собраніе дѣйствительно принимало размѣры настоящаго митинга или сходки.

Для этого избрали обширную равнину, находящуюся за городомъ; въ нѣсколько часовъ успѣли защитить ее отъ солнечныхъ лучей. Корабли въ портѣ, богатые парусами, запасными мачтами и реями, доставили принадлежности для постройки огромной палатки. Вскорѣ обширное полотняное небо растянулось надъ сожженной равниной и защитило ее отъ дневного зноя. Тамъ умѣстилось 300,000 человѣкъ, которые въ теченіе нѣсколькихъ часовъ могли сопротивляться удушающей температурѣ, въ ожиданіи прибытія француза. Въ этой толпѣ зрителей первая треть могла видѣть и слышать; вторая треть худо видѣла и ничего не слышала; что касается третьей трети, то она ничего не видѣла и столько же слышала. Тѣмъ не менѣе эта послѣдняя треть съ большою готовностью аплодировала.

Въ 3 часа Мишель Арданъ появился въ сопровожденіи главныхъ членовъ оружейнаго клуба. Онъ шелъ, имѣя по правую руку предсѣдателя, а по лѣвую I. Т. Мастона, который былъ ярче солнца въ полдень и почти также красенъ.

Арданъ взошелъ на эстраду, съ которой его глаза проскользнули по океану черныхъ шляпъ. Онъ нисколько не казался смущеннымъ и быль какъ у себя, веселъ, простъ и любезенъ. При крикахъ ура, онъ отвѣчалъ граціознымъ поклономъ; потомъ, требуя рукою молчанія, онъ заговорилъ по англійски, выражаясь весьма вѣрно, слѣдующимъ образомъ.

«Господа, сказалъ онъ: — хотя уже жарко, но я удержу васъ нѣкоторое время, чтобы нѣсколько развить проектъ, который, кажется, васъ интересуетъ. Я не ораторъ и не ученый, и я вовсе не полагалъ говорить публично; но мой другъ Барбикенъ сказалъ мнѣ, что это доставитъ вамъ удовольствіе, и я жертвую собою. Итакъ слушайте меня вашими шестью стами тысячъ ушей и извините ошибки автора.»

Это непритязательное начало весьма понравилось присутствующимъ, которые выражали свое довольство одобрительнымъ говоромъ.

«Господа, сказалъ онъ: — не запрещается никакое выраженіе одобренія или порицанія. Условившись въ этомъ отношеніи, я начинаю. Сперва, не забывайте, вы имѣете дѣло съ невѣждою, но его невѣжество идетъ такъ далеко, что онъ даже не знаетъ трудностей. Оттого ему показалось совершенно простымъ, естественнымъ, легкимъ сдѣлаться пасажиромъ ядра и отправиться на луну. Это путешествіе должно совершиться ранѣе или позднѣе. Что касается способа перемѣщенія, то онъ составляетъ лишь послѣдствіе законовъ успѣха. Человѣкъ началъ путешествовать на четверенькахъ, затѣмъ въ одинъ прекрасный день на двухъ ногахъ, потомъ въ телѣжкѣ, потомъ въ коляскѣ, въ сидѣйкѣ, послѣ этого въ дилижансѣ, затѣмъ по желѣзной дорогѣ; но ядро — это повозка будущности и, правду сказать, планеты ничто иное какъ ядра, простыя пушечныя ядра, которыми метнула природа. Но воротимся къ нашему снаряду. Нѣкоторые изъ васъ, господа, могутъ полагать, что приданная ему скорость будетъ чрезмѣрна; это ничего не значитъ; всѣ звѣзды движутся скоро, и самая земля при своемъ движеніи вокругъ солнца несетъ насъ въ три раза быстрѣе. Вотъ нѣсколько примѣровъ. Только прошу васъ позволить мнѣ выражаться милями, потому что англійскія мѣры мнѣ мало знакомы, и я боюсь запутаться въ разсчетѣ.»

Просьба казалась совершенно естественною и была принята безъ затрудненія. Ораторъ послѣ этого продолжалъ:

«Вотъ, господа, сказалъ онъ: — скорость различныхъ планетъ. Я долженъ сознаться, что, не смотря на мое невѣжество, я весьма точно знаю эти мелкія астрономическія подробности; но чрезъ двѣ минуты вы будете столь же учены, какъ и я. Итакъ Нептунъ проходитъ въ часъ 5,000, Уранъ 7,000, Сатурнъ 8,858, Юпитеръ 11,675, Марсъ 22,011, Земля 27,500, Венера 32,190, Меркурій 52,520, нѣкоторыя кометы 1.400,000 въ своемъ перигеѣ! Что касается насъ, то мы настоящіе лѣнтяи, люди неспѣшащіе, наша скорость не превосходитъ 9,900 миль и она будетъ все уменьшаться! Я спрашиваю, есть ли тутъ чему удивляться и не очевидно ли, что когда нибудь все это такъ будетъ превзойдено гораздо большими скоростями при вѣроятномъ механическомъ содѣйствіи свѣта или электричества.»

Никто, казалось, не сомнѣвался въ указаніяхъ Мишеля Ардана.

«Дорогіе мои слушатели, продолжалъ онъ: — если вѣрить нѣкоторымъ ограниченнымъ умамъ, — человѣчество останется замкнутымъ въ тѣсный кругъ, который не будетъ въ состояніи перейти, и мы, осужденные прозябать на земномъ шарѣ, никогда не пріобрѣтемъ возможности отправиться въ планетное пространство! Это неправда! Мы поѣдемъ на луну, мы поѣдемъ на планеты, мы поѣдемъ на звѣзды, какъ нынѣ отправляются изъ Ливерпуля въ Нью-Іоркъ, легко, скоро, надежно; по атмосферному океану мы будемъ проходить точно такъ же, какъ и по земному! Разстояніе — только относительное слово и наконецъ будетъ обращено въ нуль.»

Собраніе, хотя и весьма расположенное къ французскому герою, нѣсколько остолбенѣло при этой отважной теоріи. Мишель Арданъ, повидимому, понялъ это.

"Кажется, вы не убѣждены, мои почтенные слушатели, продолжалъ онъ съ любезной улыбкой. Въ этомъ случаѣ станемте разсуждать. Знаете ли вы, сколько времени нужно для чрезвычайнаго поѣзда, чтобы достигнуть на луну? 300 дней, не больше, значитъ, путь этотъ, въ 86,410 миль, не болѣе девяти окружностей земли, и нѣтъ ни одного мореплавателя или нѣсколько дѣльнаго путешественника, который не сдѣлалъ бы такого пути въ теченіе своей жизни. Подумайте же, я буду въ дорогѣ только 97 часовъ! Вы, можетъ быть, представляете себѣ, что луна очень отдалена отъ земли и надобно два раза передумать, прежде нежели сдѣлать попытку. Но что сказали бы вы, если бы дѣло шло о путешествіи на Нептунъ, который находится на разстояніи 1,147,000.000 миль отъ солнца! Вотъ такое путешествіе немногіе могли бы совершить, какъ бы это ни стоило дешево! Самъ баронъ Ротшильдъ со своими милліардами не могъ бы заплатить за мѣсто, если бы требовалось только 5 су за километръ; у него не хватило бы 147 милліоновъ!

Эти доводы, казалось, нравились собранію; впрочемъ, Мишель Арланъ, преданный своему предмету, продолжалъ съ увлеченіемъ, чувствуя безъ сомнѣнія, что его слушаютъ, и сказалъ съ удивительною самоувѣренностью: "Итакъ, друзья мои, разстояніе между Нептуномъ и солнцемъ ничтожно, если сравнить его съ разстояніемъ до звѣздъ; дѣйствительно, чтобы выразить разстояніе этихъ звѣздъ, надобно заняться ослѣпляющей нумераціей, въ которой самыя малыя числа занимаютъ девять мѣстъ, и надобно принимать милліарды за единицы. Извините, если я такъ настаиваю на этомъ вопросѣ; но онъ имѣетъ живѣйшій интересъ. Послушайте и обсудите. Альфа въ Центаврѣ находится на разстояніи восьми тысячъ милліардовъ миль, Вега — пятидесяти тысячъ милліардовъ, Сиріусъ — пятидесяти тысячъ милліардовъ, Арктуръ — 52 тысячъ милліардовъ, полярная звѣзда — 117 тысячъ милліардовъ, Козелъ — 170,000 милліардовъ, а другія звѣзды на разстояніи тысячъ милліардовъ и милліардовъ милліардовъ миль! И при этомъ говорятъ о разстояніи, отдѣляющемъ планеты отъ солнца! Утверждаютъ, что такое разстояніе существуетъ! Ошибка! Ложь! Обманъ чувствъ! Знаете, что я думаю объ этомъ мірѣ, который начинается отъ лучезарной звѣзды и оканчивается Нептуномъ? Хотите ли вы знать мою теорію? Она проста! Для меня солнечный міръ представляетъ однообразное сплошное тѣло; планеты, входящія въ его составъ, тѣснятся, соприкасаются, и разстояніе между ними не болѣе какъ промежутокъ между частицами всякаго плотнаго матеріала, серебра или желѣза, золота или платины! Слѣдовательно, я въ правѣ утверждать и повторяю это съ убѣжденіемъ, которымъ вы всѣ проникнетесь: Разстояніе не болѣе какъ пустое слово, разстоянія не существуетъ! "

— Славно сказано! Браво! Ура! въ одинъ голосъ закричало собраніе, возбужденное тѣлодвиженіями и голосомъ оратора и отвагою его разсужденія.

— Нѣтъ! воскликнулъ I. Т. Мастонъ сильнѣе, остальныхъ: — нѣтъ, разстоянія не существуетъ!

Увлекаемый силой движеній своего тѣла, которымъ онъ едва могъ управлять, Мастонъ чуть не упалъ съ высокой эстрады на землю. Но ему удалось удержаться въ равновѣсіи, и онъ избавился отъ паденія, которое грубо доказало бы ему, что разстояніе не есть пустое слово. Затѣмъ рѣчь увлекательнаго оратора продолжалась.

«Друзья мои, сказалъ онъ: — я полагаю, что вопросъ этотъ теперь рѣшенъ. Если я не убѣдилъ всѣхъ — это потому, что былъ слишкомъ боязливъ въ моихъ доказательствахъ, слабъ въ моихъ доводахъ, и въ этомъ отношеніи долженъ винить недостаточность моихъ теоретическихъ знаній. Какъ бы то ни было, повторяю, что разстояніе между землей и ея спутникомъ не имѣетъ никакой важности и о немъ нечего заботиться серьезному уму. Полагаю, что я не скажу слишкомъ много, если стану утверждать, что въ непродолжительномъ времени будутъ поѣзды снарядовъ, помощью которыхъ можно будетъ удобно совершать путешествія отъ земли на луну. При этомъ странствованіи не нужно будетъ опасаться ни толчковъ, ни схожденія съ рельсовъ, и цѣль будетъ достигаться быстро, безъ утомленія, по прямой линіи, полетомъ пчелы, какъ выражаются ваши звѣроловы. Ранѣе чѣмъ въ 20 лѣтъ половина земли посѣтитъ луну.»

— Ура! да здравствуетъ Мишель Арданъ! воскликнули присутствующіе, даже тѣ, которые были всего менѣе убѣждены.

— Да здравствуетъ Барбикенъ! — скромно отвѣчалъ имъ ораторъ.

Это выраженіе благодарности къ возбудившему все предпріятіе было принято съ единодушными рукоплесканіями.

«Теперь, друзья мои, продолжалъ Мишель Арданъ: — если вы обратитесь ко мнѣ съ какимъ-нибудь вопросомъ, это, очевидно, затруднитъ такого человѣка, какъ я; но я все таки постараюсь отвѣчать вамъ.»

До тѣхъ поръ президентъ оружейнаго клуба могъ быть доволенъ направленіемъ разсужденія. Оно вращалось въ предѣлахъ спекулятивныхъ теорій, въ которыхъ Мишель Арданъ, увлекаемый живымъ своимъ воображеніемъ, высказался весьма блистательно. Слѣдовало предотвратить отклоненіе къ практическимъ вопросамъ, отъ которыхъ онъ отдѣлался бы, безъ сомнѣнія, менѣе хорошо. Оттого Барбикенъ поспѣшилъ заговорить и спросилъ новаго своего друга, полагаетъ ли онъ, обитаема ли луна и другія планеты?

«Ты мнѣ задаешь громадную задачу, почтенный мой предсѣдатель, отвѣчалъ ораторъ, улыбаясь; — впрочемъ, если я не ошибаюсь, люди весьма умные, Плутархъ, Сведенборгъ, Бернарденъ-де-Сенъ-Пьеръ, говорятъ въ этомъ отношеніи утвердительно. Если я стану на точку зрѣнія натуральной философіи, то долженъ буду думать точно такъ же. Я скажу себѣ, что въ мірѣ не существуетъ ничего безполезнаго и, отвѣчая на твой вопросъ, другъ мой Барбикенъ, я сдѣлаю другой вопросъ: я утверждаю, что если міры годны для обитанія, они обитаемы, были обитаемы, или же будутъ обитаемы.»

— Очень хорошо! закричали въ первыхъ рядахъ присутствующихъ, которыхъ мнѣніе было закономъ для дальнѣйшихъ рядовъ.

— Нельзя отвѣчать съ большей логикой и вѣрностью, — сказалъ предсѣдатель оружейнаго клуба: — слѣдовательно, вопросъ заключается въ томъ: годны ли міры для обитанія? Я съ своей стороны полагаю, что они годны.

— Что касается до меня, то я въ этомъ убѣжденъ, отвѣчалъ Мишель Арданъ.

— Впрочемъ, возразила, одинъ изъ присутствующихъ: — есть доводы противъ обитанія міровъ. Очевидно, что на большей части изъ нихъ условія жизни должны быть неодинаковы. Такимъ образомъ, на однихъ изъ нихъ придется замерзнуть, а на другихъ сгорѣть, смотря по тому, дальше ли они отъ солнца или ближе къ нему.

«Сожалѣю, отвѣчалъ Мишель Арданъ: — что не знаю лично почтенное лицо, возражающее мнѣ, потому что я бы попытался отвѣчать. Его возраженіе имѣетъ свою цѣну, но я полагаю, что его можно опровергнуть успѣшно, какъ и всѣ прочія, касающіяся до обитаемости міровъ. Если бы я былъ физикъ, я сказалъ бы, что на планетахъ, находящихся ближе къ солнцу, меньше двигающагося теплорода, и наоборотъ, на планетахъ дальнихъ больше, и этого явленія достаточно для равновѣшенія жара и поддержанія температуры, какую могутъ переносить существа, организованныя какъ мы. Если бы я былъ естествоиспытатель, то сказалъ бы, по примѣру многихъ знаменитыхъ ученыхъ, что на землѣ природа представляетъ намъ примѣръ животныхъ существъ въ различныхъ условіяхъ жизни; что рыба дышетъ въ средѣ, смертоносной для другихъ животныхъ; что земноводныя имѣютъ двойное существованіе, которое трудно объяснить; что нѣкоторые обитатели моря водятся на значительной глубинѣ и переносятъ давленіе въ 50 или 60 атмосферъ, не раздробляясь, что различныя водяныя насѣкомыя переносятъ всякую температуру и встрѣчаются какъ въ кипящихъ источникахъ, такъ и въ ледяныхъ равнинахъ океана; наконецъ, должно признаться, что природа обладаетъ различными средствами для произведенія непостижимыхъ иногда дѣйствій, но тѣмъ не менѣе существующихъ и доходящихъ до могущества. Если бы я былъ химикомъ, то сказалъ бы, что аэролиты, эти тѣла, очевидно образовавшіяся внѣ предѣловъ земнаго шара, выказали при анализѣ неопровержимые слѣды углерода, а это вещество происходитъ только отъ организованныхъ существъ, и что, по изысканіямъ Рейхенбаха, этотъ углеродъ непремѣнно происходитъ отъ животныхъ. Но я не химикъ, не натуралистъ, не физикъ. Оттого я предпочитаю свое невѣдѣніе великихъ законовъ, управляющихъ мірами, и ограничусь тѣмъ, что скажу: я не знаю, обитаемы ли міры, и такъ какъ я этого не знаю, то отправлюсь осмотрѣть ихъ.»

Попытался ли противникъ теоріи Мишеля Ардана представить новые доводы? Сказать это невозможно, потому что громкіе крики толпы не дали никому высказать своего мнѣнія. Когда возстановилось спокойствіе даже во всѣхъ отдѣльныхъ группахъ, то торжествующій ораторъ довольствовался прибавленіемъ слѣдующаго разсужденія.

«Вы можете представить себѣ, почтенные мои янки, что такого великаго вопроса я только коснулся; я не прибылъ сюда, чтобы читать вамъ публичныя лекціи и поддерживать положенія объ этомъ громадномъ предметѣ. Существуетъ цѣлый рядъ доводовъ въ пользу обитаемости міровъ. Я оставляю ихъ въ сторонѣ. Позвольте мнѣ остановиться только на одномъ. Для людей, которые утверждаютъ, что планеты необитаемы, должно отвѣчать: Ваше мнѣніе можетъ быть признано вѣрнымъ, если вы докажете, что земля возможно лучшій міръ; но именно это и не доказано, что бы ни говорилъ въ этомъ отношеніи Вольтеръ. Земля имѣетъ только одного спутника, между тѣмъ какъ Юпитеръ, Уранъ, Сатурнъ и Нептунъ имѣютъ къ своимъ услугамъ нѣсколькихъ, — преимущество, которое нечего презирать. Нашъ шаръ особенно неудобенъ тѣмъ, что его ось наклонена къ его пути. Вслѣдствіе этого происходитъ неравенство дней и ночей и непріятное разнообразіе временъ года. На нашемъ удивительномъ шарѣ всегда или слишкомъ холодно, или слишкомъ жарко; на немъ зимою мерзнутъ, а лѣтомъ жарятся; это планета простуды, насморка и кашля, между тѣмъ какъ, напр., на поверхности Юпитера, котораго ось наклонена весьма мало^[21], жители могли бы пользоваться неизмѣнною температурою; тамъ существуютъ поясы вѣчной весны, вѣчнаго лѣта, вѣчной осени и вѣчной зимы. Каждый юпитерецъ можетъ избрать климатъ, какой ему нравится, и на всю свою жизнь избавиться отъ колебаній температуры. Вы легко согласитесь, что это преимущество Юпитера предъ нашей планетой, не говоря уже, что на немъ годъ въ 12 разъ продолжительнѣе нашего! Сверхъ того очевидно, что при такихъ благопріятныхъ условіяхъ существованія жители этого счастливаго міра — существа возвышенныя, что тамошніе ученые гораздо ученѣе нашихъ, что художники искуснѣе, злые менѣе злы и добрые добрѣе, чѣмъ у насъ. Увы! чего не достаетъ нашему шару, чтобы достигнутъ этого совершенства? Пустяковъ! Оси вращенія, менѣе наклонной къ плоскости пути земли.»

— Въ такомъ случаѣ, воскликнулъ одинъ громкій голосъ: — соединимъ всѣ наши условія, изобрѣтемъ машину для выпрямленія оси земли.

При этомъ предложеніи, авторъ котораго не могъ быть никто иной кромѣ I. Т. Мастона, раздались громкія рукоплесканія. Весьма вѣроятно, что пламенный секретарь, увлеченный пыломъ инженера, рѣшился высказать такое отважное предложеніе; но должно замѣтить, — такъ какъ это правда, что многіе поддержали его своими криками. Безъ сомнѣнія, если бы имѣли точку опоры, которую требовалъ Архимедъ, американцы построили бы рычагъ, способный приподнять міръ и выпрямить его ось. Но именно точки этой опоры не имѣли отважные американскіе механики.

Но эта чрезвычайно практическая мысль имѣла громадный успѣхъ; преніе прекратилось на добрую четверть часа, и долго, очень долго въ Соединенныхъ Штатахъ Америки говорили о предложеніи, высказанномъ безсмѣннымъ секретаремъ оружейнаго клуба.

ГЛАВА XX.
Нападеніе и отпоръ.

Этотъ случай, казалось, закончилъ пренія и, повидимому, нельзя было найти лучшаго окончанія. Впрочемъ, когда волненіе успокоилось, то раздались слова, произнесенныя громкимъ строгимъ голосомъ:

— Теперь, когда ораторъ далъ полное раздолье воображенію, не возвратится ли онъ къ своему предмету, дѣлая меньше теоріи и разбирая практическую часть своей операціи?

Всѣ взоры обратились на особу, говорившую такимъ образомъ. Это былъ человѣкъ худощавый, сухой, съ лицомъ энергическимъ и блѣднымъ и бородой, остриженной по американски и висящей подъ подбородкомъ. Благодаря различнымъ движеніямъ, происшедшимъ въ собраніи, ему удалось мало-по-малу добраться до перваго ряда присутствующихъ. Тутъ, сложивъ руки на крестъ, съ блестящими отважными глазами, онъ не сводилъ глазъ съ героя собранія. Выразивъ свой вопросъ, онъ замолчалъ, и, казалось, на него не имѣли никакого вліянія тысячи глазъ, обращенныхъ на него, и ропотъ недовольства, вызванный его словами. Такъ какъ отвѣта долго не было, онъ повторилъ свой вопросъ ясно и опредѣлительно и затѣмъ прибавилъ:

— Мы собрались сюда, чтобы заниматься луной, а не землей.

— Вы правы, милостивый государь, отвѣчала. Мишель Арданъ: — преніе отклонилось отъ своего предмета. Возвратимся къ лунѣ.

— Милостивый государь, — продолжалъ незнакомецъ: — вы утверждаете, что нашъ спутникъ обитаемъ. Хорошо. Но если существуютъ селениты, то они навѣрно живутъ не дыша, потому что — я предупреждаю васъ объ этомъ въ вашемъ интересѣ — на лунѣ нѣтъ ни малѣйшей частицы воздуха.

При этихъ словахъ Арданъ взбилъ свои рыжіе волосы; онъ понялъ, что съ этимъ человѣкомъ начинается борьба о самомъ живомъ предметѣ вопроса. Онъ, въ свою очередь, вперилъ глаза и сказалъ:

— А! На лунѣ нѣтъ воздуха! Не угодно ли вамъ сказать, кто это утверждаетъ?

— Ученые.

— Въ самомъ дѣлѣ?

— Въ самомъ дѣлѣ.

— Милостивый государь, — продолжалъ Мишель Арданъ: — оставляя въ сторонѣ всѣ шутки, я весьма уважаю ученыхъ, которые знаютъ, но глубоко презираю ученыхъ, которые не знаютъ.

— Вы знаете такихъ, которые относятся къ послѣдней категоріи?

— Весьма близко. Во Франціи одинъ утверждаетъ, что «математически» птица не можетъ летать. Другой, который теоретически доказываетъ, что рыба не создана, чтобы жить въ водѣ.

— Дѣло вовсе не идетъ о нихъ, милостивый государь, и я могъ бы привести въ подтвержденіе моего положенія имена, которыя вы не отвергнете.

— Въ такомъ случаѣ, вы весьма затрудните бѣднаго невѣжду, который впрочемъ весьма охотно принимаетъ поученія.

— Такъ для чего же вы приступаете къ научнымъ вопросамъ, если не изучили ихъ? спросилъ незнакомецъ довольно грубо.

— Отчего? возразилъ Арданъ: — потому что тотъ гораздо отважнѣе, кто не подозрѣваетъ опасности! Я ничего не знаю, это правда, но именно эта слабость составляетъ мою силу.

— Ваша слабость доходитъ до безумія, воскликнулъ незнакомецъ съ досадою.

— Тѣмъ лучше, возразилъ Французъ: — если только мое безуміе доведетъ меня до луны.

Барбикенъ и его товарищи пожирали глазами противника, который такъ отважно сопротивлялся предпріятію. Никто его не зналъ, и предсѣдатель, мало увѣренный въ послѣдствіи пренія, начатаго такъ прямо, смотрѣлъ на своего новаго друга съ нѣкоторою боязнью. Собраніе было внимательно и нѣсколько безпокойно, потому что эта борьба обратила ихъ вниманіе на опасности или невозможность операціи.

— Милостивый государь, — продолжалъ противникъ Мишель Ардана: — многочисленные и неопровержимые доводы доказываютъ отсутствіе атмосферы вокругъ луны. Я даже скажу, что если вокругъ луны когда либо существовала атмосфера, то она должна была быть привлечена землею. Но я лучше представлю вамъ неопровержимые факты.

— Представляйте, милостивый государь, отвѣчалъ Мишель Арданъ съ чрезвычайною учтивостью. Представляйте, сколько вамъ угодно.

— Вы знаете, — сказалъ незнакомецъ: — что когда солнечные лучи проходятъ какую-нибудь среду, какъ напр. воздухъ, они отклоняются отъ прямой линіи или, другими словами, претерпѣваютъ преломленіе. Итакъ, если звѣзды скрываются луною, никогда ихъ лучи, проскользая по самому краю луны, не претерпѣваютъ ни малѣйшаго отклоненія и не представляютъ даже слѣдовъ преломленія. Изъ этого, очевидно, должно вывести, что луна не окружена атмосферой.

Всѣ глядѣли на француза, потому что допущеніе этого довода повлекло бы за собою жестокія послѣдствія.

— Въ самомъ дѣлѣ, — отвѣчалъ Мишель Арданъ: — такъ вотъ лучшій вашъ доводъ, если не сказать единственный. Ученый, можетъ быть, и былъ бы затрудненъ возражать на него; но я скажу вамъ, что этотъ доводъ не имѣетъ безусловной цѣны, потому что предполагаетъ, будто бы угловой діаметръ луны опредѣленъ вполнѣ, между тѣмъ какъ это вовсе еще не выполнено. Но оставимъ это и скажите мнѣ, милостивый государь, допускаете ли вы существованіе вулкановъ на лунѣ?

— Погасшихъ вулкановъ, — да; дѣятельныхъ же нѣтъ.

— Позвольте же мнѣ однако предполагать, не переходя за предѣлы логики, что эти вулканы были дѣятельны нѣкоторое время.

— Въ этомъ нельзя сомнѣваться, но такъ какъ они сами могли доставлять кислородъ, нужный для горѣнія, то изверженія огнедышащихъ горъ вовсе не доказываютъ присутствія лунной атмосферы.

— Оставимъ это, отвѣчалъ Мишель Арданъ: — откажемся отъ доводовъ такого рода и перейдемъ къ прямымъ наблюденіямъ. Но я предваряю васъ, что прежде всего назову имена.

— Называйте.

— Хорошо, я называю. Въ 1715 г. астрономы Лувиль и Галлей, наблюдая затмѣніе третьяго мая, замѣтили нѣкоторое странное сверканіе. Это появленіе свѣта, быстро и часто возобновляющееся, приписывалось грозамъ, происходящимъ въ атмосферѣ луны.

— Въ 1715 г., отвѣчалъ незнакомецъ: — астрономы Лувиль и Галлей приняли за лунное явленіе чисто земное въ родѣ метеоровъ или другое, которыя возникаютъ въ атмосферѣ. Вотъ, что отвѣчали ученые, когда обнародывали эти факты, и вотъ что я отвѣчаю вмѣстѣ съ ними.

— Хорошо, отвѣчалъ Арданъ, нисколько не смущаясь возраженіемъ. Не замѣтилъ ли въ 1787 г. Гершель огромное число свѣтящихся точекъ на поверхности луны?

— Безъ сомнѣнія, но, не объяснивъ происхожденія этихъ точекъ, самъ Гершель не сдѣлалъ вывода, что ихъ появленіе указываетъ на существованіе лунной атмосферы.

— Вы отвѣчаете отлично, сказалъ Мишель Арданъ: — я вижу, что вы очень сильны въ селенографіи.

— Весьма силенъ, милостивый государь, и я прибавлю, что самые искусные наблюдатели, которые лучше другихъ изучили ночное свѣтило, Беръ и Медлеръ, единогласно утверждаютъ, что на поверхности луны рѣшительно нѣтъ воздуха.

Между присутствующими произошло движеніе, вызванное доводами этой странной особы.

— Пойдемте дальше, возразилъ Мишель Арданъ съ величайшимъ спокойствіемъ и улыбаясь: — перейдемъ къ важнымъ фактамъ. Одинъ искусный французскій астрономъ Лоседа, наблюдая затмѣніе 18 іюля 1860 г., убѣдился, что роги возрастающаго серпа солнца округлены и притуплены. Это явленіе могло происходитъ не иначе, какъ вслѣдствіе отклоненія солнечныхъ лучей сквозь лунную атмосферу, и невозможно представить какое нибудь другое объясненіе.

— Но вѣренъ ли самый фактъ? съ живостью спросилъ незнакомецъ.

— Вполнѣ вѣренъ.

Новое движеніе выказало, что собраніе одобряетъ своего любимаго героя, котораго противникъ замолчалъ. Арданъ опять заговорилъ и, вовсе не гордясь выгоднымъ своимъ положеніемъ, просто сказалъ:

— Вы видите, милостивый государь, нельзя рѣшительно отвергать существованіе атмосферы луны. Эта атмосфера, вѣроятно, очень легка, но нынѣ наука вообще допускаетъ ея существованіе.

— Во всякомъ случаѣ не на горахъ, отвѣчалъ незнакомецъ, не желавшій отказаться отъ спора.

— Нѣтъ, но въ глубинѣ долинъ и не выше нѣсколькихъ сотъ футовъ.

— Во всякомъ случаѣ вамъ придется принять предосторожности, потому что этотъ воздухъ долженъ быть страшно рѣдокъ.

— О, милостивый государь, его всегда будетъ довольно для одного человѣка; впрочемъ, когда я буду тамъ, то постараюсь быть бережливымъ и дышать лишь при особенныхъ случаяхъ.

Раздался громкій хохотъ, и таинственный противникъ гордо окинулъ собраніе глазами.

— И такъ, продолжалъ Мишель Арданъ совершенно свободно: — мы согласились относительно присутствія нѣкоторой атмосферы, и потому принуждены допустить присутствіе нѣкотораго количества воды. Это выводъ, которому я съ своей стороны чрезвычайно радуюсь. Впрочемъ, любезный мой противникъ позволитъ мнѣ представить еще одно наблюденіе. Мы знаемъ только одну сторону луны, и если на поверхности, обращенной къ намъ, мало воздуха, весьма можетъ быть, что его много на противоположной.

— Почему же такъ?

— Потому что луна подъ вліяніемъ земли приняла форму яйца, обращеннаго къ намъ острымъ концомъ. Вслѣдствіе этого, поразсчету Ганзена, центръ тяжести луны находится на противоположномъ полушаріи, изъ чего должно вывести, что вся масса воздуха и воды должна была увлечься на другую сторону нашего спутника въ первые дни его созданія.

— Чистая выдумка! вскричалъ незнакомецъ.

— Нѣтъ, чистая теорія, которая опирается на законы механики, и, мнѣ кажется, ее трудно опровергнуть. И такъ я обращусь къ этому собранію и предлагаю голосовать вопросъ: возможна ли на поверхности луны жизнь въ родѣ земной?

Триста тысячъ присутствующихъ сразу одобрили предложеніе. Противникъ Мишеля Ардана хотѣлъ еще говорить, но его нельзя было слышать. Крики и угрозы сыпались на него градомъ.

— Довольно, довольно! кричали одни.

— Выгоните этого нахала! кричалъ другой.

— Вонъ его! Вонъ его! ревѣла раздраженная толпа. Но онъ оставался твердымъ, держась за эстраду, не трогаясь и сопротивляясь бурѣ, которая приняла бы болѣе громадные размѣры, еслибы Мишель Арданъ не успокоилъ ее однимъ тѣлодвиженіемъ. Онъ былъ слишкомъ благороденъ, чтобы покинуть своего противника въ такой крайности.

— Вы хотѣли прибавить нѣсколько словъ? спросилъ онъ очень любезно.

— Да, сотню, тысячу, отвѣчалъ незнакомецъ съ жаромъ. Или, вѣрнѣе сказать, только одно! Чтобы оставаться при вашемъ предпрітіи, надобно быть….

— Неблагоразумнымъ! Какъ можете вы утверждать это обо мнѣ, который потребовалъ отъ друга моего Барбикена цилиндрическое ядро, чтобы не вращаться на пути какъ бѣлка!

— Но, несчастный, отъ страшнаго противоудара вы будете размозжены при выстрѣлѣ.

— Дорогой мой противникъ, вы затрогиваете истинную и единственную трудность.

— А жаръ, который разовьется вслѣдствіе скорости движенія ядра сквозь слой воздуха?

— О! стѣны его толсты и я быстро миную атмосферу.

— А съѣстные припасы? Вода?

— Я разсчиталъ, что могу взять съ собою на годъ, а все мое путешествіе будетъ продолжаться четыре дня.

— А воздухъ для дыханія на пути?

— Я его приготовлю химическимъ путемъ.

— А ваше паденіе на луну, если вы и прибудете на нее?

— Оно совершится въ шесть разъ медленнѣе, чѣмъ на землѣ, потому что тяжесть на поверхности луны въ 6 разъ меньше, чѣмъ на землѣ.

— Но оно все-таки будетъ достаточно, чтобы раздробить васъ какъ стекло.

— А что помѣшаетъ мнѣ замедлить мое паденіе ракетами, вставленными надлежащимъ образомъ и зажженными во время?

— Но если и предположить, что всѣ трудности будутъ устранены, всѣ препятствія уничтожены, и допустить, что все для васъ будетъ благопріятно и вы достигнете луны здравы и невредимы, какимъ образомъ вы воротитесь?

— Я вовсе не возвращусь.

При этомъ отвѣтѣ, который былъ почти возвышеннымъ по своей простотѣ, собраніе оставалось безмолвнымъ. Но это безмолвіе было краснорѣчивѣе, чѣмъ восторженные крики. Незнакомецъ воспользовался имъ, чтобы возразить въ послѣдній разъ.

— Вы непремѣнно умертвите себя, вскричалъ онъ: — и ваша смерть, которая будетъ только смертью безумнаго, не принесетъ пользы наукѣ.

— Продолжайте, великодушный мой незнакомецъ, потому что, въ самомъ дѣлѣ, вы предсказываете весьма пріятно.

— О, это слишкомъ! вскричалъ противникъ Мишеля Ардана: — и я не знаю, къ чему я продолжаю такой споръ, въ которомъ такъ мало серьезнаго! Исполняйте, какъ вамъ угодно, ваше безумное предпріятіе! Не вамъ придется отвѣчать за него.

— О, не стѣсняйтесь.

— Нѣтъ, другой долженъ будетъ отвѣчать за ваши дѣйствія.

— Кто же это, не угодно ли сказать вамъ? спросилъ Мишель Арданъ повелительнымъ голосомъ.

— Невѣжда, который организовалъ эту попытку, столь-же невозможную, какъ и смѣшную.

Нападеніе было совершено прямо. Барбикенъ, который съ самаго начала спора съ величайшимъ усиліемъ удерживался отъ принятія въ немъ участія, быстро всталъ и пошелъ впередъ, чтобы идти къ противнику, который нападалъ на него прямо, но увидѣлъ себя внезапно отдѣленнымъ отъ него.

Сотни сильныхъ рукъ сразу подняли эстраду, и предсѣдатель оружейнаго клуба долженъ былъ вмѣстѣ съ Мишелемъ Арданомъ раздѣлить почести торжества. Помостъ былъ тяжелъ, но несшіе его безпрерывно смѣнялись и всѣ спорили и боролись, чтобы своими плечами выразить признательность.

Между тѣмъ незнакомецъ вовсе не воспользовался возникшими безпорядками, чтобы оставить свое мѣсто. И могъ ли онъ исполнить это посреди толпы? Нѣтъ, безъ сомнѣнія. Во всякомъ случаѣ, онъ былъ въ первомъ ряду со сложенными руками и поглощая предсѣдателя Барбикена глазами.

Послѣдній также не терялъ его изъ вида, и взоры обоихъ этихъ людей скрещивались, какъ трепещущія шпаги.

Во время торжественнаго шествія крики толпы достигли величайшей силы. Мишелю Ардану это очевидно нравилось. Лицо его сіяло. По временамъ эстрада качалась, какъ судно волнами. Но оба героя собранія привыкли къ морской качкѣ; они не трогались и ихъ судно безъ всякой аваріи прибыло въ портъ Тампатоунъ.

Мишель Арданъ благополучно увернулся отъ послѣднихъ объятій своихъ могучихъ почитателей; онъ убѣжалъ въ гостиницу Франклинъ и поспѣшно легъ въ постель, между тѣмъ какъ армія изъ сотни тысячъ человѣкъ караулила подъ его окнами.

Барбикенъ, наконецъ освободившись, прямо пошелъ къ своему противнику.

— Пойдемте, сказалъ онъ коротко.

Незнакомецъ пошелъ за нимъ къ набережной, и вскорѣ оба они бьтли наединѣ у входа въ верфь, открытую на Джонъ-Фоль.

Тутъ враги, еще незнакомые другъ съ другомъ, переглядывались.

— Кто вы такой?

— Капитанъ Николь.

— Я это подозрѣвалъ. До сихъ поръ случай никогда не приводилъ васъ на мой путь.

— Я сталъ на вашу дорогу.

— Вы меня оскорбили.

— Публично.

— И вы должны удовлетворить меня за это оскорбленіе.

— Тотчасъ.

— Нѣтъ, я желаю, чтобы все между нами произошло въ тайнѣ. На разстояніи трехъ миль отъ Тампатоуна есть лѣсъ Скерснау. Знаете вы его?

— Я знаю.

— Не угодно ли вамъ будетъ войти въ этотъ лѣсъ съ одной стороны въ 5 часовъ утра?

— Да, если въ это же время вы войдете съ другой.

— И вы не забудете своего оружія, сказалъ Барбикенъ.

— Точно также, какъ вы не забудете своего, отвѣчалъ Николь.

Переговоривъ такимъ образомъ совершенно холодно, предсѣдатель оружейнаго клуба и капитанъ разошлись. Барбикенъ, возвратившись домой, вовсе не думалъ отдыхать, а провелъ ночь, изыскивая средства для предотвращенія противоудара снаряда и рѣшенія трудной задачи, предложенной Мишелю Ардану во время преній собранія.

ГЛАВА XXI.
Какимъ образомъ французъ устроиваетъ дѣло.

Въ то время, какъ предсѣдатель и капитанъ условливались о дуэли страшной и дикой, въ которой каждый противникъ становился охотникомъ за другимъ, Мишель Арданъ отдыхалъ отъ утомленія вслѣдствіе своего торжества. Отдыхать очевидно не есть вѣрное выраженіе, потому что американскія постели могутъ соперничать въ твердости только съ мраморными или гранитными столами.

Арданъ спалъ довольно дурно, ворочался, переворачивался на скатертяхъ, служившихъ ему простынями, и помышлялъ о томъ, что въ ядрѣ онъ устроитъ себѣ лучшую постель, когда сильный шумъ прервалъ его сны. Его дверь тряслась отъ сильныхъ ударовъ, казалось, въ нее ударяли желѣзнымъ инструментомъ. Громогласный голосъ прибавлялся къ этому раннему шуму.

— Отворяй, кричали: — отворяй! Во имя неба, отворяй же!

Арданъ не имѣлъ никакого повода успокоиться при этомъ шумномъ требованіи. Впрочемъ онъ всталъ и открылъ дверь, когда она уже было уступала усиліямъ упорнаго посѣтителя.

Секретарь оружейнаго клуба ворвался въ комнату. Бомба не вторгнулась бы съ меньшей церемоніей.

— Вчера вечеромъ, вскричалъ I. Т. Мастонъ напрямикъ: — предсѣдатель оружейнаго клуба былъ оскорбленъ въ собраніи. Онъ вызвалъ своего противника, который никто иной, какъ капитанъ Николь! Они имѣютъ поединокъ сегодня утромъ въ Скернаускомъ лѣсу! Я это узналъ отъ самого Барбикена! Если его убьютъ, то весь нашъ проектъ уничтожится! Надобно предотвратить этотъ поединокъ! Одинъ только человѣкъ имѣетъ власть надъ Барбикеномъ, чтобы остановить его, и этотъ человѣкъ — Мишель Арданъ.

Въ то время, какъ I. Т. Мастонъ говорилъ такимъ образомъ, Мишель Арданъ, отказываясь прерывать его, влѣзъ въ свои широкія панталоны, и менѣе чѣмъ чрезъ полминуты послѣ этого оба друга шли по предмѣстьямъ Тампатоуна.

Во время этого поспѣшнаго шествія, Мастонъ сообщилъ Ардану положеніе дѣла. Онъ разсказалъ ему объ истинной причинѣ вражды между Николемъ и Барбикеномъ, что эта вражда уже очень давняя, почему, благодаря усиліямъ общихъ друзей, капитанъ и Барбикенъ никогда не видались. Наконецъ онъ прибавилъ, что дѣло идетъ лишь о соперничествѣ брони и ядра, и что сцена въ собраніи была ничто иное, какъ случай, который Николь давно отыскивалъ, чтобы удовлетворить давнишней своей ненависти.

Нѣтъ ничего ужаснѣе поединковъ въ Америкѣ, во время которыхъ противники ищутъ другъ другавъ чащѣ, подстерегаютъ изъ-за кустовъ и стрѣляютъ врага въ частомъ лѣсу, какъ въ лютаго звѣря. Тогда каждый изъ противниковъ долженъ завидовать удивительнымъ качествамъ, свойственнымъ луговымъ индіанцамъ, ихъ соображеніямъ, изумительной хитрости, способности отыскивать слѣды и чуять врага. Какая нибудь ошибка, нерѣшительность, неудачный шагъ, могутъ повлечь за собою смерть. При такихъ поединкахъ, янки часто берутъ съ собою собакъ, и гоняются другъ за другомъ въ теченіе цѣлыхъ часовъ.

— Какіе ужасные вы люди! воскликнулъ Мишель Арданъ, когда его товарищъ описалъ ему весьма энергически, какимъ образомъ исполняется у нихъ поединокъ.

— Мы уже таковы, отвѣчалъ I. М. Мастонъ: — но поспѣшимъ.

Между тѣмъ Мишель Арданъ и секретарь, не смотря на свое стараніе пройти какъ можно скорѣе чрезъ равнину, еще мокрую отъ росы, при чемъ они переходили чрезъ поля, они все-таки добрались до Скернаускаго лѣса лишь не ранѣе половины шестаго. Барбикенъ, должно быть, перешелъ чрезъ свою опушку за полчаса.

Въ лѣсу работалъ одинъ старый дровосѣкъ, занятый складываніемъ кучъ изъ нарубленныхъ полѣньевъ.

Мастонъ подбѣжалъ къ нему и закричалъ:

— Видѣли ли вы, какъ вошелъ въ лѣсъ человѣкъ съ ружьемъ, Барбикенъ, предсѣдатель…. лучшій мой другъ?

Почтенный секретарь оружейнаго клуба полагалъ, что его предсѣдателя знаютъ всѣ въ мірѣ. Но дровосѣкъ, казалось, не понималъ его.

— Охотникъ, сказалъ тогда Арданъ.

— Охотникъ? Да, отвѣчалъ дровосѣкъ.

— Давно уже?

— Около часа тому назадъ.

— Уже слишкомъ поздно, вскричалъ Мастонъ.

— Слышали ли вы выстрѣлъ? спросилъ Мишель Арданъ.

— Нѣтъ.

— Ни одного?

— Ни одного. Этотъ охотникъ, кажется, охотится неудачно.

— Что намъ дѣлать? спросилъ Мастонъ.

— Войти въ лѣсъ, рискуя получить пулю, которая вовсе не назначена для насъ.

— Ахъ! вскричалъ Мастонъ: — я хотѣлъ бы лучше, чтобы въ мою голову попало 10 пуль, нежели одна въ голову Барбикена.

— И такъ впередъ! вскричалъ Арданъ, пожимая руку своего товарища.

Чрезъ нѣсколько минутъ послѣ этого, оба друга исчезли въ кустарникѣ. Это была чаща исполинскихъ сикоморъ, кипарисовъ, тюльпанныхъ и масличныхъ деревъ, тамариндъ, дубовъ и магнолій. Всѣ эти деревья перепутывали свои сучья въ невыразимомъ безпорядкѣ, не давая возможности видѣть далеко. Мишель Арданъ и Мастонъ шли другъ возлѣ друга, пробираясь безмолвно между высокими деревьями и пролагая себѣ путь въ крѣпкихъ ліянахъ, глядя вопросительно на кусты и сучья, теряющіеся въ мракѣ густой земли, и ожидая при каждомъ шагѣ, что услышатъ страшный грохотъ выстрѣла. Что касается до слѣдовъ, оставленныхъ Барбикеномъ въ лѣсу, то они не имѣли возможности распознать ихъ и шли какъ слѣпые посреди едва проложенныхъ тропинокъ, на которыхъ индіянецъ слѣдовалъ бы за врагомъ шагъ за шагомъ.

Послѣ тщетныхъ поисковъ, проходивъ цѣлый часъ, оба товарища остановились. Безпокойство ихъ увеличилось.

— Можетъ быть, все кончено, сказалъ Мастонъ, потерявшій духъ. Человѣкъ какъ Барбикенъ не хитритъ со своимъ врагомъ, не подстерегаетъ его! Онъ слишкомъ откровененъ, слишкомъ отваженъ. Онъ пошелъ прямо впередъ къ опасности и, безъ всякаго сомнѣнія, такъ далеко отъ дровосѣка, что тотъ не могъ слышать выстрѣла.

— Нѣтъ, нѣтъ! возразилъ Мишель Арданъ: — послѣ нашего вступленія мы услышали бы выстрѣлъ.

— А если мы прибыли уже слишкомъ поздно! вскричалъ Мастонъ съ отчаяніемъ.

Мишель Арданъ не нашелъ противъ этого возраженія, и вмѣстѣ съ Мастономъ продолжалъ идти. По временамъ они громко кричали. Они звали то Барбикена, то Николя, но ни одинъ изъ обоихъ противниковъ не отвѣчалъ. Веселыя стаи птицъ шумно исчезали въ вѣтвяхъ, и нѣсколько оленей поспѣшно пробѣжали по лѣсу.

Поиски длились еще цѣлый часъ. Значительная часть лѣса была пройдена. Ничто не указывало на присутствіе поединщиковъ. Можно было сомнѣваться въ словахъ дровосѣка, и Мишель Арданъ хотѣлъ уже отказаться отъ продолженія безполезныхъ поисковъ, когда Мастонъ вдругъ остановился.

— Тише! сказалъ онъ. — Тамъ есть кто-то.

— Кто? спросилъ Мишель Арданъ.

— Да человѣкъ! Онъ кажется неподвижнымъ. У него нѣтъ въ рукахъ ружья. Что онъ дѣлаетъ?

— Но развѣ ты узнаешь его? спросилъ Мишель Арданъ, который по близорукости не могъ видѣть хорошо.

— Да, да! онъ поворачивается, — отвѣчалъ Мастонъ.

— Это капитанъ Николь.

— Николь! вскричалъ Мишель Арданъ, который почувствовалъ сильное стѣсненіе сердца.

— Николь безъ оружія! Слѣдовательно, нечего болѣе опасаться за его противника.

— Пойдемъ къ нему, сказалъ Мишель Арданъ: — мы узнаемъ, въ чемъ дѣло.

Оба они сдѣлали не болѣе 50 шаговъ, и остановились, чтобы нѣсколько внимательнѣе посмотрѣть на капитана. Они полагали увидѣть человѣка, взволнованнаго и совершенно преданнаго мести. Но отъ представившагося имъ зрѣлища они остолбенѣли.

Между двумя огромными тюльпанными деревьями была раскинута интересная сѣть паутины, въ которой билась маленькая птичка, издавая жалостные крики. Эта сѣть не была раскинута птицеловомъ-человѣкомъ, но паукомъ, свойственнымъ этой странѣ, имѣющимъ величину въ голубиное яйцо и снабженнымъ огромными ногами. Отвратительное животное, собиравшееся броситься на свою добычу, должно было уйти обратно и поспѣшить укрыться въ своемъ логовищѣ, въ вѣтвяхъ, потому что страшный врагъ птицъ въ свою очередь подвергался опасности.

Въ самомъ дѣлѣ, капитанъ Николь поставилъ ружье на землю и, забывъ опасность своего положенія, занимался осторожно освобожденіемъ жертвы, попавшейся въ сѣть огромнаго паука. Окончивъ это, онъ отпустилъ птичку, которая радостно замахала крыльями и исчезла.

Растроганный Николь смотрѣлъ, какъ животное улетало между вѣтвями, когда услышалъ слѣдующія слова, произнесенныя взволнованнымъ голосомъ:

— Вы славный человѣкъ!

Онъ оглянулся. Предъ нимъ стоялъ Мишель Арданъ и тѣмъ же голосомъ продолжалъ: — И любезный человѣкъ.

— Мишель Арданъ! вскричалъ капитанъ: — къ чему вы тутъ?

— Чтобы пожать вамъ руку и помѣшать убить Барбикена или быть убитымъ имъ.

— Барбикена! воскликнулъ капитанъ: — котораго я ищу цѣлые два часа, не находя его. Куда онъ спрятался?

— Николь, сказалъ Мишель Арданъ: — это неучтиво! Всегда должно уважать своего противника; будьте спокойны, если Барбикенъ живъ, мы его найдемъ, тѣмъ болѣе, что если онъ не занимается подачею помощи притѣсненнымъ птицамъ, онъ васъ также ищетъ. Но, когда мы его найдемъ, то между вами не будетъ болѣе рѣчи о поединкѣ; это говорю вамъ я, Мишель Арданъ.

— Между Барбикеномъ и мною такая вражда, что смерть одного или другаго….

— Полноте, полноте, сказалъ Мишель Арданъ: — такіе прекрасные люди, какъ вы, можете ненавидѣть другъ друга, но притомъ уважать другъ друга. Вы не будете дуэлироваться.

— Нѣтъ, будемъ, милостивый государь.

— Вовсе нѣтъ.

— Капитанъ, сказалъ тогда I. Т. Мастонъ съ добродушіемъ: — я другъ предсѣдателя, другое его я; если вы непремѣнно хотите убить кого нибудь, стрѣляйте въ меня, это будетъ рѣшительно все равно.

— Милостивый государь, сказалъ Николь, судорожно сжимая свое ружье руками: — такія шутки….

— Другъ Мастонъ вовсе не шутитъ, сказалъ Мишель Арданъ. Я весьма хорошо понимаю его желаніе быть убитымъ за человѣка, котораго онъ любитъ! Но ни онъ, ни Барбикенъ не падутъ отъ пули капитана Николя, потому что я сдѣлаю обоимъ противникамъ предложеніе, столь соблазнительное, что они примутъ его.

— Какое именно? спросилъ Николь съ видимымъ недовѣріемъ.

— Потерпите, отвѣчалъ Арданъ. Я могу сообщить его только въ присутствіи Барбикена.

— Такъ станемъ искать, вскричалъ капитанъ.

Всѣ трое тотчасъ же пустились въ дорогу; капитанъ, спустивъ курокъ у своего ружья, перекинулъ его черезъ плечо и пошелъ, не говоря ни слова.

Прошло еще съ полчаса тщетныхъ поисковъ. Мастономъ овладѣвало мрачное предчувствіе. Онъ строго глядѣлъ на Николя и спрашивалъ себя, не отмстилъ ли уже капитанъ и не положилъ ли онъ своею пулею Барбикена, лежащаго, можетъ быть, окровавленный въ какомъ нибудь кустарникѣ. Казалось, Мишеля Ардана занимала та же самая мысль, и оба они уже вопросительно смотрѣли на капитана Николя, когда Мастонъ внезапно остановился.

Въ 20 шагахъ былъ видѣнъ неподвижный бюстъ человѣка, прислонившагося къ стволу огромной катальды и въ половину закрытаго травой.

— Это онъ! сказалъ Мастонъ.

Барбикенъ не двигался. Арданъ посмотрѣлъ на капитана, но послѣдній не трогался. Арданъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ и закричалъ:

— Барбикенъ! Барбикенъ!

Не было никакого отвѣта. Арданъ бросился къ своему другу; но въ ту минуту, когда онъ хотѣлъ схватить его за руку, онъ остановился съ восклицаніемъ изумленія.

Барбикенъ съ карандашомъ въ рукахъ писалъ формулы и рисовалъ геометрическія фигуры въ записной книгѣ, между тѣмъ какъ ружье со спущеннымъ куркомъ лежало на землѣ.

Погруженный въ работу, ученый въ свою очередь забылъ о поединкѣ и мщеніи, и ничего не видѣлъ и не слышалъ.

Когда Мишель Арданъ положилъ свою руку на его, Барбикенъ приподнялся и посмотрѣлъ съ изумленіемъ.

— А! вскричалъ онъ наконецъ: — ты здѣсь? Я нашелъ, другъ мой! Я нашелъ, другъ мой!

— Что?

— Мое средство.

— Какое средство?

— Средство уничтожить дѣйствіе противоудара въ мгновеніе выстрѣла.

— Въ самомъ дѣлѣ? сказалъ Мишель, поглядѣвъ искоса на капитана.

— Да. Вода, простая вода будетъ служить пружиною… А, Мастонъ! воскликнулъ Барбикенъ: — вы тоже здѣсь!

— Онъ самъ, отвѣчалъ Мишель Арданъ: — и позволь тебѣ представить почтеннаго капитана Николя.

— Николь! воскликнулъ Барбикенъ, который тотчасъ всталъ. Извините, капитанъ, сказалъ онъ, — я позабылъ… я готовъ.

Мишель Арданъ сталъ между ними, не давая врагамъ обмѣняться словами.

— Позвольте, сказалъ онъ: — весьма хорошо, что такіе прекрасные люди, какъ вы, не встрѣтились раньше! Намъ пожалуй пришлось бы оплакивать одного или другаго. Но, благодаря Бога, который вмѣшался въ это дѣло, теперь нечего больше опасаться. Если забываютъ ненависть, чтобы погрузиться въ механическія задачи или помѣшать паукамъ, это значитъ, что ненависть не опасна ни для кого.

Тогда Мишель Арданъ разсказалъ предсѣдателю случай съ капитаномъ.

— Скажите пожалуйста, продолжалъ онъ: — развѣ два такія прекрасныя существа созданы для того, чтобы имъ пробили голову пулями?

Въ этомъ нѣсколько смѣшномъ положеніи заключалось нѣчто столь неожиданное, что Барбикенъ и Николь не знали, какъ вести себя другъ съ другомъ. Но Мишель Арданъ поддержалъ ихъ, и рѣшился тотчасъ же ихъ примирить.

— Дорогіе мои друзья, сказалъ онъ съ самой пріятной улыбкой на губахъ: — между за мы было не болѣе какъ недоразумѣніе. И такъ въ доказательство, что все кончено между вами, и вы какъ люди, готовые рисковать собою, примите мое предложеніе.

— Говорите, сказалъ Николь.

— Другъ Барбикенъ полагаетъ, что его ядро пойдетъ прямо на луну.

— Да, конечно, отвѣчалъ предсѣдатель.

— Другъ Николь убѣжденъ, что оно свалится на землю.

— Я въ этомъ увѣренъ, вскрикнулъ капитанъ.

— Хорошо, сказалъ Мишель Арданъ: — я вовсе и не имѣю желанія согласить васъ; ноя скажу вамъ просто: отправляйтесь въ ядрѣ вмѣстѣ и посмотримте, остановимся ли мы на пути.

— Ого! воскликнулъ изумленный Мастонъ.

Оба противника при этомъ неожиданномъ предложеніи подняли другъ на друга глаза. Барбикенъ ожидалъ отвѣта капитана, а Николь вслушивался, что скажетъ предсѣдатель.

— И такъ? спросилъ Мишель самымъ вкрадчивымъ голосомъ. Такъ какъ нечего опасаться противоудара….

— Я принимаю! воскликнулъ Барбикенъ. Какъ быстро ни произнесъ это предсѣдатель, все-таки Николь окончилъ тѣ же слова вмѣстѣ съ нимъ.

— Ура! Браво! вскричалъ Мишель Арданъ, протягивая руки обоимъ противникамъ. Теперь дѣло улажено, друзья мои, и позвольте мнѣ поступить съ вами по французски. Пойдемте завтракать.

ГЛАВА XXII.
Новый гражданинъ Соединенныхъ Штатовъ.

Въ этотъ же самый день вся Америка узнала о дѣлѣ предсѣдателя Барбикена и капитана Николя, а также объ удачной его развязкѣ. Роль, которую игралъ въ этомъ благородный европеецъ, его неожиданное предложеніе, уничтожившее трудности, согласіе на него обоихъ противниковъ, покореніе луннаго материка, въ которомъ принимали согласное участіе Франція и Соединенные Штаты, все это увеличило популярность Мишеля Ардана. Извѣстно, съ какимъ жаромъ развивается у янки страсть къ личности. Въ странѣ, гдѣ почтенные городскіе сановники впрягаются въ экипажъ танцовщицы и везутъ его съ торжествомъ, можно себѣ представить страсть, которая развилась къ отважному французу. Если не распрягали его лошадей, то вѣроятно лишь потому, что онъ ихъ не имѣлъ; но зато ему выказывали различныя другія свидѣтельства энтузіазма. Не было гражданина, который не присоединился бы къ этому душею и сердцемъ! Ex pluribus unum по девизу Соединенныхъ Штатовъ.

Съ этого дня Мишель Арданъ не имѣлъ ни минуты покоя. Депутаціи являлись къ нему со всѣхъ сторонъ Союза и мучили его безконечно. Онъ долженъ былъ принимать ихъ волею-неволею. Невозможно постигнуть, сколькимъ людямъ пожималъ онъ руки и со сколькими былъ на ты; онъ былъ вскорѣ доведенъ до крайности; голосъ его, осипшій отъ безконечныхъ спичей, издавалъ лишь непонятные звуки, и онъ едва не подвергнулся воспаленію желудка и кишекъ, вслѣдствіе безчисленныхъ тостовъ, которые онъ долженъ былъ произносить всѣмъ комитетамъ Союза. Отъ такого успѣха опьянѣлъ бы всякій съ перваго дня, но онъ умѣлъ держаться въ прекрасной умственной полутрезвости.

Между различными депутаціями, являвшимися къ нему, депутація лунатиковъ не забыла чѣмъ она будетъ обязана ему, будущему покорителю луны. Однажды нѣсколько этихъ бѣдняковъ, довольно многочисленныхъ въ Америкѣ, пришли къ Ардану просить его взять ихъ съ собою въ родную ихъ страну. Нѣкоторые изъ нихъ утверждали, что говорятъ по лунному, и хотѣли научить Мишеля Ардана этому языку. французъ снисходительно обращался съ этими помѣшанными и принималъ отъ нихъ порученія къ ихъ друзьямъ на лунѣ.

— Странное умопомѣшательство! сказалъ онъ Барбикену, распростившись съ ними: — и помѣшательство, которымъ не рѣдко поражаются весьма умные люди. Одинъ изъ нашихъ знаменитыхъ ученыхъ, Араго, сказывалъ мнѣ, что многіе весьма мудрые и умные люди поражались чрезвычайною восторженностью и неимовѣрными странностями, какъ скоро они занимались луною. Ты не вѣришь вліянію луны на болѣзни?

— Мало, отвѣчалъ предсѣдатель оружейнаго клуба.

— И я ему не вѣрю, хотя въ исторіи сохраняются факты все таки очень удивительные. Такимъ образомъ, въ 1693 году, во время эпидеміи, число умершихъ было значительнѣе 21 января во время затмѣнія. Знаменитый Беконъ обмиралъ во время затмѣнія луны и совершенно пробуждался опять, когда снова показывался мѣсяцъ. Король Карлъ VI шесть разъ былъ сумасшедшимъ, въ 1399 г. то въ новолуніе, то въ полнолуніе. Врачи причисляли падучую болѣзнь къ страданіямъ, имѣющимъ связь съ фазами луны. Нервныя болѣзни, кажется, часто претерпѣваютъ ихъ вліяніе. Мидъ говоритъ о ребенкѣ, который подвергался при противостояніи луны судорогамъ. Галь замѣтилъ, что возбужденіе слабыхъ особъ усиливается два раза въ мѣсяцъ въ новолуніе и полнолуніе. Наконецъ, существуютъ тысячи наблюденій подобнаго рода о головокруженіи, злокачественной лихорадкѣ и сомнамбулизмѣ, служащихъ доказательствомъ таинственнаго вліянія ночнаго свѣтила на земныя болѣзни.

— Но какимъ образомъ? отчего? спросилъ Барбикенъ.

— Отчего? возразилъ Арданъ. Я отвѣчу тебѣ точно такъ же, какъ сказалъ Араго, повторяя чрезъ 19 вѣковъ слова Плутарха: можетъ быть, потому, что это неправда.

При своемъ торжествѣ, Мишель Арданъ не могъ уклониться ни отъ какого бремени, которое долженъ нести человѣкъ знаменитый. Антрепренеры хотѣли воспользоваться имъ. Барнумъ предлагалъ ему милліонъ, чтобы ѣздить съ нимъ изъ одного города въ другой по Соединеннымъ Штатамъ и показывать какъ любопытное животное. Мишель Арданъ прогналъ его, предоставляя ему самому прогуливаться по городамъ.

Хотя онъ и отказывался удовлетворить любопытству публики своею личностью, по крайней мѣрѣ, его портреты разошлись по всему свѣту и заняли почетное мѣсто въ альбомахъ; они существовали во всевозможныхъ размѣрахъ, отъ естественной величины до микроскопической. Каждый могъ имѣть героя во всевозможныхъ позахъ: одну голову, бюстъ, во весь ростъ, съ передней стороны, въ профиль, въ три четверти и съ спинной стороны. Сдѣлано было болѣе полутора милліона экземпляровъ. При этомъ ему представлялся превосходный случай сбывать части своего тѣла за огромныя деньги. Ему стоило бы только продавать свои волосы по одному долеру за каждый, чтобы сдѣлаться богачомъ.

Впрочемъ должно сказать, что такая популярность не была ему противна. Вовсе нѣтъ. Онъ отдавалъ себя въ распоряженіе публики и велъ переписку со всѣмъ міромъ. Вездѣ повторяли и распространяли его остроты, особенно тѣ, которыхъ онъ вовсе не дѣлалъ. Его, по обыкновенію, одолжали ими, хотя онъ и самъ былъ богатъ въ этомъ отношеніи.

Ему были привержены не одни мужчины, но и женщины. Какое безчисленное множество хорошихъ партій могъ онъ сдѣлать, если бы ему вздумалось поселиться въ Америкѣ. Особенно старыя миссъ, которыя уже 40 лѣтъ изсыхали, день и ночь мечтали надъ его фотографіями.

Нѣтъ сомнѣнія, что онъ нашелъ бы себѣ подругъ сотнями, если бы онъ предложилъ имъ, чтобы онѣ сопутствовали ему при воздушномъ путешествіи. Женщины отважны, когда онѣ вовсе не боятся. Но онъ отнюдь не намѣревался отправиться на луну съ супругою и потому отказался.

Когда, наконецъ, онъ могъ избавиться отъ слишкомъ часто повторяющихся наслажденій торжествами, онъ отправился вмѣстѣ со своими друзьями къ колумбіядѣ. Съ того времени, какъ онъ жилъ вмѣстѣ съ Барбикеномъ, Мастономъ и прочими, Мишель Арданъ сдѣлался чрезвычайно силенъ въ балистикѣ. Величайшее его удовольствіе заключалось въ томъ, чтобы повторять почтеннымъ артиллеристамъ, что они ничто иное какъ ученые убійцы. Онъ былъ неистощимъ въ шуткахъ подобнаго рода. Въ день посѣщенія колумбіяды онъ весьма удивлялся и проникнулъ до дна дула огромной мортиры, которая вскорѣ должна была метнуть его къ ночному свѣтилу.

— По крайней мѣрѣ, — сказалъ онъ: — эта пушка никому не принесетъ вреда, что для пушки весьма удивительно.

Здѣсь слѣдуетъ упомянуть о предложеніи, которое сдѣлалъ I. Т. Мастонъ. Когда секретарь оружейнаго клуба услышалъ, что Барбикенъ и Николь принимаютъ предложеніе Мишеля Ардана, онъ рѣшился присоединиться къ нимъ, чтобы сдѣлать партію вчетнеромъ. Однажды онъ просилъ, чтобы и ему дозволили принять участіе въ путешествіи. Барбикенъ, огорченный, что долженъ отказать ему, объяснилъ, что ядро не въ состояніи включить столь большаго числа пассажировъ. I. Т. Мастонъ внѣ себя отправился къ Мишелю Ардану, который уговорилъ его покориться судьбѣ.

— Видишь ли, мой старый Мастонъ, — сказалъ онъ ему: — не должно смотрѣть на мои слова съ дурной стороны; на дѣлѣ, говоря между нами, ты слишкомъ несовершенъ, чтобы представиться на луну.

— Несовершенъ! — воскликнулъ почтенный инвалидъ.

— Да, дорогой другъ мой! Подумай, что мы встрѣтимъ на лунѣ жителей. Неужели ты захочешь дать тамъ грустное понятіе о томъ, что совершается у насъ; сообщить имъ, что такое война; показать имъ, что мы употребляемъ отличную долю времени для того, чтобы поглощать другъ друга, ломать другъ другу ноги и руки и дѣлать все это на шарѣ, на которомъ могутъ пропитаться сто милліардовъ жителей, между тѣмъ какъ на немъ наберется не болѣе 1,200,000,000. Пожалуй, дорогой мой другъ, ты заставишь ихъ прогнать насъ.

— Но если вы прибудете на луну въ кускахъ, возразилъ Мастонъ, вы будете точно также несовершенны, какъ и я.

— Безъ сомнѣнія, отвѣчалъ Мишель Арданъ: — но мы не прибудемъ кусками.

Дѣйствительно, подготовительный опытъ 18-го октября увѣнчался лучшимъ успѣхомъ и давалъ законное право на надежды. Барбикенъ, желая дать себѣ отчетъ о дѣйствіи противоудара въ мгновеніе выстрѣла, велѣлъ привезти мортиру въ 32 дюйма изъ арсенала Пенсаколы. Ее поставили на береговомъ рейдѣ Гилисборо для того, чтобы бомба упала въ море и ея паденіе было ослаблено водой. При этомъ дѣло шло о томъ, чтобы испытать ударъ выстрѣла, а не паденіе.

Для этого опыта была весьма рачительно сдѣлана бомба. Толстая подстилка лежала на сѣти пружинъ изъ лучшей стали, покрывая внутреннія стѣнки бомбы. Это было настоящее гнѣздо, рачительно выложенное ватой.

— Какъ жаль, что нельзя занять въ немъ мѣста! сказалъ Мастонъ, жалѣя, что его ростъ мѣшаетъ предпринять опытъ.

Въ эту прекрасную бомбу, которая закрывалась навинчиваемой крышкой, сперва посадили большую кошку, а затѣмъ бѣлку, принадлежащую безсмѣнному секретарю оружейнаго клуба и весьма любимую имъ. Желали знать, какимъ образомъ это маленькое животное, мало подверженное головокруженію, перенесетъ опытъ.

Мортиру зарядили 160 фунтами пороха и вложили въ нее бомбу, и затѣмъ выстрѣлили.

Бомба быстро поднялась, величественно описывая параболу, до высоты около тысячи футовъ, затѣмъ по красивой кривизнѣ свалилась въ море.

Не теряя ни мгновенія, судно отправилось прямо къ мѣсту паденія, и искусные водолазы бросились въ воду, прицѣпили веревки къ ушкамъ бомбы и быстро подняли ее на судно. Не прошло пяти минутъ между мгновеніемъ, когда животныхъ посадили, въ бомбу и временемъ развинчиванія ихъ темницы.

Арданъ, Барбикенъ, Мастонъ и Николь находились на суднѣ и присутствовали при всей операціи съ интересомъ, который легко понять. Едва бомбу открыли, какъ кошка выскочила, немного помятая, но совсѣмъ живая, какъ будто бы она не воротилась съ воздушной экспедиціи. Бѣлки же въ бомбѣ не было. Ее стали искать, но не нашли ни малѣйшаго слѣда. Надобно было признать истину: кошка съѣла товарища путешествія.

Мастонъ былъ чрезвычайно огорченъ утратой бѣдной бѣлки и рѣшился записать ее въ число мучениковъ науки.

Какъ бы то ни было, послѣ этого опыта вся нерѣшимость, всѣ опасенія исчезли. Впрочемъ Барбикенъ намѣревался еще усовершенствовать снарядъ и почти совершенно уничтожить дѣйствіе противоудара. Оставалось только отправиться въ путь.

Чрезъ два дня послѣ этого Мишель Арданъ получилъ посланіе отъ президента Союза, честь, которая его особенно тронула.

Точно такъ же какъ благородному его соотечественнику, маркизу Лафайету, правительство даровало ему титулъ гражданина Соединенныхъ Штатовъ.

ГЛАВА XXIII.
Снарядъ-вагонъ.

Когда знаменитая колумбіяда была окончена, интересъ публики немедленно обратился къ снаряду, этому новаго рода экипажу, въ которомъ назначалось странствовать тремъ отважнымъ человѣкамъ. Никто не забылъ, что депешей отъ 30 сентября Мишель Арданъ требовалъ измѣненія проекта, установленнаго членами комитета.

Предсѣдатель Барбикенъ весьма основательно думалъ тогда, что форма ядра не имѣетъ большой важности, потому что, проникнувъ сквозь атмосферу въ нѣсколько секундъ, ядро должно было летѣть въ безвоздушномъ пространствѣ. Оттого комитетъ остановился при округленной формѣ, чтобы ядро могло вращаться въ какую сторону удобнѣе. Вопросъ этотъ однако принималъ совершенно другой видъ, когда дѣло шло о томъ, чтобы обратить снарядъ въ экипажъ. Впрочемъ Мишель Арданъ нисколько не заботился о томъ, будетъ ли онъ странствовать наподобіе векши; онъ былъ готовъ взлетѣть вверхъ или внизъ головой, но все-таки ему не хотѣлось подвергаться безпрерывно повторяющемуся неудобному кувырканью. Дому Бридвиля и К°. въ Альбани послали новый планъ, съ просьбой приступить къ исполненію снаряда немедленно. Снарядъ, измѣненный на этомъ основаніи, былъ отлитъ 2 ноября и тотчасъ же отправленъ къ Стонгилю по восточной желѣзной дорогѣ.

10-го ноября онъ прибыль благополучно на мѣсто назначенія. Мишель Арданъ, Барбикенъ и Николь съ нетерпѣніемъ ожидали доставки этого снаряда-вагона, въ которомъ они должны были помѣститься, чтобы полетѣть для открытія новаго свѣта.

Должно сознаться, что это было великолѣпное металлическое издѣліе, произведеніе металурга, которое дѣлало честь промышленному генію Америки. Въ первый разъ былъ полученъ алюминій въ столь значительной массѣ, что весьма справедливо должно было считать удивительнымъ результатомъ. Это драгоцѣнное ядро блестѣло при солнечныхъ лучахъ. Смотря на величественную форму этого ядра, имѣющаго коническій конецъ, его легко можно было принять за толстую башню въ родѣ перечницы, которую средневѣковые архитекторы помѣщали на углу замковъ. На немъ не доставало только оконъ и флюгера.

— Мнѣ все кажется, — вскричалъ Мишель Арданъ: — что оттуда выйдетъ человѣкъ въ стальныхъ доспѣхахъ. Мы будемъ тамъ какъ феодальные дворяне, и если мы возьмемъ съ собою немного артиллерійскихъ снарядовъ, то пожалуй сможемъ сопротивляться всей арміи селенитовъ, если она только существуетъ на лунѣ.

— Значитъ, повозка эта тебѣ нравится? — спросилъ Барбикенъ своего друга.

— Да, да, конечно! — отвѣчалъ Мишель Арданъ, разсматривая ее. — Сожалѣю только, что снарядъ не имѣетъ болѣе утонченной формы, болѣе изящнаго конуса; его слѣдовало бы закончить металлическими орнаментами, напримѣръ, какимъ-нибудь чудовищемъ, мордой саламандры, выходящей изъ огня съ распростертыми крыльями, открытой пастью…

— Къ чему все это? — спросилъ Барбикенъ, котораго положительный умъ имѣлъ мало склонности къ прелестямъ художества.

— Къ чему, другъ мой Барбикенъ! Увы! Такъ какъ ты меня спрашиваешь, то я боюсь, что ты меня никогда не поймешь.

— Говори только, любезный товарищъ.

— И такъ, по моему мнѣнію, надобно всегда влагать немного художества въ то, что дѣлаешь; это лучше. Знаешь ли ты индѣйскую пьесу, которую называютъ Дѣтской коляской?

— Не знаю даже и этого имени, — отвѣчалъ Барбикенъ.

— Это меня не удивляетъ, — замѣтилъ Арданъ. И такъ узнай, чтобъ этой пьесѣ есть воръ, который во время пробиванія стѣны въ домѣ задалъ себѣ вопросъ, сдѣлать ли ему отверстіе въ видѣ лиры, птицы, цвѣтка или амфоры? Скажи мнѣ пожалуйста, другъ мой Барбикенъ, если бы ты былъ въ это время членомъ присяжнаго суда, приговорилъ ли бы ты такого вора къ наказанію?

— Нисколько не задумываясь, — отвѣчалъ предсѣдатель оружейнаго клуба: — и даже прибавилъ бы, что обстоятельства увеличиваютъ виновность.

— А я освободилъ бы его, другъ мой Барбикенъ! Вотъ оттого-то мы никогда не поймемъ другъ друга.

— Я даже не стану пытаться, дорогой мой художникъ.

— Но, по крайней мѣрѣ, — возразилъ Мишель Арданъ: — такъ какъ наружность нашего снаряда-вагона не удовлетворяетъ всѣмъ желаніямъ, позвольте мнѣ меблировать его внутренность по своему вкусу и со всею роскошью, которая подобаетъ посламъ земли.

— Въ этомъ отношеніи, дорогой мой Мишель, — отвѣчалъ Барбикенъ: — ты можешь поступать по своему благоусмотрѣнію, и мы предоставляемъ тебѣ полную свободу.

Но прежде нежели перешли къ пріятному, предсѣдатель подумалъ о пользѣ, и средство, изобрѣтенное имъ для уменьшенія дѣйствія противоудара, было примѣнено съ большимъ остроуміемъ.

Барбикенъ довольно основательно обсудилъ, что никакія пружины не въ состояніи уничтожить ударъ, и во время знаменитой прогулки по Скернейскому лѣсу онъ, наконецъ, устранилъ эту трудность весьма остроумно. Вода должна была помочь въ этомъ случаѣ вотъ какимъ образомъ.

До вышины трехъ футовъ въ ядрѣ должна была быть вода, прикрытая деревяннымъ кругомъ, плотно входящимъ въ ядро. На этомъ плотѣ слѣдовало помѣститься путешественникамъ. Что касается до массы жидкости, то она была раздѣлена поперечными стѣнками, которыя ударъ долженъ былъ проломить послѣдовательно. Тогда каждый слой воды отъ низшаго до высшаго выступалъ чрезъ трубку къ верхней части ядра, и такимъ образомъ дѣйствовалъ какъ пружина. Самый же кругъ, снабженный толстой подушкой, не могъ удариться о дно иначе, какъ послѣдовательно продавивъ всѣ перегородки. Конечно, путешественники должны были ощутить сильный противоударъ послѣ выступленія всей жидкости, но первый ударъ почти совершенно уничтожался этою могучею пружиною.

Правда, что три фута воды на поверхности 54 квадратныхъ футовъ должны были вѣситьи11,000 фунтовъ; но газа въ колумбіядѣ было достаточно для побѣжденія этой прибавки вѣса. Кромѣ того, ударъ долженъ былъ вытѣснить всю эту воду менѣе чѣмъ въ секунду, и ядро оттого принять первоначальную тяжесть.

Вотъ что придумалъ предсѣдатель оружейнаго клуба и какимъ образомъ, по его мнѣнію, онъ рѣшилъ важный вопросъ о противоударѣ. Впрочемъ, трудъ этотъ, отлично понятый инженерами дома Бридвель, былъ превосходно выполненъ. Все было устранено тѣмъ, что по изгнаніи всей воды путешественники легко могли избавиться отъ поломанныхъ перегородокъ и снять подвижной кругъ, на которомъ они намѣревались помѣститься въ минуту вылетанія.

Что касается до наружныхъ стѣнокъ ядра, то онѣ были покрыты толстымъ слоемъ кожи, наложеннымъ на спираляхъ изъ лучшей стали, имѣвшей гибкость часовыхъ пружинъ.

Слѣдовательно были приняты всѣ мѣры для ослабленія перваго удара и, по словамъ Мишеля Ардана, раздавленнымъ могъ быть тотъ, кто состоялъ изъ дурнаго вещества.

Снарядъ имѣлъ 9 футовъ поперечника и 12 футовъ высоты. Чтобы не увеличить опредѣленнаго вѣса, стѣнки сдѣлали нѣсколько тоньше въ верхней части и нѣсколько толще въ нижней, которая должна была перенести всю силу газовъ, развивающихся отъ взрыва гремучей хлопчатой бумаги. Тоже самое дѣлается впрочемъ въ бомбахъ и цилиндрическихъ пустыхъ ядрахъ, которыхъ нижняя часть всегда нѣсколько толще.

Въ эту металлическую башню входили чрезъ узкое отверстіе, оставленное въ стѣнкахъ конуса и похожее на отверстіе, которое дѣлаютъ въ паровыхъ котлахъ. Оно плотно закрывалось пластинкой изъ алюминія, удерживаемой могучими винтами. Слѣдовательно, путешественники могли выйти изъ своей темницы, по прибытіи на ночное свѣтило.

Этого однако было недостаточно; надобно было видѣть. Не было ничего легче какъ исполнить это. Въ самомъ дѣлѣ, въ снарядѣ были вставлены четыре чечевицеобразныя толстыя стекла, два въ боковыхъ стѣнкахъ, третье въ нижней, а четвертое въ конической верхушкѣ. Слѣдовательно, путешественники могли во время своего полета смотрѣть на покидаемую ими землю, на приближающуюся луну и остальное звѣздное небо. Эти окна для свѣта были охранены отъ удара при выстрѣлѣ пластинками, плотно вставленными въ рамки, которыя легко было вынуть, развинчивая внутреннія гайки. Такимъ образомъ воздухъ ядра не могъ выйти и удобно было дѣлать наблюденія.

Всѣ эти превосходно устроенные механизмы дѣйствовали очень легко, и инженеры выказали много остроумія при отдѣлкѣ снаряда-вагона.

Плотно придѣланные сосуды были назначены для запаса воды и съѣстныхъ припасовъ для трехъ путешественниковъ. Они даже взяли съ собою огня и свѣта въ видѣ запаса газа, находящагося въ особенномъ сосудѣ подъ давленіемъ нѣсколькихъ атмосферъ. Было достаточно открыть кранъ, чтобы въ теченіе шести дней имѣть достаточно свѣта и теплоты. Поэтому видно, что въ ядрѣ не было недостатка ни въ чемъ для жизни и даже для благоденствія. Кромѣ того, благодаря настоянію Мишеля Ардана, пріятное присоединилось къ полезному въ видѣ художественныхъ предметовъ. Онъ устроилъ бы внутри ядра настоящую мастерскую художника, если бы для этого не было слишкомъ мало мѣста. Впрочемъ троимъ въ снарядѣ вовсе не было тѣсно. Въ самомъ дѣлѣ, они имѣли поверхность въ 54 квадратныхъ фута и пространство вышиною около 10 футовъ; слѣдовательно, они могли двигаться довольно свободно. Въ самомъ лучшемъ вагонѣ Соединенныхъ Штатовъ они не пользовались бы большими удобствами.

Рѣшивъ вопросъ объ освѣщеніи и пропитаніи, оставалось еще обезпечиться воздухомъ. Очевидно, что воздуха, находящагося внутри ядра, не было достаточно для дыханія путешественниковъ, въ теченіе четырехъ дней. Дѣйствительно каждый человѣкъ тратитъ въ часъ весь кислородъ, находящійся приблизительно въ 100 метрахъ воздуха. Барбикенъ съ двумя товарищами и двумя собаками, которыхъ они намѣревались взять съ собою, должны были поглотить въ сутки 2,400 литровъ кислорода или около семи фунтовъ. Значитъ, необходимо было возобновлять воздухъ въ ядрѣ; но какимъ образомъ? Весьма просто, по способу Рейзе и Реньо, указанному Мишелемъ Арданомъ, во время пренія въ собраніи.

Извѣстно, что воздухъ состоитъ главнымъ образомъ изъ 21 части кислорода и 79 частей азота. Что же происходитъ при дыханіи? Весьма простое явленіе. Человѣкъ поглощаетъ кислородъ воздуха, чрезвычайно способствующій къ поддержанію жизни, и извергаетъ нетронутый азотъ. Выдыхаемый воздухъ теряетъ около 5 % кислорода и содержитъ затѣмъ приблизительно такое же количество углекислоты, окончательное произведеніе горѣнія частицъ крови подъ вліяніемъ вдыхаемаго кислорода. Поэтому въ закрытомъ пространствѣ и по истеченіи нѣкотораго времени весь кислородъ воздуха замѣщается углекислотой, газомъ весьма вреднымъ.

Потому вопросъ заключался въ слѣдующемъ: при сохраняющемся азотѣ, во 1-ыхъ, возстановить поглощенный кислородъ и во 2-ыхъ уничтожить выдыхаемую углекислоту. Сдѣлать это очень легко помощью хлорновато-кислаго калія и ѣдкаго кали.

Хлорноватокислый калій представляетъ соль въ видѣ бѣлыхъ пластинокъ; если ихъ нагрѣваютъ до температуры выше 400°, онѣ обращаются въ хлористый калій и кислородъ, который выдѣляется вполнѣ. 18 фунтовъ хлорновато-кислаго калія доставляютъ 7 фунтовъ кислорода, т. е. количество, нужное для путешественниковъ въ теченіе сутокъ. Вотъ средство для изготовленія кислорода.

Что касается до ѣдкаго кали, то это вещество очень жадно поглощаетъ углекислоту, находящуюся въ воздухѣ. Растворъ его достаточно взбалтывать, чтобы онъ обратился въ двууглекислое кали. Вотъ средство для уничтоженія углекислоты.

Соединяя оба эти средства, можно было придать испорченному воздуху качества, нужныя для жизни въ немъ. Именно это оба химика Рейзе и Реньо испытали съ успѣхомъ.

Но такіе опыты были произведены надъ животными. Какъ они ни были точны въ научномъ отношеніи, все-таки не знали, какимъ образомъ перенесутъ такой воздухъ люди.

Вотъ какое замѣчаніе было сдѣлано во время засѣданія, въ которомъ разсуждали объ этомъ важномъ вопросѣ. Мишель Арданъ нисколько не сомнѣвался въ возможности жить въ искусственномъ воздухѣ и предложилъ сдѣлать предварительный опытъ.

Чести произвести этотъ опытъ съ жаромъ добивался I. Т. Мастонъ.

— Такъ какъ я не лечу, — сказалъ этотъ почтенный артиллеристъ: — то позвольте мнѣ, по крайней мѣрѣ, съ недѣлю пожить въ ядрѣ.

Было бы дурно отказать ему въ этомъ. Съ его желаніемъ согласились. Достаточное количество хлорноватокислаго калія и ѣдкаго кали отдали въ его распоряженіе вмѣстѣ съ съѣстными припасами на недѣлю. Пожавъ друзьямъ руку, 12-го ноября въ 6 часовъ утра Мастонъ вошелъ въ снарядъ, приказавъ не открывать его ранѣе 20 числа въ 6 часовъ вечера, и герметически далъ закрыть отверстіе.

Что происходило въ теченіе этой недѣли? Невозможно дать въ этомъ отчетъ. По толщинѣ стѣнокъ нельзя было слышать снаружи никакого шума.

20 числа, ровно въ 6 часовъ вечера, крышку съ снаряда сняли: друзья I. Т. Мастона немного безпокоились. Но они тотчасъ же были обрадованы, услышавъ веселый голосъ, который кричалъ «ура!»

Вскорѣ появился секретарь оружейнаго клуба на вершинѣ конуса въ торжественной позѣ.

Онъ пополнѣлъ!

ГЛАВА XXIV.
Телескопъ Скалистыхъ горъ.

20 октября предыдущаго года, по окончаніи подписки, предсѣдатель оружейнаго клуба представилъ кембриджской обсерваторіи сумму, нужную для сооруженія громаднаго оптическаго инструмента. Эту трубу или телескопъ слѣдовало устроить достаточной силы, чтобы видѣть на поверхности луны предметы, имѣющіе не менѣе 9 футовъ ширины.

Между трубой и телескопомъ существуетъ большая разница, о чемъ полезно напомнить. Труба имѣетъ на верхнемъ концѣ выпуклое стекло, называемое предметнымъ, а на нижнемъ концѣ другое чечевицеобразное, называемое глазнымъ или окуляромъ, къ которому приставляется глазъ наблюдателя. Лучи, распространяемые свѣтящимъ предметомъ, проходятъ чрезъ первое стекло и, преломившись, образуютъ въ своемъ фокусѣ, т. е. на мѣстѣ соединенія всѣхъ преломленныхъ лучей, опрокинутое изображеніе. Послѣднее разсматриваютъ помощью глазнаго стекла, которое увеличиваетъ это изображеніе точно такъ же, какъ луна. Слѣдовательно, трубка на каждомъ концѣ закрыта предметными и простыми стеклами.

Напротивъ того, телескопическая труба имѣетъ открытый верхній конецъ. Лучи, исходящіе отъ наблюдаемаго предмета, проникаютъ въ него совершенно свободно и доходятъ до вогнутаго металлическаго зеркала, которое обусловливаетъ схожденіе отраженныхъ лучей. Эти сходящіеся лучи отражаются на другомъ маленькомъ зеркалѣ, отъ котораго идутъ къ окуляру, расположенному такимъ образомъ, что онъ увеличиваетъ произведенное изображеніе.

Слѣдовательно, въ зрительныхъ трубахъ желаемое дѣйствіе производится преломленіемъ свѣта или рефракціею, а въ телескопахъ отраженіемъ или рефлексіею. Оттого-то первыя называютъ рефракторами, а послѣдніе рефлекторами. Главная трудность исполненія подобныхъ приборовъ заключается въ изготовленіи предметнаго стекла или же металлическаго зеркала.

Впрочемъ, въ ту пору, когда оружейный клубъ приступилъ къ большому своему опыту, эти предметы были значительно усовершенствованы и доставляли великолѣпные результаты. Въ отдаленное время, Галилей наблюдалъ звѣзды своею плохою зрительною трубою, увеличивающею не болѣе какъ 7 разъ. Въ 16 вѣкѣ оптическіе приборы увеличились и удлинились до значительныхъ размѣровъ и дали возможность проникнуть въ звѣздное пространство до невѣдомой глубины. Между современными рефракторами знаменитъ находящійся въ Пулковской обсерваторіи близъ Петербурга, котораго предметное стекло имѣетъ 15 дюймовъ поперечника и который стоилъ 80 тысячъ рублей, труба французскаго оптика Леребура съ такимъ же предметнымъ стекломъ и наконецъ труба Кембриджской обсерваторіи съ предметнымъ стекломъ въ 19 дюймовъ въ поперечникѣ.

Что касается до телескоповъ, то извѣстны были два, обладавшіе замѣчательною силою и исполинскими размѣрами. Одинъ, построенный Гершелемъ, имѣлъ длину въ 36 футовъ и былъ снабженъ зеркалами въ 4½ фута въ поперечникѣ. Помощью этого инструмента получались увеличенія въ 6,000 разъ. Другой телескопъ находился въ Ирландіи въ Биркестлѣ, въ паркѣ Парсонстоуна, и принадлежалъ лорду Госсу. Этотъ телескопъ имѣлъ трубу въ 48 футовъ, зеркало въ 6 футовъ въ поперечникѣ и увеличивалъ въ 6,400 разъ. Для этого прибора надобно было возвести каменную стѣну, чтобы поставить на ней снаряды, нужные для управленія телескопомъ, вѣсившимъ 28,000 фунтовъ^[22].

Поэтому видно, что, не смотря на громадные размѣры, получалось увеличеніе лишь въ 6,000 разъ круглымъ числомъ. Такое увеличеніе приближаетъ луну лишь на разстояніи 39 лье (58 верстъ) и даетъ возможность видѣть только предметы въ 60 футовъ въ поперечникѣ.

При настоящемъ опытѣ имѣлся въ виду снарядъ въ 9 футовъ въ поперечникѣ; поэтому луну надобно было приблизить на разстояніе 5 миль (7 верстъ) по крайней мѣрѣ, и для этого произвести увеличеніе въ 48,000 разъ.

Вотъ вопросъ, который предложили рѣшить Кембриджской обсерваторіи. Она не должна была останавливаться денежными затрудненіями, слѣдовательно, ей оставалось побѣдить трудности исполненія.

Прежде всего слѣдовало сдѣлать выборъ между телескопомъ и зрительною трубою. Послѣднія представляютъ преимущества предъ телескопомъ. При одинаковыхъ объективахъ онѣ даютъ возможность получить большее увеличеніе. Свѣтовые лучи, проходя сквозь стекло, поглощаются меньше, чѣмъ при отраженіи металлическими зеркалами въ телескопахъ. Но стекло можно дѣлать лишь ограниченной толщины, потому что при слишкомъ значительной они не пропускаютъ свѣтовыхъ лучей. Кромѣ того изготовленіе огромныхъ стеколъ чрезвычайно трудно и требуетъ продолжительнаго времени, которое измѣряется годами.

При всѣхъ этихъ драгоцѣнныхъ преимуществахъ, особенно важныхъ при наблюденіи луны, которой свѣтъ просто отражается, все-таки отказались отъ зрительной трубы и рѣшились воспользоваться телескопомъ, который, съ одной стороны, можно исполнить гораздо скорѣе, а, съ другой, допускаетъ несравненно значительнѣйшее увеличеніе. Но такъ какъ свѣтовые лучи теряютъ весьма много силы, проходя сквозь атмосферу, оружейный клубъ рѣшился поставить инструментъ на одну изъ высочайшихъ горъ Соединенныхъ Штатовъ и этимъ путемъ уменьшить толщину воздушнаго слоя.

Въ телескопахъ, какъ мы уже видѣли, окуляръ, т. е. стекло, находящееся у глаза наблюдателя, производитъ увеличеніе, а объективъ допускаетъ тѣмъ большее увеличеніе, чѣмъ значительнѣе его поперечникъ и фокусъ разстоянія. Чтобы увеличить въ 48,000 разъ, надобно было изготовить объективъ несравненно большій, чѣмъ въ приборахъ Гершеля и лорда Росса. Въ этомъ-то и заключалась вся трудность, потому что отливка зеркалъ — работа чрезвычайно затруднительная.

Къ счастью, за нѣсколько лѣтъ до этого одинъ ученый французскаго Института — Леонъ Фуко, изобрѣлъ способъ, весьма облегчающій полированіе объективовъ, замѣняя металлическое зеркало посеребреннымъ. Достаточно вылить кусокъ стекла надлежащей величины и затѣмъ метализировать его серебряной солью. Этотъ способъ доставилъ превосходные результаты, и имъ воспользовались при изготовленіи объектива.

Сверхъ того, зеркало помѣстили по методѣ, придуманной Гершелемъ для своихъ телескоповъ. Въ большомъ приборѣ астронома Слуфа, изображенія предметовъ, отраженныхъ наклоненнымъ зеркаломъ въ основаніи трубы, образовали изображенія на противоположномъ концѣ, гдѣ находился окуляръ. Слѣдовательно, наблюдатель помѣщался не въ нижней, а въ верхней части телескопа и съ увеличительнымъ приборомъ располагался въ огромномъ цилиндрѣ. Это представляло то преимущество, что не нужно было употреблять маленькаго зеркала для отраженія изображенія къ окуляру. Слѣдовательно, лучи отражались только одинъ разъ вмѣсто двухъ, вслѣдствіе чего силы ихъ ослаблялись менѣе. Такимъ образомъ, получалось болѣе ясное изображеніе, что было важнымъ преимуществомъ въ предполагаемомъ наблюдеміи. Рефлекторы подобнаго рода называются front view telescope.

Послѣ такого рѣшенія, приступили къ работамъ. По разсчету кембриджской обсерваторіи, труба новаго рефлектора должна была имѣть 280 футовъ длины и зеркало въ 16 футовъ въ поперечникѣ. Какъ ни былъ колоосаленъ этотъ инструментъ, онъ все-таки былъ малъ въ сравненіи съ телескопомъ въ 10 тысячъ футовъ длины, который предлагалъ устроить астрономъ Гукъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ. Тѣмъ не менѣе устройство и такого прибора представляло большія трудности.

Что касается до помѣщенія прибора, то вопросъ въ этомъ отношеніи былъ рѣшенъ скоро. Слѣдовало избрать высокую гору, а въ Соединенныхъ Штатахъ высокихъ горъ немного.

Дѣйствительно, орографическая система этой большой страны ограничивается двумя цѣпями средней высоты, между которыми протекаетъ великая рѣка Мисисипи, которую американцы назвали бы «царицею рѣкъ», если бы они не отрицали всякихъ царскихъ титуловъ.

На востокѣ находятся Апалахи, коихъ высочайшая вершина въ Нью-Гемпширъ не выше 5,600 футовъ и составляетъ, слѣдовательно, высоту весьма скромную.

На западѣ, напротивъ того, расположены Скалистыя горы, громадная цѣпь, которая начинается отъ Магеланскаго пролива, идетъ на западѣ вдоль Южной Америки подъ именемъ Андовь или Кордильеровь, переходить чрезъ Панамскій перешеекъ и продолжается поперекъ Сѣверной Америки до береговъ Полярнаго моря.

Эти горы не очень высоки, и Альпы или Гималайскія горы смотрятъ на нихъ съ презрѣніемъ со своихъ высотъ. Въ самомъ дѣлѣ, самая высокая вершина Скалистыхъ горъ поднимается не болѣе какъ на 10,700 футовъ надъ уровнемъ моря, между тѣмъ какъ Монбланъ имѣетъ высоту въ 14,439 футовъ, а Кинчинджинга, высочайшая вершина Гималайскихъ горъ, 21,776 футовъ.

Но такъ какъ оружейный клубъ непремѣнно хотѣлъ помѣстить свой телескопъ, точно такъ же какъ и пушку, на територіи Соединенныхъ Штатовъ, то слѣдовало довольствоваться Скалистыми горами, и весь матеріалъ, нужный для сооруженія телескопа, отправили на вершину Лонгсника въ области Мисури.

Одни слова не въ состояніи описать трудности всякаго рода, которыя пришлось побѣдить американскимъ инженерамъ, и чудеса отваги и искусства, которыя были совершены ими. Это было дѣйствительно то, что французы называютъ tour de force. Надобно было поднимать огромные камни, тяжелыя кованныя части трубы, страшнаго вѣса, огромные куски цилиндра, самый объективъ, который одинъ вѣсилъ около 30,000 фунтовъ. Все это надобно было встащить выше предѣловъ вѣчнаго снѣга, на высоту болѣе чѣмъ 10,000 футовъ, миновавъ пустыя равнины, непроницаемые лѣса, ужасныя стремнины, вдали отъ центра народонаселенія, посреди дикихъ областей, гдѣ всякая мелочная потребность жизни почти неразрѣшимая задача. Тѣмъ не менѣе, американскій геній побѣдилъ тысячи этихъ препятствій, и менѣе чѣмъ чрезъ годъ послѣ начала самыхъ работъ, въ послѣдній день мѣсяца сентября, громадный отражатель уже поднималъ въ воздухъ свою трубу, длиною въ 280 футовъ. Она опиралась на огромную желѣзную подставку; остроумный механизмъ дозволялъ направлять эту трубу ко всѣмъ частямъ неба и слѣдовать за звѣздами отъ одного горизонта до другаго во время ихъ хода въ пространствѣ. Эта труба стоила 400,000 долеровъ. Въ первый разъ, когда ее направили къ лунѣ, наблюдатели почувствовали волненіе, вызванное въ одно время любопытствомъ и безпокойствомъ. Что надлежало открыть въ полѣ зрѣнія этого телескопа, увеличивающаго наблюдаемый предметъ въ 48,000 разъ? Населеніе, стада лунныхъ животныхъ, города, озера, океаны? Нѣтъ, ничего, чего не знала бы уже наука, не было замѣчено, и на всѣхъ точкахъ луннаго круга представлялась лишь вулканическая природа этой планеты, которую можно было подтвердить съ должною точностью.

Прежде нежели телескопъ Скалистыхъ горъ могъ оказать услугу оружейному клубу, онъ доставилъ громадную пользу астрономамъ. Благодаря его силѣ, могли проникнуть въ небесное пространство до крайнихъ его предѣловъ, и можно было весьма точно измѣрить величину значительнаго числа звѣздъ. Кларкъ изъ Кембриджской обсерваторіи разложилъ туманное пятно Тельца, имѣющаго видъ рака и никогда не разложеннаго рефлекторомъ лорда Росса.

ГЛАВА XXV.
Послѣднія подробности.

Было 22 ноября. Величественная отправка должна была совершиться чрезъ десять дней. Оставалось окончить еще одно дѣло, весьма деликатное, опасное, требующее безконечныхъ осторожностей, и противъ успѣха котораго капитанъ Николь предложилъ третье свое пари. Въ самомъ дѣлѣ, слѣдовало зарядить колумбіяду, вложить въ нее 400,000 фунтовъ гремучей хлопчатой бумаги. Николь полагалъ, можетъ быть, не безъ основанія, что обращеніе съ такимъ огромнымъ количествомъ пироксилина повлечетъ за собою важныя несчастія, и что во всякомъ случаѣ это легко взрывающееся вещество воспламенится само собою отъ давленія на него ядра.

Опасность усиливалась еще беззаботностью и легкомысліемъ американцевъ, которые нисколько не стѣснялись во время союзной войны и заряжали бомбы съ сигарою во рту. Но Барбикенъ позаботился обезпечить удачу; онъ избралъ лучшихъ работниковъ, заставилъ ихъ заниматься подъ своимъ надзоромъ и не покидалъ ихъ ни на минуту. Благодаря благоразумію и предосторожностямъ, онъ со своей стороны обезпечилъ всѣ шансы успѣха.

Во-первыхъ, онъ не позволилъ привезти все количество, назначенное для заряда, за ограду Стонгиля, а заставилъ подвозить его постепенно въ совершенно закрытыхъ ящикахъ. 400,000 фунтовъ пироксилина были раздѣлены тюками въ 500 фунтовъ, что составляло 800 большихъ патроновъ, рачительно изготовленныхъ самыми искусными фейерверками Пенсаколы. Въ каждомъ ящикѣ находилось десять такихъ патроновъ, и они подвозились одинъ послѣ другого по желѣзной дорогѣ Тампатоуна. Такимъ образомъ въ оградѣ не находилось никогда больше 500 фунтовъ гремучей хлопчатой бумаги въ одно время. Тотчасъ по прибытіи, ящикъ опоражнивался работниками, которые шли босые, и каждый патронъ подносили къ жерлу колумбіяды, въ которое его спускали помощью подъемной машины, управляемой людьми. Всѣ паровыя машины были устранены при этомъ и малѣйшіе огни затушены на разстояніи двухъ миль въ окружности. Было не излишне охранять эти массы гремучей хлопчатой бумаги отъ солнца, хотя уже насталъ ноябрь. Тѣмъ не менѣе работали преимущественно ночью, при электрическомъ свѣтѣ, который производилъ Румкорфовъ аппаратъ въ безвоздушномъ пространствѣ, такъ что освѣщалась и внутренность дула колумбіяды до самаго ея дна. Тамъ патроны лежали совершенно правильно и были соединены между собою металлическою проволокою, по которой проходило электричество для воспламененія каждаго патрона въ самой его серединѣ.

Въ самомъ дѣлѣ, огонь долженъ былъ сообщиться этимъ массамъ гремучей хлопчатой бумаги помощью гальваническаго столба. Всѣ эти приволоки были окружены уединяющимъ веществомъ и выступали чрезъ небольшое отверстіе, находящееся на высотѣ того мѣста, гдѣ приходилось быть дну снаряда. Тамъ отверстіе проникало всю толщу чугуна и проволоки выходили по каналу, оставленному въ каменной стѣнѣ съ этою цѣлью. На вершинѣ Стонгиля проволоки, поддерживаемыя жердями на протяженіи двухъ миль, соединялись съ могущественной Бунзеновой батареею и проходили чрезъ приборъ, прерывающій токъ. Слѣдовательно, достаточно было пожать пальцемъ пуговочку прибора, чтобы сомкнуть немедленно токъ и сразу воспламенить 400,000 фунтовъ гремучей хлопчатой бумаги. Разумѣется, что гальваническую батарею должно было привести въ дѣйствіе лишь въ послѣднюю минуту.

28 ноября 800 патроновъ были вложены въ глубину колумбіяды. Эта часть операціи удалась, но сколько безпокойства, волненія и борьбы перенесъ предсѣдатель Барбикенъ. Тщетно онъ запрещалъ входъ на Стонгиль; каждый день любопытные взлѣзали на палисадъ и нѣкоторые доводили неосторожность до безумія, потому что курили сигары посреди тюковъ гремучей хлопчатой бумаги. Барбикенъ ежедневно приходилъ въ ярость. I. Т. Мастонъ помогалъ по возможности, охотясь за непрошенными гостями съ чрезвычайной силой и подбирая горящіе еще окурки сигаръ, которые янки бросали тамъ и сямъ. Обязанность эта была тяжкая, потому что болѣе 300,000 человѣкъ тѣснилось вокругъ палисадовъ. Мишель Арданъ охотно предложилъ себя сопутствовать ящики до жерла колумбіяды; но, когда его самого застали съ огромной сигарой во рту въ то время, когда онъ гонялся за неосторожными, подавая имъ губительный примѣръ, предсѣдатель оружейнаго клуба увидѣлъ, что онъ не можетъ разсчитывать на помощь этого отважнаго курильщика, и долженъ былъ караулить за нимъ самъ.

Но, благодаря Бога, который охраняетъ и артиллеристовъ, ничего не взорвалось и зарядъ былъ введенъ благополучно въ пушку. Третье пари капитана Николя было поэтому потеряно. Оставалось ввести ядро въ жерло и помѣстить его на огромномъ зарядѣ гремучей хлопчатой бумаги.

Прежде нежели приступили къ этой операціи, въ снарядъ-вагонъ вложили всѣ вещи, нужныя для путешествія, въ надлежащемъ порядкѣ. Онѣ были довольно многочисленны и, если бы Мишелю Ардану предоставили свободу, онѣ заняли бы все пространство, предоставленное для путешественниковъ. Нельзя себѣ представить, чего этотъ любезный французъ не хотѣлъ взять съ собою на луну: цѣлую кучу безполезныхъ вещей. Но Барбикенъ воспрепятствовалъ этому и должно было ограничиться лишь необходимымъ.

Въ ящикъ съ инструментами положили очень много барометровъ, термометровъ и зрительныхъ трубъ.

Путешественникамъ было любопытно смотрѣть на луну во время своего полета, и чтобы облегчить распознаваніе этого новаго міра, они взяли съ собою превосходную карту Бера и Медлера, селенографическій атласъ, изданный на четырехъ таблицахъ, который весьма справедливо считается мастерскимъ произведеніемъ наблюденія и терпѣнія. Этотъ атласъ представляетъ съ добросовѣстною точностью малѣйшія подробности части свѣтила, обращенной къ землѣ; горы, долины, котловины, жерла, горныя вершины и углубленія видны въ надлежащихъ размѣрахъ, обозначены совершенно вѣрно и поименованы отъ горъ Дерфеля и Лейбница, высокія вершины которыхъ поднимаются въ восточной части круга, до моря морозовъ, расположеннаго около полярной сѣверной области.

Это былъ для путешественниковъ драгоцѣнный документъ, потому что они могли изучить страну, прежде нежели ступятъ на нее ногами.

Они взяли съ собою три винтовки и три охотничьихъ ружья со взрывными пулями и, сверхъ того, очень много пороху и свинцу.

— Нельзя знать, съ кѣмъ придется имѣть дѣло, — говорилъ Мишель Арданъ. — Людямъ или скоту, можетъ быть, не понравится, что мы посѣтимъ ихъ. Слѣдовательно, надобно принять мѣры предосторожности.

Впрочемъ, къ инструментамъ личной охраны прибавили еще ломы, лопаты, ручныя пилы и другіе необходимые инструменты, не говоря объ одеждѣ для разныхъ температуръ, отъ холодныхъ полярныхъ областей до жара тропическаго пояса.

Мишель Арданъ хотѣлъ взять съ собою нѣкоторое число животныхъ, хотя и не всѣхъ породъ, потому что не находилъ нужнымъ акклиматизировать на лунѣ змѣй, тигровъ, алигаторовъ и другихъ вредныхъ существъ.

— Нѣтъ, — сказалъ онъ Барбикену: — но нѣсколько вьючныхъ животныхъ, коровъ или быковъ, ословъ или лошадей, могли бы быть взяты съ собою, потому что они могутъ оказать намъ пользу.

— Я съ этимъ согласенъ, любезный Арданъ, — отвѣчалъ предсѣдатель оружейнаго клуба: — но вѣдь нашъ снарядъ-вагонъ не Ноевъ Ковчегъ. Онъ не имѣетъ для этого достаточнаго объема и не предназначенъ для этого. Оттого останемся въ предѣлахъ возможнаго.

Наконецъ, послѣ долгихъ преній, было рѣшено, что путешественники ограничатся тѣмъ, что возьмутъ съ собою превосходную охотничью собаку Николя и огромную ньюфаундлендскую собаку необычайной силы. Къ необходимымъ вещамъ прибавили нѣсколько ящиковъ самыхъ полезныхъ сѣмянъ. Если бы дозволили Мишелю Ардану дѣлать то, что онъ хочетъ, онъ взялъ бы съ собою также нѣсколько мѣшковъ земли, чтобы посѣять въ ней.

Во всякомъ случаѣ, онъ взялъ съ собою дюжину кустовъ, которые были рачительно завернуты въ солому и положены въ одинъ уголъ снаряда.

Оставалось рѣшить важный вопросъ о съѣстныхъ припасахъ на годъ, потому что надобно было предвидѣть возможность выступленія на луну въ совершенно безплодное пространство. Барбикену удалось уложить съѣстныхъ припасовъ на годъ. Но, чтобы никого не удивить, надобно замѣтить, что съѣстные припасы состояли изъ мясныхъ консервовъ, овощей, сдавленныхъ гидравлическимъ пресомъ до наименьшаго объема и заключающихъ значительное количество питательныхъ веществъ; припасы эти были, конечно, не очень разнообразны, но въ подобной экспедиціи не слѣдовало быть слишкомъ разборчивымъ. Сверхъ того былъ запасъ водки около 50 галлоновъ и воды только на два мѣсяца. Дѣйствительно, послѣднія наблюденія доказывали существованіе нѣкотораго количества воды на лунной поверхности. Что касается до пищи, то было безсмысленно предполагать, что жители земли не найдутъ тамъ ничего для своего пропитанія. Мишель Арданъ нисколько не сомнѣвался въ этомъ отношеніи. въ случаѣ сомнѣнія, онъ вовсе не рѣшился бы отправиться на луну.

— Впрочемъ, — сказалъ онъ однажды своимъ друзьямъ: — мы не будемъ совершенно покинуты нашими товарищами на землѣ и они постараются не позабыть о насъ.

— Нѣтъ, безъ сомнѣнія, — отвѣчалъ I. Т. Мастонъ.

— То есть, какъ вы это понимаете? — спросилъ Николь.

— Нѣтъ ничего проще, отвѣчалъ Арданъ. Развѣ колумбіяда не останется на своемъ мѣстѣ? И такъ, каждый разъ, когда луна представится въ условіи благопріятнаго положенія, въ зенитѣ или въ перигеѣ, т. е. одинъ разъ въ году, можно будетъ всегда прислать намъ бомбы съ съѣстными припасами, которые мы будемъ поджидать въ опредѣленный день.

— Ура! Браво! — вскричалъ Мастонъ, восхищенный этою мыслью: — вотъ прекрасно сказано! Конечно, дорогіе друзья мои, мы васъ не забудемъ.

— Я разсчитываю на это! И такъ вы видите, мы правильно будемъ имѣть извѣстія съ земнаго шара, а что касается до насъ, то мы окажемся весьма неловкими, если не найдемъ средства имѣть сообщеніе съ нашими добрыми друзьями на землѣ.

Эти слова были сказаны съ такимъ убѣжденіемъ, что Мишель Арданъ своимъ рѣшительнымъ тономъ увлекъ бы за собою весь оружейный клубъ. То, что онъ говорилъ, казалось простымъ, понятнымъ, легкимъ, надежнымъ, и надобно было имѣть самую презрѣнную привязанность къ земному шару, чтобы не послѣдовать за тремя путешественниками при ихъ лунной экспедиціи.

Когда различные предметы были вложены въ снарядъ, влили между разгородками воду, назначенную служить пружиною, и вкачали освѣтительный газъ. Что касается до хлорновато-кислаго кали и ѣдкаго кали, то Барбикенъ, опасаясь какой-нибудь непредвидѣнной задержки на пути, взялъ съ собою количество, достаточное для возобновленія кислорода и поглощенія углекислоты въ теченіе двухъ мѣсяцевъ. Очень остроумный приборъ, дѣйствующій самъ собою, возобновлялъ живительное свойство воздуха и очищалъ его совершенно. Слѣдовательно, ядро было совершенно готово, его надобно было только спустить въ колумбіяду. Это было однако дѣломъ весьма труднымъ и опаснымъ.

Громадную бомбу встащили на вершину Стонгиля. Тамъ могучія подъемныя машины подхватили этотъ снарядъ и подняли надъ металлическимъ колодцемъ.

Настала минута чрезвычайнаго волненія. Если бы какая-нибудь цѣпь лопнула подъ громадной тяжестью, то паденіе такой массы непремѣнно обусловило бы воспламененіе гремучей хлопчатой бумаги.

Къ счастію, ничего такого не случилось. Чрезъ нѣсколько часовъ снарядъ-вагонъ спустился въ жерло пушки и легъ на слой пироксилина, представляющаго настоящій гремучій тюфякъ. Давленіе не имѣло другаго дѣйствія, какъ только то, что плотно придавило зарядъ колумбіяды.

— Я проигралъ, — сказалъ капитанъ предсѣдателю Барбикену, отдавая ему 3,000 долеровъ.

Барбикенъ не хотѣлъ принять этихъ денегъ отъ товарища путешествія; но онъ долженъ былъ уступить настояніямъ Николя, который хотѣлъ непремѣнно выполнить всѣ свои обязательства, прежде нежели покинеть землю.

— Въ этомъ случаѣ, — сказалъ Мишель Арданъ: — мнѣ остается только пожелать вамъ одно, дорогой мой капитанъ.

— Что же именно? — спросилъ Николь.

— Что бы вы потеряли оба другія пари. Такимъ образомъ мы не рискуемъ остаться на дорогѣ.

ГЛАВА XXVI.
Выстрѣлъ.

Настало первое декабря, роковой день, по-тому что если выстрѣлъ не произойдетъ въ этотъ же вечеръ въ 10 часовъ 46 минутъ и 40 секундъ, надобно было ждать болѣе 18 лѣтъ, когда луна опять представится въ тѣхъ же условіяхъ зенита и перигея.

Погода стояла великолѣпная; не смотря на приближеніе зимы, солнце блестѣло и обливало своими лучами всю землю, которую три ея обитателя покидали, чтобы отправиться на новый міръ.

Сколько людей спали дурно въ ночь, которая предшествовала этому нетерпѣливо ожидаемому дню! Въ сколькихъ грудяхъ опиралось дыханіе невыносимымъ бременемъ ожиданія! Сердца у всѣхъ бились отъ безпокойства, но только не у Мишеля Ардана. Эта неимовѣрно спокойная личность ходила взадъ и впередъ съ обычной своею хлопотливостью, но ничто не выказывало его ней чрезвычайной заботливости. Сонъ его былъ мирный сонъ Тюреня, предъ сраженіемъ, у лафэта пушки.

Съ самаго утра неисчислимыя толпы занимали равнины, которыя расположены на необозримомъ пространствѣ вокругъ Стонгиля. Каждыя четверть часа по желѣзной дорогѣ въ Тампатоунъ подъѣзжали новые любопытные; это переселеніе приняло вскорѣ баснословныя пропорціи, и, по исчисленію Tampa-Town Observer, въ этотъ достопамятный день 5 милліоновъ зрителей попирали своими ногами почву Флориды. Уже цѣлый мѣсяцъ значительная часть этой толпы расположилась вокругъ ограды и положила основаніе городу, который позднѣе назвался Арданстоуномъ. Бараки, хижины, шалаши, палатки были разсѣяны по равнинѣ, и эти временныя жилища представляли защиту населенію, достаточно многочисленному, чтобы ему позавидовали самые большіе города въ Европѣ.

Тутъ всѣ народы земли имѣли своихъ представителей, здѣсь говорили всѣми нарѣчіями въ одно время. Можно было сказать, что здѣсь повторилось смѣшеніе языковъ библейскихъ временъ. Здѣсь различныя сословія американскаго общества слились въ безусловномъ равенствѣ. Банкиры, земледѣльцы, моряки, коммисіонеры, плантаторы, негоціанты, лодочники, гражданскіе чиновники толпились здѣсь, нисколько не стѣсняясь. Креолы Луизіаны дружились съ фермерами Индіяны; джентльмены Кентуки съ тенесійцами, высокомѣрные виргинскіе щеголи сходились съ полудикими звѣроловами Озеръ и скотопромышленниками Цинцинати. Въ шляпахъ бѣлаго кастора съ широкими полями или въ классической панамской шляпѣ, въ панталонахъ изъ синей бумажной ткани Опелузаской фабрики, въ щеголеватой блузѣ изъ парусины, съ сапогами яркихъ цвѣтовъ, они выказывали неимовѣрные батистовые воротнички рубашекъ и заставляли блестѣть на своихъ рубашкахъ, манжеткахъ, галстукахъ, всѣхъ десяти пальцахъ и даже ушахъ, всякаго рода кольца, булавки, брилліанты, цѣпочки, пряжки, брелоки, цѣна которыхъ равнялась ихъ безвкусію. Женщины, дѣти и слуги, въ одеждѣ не менѣе богатой, сопровождали, слѣдовали или предшествовали, увлекаемые мужьями, отцами, господами, которые походили на начальниковъ племенъ посреди многочисленныхъ семействъ.

Въ обѣденные часы надобно было посмотрѣть, какъ всѣ эти люди бросались на кушанья, свойственныя Соединеннымъ Южнымъ Штатамъ, и поглощали съ аппетитомъ, угрожающимъ продовольствію Флориды. Эти кушанья, отвратительныя для европейскаго желудка, въ родѣ лягушечьихъ фрикасе, душеныхъ обезьянъ, fish-chowder (кушанье, составленное изъ разной рыбы), жареныхъ двуутробокъ, опоссумовъ въ крови или ракуновъ, жареныхъ на вертелѣ.

Но сколько различныхъ жидкостей или напитковъ помогали переваренію этой трудноваримой пищи! Сколько возбуждающихъ криковъ, возгласовъ въ ресторанахъ или тавернахъ, украшенныхъ стаканами, кружками, бутылками, графинами новѣйшей формы, ступками для толченія сахару и связками соломы!

— Вотъ мятный юлепъ! — кричалъ одинъ изъ продавцовъ громогласнымъ голосомъ.

— Вотъ сангари съ бордоскимъ виномъ! — вскрикивалъ другой визгливымъ голосомъ.

— А джинъ-слингъ! — повторялъ одинъ.

— А куктель! бранди-смашъ! вторилъ — другой.

— Кто хочетъ отвѣдать настоящій менть-юлепъ по новѣйшей модѣ? — кричали эти ловкіе купцы, быстро подавая стаканъ за стаканомъ, какъ фокусники, и къ стакану подставляли сахари, мускатъ, лимонъ, зеленой мяты, толченый ледъ, воду, коньякъ и свѣжіе ананасы, входящіе въ составъ освѣжительнаго напитка.

Такимъ образомъ, какъ водится, эти приглашенія, обращаемыя къ ртамъ, раздраженнымъ дѣйствіемъ жгучихъ пряностей, повторялись, перекрещались въ воздухѣ и производили оглушительный шумъ. Но въ этотъ день перваго декабря, такіе крики сдѣлались тщетными. Продавцы попусту кричали до охриплости, чтобы привлечь покупателей. Никто не помышлялъ ни объ ѣдѣ, ни о питьѣ, и въ 4 часа послѣ обѣда въ толпѣ ходили очень многіе зрители, которые еще не имѣли въ желудкѣ обычнаго завтрака. Кромѣ того, былъ замѣченъ еще другой знаменательный признакъ: могущественная страсть американцевъ къ игрѣ была побѣждена волненіемъ. Надобно было смотрѣть, какъ неподвижно лежали кегли, кости, стояли рулетки. красовались карты для виста и другихъ игръ въ нетронутомъ конвертѣ, чтобы понять, что событіе этого дня совершенно поглощало всѣ другія потребности и не давало мѣсто никакому развлеченію.

До самаго вечера замѣтно было сильное волненіе безъ возгласовъ, какое предшествуетъ важнымъ событіямъ. Невыразимо непріятное чувство господствовало надъ умами, и всѣми овладѣло тягостное оцѣпенѣніе. Каждому хотѣлось, чтобы дѣло было уже кончено.

Впрочемъ около семи часовъ это безмолвіе прервалось. Луна поднялась на горизонтѣ. Милліоны ура встрѣтили ея появленіе. Она весьма аккуратно явилась на свиданіе. Возгласы доходили до неба; хлопаніе въ ладоши раздавалось со всѣхъ сторонъ, между тѣмъ какъ бѣлокурая Феба блестѣла на великолѣпномъ небѣ, и ласкала эту толпу своими самыми восхитительными лучами.

Тогда появились три отважные путешественника. При ихъ видѣ сила криковъ удвоилась. Единодушно въ одно мгновеніе изъ всѣхъ задыхающихся грудей раздалась національная пѣснь Соединенныхъ Штатовъ и Yankee doodle, хоромъ исполненная 5 милліонами человѣкъ, вознеслась, какъ звучная буря, до послѣднихъ предѣловъ атмосферы.

Затѣмъ, послѣ этого непоборимаго увлеченія, гимнъ умолкъ, послѣдніе звуки затихли мало по малу, шумъ разсѣялся и тихій ропотъ несся надъ толпой, находящейся подъ вліяніемъ глубокаго впечатлѣнія.

Между тѣмъ Французъ и англичанинъ миновали ограду, вокругъ которой тѣснилась неимовѣрная толпа. Ихъ сопровождали члены оружейнаго клуба и депутаты, отправленные европейскими обсерваторіями. Барбикенъ, холодный и спокойный, отдавалъ послѣднія приказанія. Николь, съ сжатыми губами, съ руками скрещенными на спинѣ, ходилъ твердымъ мѣрнымъ шагомъ. Мишель Арданъ, всегда веселый, одѣтый путешественникомъ, съ кожаными штиблетами, охотничьей сумкой, въ широкой бархатной одеждѣ шоколатнаго цвѣта, съ сигарой во рту, съ жаромъ подавалъ на пути руки съ княжеской щедростью. Онъ имѣлъ неистощимый жаръ, веселость, шутливость, отпускалъ почтенному Мастону множество ребяческихъ шутокъ, однимъ словомъ, онъ былъ французомъ и, что еще хуже, парижаниномъ, до послѣдней секунды.

Било 10 часовъ. Настала минута, чтобы помѣститься въ ядрѣ; спусканіе, навинчиваніе крышки, освобожденіе подъемныхъ машинъ и удаленіе лѣсовъ, надъ жерломъ пушки, требовали нѣкотораго времени. Барбикенъ поставилъ свой хронометръ до 10 секундъ съ хронометромъ инженера Мурчисона, которому было назначено воспламенить хлопчатую бумагу электрической искрой; такимъ образомъ, путешественники, заключенные въ ядрѣ, могли глазами слѣдить за спокойной иглой, которая въ точности опредѣляла мгновеніе ихъ отправленія.

Значитъ, настала минута прощанія. На сухихъ рѣсницахъ I. Мастона появилась старая слеза, которую онъ, вѣроятно, сохранилъ для этого времени. Онъ вылилъ ее на лобъ драгоцѣннаго и прекраснаго президента.

— Если бы мнѣ можно было отправиться! — сказал и онъ: — еще время.

— Не возможно, старый други мой Maстони, — отвѣчалъ Барбикенъ.

Чрезъ нѣсколько мгновеній всѣ три спутника помѣстились въ снарядѣ, въ которомъ они изнутри привинтили пластинку на отверстіе, и совершенно очищенное жерло колумбіяды было свободно открыто къ небу.

Николь, Барбикенъ и Мишель Арданъ были совершенно заперты въ металлическомъ вагонѣ. Кто можетъ описать всеобщее волненіе, которое дошло до крайнихъ предѣловъ!

Луна поднималась на небѣ, чистая, ослабляя своимъ свѣтомъ блескъ звѣздъ; она проходила созвѣздіе Близнецовъ и находилась на половинѣ пути между горизонтомъ и зенитомъ. Всякій, конечно, могъ легко понять, что цѣлились предъ цѣлью, точно такъ же какъ охотникъ цѣлится предъ зайцемъ, котораго хочетъ застрѣлить.

Ужасное безмолвіе тяготѣло надъ всей этой сценой. На землѣ ни малѣйшаго дуновенія вѣтерка! Никакого вздоха изъ груди! Сердце не смѣло биться. Всѣ взоры со страхомъ вперились въ открытое жерло колумбіяды.

Мурчисонъ слѣдилъ глазами за стрѣлкой своего хронометра. Оставалось не болѣе 40 секундъ до мгновенія, когда долженъ былъ произойти выстрѣлъ., и каждая изъ нихъ длилась какъ бы цѣлый вѣкъ.

Въ двадцатую секунду всѣ вздрогнули и въ толпѣ пробудилась мысль, что отважные путешественники, заключенные въ ядрѣ, считали эти страшныя секунды! Раздавались отдѣльные крики:

35! — 36! — 37! — 38! — Тридцать девять! — Сорокъ!

Тутъ Мурчисонъ подавилъ пальцемъ на приборъ, прерывающій, токъ, который сомкнулся и провелъ электрическую искру на днѣ колумбіяды.

Раздался страшный выстрѣлъ, неслыханный, сверхчеловѣческій, о которомъ нельзя составить себѣ понятія, ни по грохоту грома, ни по изверженію огнедышащей горы. Огромный снопъ пламени выступилъ изъ внутренности, земли, какъ изъ жерла. Земля дрогнула, и едва нѣсколько лицъ могли на мгновеніе замѣтить ядро, побѣдоносно просѣкающее воздухъ.,

ГЛАВА XXVII.
Облачное небо.

Въ ту минуту, когда столбъ пламени поднялся къ небу на значительную высоту, онъ освѣтилъ всю Флориду и на мгновеніе день смѣнилъ ночь на весьма обширномъ пространствѣ. Этотъ огромный пучекъ пламени былъ замѣченъ на разстояніи 100 миль въ морѣ со стороны залива и Атлантическаго океана, и весьма многіе капитаны судовъ помѣтили въ корабельной книгѣ появленіе громаднаго метеора.

Выстрѣлъ колумбіяды сопровождался настоящимъ землетрясеніемъ. Флорида поколебалась до самыхъ своихъ нѣдръ. Газъ хлопчатой бумаги, разширенный жаромъ, съ неимовѣрной силой оттолкнулъ слой атмосферы, и этотъ искусственный ураганъ во сто разъ быстрѣе бурнаго урагана, прошелъ какъ смерчъ посреди воздуха.

Ни одинъ зритель не остался на ногахъ: мужчины, женщины, дѣти, всѣ повалились какъ колосья при бурномъ вѣтрѣ; возникло страшное смятеніе; очень многіе были сильно ранены, и Мастонъ, который очень неосторожно держался слишкомъ впереди, былъ отброшенъ на разстояніе 20 саженъ и пролетѣлъ надъ головами своихъ согражданъ, какъ ядро. Триста тысячъ человѣкъ на мгновеніе совершенно оглохли и какъ бы оцѣпенѣли.

Воздушное теченіе, опрокинувъ бараки, свалило хижины, вырвало деревья съ корнемъ на двадцать миль въ окружности, оттолкнуло поѣздъ желѣзной дороги до Тампы, ударило въ этотъ городъ какъ лавина и разрушило много домовъ, между прочими церковь Св. Маріи и новое зданіе биржи, которая треснула по всей своей длинѣ. Нѣкоторыя суда въ портѣ, ударившись одно въ другое, потонули, и съ десятокъ кораблей, стоявшихъ на рейдѣ, были отброшены къ берегу, послѣ того какъ цѣпи ихъ якорей разорвались, какъ бумажныя нитки.

Но этотъ кругъ разрушенія распространялся еще далѣе за предѣлы Соединеныхъ Штатовъ. Противоударъ, содѣйствуемый западнымъ вѣтромъ, былъ ощутителенъ на Атлантическомъ океанѣ болѣе чѣмъ на разстояніи 300 миль отъ американскаго берега. Неожиданная буря, которой не могъ предвидѣть адмиралъ Фицъ-Рой, ударила въ судно съ неслыханной силой. Многіе корабли, захваченные страшнымъ вихремъ, не имѣли времени подобрать парусовъ. Въ томъ числѣ и ливерпульское судно Child-Harold претерпѣло грустную катастрофу, о которой такъ сожалѣли во всей Англіи.

Наконецъ, скажемъ, хотя это подтверждается не болѣе какъ словами нѣкоторыхъ туземцевъ, чрезъ полчаса послѣ выстрѣла, жители Гореи и Сіеры-Леоны утверждали, что слышали глухое сотрясеніе, послѣдній остатокъ звучной волны, которая, пройдя чрезъ Атлантическій океанъ, замерла на африканскомъ берегу.

Но надобно возвратиться въ Флориду. Когда миновало первое мгновеніе безпорядковъ, раненые, оглохшіе и вся толпа пробудились, раздался восторженный крикъ: Да здравствуетъ Арданъ! Да здравствуетъ Барбикенъ! Да здравствуетъ Николь! Эти возгласы неслись къ небесамъ. Многіе милліоны людей, поднявъ носы къ верху, вооруженные телескопами, трубами, лорнетами, смотрѣли въ пространство, забывъ ушибы и волненіе, чтобы только заняться ядромъ. Но они искали совершенно тщетно, его нельзя было видѣть и приходилось ожидать телеграмъ съ Лонгспика. Директоръ Кембриджской обсерваторіи, Г. Бельфастъ, находился на своемъ мѣстѣ на Скалистыхъ горахъ, и именно, ему, какъ искусному и терпѣливому астроному, поручили наблюденія.

Но неожиданное явленіе, которое хотя легко можно было предвидѣть и противъ котораго нельзя было принять никакихъ мѣръ, вскорѣ подвергло нетерпѣніе публики тяжелому испытанію.

Погода, до того совершенно ясная, внезапно перемѣнилась; небо застлалось облаками. Могло ли это быть иначе послѣ страшнаго смѣщенія атмосферныхъ слоевъ и распространенія огромнаго количества паровъ, происшедшихъ отъ взрыва 200,000 фунтовъ гремучей хлопчатой бумаги. Весь естественный порядокъ былъ нарушенъ. Это не могло удивлять, потому что при сраженіяхъ на морѣ нерѣдко замѣчали внезапное измѣненіе состоянія атмосферы при пальбѣ артиллеріи.

На другой день солнце поднялось на горизонтѣ съ облаками, густыми, тяжелыми, представляющими непроницаемую завѣсу между небомъ и землей, и, къ сожалѣнію, этотъ слой облаковъ распространялся до Скалистыхъ горъ. Это было несчастіе. На всѣхъ частяхъ земли было высказано недовольство, но природа нисколько не колебалась и такъ какъ сами люди затуманили атмосферу своимъ выстрѣломъ, они и должны были выносить его послѣдствія.

Во время этого перваго дня, всякій старался проникнуть густой туманъ облаковъ, но всѣ дѣлали это лишь къ своему огорченію, и всякій обманывался, обращая свои взоры къ небу, потому что вслѣдствіе дневнаго вращенія земли, ядро летѣло, по необходимости, по направленію линіи къ антиподамъ.

Какъ бы то ни было, когда земля была окружена ночною тьмой, непроницаемо глубокой, когда луна поднималась на горизонтѣ, ея нельзя было видѣть; можно было бы сказать, что она скрывалась съ намѣреніемъ отъ взоровъ дерзкихъ, которые выстрѣлили въ нее. Слѣдовательно, не было возможности дѣлать наблюденія и депеши съ Лонгспика подтвердили неблагопріятную погоду.

Впрочемъ, если опытъ удался, путешественники, отправившіеся въ путь 1-го декабря въ 10 часовъ, 40 минутъ и 40 секундъ, должны были прибыть на мѣсто 4 числа въ полночь. Слѣдовательно, это время надобно были ожидать терпѣливо особенно при крайней трудности наблюдать во время полета столь маленькое тѣло. Рѣшились терпѣть безъ ропота.

4-го декабря съ 8 часовъ вечера до полуночи возможно было слѣдить за ходомъ ядра, которое должно было бы показаться на блестящемъ кругѣ луны. Но небо было закрыто безпощадными облаками, что довело отчаяніе публики до крайности. Стали даже проклинать луну, которая не показывалась. Какъ грустенъ возвратъ къ земному!

Мастонъ, доведенный до отчаянія, отправился къ Лонгспику. Онъ хотѣлъ наблюдать самъ. Онъ нисколько не сомнѣвался, что его друзья достигли цѣли путешествія. Впрочемъ не слышали, чтобы снарядъ свалился гдѣ нибудь на какой либо островъ, или на материкъ, и Мастонъ ни на минуту не предполагалъ, чтобы ядро могло упасть въ океанъ, занимающій ¾ земной поверхности.

5-го числа — такая-же погода. Большіе телескопы Гершеля, Росса и Фуко въ Старомъ свѣтѣ были неизмѣнно направлены къ ночному свѣтилу, потому что въ Европѣ погода была весьма хороша; но при сравнительной слабости этихъ инструментовъ, наблюденія остались безполезными.

6-го числа — такая же погода. Нетерпѣніе мучило три четверти земли. Стали даже предлагать самыя сильныя средства, чтобы; разогнать облака, скопившіяся въ воздухѣ.

7-го, небо, казалось, немного измѣнилось. По крайней мѣрѣ надѣялись, что худая погода продлится не долго, но вечеромъ густыя облака совершенно скрывали звѣздный сводъ неба.

Тогда дѣло стало серьезнымъ. Дѣйствительно, 11-то въ 9 часовъ 11 минутъ утра должна была появиться послѣдняя четверть луны. Послѣ этого серпъ долженъ былъ уменьшаться, и если бы небо очистилось, все таки возможность наблюденія сдѣлалась бы весьма малою. Въ самомъ дѣлѣ, тогда видимая часть луны, все уменьшаясь, должна была явиться новолуніемъ, т. е. восходить и заходить вмѣстѣ съ солнцемъ, становясь отъ лучей его совершенно невидною. Слѣдовательно, пришлось бы ждать до 3-го января, 44 минутъ пополудни, чтобы опятъ увидѣть полнолуніе и начать наблюденія.

Журналы обнародовали свои распоряженія съ тысячею поясненій, и вовсе не скрывали, что публикѣ надо вооружиться ангельскимъ терпѣніемъ.

8-го — ничего. 9-го солнце появилось на мгновеніе какъ бы для того, чтобы подразнить американцевъ. Его встрѣтили насмѣшками и, вѣроятно, оскорбленное такими пріемомъ, оно очень скупо ниспосылало свои лучи.

10-го не было никакихъ перемѣнъ. Мастонъ едва не сошелъ съ ума, и опасались за мозгъ этого почтеннаго человѣка, который такъ хорошо сохранился подъ черепомъ изъ гутаперчи.

Но 11-го разразилась одна изъ страшныхъ бурь тропической области. Сильный восточный вѣтеръ разогналъ облака, накопившіяся въ теченіе столь долгаго времени, и вечеромъ величественно показался серпъ ночнаго свѣтила посреди яркихъ небесныхъ звѣздъ.

ГЛАВА XXVIII.
Новая звѣзда.

Въ эту же ночь извѣстіе, ожидаемое столь давно, поразило всѣ Соединенные Штаты какъ громовымъ ударомъ, и оттуда распространилось чрезъ океанъ но всѣмъ телеграфическимъ проволокамъ земли. Снарядъ увидѣли, благодаря исполинскому отражателю Лонгсника.

Вотъ донесеніе, отправленное директоромъ Кембриджской обсерваторіи. Въ немъ заключаются научные выводы громаднаго опыта оружейнаго клуба.

Лонгспикъ, 12 декабря.

Господамъ членамъ Кембриджской обсерваторіи.

Снарядъ, выстрѣленный колумбіядой изъ Стонгиля, былъ замѣченъ Бельфастомъ и Мастономъ, 12-го декабря въ 8 часовъ 47 минутъ вечера, когда луна вступила въ послѣднюю свою четверть. Снарядъ не попалъ въ цѣль, но прошелъ мимо нея, впрочемъ довольно близко, чтобы быть привлеченнымъ къ лунѣ. Тутъ прямолинейное его движеніе перемѣнилось въ вращательное неимовѣрнойи скорости: оно увлечено въ эллиптическомъ пути вокругъ луны и сдѣлалось настоящимъ ея спутникомъ.

Элементы этой новой звѣзды еще не могли быть опредѣлены. Не извѣстна еще ни скорость его движенія по пути, ни быстрота вращенія. Разстояніе снаряда отъ луны составляетъ приблизительно 2833 мили.

Теперь можно постановить два предположенія: или притяженіе луны наконецъ одержитъ верхъ и путешественники достигнутъ цѣли своего путешествія; или же, оставаясь на неизмѣнномъ пути, ядро постоянно будетъ вращаться вокругъ луны до скончанія вѣковъ.

Наблюдатели узнаютъ это современемъ, но пока попытки оружейнаго клуба не имѣли другаго результата, какъ надѣлить нашу солнечную систему новой звѣздой.

I. Бельфастъ.

Сколько вопросовъ поднялось вслѣдствіе такой неожиданная развязки! Какое положеніе, полное тайнъ, представилось научнымъ изысканіямъ! Благодаря отвагѣ и самопожертвованію трехъ человѣкъ, столь пустое, повидимому, предпріятіе, отправка снаряда на луну возымѣло огромные результаты, послѣдствія которыхъ не могли исчислитъ. Путешественники, заключенные въ новомъ спутникѣ, если не достигли своей цѣли, все-таки составили часть луннаго міра; они тяготѣли вокругъ ночнаго свѣтила, и въ первый разъ человѣческіе глаза могли проникнуть въ его тайну. Имена Николя, Барбикена и Мишеля Ардана останутся навсегда знаменитыми въ лѣтописяхъ астрономіи, потому что эти отважные изслѣдователи, жаждавшіе расширить кругъ человѣческихъ знаній, смѣло пустились въ пространство и рисковали жизнью при самой странной попыткѣ новѣйшаго времени.

Какъ бы то ни было, когда сдѣлалось извѣстнымъ донесеніе съ Лонгспика, всѣмъ міромъ овладѣло чувство удивленія и ужаса. Была ли возможность помочь отважнымъ жителямъ земли? Конечно, нѣтъ, потому что они были отдѣлены отъ человѣчества и перешли предѣлы, положенные земнымъ существамъ. Они могли имѣть воздухъ въ теченіе двухъ мѣсяцевъ и имѣли съѣстныхъ припасовъ на годъ, а потомъ?… Самыя нечувствительныя сердца трепетали при этомъ страшномъ вопросѣ.

Одинъ только человѣкъ не допускалъ, чтобы положеніе было отчаянное. Одинъ человѣкъ вѣрилъ еще въ успѣхъ, и это былъ искренній другъ путешественниковъ, столь же отважный и рѣшительный, какъ и они, прекрасный Мастонъ.

Впрочемъ онъ не терялъ ихъ изъ виду. Съ этого времени онъ остался жить на Лонгспикѣ и все смотрѣлъ на зеркало огромнаго рефлектора. Какъ скоро поднималась на горизонтѣ луна, онъ помѣщалъ ее въ полѣ зрѣнія телескопа и не терялъ ни на минуту во время ея хода въ звѣздномъ пространствѣ; съ постояннымъ терпѣніемъ онъ слѣдилъ за движеніемъ снаряда на свѣтломъ кругѣ луны, и дѣйствительно почтенный этотъ человѣкъ безпрерывно оставался въ сообщеніи съ тремя своими друзьями, не теряя надежды увидѣть ихъ когда-нибудь.

— Мы будемъ вести съ ними кореспонденцію, говорилъ онъ тому, кто желалъ его слушать, какъ скоро дозволятъ это обстоятельства. Мы будемъ имѣть отъ нихъ новости, и они получатъ извѣстія отъ насъ! Впрочемъ, я ихъ знаю, это люди остроумные. Они трое обладаютъ въ пространствѣ всѣми пособіями искусства, науки и промышленности. Съ этимъ можно сдѣлать что угодно, и вы увидите, что они выйдутъ изъ затруднительнаго положенія!

Конецъ.

---

1. Военное училище Соединенныхъ Штатовъ.
2. Превосходный снимокъ луны полученъ Вареномъ де-ля-Рю.
3. Это вполнѣ американское выраженіе для означенія людей наивныхъ.
4. Смѣсь рома, апельсиннаго сока, сахара, корицы и муската. Это желтый напитокъ вытягивается изъ стакана помощію стекляной трубки.
5. Страшный напитокъ черни, Словесно онъ называется по англійски: thoroug knock me down.
6. Съ такою скоростью проходитъ электричество.
7. Expedient — выраженіе, которое трудно перевести.
8. Зенитомъ называется точка, находящаяся отвѣсно надъ головой наблюдателя.
9. Дѣйствительно только между экваторомъ и 28 параллелью луна проходитъ въ зенитѣ, за 28° луна приближаете тѣмъ менѣе къ зениту, чѣмъ далѣе идешь къ полюсу.
10. По Воластону, поперечникъ Сирія долженъ быть въ 12 разъ болѣе поперечника солнца, т. е. 16 милліоновъ верстъ.
11. Нѣкоторые изъ этихъ астероидовъ такъ малы, что но нимъ можно совершить кругосвѣтное путешествіе въ одинъ день пѣшкомъ.
12. Монбланъ имѣетъ вышину около 28,800 футовъ надъ уровнемъ моря.
13. Въ продолженіе этого времени луна принимаетъ опять прежнее свое положеніе, относительно одной и той же звѣзды.
14. Въ продолженіе этого времени луна принимаетъ опять прежнее свое положеніе, относительно одной и той же звѣзды.
15. Слѣдовательно, когда слышишь грохотъ выстрѣла, нельзя уже быть раненнымъ ядромъ.
16. Американцы называютъ огромныя разрушительныя пушки колумбіядами.
17. Ее называютъ такимъ образомъ, потому что въ соприкосновеніи ея съ влажнымъ воздухомъ распространяется густой бѣловатый паръ.
18. При этомъ употреблено было пороху лишь ¹/₁₂ часть вѣса бомбы.
19. Отъ вашингтонскаго меридіана. Разность съ парижскимъ составляетъ 79° 22' Слѣдовательно, отъ Парижа это мѣсто находится на 83° 25' долготы.
20. Именно выдѣленіемъ угля и кремня въ пудлевыхъ печахъ, чугунъ обращается въ ковкое желѣзо.
21. Наклоненіе Юпитера къ его пути составляетъ только 3° 5'.
22. Нерѣдко говорятъ о трубахъ, имѣющихъ гораздо большую длину. Между прочимъ Доминикъ Касини поставилъ въ Парижской обсерваторіи приборъ со стекломъ, имѣвшимъ фокусъ на разстояніи 300 футовъ. Должно однако замѣтить, что этотъ приборъ не имѣлъ трубки. Предметное стекло было помѣщено въ воздухѣ помощью мачтъ. Наблюдатель съ окуляромъ въ рукахъ помѣщался какъ можно точнѣе въ фокусъ предметнаго стекла. Весьма понятно, что употребленіе этого инструмента было неудобно и въ немъ лишь съ трудомъ устанавливались оба стекла въ надлежащихъ соотношеніяхъ.