Отрывок из Певериля (Скотт)/МВ 1830 (ДО)

Отрывок из Певериля, Романа В. Скотта
авторъ Вальтер Скотт, пер. А.
Оригинал: англ. Peveril of the Peak, опубл.: 1823. — Источникъ: az.lib.ru • Текст издания: «Московскій вѣстникъ», Ч. 1, № 4, 1830.

Отрывокъ изъ Певериля, Романа В. Скотта.

(*) Наконецъ дождались мы хорошихъ переводовъ В. Скотта. Публикѣ извѣстенъ Коннетабль Честерскій и Вудстокъ; скоро надѣемся читать Карла Смелаго, — и Певериля. Чтобъ познакомить публику съ переводомъ послѣдняго, предлагаемъ сей отрывокъ.

Поговоривши съ Бриджнорфомъ, Христіанъ побѣжалъ во дворецъ Боккингама, выбирая самый кратчайшій путь, — Его пропустили въ комнату Герцога, который грызъ орѣхи и запивалъ превосходнымъ бѣлымъ виномъ.

— Христіанъ, сказалъ Герцогъ, посмѣйся со мною. Я отдѣлалъ Карла Седли: я выигралъ у него тысячу гиней, божусь тебѣ…

— Поздравляю васъ, Милордъ, съ счастливымъ выигрышемъ, но я пришелъ поговорить съ вами о дѣлахъ важныхъ. —

— Важныхъ! Чортъ меня возьми, если я когда нибудь буду въ состояніи важничать! — Ты сказалъ съ счастливымъ выигрышемъ… это не это! Я обязанъ моему Генію, искусству, а не счастью. Еслибъ я не боялся оскорбить Фортуну, то могъ бы ей сказать, какъ одинъ древній Полководецъ: ты не имѣла участія въ этой побѣдѣ. Знаешь ли, Недъ Христіанъ, что старая Кресуель умерла.

— Да, Милордъ, я слышалъ, что чортъ взялъ свое достояніе назадъ.

— Хорошъ! это неблагодарность, Я знаю, что она тебя одолжала, какъ и многихъ другихъ. Клянусь святынь Джорджемъ, эта старая дама была преобязательная и превспомогательная, и да не почіетъ прахъ ея безъ должныхъ почестей; я ударился объ закладъ съ… ты не слушаешь? ударился объ закладъ съ Седли, что напишу ей надгробное слово; что въ этомъ словѣ каждое, слово будетъ ей въ похвалу, каждое слово — правда! —

— Это очень трудно выполнить, отвѣчалъ Христіанъ, который зналъ, что до тѣхъ поръ не добьется вниманія отъ этаго вѣтренаго и легкомысленнаго вельможи, покуда онъ не выскажешь вздора, засѣвшаго ему въ голову.

— А вотъ какъ: я скажу моимъ слушателямъ, что не смотря на дурную славу почившей Госпожи, она хорошо родилась, хорошо воспитана, хорошо жила, хорошо, что умерла, и хорошо погребена! Тутъ нельзя будешь спорить… ну теперь, Г. Христіанъ, говорите, что вамъ угодно будешь приказать мнѣ!…

— Вопервыхъ я долженъ поблагодарить вашу Свѣтлость за вниманіе: вы приставили за мною Дядькой Полковника Блодда, и чтобъ ослабить его попечительность, я принужденнымъ нашелся выпустить у него нѣсколько дурной крови. Вашимъ храбрецамъ, Милордъ, что-то нѣтъ удачи!…

— Далѣе, далѣе; къ чему такой хвастливой видъ? Великій человѣкъ, если я могу себя назвать имъ, познается въ неудачахъ своихъ предпріятій! Но я вижу, бездѣльникъ осмѣлился напасть на васъ съ оружіемъ? этого я никогда не прощу ему! подвергать опасности жизнь моего стариннаго друга Христіана!. ..

— Почему же и не такъ Милордъ; если старинный другъ заупрямился и неѣдетъ изъ Лондона, а вашей Свѣтлости угодно въ его отсутствіе, у себя въ домѣ, утѣшать его племянницу!

— Какъ, что ты говоришь?… утѣшать твою племянницу? да развѣ ты забылъ, что ей готовилось высшее назначеніе: утѣшенія Королевскія?

— Однакожъ она жила сутки двое въ вашемъ монастырѣ. По счастію отца Настоятеля не было дома; а какъ съ нѣкотораго времяни монастыри доступны, то птичка и улетѣла.

— Христіанъ, ты старый плутъ! Я вижу тебя не Перехитришь; но похитивши мою плѣнницу, ты мнѣ оставилъ Нимфу, которая мнѣ больше нравилась, я еслибъ она не имѣла крыльевъ также у летѣть, я заперъ бы ее въ золотую клѣтку. Впрочемъ, небойся Христіанъ, я тебя прощаю, искренно прощаю!

— Ваша Свѣтлость, очень милосерды! тѣмъ больше чести вамъ. Я обиженъ, а не вы: извѣстно, что обидчику труднѣе простить, нежели обиженному.

— Правда, Христіанъ, правда! это ново и недурно! мое великодушіе удивительно. Ну, человѣкъ прощенный, когда же я увижу мою Мавританскую Принцессу?

— Когда забавы, заклады, или надгробная рѣчь заставятъ васъ забыть о ней. — Но теперь это въ сторону; со временемъ вы узнаете ее, какъ необыкновенную женщину нашего вѣка. — Милордъ, давно ли вы получили послѣднее извѣстіе о здоровьѣ вашей супруги?

— О здоровьѣ Герцогини? — но… нѣтъ ничего особеннаго… Она очень больна, но….

— Но теперь здорова: уже двое сутокъ, какъ она скончалась въ Графствѣ Йоркскомъ. —

— Ты въ дружбѣ съ самимъ чортомъ, вскричалъ Герцогъ!

Это неприлично человѣку моего имени[1], отвѣчалъ Христіанъ; но въ столь короткое время, покуда публика еще не знала этой новости, вы успѣли уже просить у Короля руки Леди Анны, второй дочери Герцога Йоркскаго, и получили отказѣ.

— Смерть и адъ, вскричалъ Герцогъ, бросившись на Христіана и схвативъ его за воротникъ, почему ты знаешь объ этомъ, бездѣльникъ?

— Пустите меня, Милордъ, и я вамъ скажу; я человѣкъ стариннаго пуританскаго покрою: не люблю рукоположенія. Пустите меня, говорю вамъ, или я васъ къ тому принужу.

Правая рука Герцога взялась за кинжалъ, а лѣвою держалъ онъ за воротъ Христіана. Боккингамь пустилъ его однако, но медленно, съ видомъ человѣка, который откладываетъ только исполненіе своего намѣренія, а не отказывается отъ него. Христіанъ, поправивъ свое платье, съ величайшимъ спокойствіемъ продолжалъ: вотъ теперь мы можемъ говорить, какъ ровные, свободно. Я пришелъ не оскорблять вашу Свѣтлость, а предложить вамъ средство; — отмстить за оскорбленіе.

— Отмстить, воскликнувъ Герцогъ съ жаромъ… Нѣтъ для меня ничего драгоцѣннѣе мщенія въ теперешнемъ моемъ положеніи! и гладъ, и жажда мести меня терзаютъ; я готовъ умереть, только бы отмстить. Чортъ побери мою жизнь, продолжалъ онъ почти въ изступленіи; я старался изгнать изъ памяти моей этотъ отказъ тысячью разныхъ глупостей; думалъ, что никто о немъ не знаетъ и вотъ…. поздравляю!…. Его знаетъ кладовая всѣхъ придворныхъ новостей, Недъ Христіанъ!…. говори, изчадье лжи и обмановъ, какое обѣщаешь ты мнѣ мщеніе? Говори: если твои слова будутъ согласны съ моими желаніями, то я заключу договоръ съ тобой и съ сатаной, твоимъ Господиномъ, —

— Послушайте Герцогъ, я не проповѣдникъ, не буду вамъ сулить вѣчнаго блаженства; хлопочите о немъ, какъ хотите сами, я предложу вамъ временное благополучіе и мщеніе,

Герцогъ устремилъ на него задумчивый и печальный взглядъ. — Если я не ошибаюсь въ выраженіи лица твоего, Христіанъ, то дьявольскія намѣренія ты предлагаешь мнѣ!

— Вашей Свѣтлости стоитъ ихъ узнать, отвѣчалъ Христіанъ съ спокойною улыбкою.

— Нѣтъ, возразилъ Герцогъ послѣ минутнаго молчанія, лицемѣрная личина твоя непроницаема; она можетъ равно скрывать и Государственную измѣну и мошенничество, и воровство, тебѣ приличнѣйшія.

— Государственную измѣну, Милордъ! почести, вы попали близко. Я уважаю проницательность вашей Свѣтлости.

— Государственная измѣна!…. Кто осмѣлится говорить въ моемъ присутствіи о такомъ преступленіи?

— Если это слово пугаетъ васъ, Милордъ, замѣните его мщеніемъ. Мщеніе людямъ, которые, стакнувшись, одолѣли васъ при дворѣ, не смотря на вашъ умъ и довѣренность королевскую. Мщеніе Арлингтону, Ормонду — самому Карлу!

— Нѣтъ, клянусь Богомъ, нѣтъ! вскричалъ Боккингамъ, скорыми и большими шагами ходя по комнатѣ. Мщеніе этимъ крысамъ, тайнымъ Совѣтникамъ, чего бы то ни стоило; но Королю — никогда, никогда! Я много и такъ виноватъ передъ нимъ; я мѣшалъ ему въ замыслахъ государственныхъ, соперничалъ въ любви, за все онъ прощалъ Боккингаму! Нѣтъ, если измѣна возвыситъ меня на тронъ его, и тогда нѣтъ оправданія: это будетъ гнусная неблагодарность!

— Вы благородно судите, Милордъ; ваши слова достойны милостей, полученныхъ вами отъ Карла Стуарта, достойны вашихъ признательныхъ чувствъ. — Впрочемъ это все равно: если вашей Свѣтлости неугодно быть главою нашего предпріятія — у насъ есть Шафтесбури, Моимофъ!

— Негодяй, воскликнулъ Герцогъ внѣ себя, и ты осмѣлишься предложить другому то, отъ чего Боккингамъ отказался! нѣтъ, клянусь всѣми языческими и Христіанскими богами! я прикажу сей часъ схватить тебя, отвести въ Уейтгаль и ты тамъ откроешь свои замыслы.

— И первыя слова мои, отвѣчалъ непоколебимый Христіанъ, откроютъ тайному Совѣту мѣсто, гдѣ онъ найдетъ въ цѣлости нѣкоторыя письма вашей Свѣтлости, которыми вы удостоивали бѣднаго служителя, и которыя Его Величество прочтетъ съ такимъ же удовольствіемъ, какъ и

— Разбойникъ, вскричалъ Герцогъ, хватаясь за кинжалъ, онъ опуталъ меня своими сѣтями, и я не знаю, что останавливаетъ меня заколоть его сіюже минуту…

— Я могу умереть, Милордъ, отвѣчалъ Христіанъ, покраснѣвъ немного, и положа правую руку за пазуху, но я не умру безъ мщенія. Неужели я предался опасности, не принявъ мѣръ для обороны? Письма вашей Свѣтлости въ вѣрныхъ рукахъ, припомните Мавританскую Принцессу; ей завѣщалъ я исполнить мою послѣднюю волю: доставить вашу переписку въ руки самому Королю, если я не возвращусь домой здравъ и невредимъ. Идучи къ вамъ, я зналъ, что кладу голову въ волчью пасть, и устроилъ пружины такъ, что ударъ раздробитъ голову тому, кто до нихъ дотронется. Опомнитесь, Милордъ, разсудите, вы имѣете дѣло съ человѣкомъ безстрашнымъ и не глупымъ; а вы пугаете меня, какъ труса, или ребенка,

Герцогъ бросился въ кресла, потупилъ глаза, и, не поднимая ихъ, сказалъ: я позову Джернингама, не опасайся; я спрошу стаканъ другаго вина. Ето годится для орѣховъ, а не для разговоровъ съ тобою. — Принеси мнѣ шампанскаго, сказалъ онъ Джернингаму, вошедшему немедленно на призывъ Герцога.

Джернингамъ скоро возвратился съ двойною бутылкою шампанскаго и съ двумя большими, серебряными стаканами. Онъ налилъ одинъ изъ нихъ и поднесъ Герцогу, который противъ всѣхъ правилъ учтивости, у себя въ домѣ угощался какъ гость, всегда первый; другой стаканъ Джернингамъ подалъ Христіану, но онъ отказался.

Боккингамъ осушилъ огромный стаканъ, закрылъ было лицо рукой, какъ будто размышляя, но вдругъ отнялъ ее и сказалъ: Христіанъ, говори яснѣе. Мы другъ друга знаемъ. Если моя честь у тебя въ рукахъ, за то жизнь твоя въ моихъ; при сихъ словахъ онъ вынулъ изъ боковаго кармана пистолетъ и положилъ его на столъ передъ собою. Сядьте и объясните мнѣ ваши намѣренія.

— Милордъ, сказалъ Христіянъ, посмотря съ улыбкою на пистолетъ, я не хочу употребить себѣ въ оборону подобнаго орудія, хотя, быть можетъ, вы увидите, что въ случаѣ нужды и я его имѣю. Моя защита состоитъ въ положеніи дѣлъ и въ спокойнѣйшемъ разсмотрѣніи ихъ Вашимъ Величествомъ.

— Мое Величество, воскликнулъ Герцогъ! другъ Христіанъ, ты такъ долго жилъ съ Пуританами, что забылъ придворные титулы.

— Извините меня, Милордъ, отвѣчалъ Христіанъ, и не подумайте, что я имѣю даръ пророчества.

— Какъ чортъ Магбефу, сказалъ Боккингамъ, онъ всталъ, прошелся еще раза два по комнатѣ, опять сѣлъ и продолжалъ: говори яснѣе, Христіанъ, говори правду, безъ увертокъ. Какіе у тебя замыслы?

— Мои замыслы? какимъ замысламъ у меня быть? Я тутъ ничего незначу; но я счелъ за долгъ донести вашей Свѣтлости, что святые[2] наши (онъ произнесъ это слово съ насмѣшкою) не хотятъ долѣе оставаться въ бездѣйствіи. Братъ мой Бриджнорфъ начальствуешь всею сектою послѣдователей стараго Уейвера; теперь у него въ распоряженіи 200 молодцовъ, хорошо вооруженныхъ и снаряженныхъ; они готовы хоть сію минуту напасть на Уейтгаль; я увѣренъ, къ намъ пристанутъ много и съ малымъ пособіемъ вашей Свѣтлости, они легко завладѣютъ дворцомъ и захватятъ въ плѣнъ всѣхъ его жителей.

— Бездѣльникъ, и Перу Англіи ты смѣешь предлагать ихъ? —

— Выслушайте, поймите меня, Милордъ, хорошенько; конечно было бы глупо появиться вамъ прежде окончанія всего дѣла, но позвольте мнѣ отъ вашего имени сказать нѣсколько словъ Блодду и другимъ. Есть еще четыре отдѣленія секты Нѣмецкой; есть Ниппердолинксы, Анабаптисты, всѣ они будутъ намъ весьма полезны; потомъ Милордъ, вы по опыту знаете храбрость вашихъ домашнихъ гладіаторовъ. Вспомните, что Октавій, Леонидъ и Антоній овладѣли цѣлымъ свѣтомъ такими же средствами.

— Постой… Естьлибь я и позволилъ этимъ гончимъ соединится съ вами, разумѣется съ полною увѣренностію въ безопасности и неприкосновенности особы Королевской, то какими средствами надѣетесь бы овладѣть дворцомъ?

— Булли-томъ Армстронгъ обѣщалъ употребить свое вліяніе и довѣренность къ нему Гвардейскаго корпуса. Притомъ на нашей сторонѣ легкія войска Шафтесбури, стоящія въ городѣ. Тридцать тысячъ человѣкъ готовы возстать, если онъ пошевелитъ на льдомъ.

— Пусть подниметъ онъ обѣ руки и если на каждый палецъ найдется по сотнѣ людей, и тогда этого будетъ довольно, вы неговорили съ нимъ?

— Нѣтъ еще, Милордъ. Я ожидалъ соизволенія вашей Свѣтлости. Если вы разсудите не прибѣгать къ его помощи, то у насъ есть партія Голландская, Французскіе Протестанты и…

— Фи! прочь, убирайся съ такими участниками: они навоняютъ только сыромъ и табакомъ, когда дойдешь до дѣла. Избавь меня отъ подробностей, любезный Недъ, и скажи однимъ словомъ: сколько у тебя этой пахучей дряни?

— Полторы тысячи, Милордъ, и хорошо вооруженной, не считая уличныхъ бродягъ, которыхъ наберется весьма значительное число. Они едва не изорвали въ клочки сего дня утромъ освобожденныхъ судомъ, троихъ Сировъ, подозрѣваемыхъ ими въ заговорѣ.

— Довольно; я вижу все. Теперь выслушай меня, Христіаннѣйшій Христіанъ. При сихъ словахъ Герцогъ поворотился на креслахъ прямо къ стулу своего Агента. — Ты сообщилъ мнѣ сего дня много разныхъ вѣстей. Отплатить ли тебѣ тѣмъ же? доказать ли, что и мои свѣденія также вѣрны и точны, какъ и твои? сказать ли тебѣ, для чего ты рѣшился все двинуть, начиная съ Пуританина и до головъ умныхъ, къ нападенію на дворецъ Уейтгальской, не давъ мнѣ Перу королевства и времени обдумать и приготовиться къ таковому отчаянному поступку? сказать ли тебѣ, для чего ты хочешь или обольстить, или принудить меня — къ поддержанію твоего предпріятія?

— Вамъ не угодно ли будетъ, Милордъ, сообщитъ мнѣ ваши догадки, и я скажу искренно, отгадали ли вы?

— Графиня Дарби сегодня поутру пріѣхала въ Лондонъ вечеромъ; она представляется ко двору, и вѣроятно, будетъ хорошо принята. Что Христіанъ, вѣдь нетрудно будетъ захватить ее въ суматохѣ? не правъ ли я? Предлагая мнѣ насладиться мщеніемъ, ты и самъ хочешь вкусить этой сладости?

— Я не осмѣлюсь, Милордъ, отвѣчалъ Христіанъ, улыбаясь, подать вамъ кушанье, не отвѣдавъ его самъ, какъ главный поваръ или смотритель за кухнею.

— Вотъ это откровенно. — Идя сей часъ, отдай мое кольцо Блодду; онъ его знаетъ и станетъ повиноваться тому, у кого оно въ рукахъ; пусть онъ сберетъ своихъ разбойниковъ, которыхъ ты весьма остро назвалъ моими гладіаторами. Можно прибѣгнуть и къ старой выдумкѣ нашей, къ Нѣмецкой музыкѣ; я увѣренъ, что у тебя инструменты настроены. Но помни, что я ни о чемъ не знаю, и что особа стараго Роуми должна быть уважаема. Я поставлю висѣлицы и зажгу костры, если пропадетъ одинъ волосъ съ чернаго парика его. — Какое же однако изъ этого выдетъ послѣдствіе? Лордъ Протекторъ, Попечитель Государства? Кромвель поселилъ отвращеніе къ этому титлу; оно сдѣлалось ненавистнымъ народу. Почему же не Лордъ Правитель Королевства? Точно. Патріоты, возставшіе отмстить за оскорбленіе цѣлой націи, удалить отъ Короля злонамѣренныхъ его Совѣтниковъ и возстановить на мѣсто ихъ одного, но справедливѣйшаго, — не могутъ ошибиться въ выборѣ.

— Безъ сомнѣнія, Милордъ. Во всѣхъ трехъ Королевствахъ есть только одинъ человѣкъ, на котораго можетъ пасть этотъ выборъ.

— Благодарю, Христіанъ; я во всемъ полагаюсь на васъ. Ступайте, приготовляйтесь и будьте увѣрены, что заслугъ вашихъ не забудутъ. Вы будете находиться при насъ.

— Вы привязываете меня къ себѣ, Милордъ, двойными узами; но позвольте вамъ напомнить, что избавляясь отъ первоначальныхъ дѣйствій и всѣхъ нечаянностей при схваткахъ съ войсками противниковъ, вы должны быть готовы по первому извѣстію, явиться во дворцѣ главою вашихъ друзей и союзниковъ, начальникомъ побѣдителей, спасителемъ побѣжденныхъ.

— Понимаю, Христіанъ, очень понимаю, и — буду готовъ.

— Ради Бога, Милордъ, удержите ваше пылкое воображеніе и забудьте вѣтреность на сегоднешній вечеръ; она можетъ помѣшать исполненію нашего великаго предпріятія.

— Развѣ считаешь меня дуракомъ, Христіанъ? — Вотъ ты, такъ тратишь по-пустому время, а оно нужно на приготовленіе средствъ для вѣрнаго удара. Но постойте, Христіанъ, скажите мнѣ прежде, когда я увижу это огне-воздушное существо, эту восточную Пери, эту черноглазую Гурію рая Магометова?

— Когда у вашей Свѣтлости въ рукахъ будешь жезлъ Лорда Правителя Королевства, отвѣчалъ Христіанъ, выходя быстро изъ комнаты.

На нѣсколько времяни, Боккингамъ погрузился въ глубокую задумчивость. Такъ ли я долженъ поступать, размышлялъ онъ; но я не могъ выбирать! Не обязанъ ли я и теперь бѣжать во дворецъ и открыть Карлу объ измѣнѣ, противъ него замышляемой. Такъ; клянусь Богомъ, я это сдѣлаю. Джернингамъ, сюда!… Карету — и сію же минуту брошусь къ его ногамъ, признаюсь ему во всѣхъ глупыхъ сношеніяхъ съ Христіаномъ… Онъ посмѣется надо мною и — отвергнетъ меня. Я уже былъ у ногъ его сегодня — онъ убійственно отвѣчалъ мнѣ! — Нѣтъ, Боккингамъ не снесетъ двухъ оскорбленій въ одинъ день.

Послѣ такихъ размышленій онъ сѣлъ за столъ и наскоро составилъ списокъ молодымъ знатнымъ людямъ и ихъ приверженцамъ, которые, какъ онъ надѣялся, признаютъ его начальникомъ, въ случаѣ народнаго мятежа. Едва онъ кончилъ это, какъ Джернингамъ принесъ ему платье, шпагу, шляпу и доложилъ, что карета готова.

— Поставить ее въ сарай, но чтобъ она была готова. Пошли ко всѣмъ, чьи имена написаны на этомъ листѣ; вели сказать, что я не очень здоровъ я прошу ихъ къ себѣ на пирушку. Будь внимателенъ и не жалѣй денегъ, чтобъ все было въ наилучшемъ видѣ.

А.
"Московскій вѣстникъ", Ч. 1, № 4, 1830



  1. Христіанъ по Англійски значитъ Христіянинъ.
  2. То есть; фанатики, заговорщики.