Владѣлецъ счастливый! гордись, когда твой садъ
Скалами грозными и дикими богатъ;
Но облегчить умѣй для взоровъ переходы
Отъ зелени луговъ подъ мрачные ихъ своды.
Волхвъ мудрый, объ руку Искусство съ нимъ идетъ;
Велитъ — и рощами одѣлся горъ хребетъ;
Видъ, цвѣтъ, величина? — во всемъ разнообразность,
Все украшаетъ здѣсь — краса и безобразность,
Да выступятъ впередъ, оставя низкій кругъ,
Утесы гордые; да перервется вдругъ
Гранитный поясъ горъ. Лѣса вѣнчай скалами,
И неприступныя скалы вѣнчай лѣсами.
Гдѣ злаки? пусть они, подобные кудрямъ,
Какъ пряди долгія віются по скаламъ.
Люблю нагнувшійся на волны камень дикій,
Унизанъ зеленью плюща и повилики.
Сюда, кустарники! люблю, чтобы цвѣло,
Скалъ обнаженное и гордое чело.
И зришь ли между скалъ цвѣтистую долину?
За даръ нечаянный благодаря судьбину,
И неожиданнымъ тѣмъ больше дорожи.
Богатство скудости противоположно.
Здѣсь плодородію уступленъ край безплодный.
Скалы украшены, но видъ хранятъ природный,
И безобразіемъ прекрасны иногда;
Уборъ хорошъ, но имъ приличенъ не всегда.
Художникъ хижину надъ пропастью построитъ
И ужасъ пропасти еще чрезъ то удвоитъ;
То броситъ смѣлый мостъ съ утеса на утесъ;
Я содрогаюся при видѣ сихъ чудесъ,
И съ грозной высоты стремнины сей отвѣсной
Воображеніемъ вишу уже надъ бездной.
Угрюмость здѣшнихъ мѣстъ, гдѣ все грозитъ страшитъ,
И вымысламъ даетъ правдоподобный видъ.
То объ любовникахъ низвергнутыхъ съ утеса,
То объ заблуждшемся прохожемъ въ мракѣ лѣса,
Разсказы бахаря еще мы слышать мнимъ,
И добрыхъ поселянъ въ кружокъ мечтой летимъ:
Когда пройдетъ весна, прервутся игры, пляски,
И скуку вечеровъ имъ сокращаютъ сказки.
Но къ крезвычайному не часто прибѣгай,
Щади сердца людей, всегда предпочитай
Ужаснымъ дѣйствіямъ столь сильныхъ потрясеній
Движенье тихое приятныхъ ощущеній.
Я самъ, я самъ спѣшу высокихъ горъ съ вершинъ.
Спуститься на луга смѣющихся долинъ;
Украсивъ рощами, кустами и цвѣтами,
Пора ихъ оросить прохладными водами.
Утесы! если вы теперь осѣнены.
Кустами, злаками, симъ вы одолжены
Единственно моимъ стихамъ, моимъ урокамъ;
Отверзитежъ пути своимъ подземнымъ токамъ!
И вы, прозрачныя озера и ручьи,
И вы, нагорные, холодные ключи,
Несите всюду жизнь, теките на свободѣ!
Что можетъ замѣнить вашъ милый видъ въ природѣ?
Вблизи онъ милъ, вдали любуемся мы имъ;
Васъ ищемъ, и нашедъ, разстатъся не хотимъ,
Намъ вторя небеса и нивы удобряя,
Прельщая зрѣніе и слухъ обворожая?
Вашъ быстрый токъ; всегда прозраченъ, живъ и полнъ.
О еслибъ красотой, подобье вашихъ волнъ,
Стихи мои лились какъ водопадъ кипящій
И чистой влагою поля животворящій,
Великолѣпнѣе чѣмъ пышная рѣка,
Яснѣе озера и слаще ручейка!
Садамъ сокровища природы присвояя,
Ихъ благотворными водами орошая,
Оставь свободу имъ! какъ весело рѣка
Ласкается къ брегамъ искривленнымъ слегка;
Какъ весело ручей, віясь въ оврагѣ, бродитъ?
То роетъ новый брегъ, то старый вновь находитъ.
Кто право далъ тебѣ въ плѣнъ воды заключать?
Кто право далъ тебѣ ихъ сгибы расправлять?
На что имъ мраморъ твой, когда, стѣсняя воды,
Лишаетъ ихъ навѣкъ безцѣнныя свободы?
Въ пастушкѣ рѣзвой насъ плѣняетъ не нарядъ
Не принужденный станъ, не выученный взглядъ;
Открытый ясный видъ, свобода и небрежность:
Вотъ прелести ея, вотъ въ чемъ ея любезность,
Напротивъ же въ гаремъ роскошный загляни,
Съ живой пастушкою затворницу сравни:
Напрасно пышностью восточной ослѣпляетъ
И рабскихъ прелестей блескъ жалкій расточаетъ;
Черты всѣ правильны, — но нѣтъ души въ чертахъ;
Красы блистательны, — но жизни нѣтъ съ красахъ;
Въ забавахъ мертвый хладъ, въ поступкахъ принужденность,
И прочь отъ нихъ бѣжитъ и прелесть и любезность.
Или своимъ водамъ вполнѣ свободу дай,
Или неволю ихъ цвѣтами украшай.
Я, вопреки тебѣ, Морель краснорѣчивый,
Святыхъ природы правъ защитникъ справедливый,
Люблю игру воды, когда изъ тѣсныхъ трубъ
Съ усильемъ вырвавшись, свиваясь въ пѣнный клубъ,
Встаетъ ко облакамъ какъ нѣкій столпъ хрустальный,
И встрепенулися окрестъ древа печальны,
И мыслитъ человѣкъ: «я сихъ чудесъ творецъ!»
Счастливой смѣлости счастливый образецъ
И памятникъ искусствъ прекрасный и великій,
Прекрасенъ водометъ передъ дворцомъ Владыки!
Но прочь посредственность, гдѣ робкая вода
Не смѣетъ высоко подняться отъ стыда!
Вкругъ водомета все представь въ очарованьѣ,
Какъ будто избрала здѣсь Фея пребыванье.
Такимъ я водометъ Сен-Клудскій созерцалъ j
Взоръ вышину его, дивяся, измѣрялъ:
Тамъ воды на воды ревущи упадаютъ,
Вертепы и лѣса имъ громомъ отвѣчаютъ;
Свѣжѣе воздухъ тамъ, дернъ мягче, зеленѣй;
При вѣчномъ шумѣ водъ пернатыхъ хоръ громчѣй;
И благодатною росой ихъ освѣженный
Къ нимъ величавый лѣсъ склонилъ свой верхъ священный,
Простѣй, любезнѣе, чѣмъ гордый водометъ,
Прелестный водоскатъ въ дубравѣ потечетъ,
Вблизи сверкающій и издалека слышный,
Всегда въ движеніи и вѣчно неподвижный.
Разнообразенъ, быстръ, великолѣпенъ тотъ,
Вода, земля, скалы и лѣсъ имъ оживленъ.
Употребляй его садовъ на украшенье;
Но берегись и тутъ впасть въ злоупощребленье!
Прочь сей искусственный и тощій водоскатъ,
Котораго струи съ душой неговорятъ;
Онъ въ самой ярости, еще порядку вѣрной,
Съ ступени на ступень переступаетъ мѣрно.
Мѣняетъ водоскать характеръ иногда,
Руководи его. То бурная вода
На каменный помостъ съ отвагою свергаясь,
Стремится, падаетъ, и съ ревомъ поднимаясь,
Вновь кроетъ влагою кипящею порогъ;
То синей пеленой прозрачный ручеекъ
По скату стелется безъ гнѣва, безъ порыва
Любезенъ кротостью и важенъ безъ разлива,
Взоръ любитъ созерцать въ прохладныхъ сихъ мѣстахъ
И золото лучей на голубыхъ водахъ,
И чернь, которою скалы покрыты мшисты,
И зелень тростника, и пѣны блескъ сребристый.
Воейковъ.
1815 Года, Августа 8 го.
Кавказской губерніи, Шотландская колонія Карасъ.