(*) Такъ называется новая, напечатанная въ Харьковѣ книга. Она продается въ лавкахъ Московскихъ Купцовъ Матвѣя и Ивана Глазуновыхъ. Изд.
При всякомъ почти домѣ находился садъ. Сіи сады, состоявшіе изъ плодовыхъ деревъ, были какъ бы дикіе безъ всякаго порядочнаго или правильнаго раздѣленія, какъ то дѣлается нынѣ, безъ фонтановъ, террасъ и другихъ украшеній. Въ первой половинѣ седмагонадесять и даже въ началѣ осмагонадесять столѣтія въ Россіи весьма мало знали извѣстныхъ въ Европѣ садовыхъ растеній. Въ бытность Олеарія въ Москвѣ, повѣренный въ дѣлахъ Короля Датскаго и Герцога Голштинскаго Петръ Маркеллъ выписалъ въ Москву садовыя или махровыя розы[1], до того же предки наши довольствовались дикими. Даже во время Брюина не было въ нашихъ садахъ никакихъ хорошихъ цвѣтовъ, но наилучшее украшеніе ихъ составляли рыбные пруды. По возвращеніи Государя Петра Beликаго изъ перваго путешествія его по Европѣ оказалась великая перемѣна какъ въ образъ строенія домовъ, такъ равно и въ разположеніи и украшеніи садовъ, для которыхъ онъ выписалъ иностранныхъ садовниковъ. Въ началѣ XVIII столѣтія появились въ садахъ нашихъ оранжерей. Какъ сады, такъ и дворы ограждались дощатыми заборами.
Домашніе уборы, знатныхъ Россіянъ даже до исхода седмагонадесять столѣтія соотвѣтствовали образу постройки домовъ равно какъ и принадлежащимъ къ поварнѣ, приборамъ и столовой посудѣ. Стѣны покоевъ ихъ не были ничѣмъ покрыты развѣ что у неопрятныхъ висящею только во множествъ паутиною. У нѣкоторыхъ Стѣны были росписаны или обиты Голландскими позолоченными кожами, но такъ не бережно, что для комнатъ составляли весьма малое украшеніе. Ибо украшать стѣны картинами, естампами и портретами не было тогда у насъ обыкновенія, да и имѣть ихъ, и то весьма немногіе, начали не прежде какъ со временъ Царя Іоанна Васильевича Грознаго; украшать же внутренность домовъ своихъ, по примѣру другихъ Европейскихъ народовъ, предки наши стали съ начала прошедшаго столѣтія. Зеркала хотя и бывали въ домахъ, но весьма немногихъ, и то въ позднія времена, не столько по тому что они получаемы были всегда отъ иностранцевъ дорогою цѣною, сколько по весьма странному древнему предубѣжденію[2]. Первую зеркальную фабрику въ Россіи завелъ въ 1718 году въ Санктпетербургъ Князь Меншиковъ.
Предки наши, по признанію самихъ иностранцовъ[3], гостеприимство почитали въ числѣ первыхъ добродѣтелей и повсюду онымъ славились. донынѣ между поселянъ, живущихъ въ отдаленіи отъ столицѣ и отъ большихъ городовъ, обычай сей продолжается, чтобы проѣзжаго или прохожаго пригласить къ себѣ въ домѣ, накормить и упокоить его по возможности, являя притомъ привѣтливость и свое удовольствіе. Хозяинъ и хозяйка обыкновенно встрѣчаютъ и провожаютъ его съ веселымъ лицемъ, съ поклонами и привѣтствіемъ; все, что ни имѣютъ, какъ то: хлѣбѣ, молоко, яйца, огородныя растѣнія, приносятъ безъ прошенія, за все никакой не требуютъ платы, говоря, что за хлѣбъ за соль съ проѣзжаго брать деньги великій есть грѣхъ, и что отъ того спорыньи въ домѣ ихъ не будетъ.
Дорожные екипажи предковъ нашихъ были сколько просты, столько же и малочисленны. Они, подобно прочимъ восточнымъ народамъ, верьховую ѣзду предпочитали ѣздѣ въ какихъ либо екипажахъ, которыхъ, выключая крайней необходимости, никогда и неупотребляли. Самые древнѣйшіе екипажи у насъ были, для лѣта леги, а для зимы сани, Въ теченіи времени находимъ по исторіи названія: созонъ, колымага и карета, кои всѣ были почти одно и то же, и употреблялись: единственно для Двора. Въ нихъ запрягали по шести, иногда же болѣе или менѣе, лошадей. Но чтобы имѣть надлежащее понятіе о тогдашнихъ возкахъ, опишемъ здѣсь тотъ изъ нихъ, который отъ Царя Бориса Ѳедоровича посланъ былъ въ подарокъ, ѣхавшему въ Москву жениху дочери его, Датскому Принцу Іоанну: «возокъ 6 лошадей сѣрыхъ; шлеи на нихъ червчатыми, возку желѣзо посребрено, покрытъ лазоровымъ сафьяномѣ, а въ немъ обито камкою пестрою; подушки въ немъ лазоревы и червчаты; а по сторонамъ писанъ золотомъ и разными красками; колеса и дышло крашены.» Царю Борису Ѳедоровичу Годунову Аглинская Королева Елисавета, въ числѣ многихъ подарковъ, прислала и карету обитую бархатомъ. Но карета, въ которой въ 1606 Году въѣзжала въ Москву Лжедимитріева невѣста Марина Мнишекъ, была обита снаружи алымъ сукномъ, а внутри краснымъ бархатомъ (подушки были парчевыя, унизанныя жемчугомъ. Сія драгоцѣнная карета запряжена была, по повѣствованію однихъ двѣнадцатью, но извѣстіямъ другихъ десятью, а по свидѣтельству Сочинителя Ядра Россійской Исторіи шестью чубарыми лошадьми, но толь искусно подобранными, что не возможно было несмотря на пестроту шерсти ихъ, одну отъ другой распознать. При семъ случаѣ были также и коляски запряженныя шестернями.
Въ послѣдствіи времени роскошь предковъ нашихъ съ сей стороны превзошла по видимому, всѣ предѣлы умѣренности. По чему Царь Ѳедорѣ Алексѣевичь, примѣтивъ излишество и безпорядокъ екипажахъ, въ 1682 году повелѣлъ: "съ сего времени впредь Бонрамъ, и Окольничимъ и Думнымъ людямъ ѣздить въ городъ, или кто куда похочетъ въ лѣтнее время въ каретахъ, а въ зимнее въ саняхъ на двухъ лошадяхъ; Боярамъ же въ праздничные дни ѣздить и въ саняхъ на четырехъ лошадяхъ, а гдѣ имъ доведется быть на сговорахъ и на свадьбахъ, и имъ ѣздить и на шести лошадяхъ; Спальникамъ же, Стольникамъ, Стряпчимъ и Дворянамъ ѣздить въ зимнее время въ саняхъ на одной лошади, а въ лѣтнее верьхами, " заключая сей указѣ сими словами: «а въ каретахъ и въ саняхъ на двухъ лошадяхъ вамъ никому не ѣздить[4].» Въ прочемъ кареты даже въ первой половинѣ прошедшаго столѣтія были у насъ еще столь рѣдки, что при кончинѣ Государя Петра Великаго во всемъ Санктпетербургѣ находилась одна только наемная, коею иногда пользовались приѣзжіе иностранцы[5]; прочіе для ѣзды употребляли одноколки, или ѣздили верхами, вся же многоразличность екипажей, какъ то дормезы, фаетоны, разныхъ видовъ, дрожки и проч. показались у насъ не прежде, какъ около половины прошедшаго столѣтія.
Весьма вѣроятно, что вскорѣ по изобрѣтеніи искусства курить горячее вино, посредствомъ Генуезцовъ, владѣвшихъ тогда приморскими мѣстами нынѣшняго Таврическаго полуострова, сдѣлалось оно извѣстнымъ и въ южной Россіи; — но когда именно, съ достовѣрностію утвердить не можно. Сочинитель Исторіи о Тавріи[6] относительно сего весьма правдоподобно полагаетъ, что въ нынѣшней Россіи появилося оно около 1398 года по P. X. такимъ образомъ: «Генуезцы, жившіе въ Тавріи, избѣгая насилія Кипчакскаго войска и удаляйся въ Украйну, въ всей царствовалъ тогда Витольдѣ, ввели пагубное искусство винокуренія, что сдѣлалось потомъ источникомъ невоздержанія и безпорядковъ.»
Немедленно напитокъ сей сталъ общимъ. Къ пьянымъ напиткамъ пристрастны, какъ извѣстно, всѣ непросвѣщенные народы. Прежніе Россіяне любили упиваться своими медами; но какъ скоро узнали горячее вино, то для людей всѣхъ состояній сдѣлалось оно общимъ напиткомъ, и излишество въ употребленіи оныхъ еще болѣе распространилось. По повѣствованію иностранныхъ писателей, Поляки и Русскіе въ XVII вѣкѣ имѣли чрезвычайную и непомѣрную охоту къ пьянству. Ибо извѣстно также, что до временъ Петра Великаго всѣ знатные Россіяне праздное время препровождали въ пирушкахъ; и какъ не знали тогда заниматься картами, театромъ, балами и музыкою, но все сіе и замѣнила одна попойка, и сіе не по тому чтобы къ пороку сему имѣли они склонность; но по той причинѣ, что обычай сей былъ тогда общимъ даже и во многихъ Европейскихъ Государствахъ, Хозяинѣ, неуподчивавшій до пьяна гостей своихъ, почитался неласковымъ и такимъ, съ которымъ и знаться не хотѣли. А дабы къ наполненію парами головы имѣть какую благовидную причину, то попойка начиналась кубками во первыхъ за Царское Величество, за Царицу и за каждаго особо изъ фамиліи Царской, потомъ за Святѣйшаго Патріарха, за непобѣдимое оружіе, за каждаго изъ присутствующихъ. Не выпить полнаго кубка значило, малое къ той особѣ, чье здоровье пили, уваженіе; хозяинъ же обыкновенно начиная неотступною просьбою убѣждалъ о выпитіи до капли. Напитки употребляемы были тогда самые простые, какъ то водка и крѣпкія пива и меды, а весьма рѣдко виноградныя вина, какъ уже сказано выше. Сіе обыкновеніе продолжалось у насъ за половину минувшаго столѣтія. Хотя же въ царствованіе Императрицы Елисаветы Петровны начали въ столицахъ только частію зазирать пьянство; однако изъ дружескихъ бесѣдъ рѣдко расходилися не напившись, а особливо на имянинахъ, крестинахъ и тому подобныхъ пирушкахъ въ общемъ употребленіи была попойка. Даже и въ сіе время первостепенные вельможи нерѣдко имѣли сію слабость. По деревнямъ и въ городахъ, отъ столицѣ отдаленныхъ, никакое собраніе не проходило безъ пьянства. Въ праздники, съѣзжаяся другѣ къ другу, по цѣлой недѣлѣ сряду препровождали въ великой попойкѣ, а по прошествіи праздника нѣсколько дней чувствовали похмѣлье; надлежало необходимо или пить, или быть отъ всѣхъ въ презрѣніи. Наконецъ мало помалу прежде въ городахъ между лучшихъ людей, а послѣ и по деревнямъ между дворянствомъ стали пить умѣреннѣе; между купечествомъ гораздо долѣе держалися древняго обычая. Царствованіе Екатерины Вторыя во многихъ вещахъ измѣнило общій вкусъ и нравы народа на лучшее, въ числѣ коихъ и пьянство вовсе почти истребилося, такъ что между благородныхъ за великой стыдъ почитать стали напиваться до пьяна; подчивать гостей частыми подносами хмѣльныхъ напитковъ, какъ прежде въ обычаѣ бывало, вовсе изъ употребленія вышло. Даже въ самой черни сдѣлалась въ разсужденіи сего великая перемѣна.
[Успенский Г. П.] Отрывки из Опыта повествования о древностях руских // Вестн. Европы. — 1812. — Ч. 61, N 3. — С. 232-241.
- ↑ Voyag. du Sr. Adam Olearius І. 168.
- ↑ Есть у насъ еще и нынѣ, хотя весьма немногіе, такіе суевѣры, которые изобрѣтеніе зеркалъ приписываютъ діаволу. См. Амевегъ Рускихъ суевѣрій въ слов. зеркало. Соч.
- ↑ Georgi 271. Hupels Miscell. XV. 795, Cox 1. 189.
- ↑ Миллеръ о Дворянствѣ стр. 370.
- ↑ Географ. Словар. Росс. Государств. въ статьѣ Санктпетбургъ.
- ↑ Томъ II. стр. 193.