Отрывки из «Любовных писем» (Доувес Деккер; Чеботаревская)/ДО

Отрывки изъ «Любовныхъ писемъ»
авторъ Эдуардъ Доувесъ Деккеръ, пер. Александра Николаевна Чеботаревская

Оригинал: нидерл. Minnebrieven. — Перевод опубл.: 1861. Источникъ: Мультатули. Повѣсти. Сказки. Легенды. — СПб.: «Дѣло», 1907. — С. 154.

Отъ Макса къ Фэнси

Маловѣрные! Таковы вы всѣ!

Передъ вами стоитъ древо познанія, вы хотите вкусить, вы не дожидаетесь змѣя — этого вѣчнаго прообраза знанія и безсмертія; вы сами протягиваете руку, а когда бѣдный змѣй въ своей добротѣ и змѣиной вѣрности подаетъ вамъ яблоко, которое вы просите… то вы боязливо откидываетесь назадъ и закрываетесь простынею!

Нѣтъ, Фэнси, мои разсказы не безутѣшны! Незнаніе не есть добродѣтель, и неосмысленную любовь я ставлю гораздо ниже, чѣмъ ненависть! Учись, познавай, дерзай, различай и выбирай.

Только въ итогѣ такого выбора любовь имѣетъ какую-нибудь цѣну.

О, я представляю себѣ, какъ ты пугаешься, поднимая завѣсу, которую лицемѣрно и съ намѣреніемъ оставили между тобою и правдой! Ложь получили родители… Ложь передаютъ они и дѣтямъ. Подобно восточнымъ людямъ, которые ищутъ опьяненія опіумомъ и въ концѣ концовъ ощущаютъ потребность въ пріемѣ яда, они спрашиваютъ: «А что же вмѣсто этого?» когда имъ указываютъ, что ихъ представленія покоятся на зыбкой почвѣ.

— На кораблѣ течь! — восклицаетъ испуганный капитанъ.

А пассажиръ отвѣчаетъ:

— Я буду мѣшать тебѣ ее задѣлать, пока ты не дашь мнѣ чего-нибудь взамѣнъ ея.

Я предпочитаю ѣхать безъ течи.

Часто приходится мнѣ слышать, какъ пассажиры жаждутъ такой течи. Они говорятъ:

— Мы согласны! Это — ложь, это — выдумка, это — постыдно! Но… что дашь ты намъ вмѣсто этого?

Это значитъ: «какую новую ложь предложишь ты намъ взамѣнъ той, которую ты у насъ отнимаешь?»

Я могъ бы отвѣтить: никакой… я ничего не знаю! У меня нѣтъ другого яда, чтобы предложить вамъ взамѣнъ того яда, который я, — правда, грубо, но съ полнымъ желаніемъ вамъ добра вырываю у васъ изъ рукъ. Вы же сжимаете кулаки въ неблагодарной ярости на то, что они пусты.

Такъ могъ бы я вамъ отвѣтить.

Но я скажу: взгляните, я могъ бы предложить вамъ здоровую пищу! Я могъ бы показать вамъ Власть, основанную на Любви, Благосостоянье, достигнутое Справедливостью, Счастье, покоющееся на Добродѣтели.

Словомъ, я заставилъ бы васъ быть людьми! Вотъ и все.

Жестоко обманывается и обманываетъ васъ тотъ, кто говоритъ вамъ, что быть человѣкомъ недостойно. Такъ думаютъ въ результатѣ плохо усвоенной религіи…

Хочу пояснить это примѣромъ.

Одному крестьянину предстояло впервые увидѣть хозяина имѣнія. «Какіе знаки уваженія оказать мнѣ ему», — думалъ онъ, — «чтобы дать понять, что я сознаю мое крестьянство наряду съ его барствомъ? Я согну слегка колѣни, и обращу внутрь большіе пальцы. Лѣвое плечо выдвину впередъ, а шляпу мою буду вертѣть, какъ мельницу. Шею немного скривлю, это навѣрное ему понравится, а ротъ сдѣлаю крошечнымъ, какъ у мыши, — это доставитъ ему удовольствіе.»

Такъ думалъ крестьянинъ, и такъ и поступилъ. Но владѣлецъ имѣнія сказалъ ему, что не было нужды ему такъ представляться.

Я нахожу, что помѣщикъ былъ вполнѣ правъ.

Призваніе человѣка — быть человѣкомъ.

Быть можетъ, этотъ выводъ покажется вамъ черезчуръ простымъ? О, умоляю васъ, не довѣряйте выводамъ, которые не просты.

Развѣ знаніе, въ которомъ нуждается человѣкъ, должно быть не просто? Развѣ оно должно восприниматься съ большимъ трудомъ, нежели ароматъ кушанья, воспринимаемый нами такъ легко съ помощью носа, который мать-природа такъ просто помѣстила у насъ надо ртомъ? Я увѣренъ, что основатели религій помѣстили бы этотъ органъ на лѣвой пяткѣ, если бы съ ними посовѣтовались… чего, къ счастью, однако, не случилось. Все стремится къ сложности, къ туманности, къ неестественности:

«Умерщвляйте чувства!» — восклицаютъ люди, думающіе, что служатъ Богу, когда искажаютъ человѣка по образцу вышеописаннаго крестьянина.

«Умерщвляйте чувства!» — восклицаютъ тѣ, которые жаждутъ сами насладиться своими чувствами, и провозглашаютъ это лишь въ расчетѣ на то, что чѣмъ менѣе будетъ захвачено, тѣмъ большій излишекъ достанется на ихъ долю.

«Умерщвляйте чувства, отбрасывайте отъ себя все, что доставляетъ вамъ радость!» — восклицали во всѣ времена благочестивцы, и съ жадностью набрасывались сами на то, что дѣйствительно откидывалось простаками, которые имъ вѣрили.

Что сказала бы ты, Фэнси, о дитяти, которое хотѣло бы почтить своего отца тѣмъ, что превратилось бы въ нѣчто иное, нежели… въ дитя?

Что сказала бы ты о старшихъ братьяхъ, которые пытались бы внушить такому ребенку, что онъ долженъ сжаться, уничтожиться, и что на его долю еле хватаетъ пищи? Ad majorem patris gloriam?^[1]

Развѣ тебѣ не пришло бы въ голову, что эти старшіе братья сами жаждутъ простора и пищи?

Кто проповѣдуетъ вамъ въ качествѣ добродѣтели самоуничиженіе, тотъ — лжецъ.

Наслажденіе есть добродѣтель.

Вотъ тебѣ нѣсколько изреченій, Фэнси… Проповѣдей я не пишу. Этого не дѣлалъ и Іисусъ. Думаю, потому что онъ считалъ ихъ скучными, такъ же какъ и я.

Бога или нѣтъ, или онъ долженъ быть добръ! Пусть теологи — любопытное слово: люди, которые знаютъ нѣчто о Богѣ… люди, которые могутъ кое-что разсказать о Богѣ… люди, изучавшіе Бога, «богословы» — пусть эти теологи — отрицаютъ его доброту, если смѣютъ…

О да, они осмѣливаются! Они разсказываютъ длинныя исторіи — еще болѣе безнадежныя, чѣмъ мои, Фэнси! — о проклятіи и объ адѣ! Тѣ, которые не разсказываютъ этихъ исторій, имѣютъ еще меньшую цѣну, чѣмъ другіе, которые, по крайней мѣрѣ, послѣдовательны въ своемъ незнаніи лучшаго, ибо эти милыя вещи дѣйствительно упоминаются въ ихъ библіи. Можешь отыскать: неугасимый огонь, скрежетъ зубовъ, неутолимый червь… миленькія вещи!

Кто же этотъ неугасимый огонь и этихъ неутолимыхъ червей прикрываетъ плащемъ новѣйшей теологіи, тому я совсѣмъ не вѣрю. Прочіе грѣшатъ только противъ разума. Эти же грѣшатъ одновременно и противъ честности и противъ разума. Это хуже.

Бога или нѣтъ, или онъ долженъ быть добръ! Если онъ существуетъ, то всего лучше можемъ мы послужить ему наслажденіемъ.

Эхъ, Фэнси, если ты добрая дѣвушка, то, сдѣлавшись матерью, развѣ ты находила бы удовольствіе въ томъ, чтобы твоимъ дѣтямъ тяжело жилось? Развѣ ты стала бы предписывать, чтобы они служили тебѣ воздержаніемъ? Никогда! А почему этотъ Богъ долженъ быть злѣе тебя?

Однако, каковы должны быть мѣра и родъ наслажденія?

Это также очень просто. Отвѣтъ ясно написанъ въ лежащей передъ нами книгѣ дѣйствительности, въ которой не подтасованъ ни одинъ текстъ, и которую можно читать, не зная ни слова ни по-еврейски, ни по-гречески. Было бы настоящимъ бѣдствіемъ, если бы путь къ блаженству лежалъ только черезъ τιπτω^[2]!

Въ этой книгѣ написано, что поглощающій камни отягощаетъ свой желудокъ. Кто ищетъ наслажденія въ чрезмѣрности, захварываетъ. Кто убиваетъ ближняго, слыветъ злымъ человѣкомъ, и съ нимъ какъ съ таковымъ обращаются. Кто лжетъ, тому не вѣрятъ. Кто крадетъ, того связываютъ люди, обладающіе какою-либо собственностью. Кто прыгаетъ изъ окна, причиняетъ себѣ вредъ. Кто бросается напроломъ, защищая несчастныхъ, обрекаетъ себя самого на нужду. А надъ тѣмъ, кто пишетъ «Любовныя письма», издѣваются и смѣются.

Во всѣхъ этихъ прописяхъ, взятыхъ изъ книги дѣйствительности, нѣтъ ничего загадочнаго, какъ бываетъ часто въ другихъ книгахъ. Это происходитъ оттого, что люди, создавая религіи, не вѣрили тому, что говорили, а природа несомнѣнно вѣритъ въ то, что дѣлаетъ. Итакъ, ты видишь, Фэнси, что для того, чтобы сдѣлаться умнымъ и добрымъ — а это одно и то же, — нужно вернуться къ этой природѣ.

Я горю нетерпѣніемъ узнать твою исторію. Неужели тебя похитили обманомъ на седьмомъ году? Это было бы черезчуръ рано, Фэнси! И какое можетъ это имѣть отношеніе къ твоимъ волосамъ — не могу понять. Могу ли я заслужить твою симпатію любовною пѣснью? Желаешь ли ты получить статью на пресловутую тему о «Свободномъ трудѣ»? Интересуешься ли ты разборомъ нашего законодательства касательно родительской власти? Хочешь ли ты знать о томъ, какъ въ Индіи власть Нидерландовъ…

Но, Фэнси, тогда я снова начну разсказывать мои легенды о власти, которыя ты находишь столь безотрадными…

Скажи мнѣ, какъ долженъ я писать, чтобы одержать побѣду надъ людьми — и надъ вещами, — благодаря которымъ твоя душа представляется мнѣ сомнительною?

Или же вѣрно то, что я подозрѣвалъ, — неужели вѣрно то, что ты не существуешь? Что ты — фея, которая коснется меня своимъ жезломъ и дастъ мнѣ силы для совершенія того подвига, который я на себя возложилъ?

Я наяву мечтаю о тебѣ и отвѣчаю часто: «Фэнси!» когда у меня требуютъ денегъ, что случается нерѣдко. Принесешь ли ты мнѣ въ приданое царство изъ области духовъ? Я охотно приму его отъ тебя и не могу лишь понять, какъ могла ты такъ долго имъ управлять безъ меня. Какъ только мы «устроимся» и покончимъ со свадебными визитами, я пошлю радостную вѣсть на маленькую землю, на которой я жилъ до моего брака съ тобою. Я скажу бѣднымъ людямъ, живущимъ на ней въ такомъ уныніи, безъ любви: наслажденіе есть добродѣтель, и ничто не даетъ большаго наслажденія, чѣмъ Любовь!

Но я не буду прибавлять при этомъ: любите! Это снова превратилось бы въ легенду о власти, а это не имѣетъ смысла въ дѣлѣ любви, добродѣтели и наслажденія.

Все-таки я страстно хотѣлъ бы хоть разъ увидѣть тебя моими дѣйствительными глазами, глазами, въ которыхъ я нуждаюсь, когда я сплю. Развѣ нѣтъ никакой возможности къ этому? Гдѣ живешь ты послѣ переѣзда? Долженъ ли я звонить у всѣхъ самыхъ крошечныхъ дверей? Долженъ ли я искать тебя во всѣхъ домахъ, въ которыхъ съ трудомъ можетъ помѣститься одно сердце?

Тина спрашиваетъ у меня, гуляю ли я иногда съ тобою, особенно теперь, когда на дворѣ весна. Я отвѣтилъ ей «да», въ полной увѣренности, что говорю правду, но потомъ…

Была ли ты со мной или я былъ одинъ, когда весь внѣшній міръ хотѣлъ влить въ мое питье злобное сомнѣніе во всемъ высокомъ, даже въ тебѣ?

Ибо я вижу теперь, что нерѣдко ошибался, когда думалъ, что ты находишься вблизи меня.

Въ моей любви есть нѣчто загадочное. Надо спросить объ этомъ Тину. Она все знаетъ, что меня касается.

Отъ одного отца къ Максу

Милостивый Государь!

Меня зовутъ Шёпсъ. Не въ первый разъ уже приходится мнѣ на васъ сѣтовать. Ваша неумѣстная выходка по поводу того сорта пива, которое я употребляю съ кислой капустой, не могла не задѣть меня. Я презираю ваше маранье и никогда не унизился бы до отвѣта на него и до указанія вамъ предѣловъ благопристойности, если бы не замѣтилъ, что вы начинаете принимать участіе въ моей семьѣ. Моя жена мнѣ открыла, что вы состоите въ перепискѣ съ одною изъ моихъ дочерей — а можетъ быть и со всѣми — по всей вѣроятности, съ цѣлью сбить ихъ съ истиннаго пути. Я запрещаю вамъ продолжать эти отношенія. Я воспитываю моихъ дѣтей въ добродѣтели и въ достоинствѣ, и у насъ ничего нѣтъ общаго съ вашимъ нелѣпымъ донкихотствомъ. Я слышалъ, что у васъ есть жена и дѣти, и что вы заставляете ихъ терпѣть нужду. Направьте въ эту сторону ваши заботы; это будетъ гораздо лучше, чѣмъ сѣять раздоръ и вражду въ почтенномъ семействѣ. Меня зовутъ Шёпсъ, и я не терплю никакихъ экстравагантностей въ моемъ домѣ. Все останется, какъ есть, а если что и надо измѣнить, то это ни въ коемъ случаѣ не касается васъ. Сверхъ того, вы плохо освѣдомлены: я никогда не говорилъ ни слова объ Александрѣ Великомъ. Если я замѣчу, что вы продолжаете дарить вниманіемъ мои домашнія дѣла, то прибѣгну къ суровымъ мѣрамъ. Вы можете избавить себя отъ труда приходить за моими дѣтьми послѣ уроковъ Закона Божьяго. Остаюсь Вашъ

Шёпсъ.

Еще отъ одного отца

Милостивый Государь!

Мои дочери разсказали мнѣ, что несмотря на запрещеніе, вы поддерживаете съ ними знакомство. Меня зовутъ Шёпсъ, и я увѣряю васъ, что обращусь къ полиціи, если эти глупости тотчасъ не прекратятся. Въ нашей странѣ есть законы, ограждающіе приличныхъ людей. Мое имя Шёпсъ: вы можете преспокойно навести обо мнѣ справки. Прошу васъ также оставить въ покоѣ и моего сына.

Еще отъ одного отца^[3]

Меня зовутъ Шёпсъ…

Отъ одной мачехи

Милостивый Государь!

Дочери моего мужа штопаютъ неисправно, а вышиваютъ такъ, что срамъ глядѣть. Мѣтки на бѣльѣ онѣ ставятъ вверхъ ногами, а на этой недѣлѣ въ подушки не были вдѣты тесемки. Я замѣтила, что во всемъ этомъ виноваты вы. Я не намѣрена молчать въ отвѣтъ на всѣ глупости, которыми вы забиваете имъ головы, и предупреждаю васъ о послѣдствіяхъ. Я справлялась въ законѣ и знаю, что подобаетъ мачехѣ. Дитя должно повиноваться родителямъ — такъ написано въ законѣ и такъ должно быть, хотя бы весь свѣтъ перевернулся кверху ногами.

Еще отъ одной мачехи

Милостивый Государь!

Я прошу не дѣлать мнѣ никакихъ замѣчаній по поводу моего шитья. Когда я выходила замужъ за Шёпса, то взяла на себя веденіе его дома, что и дѣлаю. Мачеха не вытиральная тряпка. Я хочу, чтобы меня уважали, и если замѣчу, что вы продолжаете возстановлять противъ меня дѣтей моего мужа, то увидите, что я сумѣю постоять за себя. Я много говорила объ этомъ съ моимъ братомъ, который прежде торговалъ хлѣбомъ, а теперь живетъ на свои средства. На свои средства, понимаете ли вы? Это не то, что бѣгать на подобіе бродяги, какъ разсказываютъ о васъ.

Еще отъ одной мачехи

Дочери моего мужа мнѣ признались…

Отъ одного дяди

Милостивый Государь!

Вы — презрѣнный человѣкъ! Я предупреждалъ о васъ дочерей моего брата и говорилъ имъ, что вы — воръ, нарушитель закона, обманщикъ, пьяница и сумасшедшій! И что у васъ нѣтъ денегъ, тоже разсказалъ! И что вы не захотѣли писать о «Свободномъ трудѣ», что есть величайшій стыдъ, и что вы сами попираете ногами ваше счастье, чего отнюдь не слѣдуетъ дѣлать. И что вы обманываете всѣхъ дѣвушекъ, и что вы … Словомъ, вы презрѣнный человѣкъ, а я

Вашъ покорный слуга

…

Еще отъ одного дяди

Милостивый Государь!

Съ чувствомъ глубокаго негодованія узналъ я отъ моего брата, господина Шёпса, что съ нѣкоторыхъ поръ въ его домѣ открылось нѣчто, идущее совершенно вразрѣзъ со всѣми христіанскими правилами подчиненія, скромности и порядка; судя по нѣкоторымъ признакамъ, причиной этого являетесь вы. Ваше невѣдѣніе въ божественномъ, которое васъ отличаетъ, и упорство, съ которымъ вы въ этомъ непростительномъ невѣдѣніи пребываете, вмѣняютъ мнѣ въ обязанность, принимая во вниманіе предписанія нашего Господа и Спасителя, изложенныя въ безцѣнномъ Евангеліи, имѣвшемъ провозвѣстника въ лицѣ ветхозавѣтныхъ пророковъ и подкрѣпленномъ доказывающими непоколебимость божественнаго уроками всемірной исторіи, — охранить дѣтей вышеназваннаго брата моего Шёпса отъ гибельнаго для души вліянія вашихъ адскихъ мыслей.

Я торговалъ хлѣбомъ, а теперь живу на собственныя средства. Поэтому въ качествѣ христіанина и участника въ благодати, считаю нужнымъ стоять за святость христіанской вѣры, осчастливливающей всѣхъ избранныхъ и предписывающей питомцамъ полную покорность своимъ опекунамъ. Ибо я — опекунъ надъ дѣтьми моего брата, господина Шёпса, и не позволю, чтобы эти дѣти — ведущимъ къ проклятію способомъ противились власти и отступали отъ моей вѣры.

Совѣтую вамъ относиться съ трепетомъ къ гнѣву любвеобильнаго Господа, который не допуститъ, чтобы надъ нимъ смѣялись, и который есть Богъ справедливаго возмездія, какъ о томъ говорится въ посланіи къ Евреямъ X, ст. 31.

Еще отъ одного дяди

Я стою за свободу и противлюсь всякой покровительственной системѣ въ торговлѣ. Въ чудеса я не вѣрю, но мораль Библіи ставлю очень высоко! И если бы вы были знакомы съ новѣйшимъ богословіемъ, то вамъ стало бы стыдно. Прочтите Мейбоома о чудесахъ, тогда вы увидите, что чудесъ не бываетъ. Дѣти моего брата Шёпса…

Отъ Макса къ Тинѣ

Дорогая Тина! Вчера я провелъ хорошій вечеръ, и чувствую себя гораздо лучше. Третьяго дня я сидѣлъ, повѣсивъ голову — не помню, писалъ ли я тебѣ, что чувствую сильную тоску, — какъ вдругъ со мною заговорилъ художникъ. О, если бы со мною заговаривали только художники! Но, увы, со мною заговариваетъ всякій, а это очень скучно. Ты знаешь, съ какимъ святымъ уваженіемъ я отношусь къ каждому человѣку. «Милостивый государь, не вы ли Максъ Хавелааръ?» Это такъ и звенитъ у меня въ ушахъ! Дорогая Тина, какъ только у насъ будутъ деньги на переѣздъ, то я уѣду на какой-нибудь необитаемый островъ. Согласишься ли ты на это?

Удивительно, въ самомъ дѣлѣ, что каждому есть до меня дѣло, а между тѣмъ никто не шевельнетъ пальцемъ, чтобы добиться для меня справедливости. По этому поводу мнѣ вспоминаются публичныя казни, я разумѣю зрителей. Въ смертномъ приговорѣ бываетъ написано: «такой-то долженъ быть повѣшенъ»… Хорошо! Нѣтъ, въ сущности не хорошо… никогда и никого не слѣдовало бы вѣшать. Какъ бы тамъ ни было, однако, въ приговорахъ не говорится о томъ, что на этого человѣка, прежде чѣмъ его повѣсятъ, должна глазѣть публика. Противъ этого я возстану, какъ только сдѣлаюсь членомъ палаты представителей въ Гаагѣ. Теперь же окончу мое письмо къ избирателямъ. Я чувствую себя нѣсколько лучше.

Этотъ человѣкъ заговорилъ со мною и предложилъ мнѣ пойти посмотрѣть Ристори.

Я отвѣтилъ, разумѣется, что у меня нѣтъ денегъ. Такъ какъ онъ самъ не богатъ, то попросилъ позволенія заплатить за мое мѣсто; я согласился. Вчера вечеромъ онъ зашелъ за мною. Съ нами вмѣстѣ пошла его невѣста… И мы сидѣли втроемъ.

Ристори великолѣпно играла въ отвратительной пьесѣ, которая и не могла быть иною, такъ какъ была спеціально для нея написана, какъ объясненіе къ картинѣ. Въ пьесѣ нѣтъ правды; это самая крупная ошибка, которую я въ ней замѣтилъ, впрочемъ и единственная!.. Ты понимаешь, что я этимъ не требую плоскаго реализма. Пусть такъ думаютъ другіе. Я не собираюсь писать сейчасъ статью на тему о «Правдѣ въ поэзіи и искусствѣ». Если хочешь, перечти ее — она лежитъ вмѣстѣ съ романомъ въ сундукѣ у Фэнси, хотя ты все это знаешь, и не перечитывая.

Удивительно, однако, что Ристори со всей своей блестящею игрой не внушила мнѣ такого интереса къ себѣ, какъ невѣста художника. Въ ней была какая-то особая притягательная сила, — я думаю, что она много страдала — и сверхъ того она очень сердечно разспрашивала о тебѣ. Это меня такъ тронуло, что я все время оказывалъ ей вниманіе. Она знаетъ тебя, благодаря книгѣ о кофе, и сказала, что надѣется стать для своего мужа тѣмъ же, чѣмъ ты была для меня. Я этого не пожелалъ бы ей, такъ какъ для этого нужно перенести много горя, отъ котораго я хотѣлъ бы чтобы она была избавлена; однако, у меня осталось впечатлѣніе, что она въ минуту несчастья, дѣйствительно, всегда будетъ стоять плечо къ плечу съ мужемъ. Въ ней было что-то спокойное, мирное, что и меня настроило на мирный ладъ. Мнѣ вспомнились Саулъ и Давидова арфа. Впрочемъ… Саулъ вѣдь былъ не въ своемъ умѣ. А я? Музыка несомнѣнно и на меня подѣйствовала бы благотворно… только не оркестръ. Жаль, что музыка стоитъ такихъ большихъ денегъ. Часто ли ты бываешь въ паркѣ? Здѣсь играютъ только за деньги… какъ, впрочемъ, и все дѣлается.

Меня разбирала охота поухаживать за дѣвушкой, такъ какъ я чувствую себя страшно одинокимъ, но художникъ этого не допустилъ бы, да и она сама, повидимому, тоже; она не сказала ничего особеннаго, но я чувствовалъ, что у нея есть сердце, а это встрѣчается такъ рѣдко, и отъ этого мнѣ было хорошо. Она просила меня передать тебѣ ея привѣтъ и сказать, что она находитъ тебя необыкновенно милой, въ чемъ она права.

Я получаю безпрестанно всевозможныя письма. Я не могу переслать ихъ тебѣ всѣ — это обошлось бы слишкомъ дорого, — но это — любопытная коллекція. Всевозможные дяди и тетки меня ругаютъ… Мачехи — тоже… Отцы — тоже! Гдѣ-нибудь, повидимому, существуетъ издатель, забравшій себѣ въ голову, что я пишу «Любовныя письма» и хочу ихъ у него печатать. Я пропишу ему немного музыки. Но два дня тому назадъ въ этой серіи загадочныхъ писемъ появилась новая разновидность. Повидимому, въ публикѣ распространился слухъ, что я адски богатъ, и каждый требуетъ отъ меня — ахъ, ты не угадаешь — каждый требуетъ отъ меня… денегъ!

Денегъ… Нѣтъ, нѣтъ! Ты этого не поймешь! Отъ меня хотятъ денегъ, которыя я никому не долженъ: отъ меня требуютъ просто денегъ! Какъ въ тѣ времена, когда я…

О, Боже, Боже, Тина, гдѣ тѣ времена, когда всякій просилъ у насъ помощи, и когда мы всѣмъ помогали? О, это жестоко! Это слѣдовало бы имѣть возможность забыть! Въ состояніи ли ты себѣ это представить? Развѣ это не похоже на сонъ? Какъ богаты были всѣ, пока мы не впали въ такую бѣдность! Утрата этой возможности угнетаетъ меня сильнѣе, чѣмъ лишеніе музыки!

Самыя разнообразныя письма съ просьбою денегъ! Неимущая родильница… судно, потерпѣвшее крушеніе, съ оставшимися на немъ беременными женщинами… пожаръ… грозящее человѣку банкротство… прорывъ плотины… страстное желаніе затѣять торговлю картофелемъ… смерть «добытчика» — такъ называютъ здѣсь супруга и отца… мальчики — художники, сломавшіе себѣ ноги при паденіи съ подмостковъ… Всѣ мнѣ пишутъ… что дѣлаютъ они затѣмъ?

Я долженъ опять бѣжать изъ моей комнаты: меня выгоняютъ маляры! Ты навѣрно услышишь ихъ царапанье въ продолженіи моего письма къ избирателямъ. Но что же я могу съ этимъ подѣлать?

Всевозможныя письма, да… кромѣ письма отъ министра, который до сихъ поръ не пишетъ.

Всевозможныя письма о помощи! И знаешь ли ты, о чемъ въ нихъ просятъ? «Ахъ, если у васъ нѣтъ денегъ, то напишите что-нибудь… Сядьте тотчасъ же къ вашему письменному столу»…

Словно у меня есть письменный столъ, Тина! О, какъ это жестоко!

Какъ назвать мнѣ это со стороны публики? Есть ли то иронія, сарказмъ, насмѣшка, или же это… глупость? Послѣднему я повѣрилъ бы, но не могу согласовать этого съ тѣмъ, какъ эта публика обдѣлываетъ свои собственныя дѣла. Въ нихъ она далеко не такъ глупа!

Мнѣ писать для открытія торговли картофелемъ или для потерпѣвшаго крушеніе судна… Мнѣ? Боже мой, да развѣ мы сами не потерпѣли крушенія… Развѣ мы сами не нуждаемся въ кредитѣ, чтобы добыть горсть картофеля? Я никакъ не могу этого понять!

И послушай, если бы я это сдѣлалъ, если бы я написалъ ради денегъ, для облегченія нужды людей, то та же самая публика стала бы еще ворчать по поводу того, что я написалъ. Она изъявила бы претензію на приговоръ…

А что всего досаднѣе — да, это всего досаднѣе! — она стала бы мнѣ подражать! Одна эта мысль причиняетъ мнѣ тоску. Помнишь ли ты въ Менадо человѣка, который каждый мѣсяцъ десятаго числа пускалъ въ обращеніе какую-нибудь мысль, которую онъ девятаго слышалъ отъ меня? Такой человѣкъ могъ въ концѣ концовъ отвратить меня отъ моихъ собственныхъ мыслей! Какъ нелѣпо выглядѣли онѣ, облеченныя въ его одежды! Тина, публика дѣлала бы то же самое, если бы я сталъ писать. Тотчасъ повсюду ты увидала бы вмѣсто искренности — грубость, вмѣсто простоты — пошлость, вмѣсто поэзіи — напыщенность, вмѣсто откровенности — жестокость, вмѣсто фантазіи — неистовство, вмѣсто утренняго убора — наготу, вмѣсто искусства — вычурность, вмѣсто природы — искусство и такъ далѣе, безъ конца.

Хорошо писать публика не можетъ, потому что у нея нѣтъ души, и потому что она не страдала, что одно и то же. Недостаетъ ей и воображенія… Къ тому же она боится, чтобы ее не поймали на словѣ, если она сдѣлаетъ видъ, что что-нибудь можетъ, знаетъ или хочетъ. Гордость обязываетъ! Она никогда не подписываетъ такого обязательства, такъ какъ боится уплаты.

Да, она стала бы мнѣ подражать! Это могло бы свести съ ума всѣхъ школьныхъ учителей и заставить перевернуться въ гробу нашего добраго учителя правописанія Зигенбека! Тогда слово «караулъ» стало бы мужескаго рода, а слова «женщина» и «дѣвушка»^[4] — женскаго, и случились бы многія другія вещи, которыя я себѣ позволяю, когда мнѣ приходитъ фантазія… такъ какъ, слава Богу, не знаю надъ собой никакой власти!

---

Писалъ ли я тебѣ о томъ, что я снова началъ заниматься санскритскимъ языкомъ? Очень интересно слѣдить за тѣмъ, какъ мы дошли до нашего языка. Такія занятія, которыя меня немного отвлекаютъ, доставляютъ мнѣ истинную радость, а я въ ней нуждаюсь, ибо я очень утомленъ. Сверхъ того, какъ только я нѣсколько болѣе ознакомлюсь съ этимъ предметомъ, то серьезно отдамся голландскому языку. Языкъ обертываютъ въ свивальники, на радость школьнымъ учителямъ. Я положу этому конецъ, равно какъ и другой вещи, причиняющей мнѣ досаду… Однако, принимаюсь снова за письмо къ избирателямъ:

Избиратели! я старался напомнить вамъ, какую цѣну вы должны придавать въ вашихъ собственныхъ интересахъ индійскимъ владѣніямъ. Мнѣ слѣдовало бы обратиться къ вамъ во имя человѣчности и справедливости, но такъ какъ вы, въ большинствѣ случаевъ, люди «дѣловые», то я очень боюсь, чтобы вы не приняли меня за идеолога, за непрактичнаго человѣка, не имѣющаго понятія о томъ, что дѣйствительно необходимо.

Я указывалъ вамъ также на необходимость имѣть вамъ тамъ друзей или добиться того, чтобы, по крайней мѣрѣ, туземцы не были враждебно настроены къ вамъ; это помѣшало бы имъ по собственному побужденію отказываться отъ воздѣлыванія въ вашу пользу кофе и сахара, или примыкать къ другимъ, которые весьма охотно стали бы воздѣлывать этотъ кофе и сахаръ для себя. Могу васъ увѣрить, что ни въ Англіи, ни во Франціи никто не воспротивился бы тому, чтобы корабли съ грузомъ, идущіе въ Амстердамъ и Роттердамъ, выгружались бы въ гаваняхъ этихъ странъ.

Я желалъ бы обсудить съ вами, насколько система управленія, практикуемая надъ этими людьми вашими уполномоченными, способна возбудить и поддержать то дружеское настроеніе, въ которомъ вы нуждаетесь для упроченія вашего вліянія въ этихъ странахъ; и въ случаѣ, если при этомъ разслѣдованіи обнаружится, что эта цѣль не достигается, — перейти къ разсмотрѣнію находящихся въ вашемъ распоряженіи средствъ, для достиженія улучшенія въ тѣхъ вещахъ, положеніемъ которыхъ вы недовольны. Но… я снова наталкиваюсь на элементарность моей задачи.

Съ яванцами дѣйствительно обращаются жестоко! Я желалъ бы, чтобы это было опровергнуто, или чтобы это оказалось неправдою. Но дѣло обстоитъ такъ: въ послѣднемъ случаѣ я скорѣе надѣялся бы васъ убѣдить, ибо я понялъ, что ничего нѣтъ рѣже вниманія къ извѣстнымъ вещамъ. Въ этомъ случаѣ дѣло обстоитъ, какъ съ христіанской любовью. Всѣ знаютъ заповѣдь: «люби твоего ближняго» и т. д., но именно вслѣдствіе того, что это предписаніе сдѣлалось столь банальнымъ, слѣдовать ему представляется особенно труднымъ; и каждаго «ближняго», который серьезно сослался бы на это изреченіе, сочли бы дуракомъ. Сообразно съ этимъ, я боюсь, что вы мнѣ не повѣрите — или что вы не станете дѣйствовать въ желательномъ направленіи, когда я вамъ скажу то, противъ чего никто не споритъ: съ яванцами обращаются жестоко.

Я не хочу, однако, возбуждать подозрѣнія въ томъ, что, установивъ эту истину, какъ общепризнанную, я хочу уклониться отъ доказательствъ; я приведу ихъ вамъ здѣсь нѣсколько, хотя для меня это — грустная обязанность. Ибо, избиратели, мы съ вами должны бы быть гораздо дальше этого!

По крайней мѣрѣ послѣ всѣхъ объясненій, которыя вамъ пришлось слышать о способѣ улучшить голландское управленіе Индіей, несомнѣнно скучно объяснять, что это состояніе дѣйствительно нуждается въ улучшеніи. Будьте добры и разрѣшите мнѣ не приводить здѣсь всѣхъ доказательствъ. Я пишу письмо, а не книгу.

Первое доказательство того, что съ яванцами дурно обращаются

Когда я принялъ начальство надъ Амбойной и прилежащимъ къ ней округомъ, то скоро замѣтилъ, что мнѣ приходится имѣть дѣло съ населеніемъ, которое, обладая весьма многими прекрасными качествами, было весьма бранчливо. Мнѣ казалось даже, что многіе изъ этихъ людей начинали споръ ради того, чтобы только спорить, и что въ отдаленныхъ деревняхъ считалось даже нѣкотораго рода почетомъ: «побывать по дѣлу передъ господами». Поводы къ этимъ ссорамъ были большею частью ничтожны, и вамъ навѣрное стало бы смѣшно, если бы я со временемъ въ видѣ образца далъ вамъ нѣсколько такихъ поводовъ. Но увеселять васъ — не моя задача. Большую роль въ судебныхъ тяжбахъ жителей Амбойны играли обыкновенно ругательства. Безъ нихъ они другъ друга не понимаютъ. Они — христіане и ругаются преимущественно по-голландски, совершенно такъ же, какъ яванцы въ большихъ городахъ, которые, какъ ни мало просвѣщены они свѣтомъ Евангелія, все же находятся въ болѣе близкомъ общеніи съ вашими соотечественниками и единовѣрцами, нежели глупые обитатели внутренней части острова.

Какъ бы тамъ ни было, но каждое засѣданіе (а ихъ бывало по два въ недѣлю) было на три четверти наполнено дѣлами о словесныхъ оскорбленіяхъ.

— Милостивый государь, Іосифъ сказалъ, что я — собака.

Я выслушивалъ съ тѣмъ же терпѣніемъ, которое вы должны отмѣтить въ моемъ письмѣ къ избирателямъ, всѣхъ двѣнадцать или двадцать свидѣтелей, слышавшихъ, какъ Іосифъ дѣйствительно обозвалъ Авраама — или Езекіила — собакой.

Христіане въ Амбойнѣ носятъ по большей части библейскія имена.

— Итакъ, Іосифъ, говорилъ ли ты, что Авраамъ или Езекіилъ — собака?

— Да, господинъ ассистентъ-резидентъ. Но Авраамъ — или Езекіилъ — сказалъ, что я — свинья.

Тогда я съ тѣмъ же терпѣніемъ выслушивалъ всѣхъ свидѣтелей, заявлявшихъ по совѣсти, что они слышали, какъ Авраамъ — или Езекіилъ — назвалъ Іосифа свиньей.

Каковъ былъ мой приговоръ? Онъ былъ простъ:

— Вы оба совершенно правы, о Іосифъ и Авраамъ — или Езекіилъ, — а теперь ступайте спокойно по домамъ!

Тогда обыкновенно они требовали выдачи имъ свидѣтельства, которое могли бы показать въ деревнѣ, о томъ, что они были «на судѣ передъ господами», и что каждый изъ нихъ былъ по-своему правъ.

Вотъ вамъ мое свидѣтельство, о вы, сторонники «свободнаго труда»^[5] и вы, защитники «культурнаго метода»; и тѣ и другіе изъ васъ вполнѣ правы! Идите спокойно по домамъ, какъ Іосифъ и Авраамъ — или Езекіилъ.

Второе доказательство того, что яванцевъ мучатъ

Трудъ яванца можно раздѣлить на слѣдующія рубрики:

1) Барщина на частныхъ землевладѣльцевъ.

2) Барщина на туземныхъ начальниковъ и чиновниковъ.

3) Работа на «контрактантовъ», то-есть на лицъ, которыхъ щедрое правительство одарило правомъ располагать извѣстнымъ пространствомъ земли, вмѣстѣ съ рабочею силою окрестныхъ деревень.

4) Работа на частныхъ лицъ, предоставленныхъ своимъ собственнымъ средствамъ и вступающихъ безъ покровительства правительства въ соглашеніе съ туземцами. Это и есть пресловутый «свободный трудъ».

5) Работа на правительство: «Культурный методъ».

6) Работа на самого себя. На нее обыкновенно не хватаетъ времени, и тогда наступаютъ голодъ и нищета.

Всѣ эти виды работы безвозмездны, и только послѣдній видъ дѣятельности могъ бы принести пользу самому яванцу. Пять же перечисленныхъ категорій приносятъ пользу: землевладѣльцамъ, туземнымъ начальникамъ, европейскимъ чиновникамъ, контрактантамъ, частнымъ предпринимателямъ, голландско-индійскому управленію, то-есть, въ концѣ концовъ: Нидерландамъ.

Чѣмъ болѣе работаетъ яванецъ, тѣмъ болѣе прибыли для этихъ лицъ, для этого правительства, для этого народа.

Яванецъ повинуется своимъ начальникамъ. Эти начальники имѣютъ пристрастіе къ роскоши и пышности. Кто имѣетъ своимъ другомъ начальника, тотъ можетъ сколько угодно изнурять подчиненное ему населеніе. Кто своему начальнику платитъ — кто его подкупаетъ — можетъ быть увѣренъ, что получитъ за это въ десять разъ больше прибыли…

Итакъ, избиратели, вы, обладающіе знаніемъ людей, вы, которые слишкомъ разсудительны, чтобы принимать что-нибудь на вѣру, вы, которые такъ падки на ложь… вы будете пріятно изумлены, если я скажу вамъ сейчасъ неправду, которую особенно рекомендую вашему невѣрію:

Всѣ землевладѣльцы — честны. Всѣ индійскіе начальники — благородны. Всѣ европейскіе чиновники — безукоризненны. Всѣ контрактанты — щедры. Всѣ частные предприниматели — безкорыстны. Индійское правительство великодушно… а Голландія строитъ желѣзныя дороги на скромные остатки отъ расходовъ…

Третье доказательство того, что съ яванцами дурно обращаются

Избиратели, вы читали книгу о торговлѣ кофе. Авторъ ея говоритъ, что исторія Саидьи не истинна. Онъ не долженъ бы разсказывать этой исторіи, и я надѣюсь, что впредь онъ не впадетъ въ такую ошибку! Онъ разсказываетъ такъ, что вы чувствуете желаніе сдѣлать его вашимъ лейбъ-поэтомъ… Но рѣчь въ ней идетъ не о вашемъ увеселеніи, о избиратели! Авторъ говоритъ тамъ:

«Передо мною лежатъ документы… или, лучше сказать, подлинное признаніе».

«Да, признаніе, читатели! Я не знаю, любилъ ли Саидья Адинду. Не знаю и того, ушелъ ли онъ въ Батавію. Не знаю, былъ ли онъ убитъ въ Лампонгѣ голландскими штыками. Не знаю, умеръ ли его отецъ подъ ударами палокъ, которыми его наказали за то, что онъ ушелъ изъ Бадура безъ паспорта. Не знаю, считала ли Адинда мѣсяцы, вырѣзая зарубки на своемъ чурбанѣ для толченія риса»…

«Всего этого я не знаю!»

«Но я знаю нѣчто большее. Я знаю и могу доказать, что было много Адиндъ и много Саидьевъ, и что являющееся вымысломъ въ отдѣльномъ случаѣ, въ общемъ — правда. Я уже говорилъ, что могу назвать имена лицъ, которыя, подобно родителямъ Саидьи и Адинды, преслѣдуемыя страшнымъ гнетомъ, должны были покинуть свою родину. Я не намѣренъ давать здѣсь разъясненій, которыя были бы умѣстны передъ судомъ, на обязанности котораго лежало бы произнести приговоръ надъ способомъ проявленія въ Индіи голландскаго могущества; эти объясненія были бы убѣдительны лишь для тѣхъ, у кого хватило бы терпѣнія внимательно и съ интересомъ ихъ прочесть, чего нельзя ожидать отъ публики, ищущей въ чтеніи только разсѣянія. Поэтому вмѣсто сухого перечня именъ лицъ, мѣстностей и датъ, вмѣсто копіи со списка грабежей и вымогательствъ, лежащаго передо мною, я старался дать приблизительную картину того, что происходитъ въ сердцахъ людей, когда ихъ лишаютъ необходимаго для поддержанія жизни. Или, лучше сказать, я далъ возможность читателю догадываться объ этомъ, ибо боялся ошибиться въ обрисовкѣ тѣхъ чувствъ, которыхъ самъ никогда не испыталъ».

«Что же касается сущности, то пусть меня призовутъ для подтвержденія того, что я написалъ! О, пусть мнѣ скажутъ: „ты выдумалъ твоего Саидью… онъ никогда не пѣлъ своей пѣсни… никакой Адинды не было въ Бадурѣ!“ Я хотѣлъ бы только, чтобъ это было сказано съ желаніемъ и съ твердымъ намѣреніемъ добиться истины, пока я не доказалъ бы, что я не праздно болтаю языкомъ!»

«О, пусть меня призовутъ свидѣтельствовать!»

Избиратели, голландцы, христіане, не возбудило ли вашего вниманія то обстоятельство, что отъ автора не потребовали подтвердить доказательствами написаннаго? Развѣ не стоило разслѣдовать, не былъ ли обманщикомъ этотъ Мультатули? Развѣ вы не были обязаны увѣриться въ этомъ? Не поразило ли васъ то, что ваши правители — либералы и консерваторы, одинаково — молчали, какъ пойманные воры? Довольны ли вы этимъ, избиратели? Развѣ для васъ безразлично, какой отвѣтъ долженъ быть данъ на вопросъ, вполнѣ законно поставленный газетами: «Не разбойничье ли государство Голландія?»

Не казалось ли вамъ, что слѣдуетъ настаивать на этомъ отвѣтѣ? Или же вы его боялись?

Но теперь вы считаете необходимымъ разслѣдовать, насколько правильны приведенныя цифры. Ваши «почтенные ораторы» — которые по большей части очень плохо говорятъ и весьма мало почтенны — дѣлаютъ запросъ министру колоній для разъясненія этого дѣла. Это характерно! Вамъ говорятъ словами, отъ которыхъ «по всей странѣ пробѣгаетъ трепетъ», что вы разбойники… Почтительное молчаніе! Затѣмъ появляются разъясненія, таблицы суммъ, которыя вы ежегодно крадете… и ваши ревностные представители хотятъ немедленно знать, насколько вѣрны истинѣ эти таблицы и заявленія, и какъ всѣ эти данныя получены!

Выжимать изъ населенія соки, грабить, разорять, убивать… о, это ничего не стоитъ для совѣсти голландцевъ! Но дать возможность чужому человѣку заглянуть въ книги… познакомиться съ веденіемъ всего этого безпутнаго прожектерскаго предпріятія… да, это ужасно! Достаточно этого, о, нидерландскій народъ, чтобы оцѣнить характеръ твоего представительства и твою мораль!

Но, чортъ возьми, тогда постыдитесь же вашихъ вѣчныхъ увѣреній въ томъ, что вы хотите «цивилизовать и облагородить» вашихъ заокеанскихъ братьевъ въ то самое время, какъ вы допускаете, чтобы ваши уполномоченные ихъ мучили самымъ ужаснымъ образомъ!

Устыдитесь же тогда той самой религіи, которую вы хотите навязать этимъ «братьямъ», въ качествѣ единственно истинной, и которая въ концѣ концовъ, какъ оказывается, сводится къ проклятой корысти!

Устыдитесь же осуждать воровъ и убійцъ именемъ короля въ то самое время, какъ паспорта кораблей, везущихъ сюда накраденные вами товары, выдаются именемъ того же короля!

Я отказываюсь рѣшать вопросъ, угодно ли вамъ знать правду, но я хочу вамъ эту правду высказать. Я дѣлаю это для моего удовольствія, не имѣя стремленія васъ увеселять, те для меня является въ высокой степени безразличнымъ. Сверхъ того у меня есть еще одна причина. Я хочу лишить васъ передъ лицомъ Европы всѣхъ отговорокъ въ томъ, что вы ничего не знаете! Я хочу помѣшать тому, чтобы въ отвѣтъ на воззваніе, которое я издамъ, люди говорили: все это дѣлалось преступнымъ правительствомъ… одобрялось соннымъ народнымъ представительствомъ, но… самъ народъ этого не зналъ!

Мультатули поступалъ неправильно, когда облекалъ для васъ истину во всевозможныя одѣянія. Вы переложили пѣсню Саидьи на музыку, и ваши дочери съ большимъ чувствомъ терзаютъ ее на фортепьяно… Я собираюсь дать вамъ новый текстъ, который горячо рекомендую вашему музыкальному вдохновенію. Но раньше еще одно замѣчаніе: въ отвѣтъ на разсказъ о Саидьѣ, вы отвѣтили: «ты занимательно болтаешь, разскажи намъ еще что-нибудь!» и использовали такимъ образомъ настоящее или притворное восхищеніе разсказомъ, чтобы не видѣть, въ чемъ суть этого разсказа о Саидьѣ. Но впредь вы не сможете говорить, что не знаете, что значитъ для яванскаго земледѣльца буйволъ! Вы не можете отговориться тѣмъ предлогомъ, что вамъ неизвѣстно значеніе нижеслѣдующаго! Вы не сможете отвѣчать, какъ вашъ прообразъ Дрогстопель: «Какое мнѣ дѣло до черныхъ туземцевъ съ ихъ буйволами! У меня никогда не было ни одного буйвола, и тѣмъ не менѣе я доволенъ!»

Взгляните на слѣдующее:

СПИСОКЪ
буйволовъ, отнятыхъ у населенія одного округа въ февралѣ 1856 года, въ то время, какъ Максъ Хавелааръ былъ ассистентомъ-резидентомъ провинціи Лебака, и въ то время, какъ Даймеръ ванъ-Твистъ въ царствованіе Вильгельма III управлялъ именемъ нидерландскаго народа такъ называемыми нидерландско-индійскими колоніями.

Имя ограбленнаго	Деревня	Округ	Число похищенныхъ буйволовъ
Кассибъ	Каду Гавіеръ	Бадуръ	Одинъ буйволъ
Манджіа	Тьибонбонгъ	"	"
Уссупъ	"	"	"
Маясси	"	"	"
Радая	"	"	"
Хаджи-Садикъ	"	"	"
Сапіюдьенъ	"	"	"
Мурсидъ	Валуку	"	Два буйвола
Садья	Сангьеръ	"	Одинъ буйволъ
Ридьяль	Тьимонтонгъ	"	Два буйвола
Каларъ	Бадуръ	"	Два буйвола
Мамакъ	Тьипурутъ	"	Одинъ буйволъ
Каліамъ	Каду Лебу	"	"
Асмиль	Каду Гавьеръ	"	"
Ранга	Каду Дамасъ	"	"
Марніе	Тьисангсангъ	Гун. Кинтьяна	"
Саріада	"	"	"
Дьепо	Тьидадапъ	Керта	"
Дьяя	Тьиуру	"	"
Баіе	Лебакъ Тьитра	Тьикуссикъ	Два буйвола
Асмиль	"	"	Одинъ буйволъ
Маинтенъ	Тьикатампе	"	"
Айимъ	Тьилегонгъ	"	"
Мутасси	Тьигингангъ	"	"
Мандая	Каду Ламбу	Компаи	"
Ардай	"	"	"
Адьиманъ	Ларіебонгуръ	"	"
Арпанъ	Тьикаріо	Тьилелесъ	"
Абьенъ	Тьимеракъ	"	"
Дакиръ	Дьорогдалонгъ	"	"
Муктаръ	Сереве	"	"
Ассіе	"	"	"

Довольно ли съ васъ этого, избиратели?

Видите, какъ неправильно вы поступили, назвавъ Мультатули писателемъ, между тѣмъ какъ все торжественное однообразіе его разсказа о Саидьѣ есть не болѣе, какъ плагіатъ, списокъ съ печальной дѣйствительности!

Одинъ буйволъ! Еще одинъ буйволъ!

Одинъ буйволъ! Да! Но въ итогѣ: тридцать шесть буйволовъ! Это не такъ ужъ много, думаете вы?

Однако за одинъ мѣсяцъ! Развѣ этого по-вашему недостаточно, избиратели?

Тридцать шесть буйволовъ за одинъ мѣсяцъ въ одномъ округѣ! Это не такъ ужъ много, думаете вы?

Хорошо, но повторяю: въ одномъ округѣ! Этого вамъ недостаточно, избиратели?

Тридцать шесть буйволовъ за одинъ мѣсяцъ въ одномъ округѣ! Это не такъ ужъ много, по-вашему?

Хорошо! Лебакъ имѣетъ пять округовъ… помножьте, говорю вамъ!

Пятью тридцать шесть составитъ сто восемьдесятъ! Довольно ли этого съ васъ, избиратели?

Сто восемьдесятъ буйволовъ, отнятыхъ у населенія Лебака въ теченіе одного мѣсяца! Это не такъ ужъ много, думаете вы?

Хорошо! но въ году двѣнадцать мѣсяцевъ… помножьте, говорю вамъ!

Двѣнадцать разъ по сто восемьдесятъ составятъ двѣ тысячи съ лишнимъ! Довольно ли съ васъ этого, избиратели?

Болѣе двухъ тысячъ буйволовъ, отнятыхъ у населенія провинціи Лебакъ въ теченіе года! Это не такъ ужъ много, думаете вы?

Хорошо! Но резидентство Бантамъ имѣетъ пять провинцій… помножьте, пожалуйста!

Пять разъ по двѣ тысячи буйволовъ составятъ десять тысячъ буйволовъ! Довольно ли этого, избиратели?

Десять тысячъ буйволовъ, отнятыхъ въ теченіе года у населенія резидентства Бантамъ! Это не такъ ужъ много, по вашему мнѣнію?

Хорошо! Но наконецъ: Ява имѣетъ нѣсколько резидентствъ. Число ихъ мѣняется. Возьмите отношеніе населенія Бантама къ населенію Явы^[6], и умножьте, прошу васъ!

Двадцать четыре раза по десять тысячъ буйволовъ составятъ двѣсти сорокъ тысячъ буйволовъ. Довольно ли съ васъ этого, избиратели?

Двѣсти сорокъ тысячъ буйволовъ, отнятыхъ въ теченіе одного года у яванскаго населенія! Это не такъ уже много, по-вашему?

Итакъ, наконецъ: Ява — лишь одинъ изъ принадлежащихъ вамъ острововъ. Трудно опредѣлить съ точностью, но мы можемъ сказать приблизительно, что яванское населеніе относится въ населенію всѣхъ острововъ, какъ одинъ къ тремъ. Но такъ какъ въ другихъ мѣстахъ благосостояніе ниже, и такъ какъ въ другихъ частяхъ вашихъ владѣній нельзя такъ грабить, какъ на Явѣ, то я предлагаю вамъ на этотъ разъ помножить только на два: помножьте, говорю я вамъ!

Два раза по двѣсти сорокъ тысячъ буйволовъ составятъ четыреста восемьдесятъ тысячъ буйволовъ. Довольно ли этого съ васъ?

Четыреста восемьдесятъ тысячъ буйволовъ, отнятыхъ за годъ у такъ называемаго нидерландско-индійскаго населенія! Это не такъ ужъ много, думаете вы?

Хорошо же! Наконецъ, дѣйствительно въ послѣдній разъ: каждый генералъ-губернаторъ остается тамъ обыкновенно пять лѣтъ… Помножьте, прошу васъ!

Пять разъ по четыреста восемьдесятъ тысячъ буйволовъ составятъ почти два съ половиной милліона буйволовъ!

Два съ половиной милліона буйволовъ, отнятыхъ у индійскаго населенія за пять лѣтъ управленія одного генералъ-губернатора, не исполняющаго своего долга! Это не такъ ужъ много, по-вашему?

Хорошо же! Наконецъ: каждый буйволъ стоитъ отъ пятнадцати до тридцати гульденовъ. Будемъ считать двадцать гульденовъ… Умножьте, говорю я вамъ!

Двадцать разъ по два съ половиной милліона составятъ пятьдесятъ милліоновъ.

Пятьдесятъ милліоновъ гульденовъ буйволами, которые были отняты у индійскаго населенія въ управленіе одного генералъ-губернатора, не исполнявшаго своего долга! Это не такъ много, думаете вы?

Хорошо! Это еще не все, что отнимается у населенія. Барщина, безплатный трудъ — все это, будучи переведено на деньги, составитъ гораздо больше, — въ двадцать разъ больше, о избиратели! Умножьте, прошу васъ!

Двадцать разъ по пятьдесятъ милліоновъ составитъ тысячу милліоновъ!

Довольно ли этого съ васъ, избиратели?

Тысячу милліоновъ гульденовъ деньгами, которыя отнимаются у индійскаго населенія въ управленіе одного генералъ-губернатора, не исполняющаго своей обязанности!

Наконецъ, достаточно ли съ васъ этого, о нидерландскіе избиратели?

Если же и этого недостаточно, то я предложу вамъ произвести еще разъ умноженіе той цифры притѣсненій и вымогательствъ, о которыхъ говорятъ мои данныя по Парангъ-Кудьянгу, — на число грабежей, о которыхъ не дошло до моего свѣдѣнія, благодаря тому, что жалобщики были убиты и брошены въ рѣку по дорогѣ къ моему дому!..

---

Проклятіе еще разъ тому, что вы такъ туги на ухо, и что я долженъ прибѣгать къ насмѣшкѣ, чтобы быть понятымъ. Я надѣюсь, что вы теперь поняли, избиратели, почему мнѣ нельзя польстить, выдавая мнѣ дипломъ искуснаго разсказчика? Есть ли въ спискѣ украденныхъ буйволовъ стиль, поэзія и духъ? Развѣ этотъ списокъ менѣе тощъ и скуденъ и менѣе пахнетъ «дѣлами», чѣмъ ваши торговыя замѣтки?

Развѣ вамъ было бы пріятнѣе, если бы я къ каждому случаю воровства — къ воровству оффиціальному: о не-чиновныхъ ворахъ мы здѣсь не говоримъ, — если бы я къ каждому случаю воровства пристегивалъ новый разсказъ, если бы я вышивалъ новые узоры нужды на канвѣ каждаго новаго преступленія? Если бы я создавалъ новую любовь и новое отчаяніе при каждомъ новомъ неисполненіи долга? Но, избиратели, вѣдь этого не дѣлаете и вы въ вашихъ прошеніяхъ, замѣткахъ и т. д.

Столько-то связокъ, столько-то тюковъ, столько-то бочекъ…

Почему же вы мнѣ не вѣрите?

Но я и не требую вѣры, Есть очень простое средство убѣдиться, все ли количество украденныхъ буйволовъ внесено въ списокъ грѣховъ того, кого это касается. Позвольте мнѣ дать вамъ адресъ этого человѣка:

Его зовутъ Альбертусъ Якобусъ Даймеръ ванъ Твистъ…

Примѣчанія

1. лат.
2. др.-греч. 
3. Вслѣдствіе огромнаго количества однородныхъ писемъ, остальныя опущены авторомъ.
4. Слово «караулъ» по-нѣмецки женскаго рода, а слова «женщина» и «дѣвушка» — средняго.
5. «Свободный трудъ» и «культурный методъ» — лозунги двухъ партій, боровшихся въ то время за преобладаніе въ дѣлѣ колонизаціи голландскихъ владѣній въ Индіи. Партія «культурнаго метода» была консервативной; представителемъ ея являлось правительство и его приверженцы. За «свободный трудъ» стояли либералы.
6. Бантамъ въ 50-ыхъ годахъ имѣлъ 500 т. жителей, а населеніе Явы равнялось въ то же время двѣнадцати милліонамъ.