Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы: Сборник научных трудов
Саратов: Буква, 2013. Вып.19.
Александр Александрович Лебедев (1886—1930) — саратовский историк, библиограф, краевед, входил в состав СУАК1. Ряд исследований он посвятил изучению биографии Н. Г. Чернышевского и его семье2.
Несколько рукописей из архива А. А. Лебедева после его смерти в 1932 году были переданы в музей Н. Г. Чернышевского. Это подготовленные к публикации статьи «Родина Н. Г. Чернышевского» и «Отец Чернышевского», датированные 1928 годом, а также несколько страниц заметок о выставке, посвященной Н. Г. Чернышевскому, организованной в Саратовском университете в 35-ю годовщину со дня смерти писателя.
Эти рукописи хранились в музее до передачи в Центральный государственный литературный архив (ЦГЛА-ЦГАЛИ СССР-РГАЛИ) в 1941 г. В 1956 г. для музея была сделана микрофильмированная копия этого дела. Рукопись Лебедева «Отец Чернышевского» до сих пор не издана3.
По мнению А. А. Лебедева, вопрос об отце писателя «не получил более или менее удовлетворительного освещения в литературе, посвященной Чернышевскому». Чтобы восполнить этот пробел, А. А. Лебедев по просьбе С. Н. Чернова, с которым его объединяло многолетнее сотрудничество в СУАК4, написал статью об отце Чернышевского. Работа представляет собой извлечения из двух ранее подготовленных Лебедевым к печати рукописей «Архиепископ Иаков Нижегородский» и «История инквизиции в Саратовском Поволжье». Уже исходя из названий, можно понять, что в статье освещается период в биографии Г. И. Чернышевского, когда Саратовскую епархию возглавлял архиепископ Иаков (Вечерков), и участие Гаврилы Ивановича в миссионерской деятельности.
Научное достоинство статьи А. А. Лебедева подчеркивается большим количеством ссылок на опубликованные исследования и воспоминания, в которых упоминалось о Г. И. Чернышевском, использование рукописных и архивных материалов5.
Характеризуя личность отца Чернышевского, Лебедев, соглашаясь с мнением исследователей и мемуаристов, приводит ряд сведений, характеризующих Г. И. Чернышевского как священнослужителя и миссионера во время управления Саратовской епархией преосвященным Иаковом (И. И. Вечерковым), которые отчасти, «накладывают тень» на представленный образ.
15 лет (1832—1847 гг.) саратовской епархией управлял Иаков (Иосиф Иванович Вечерков), который практически сразу взялся за организацию действий против раскола. С этого момента, по мнению А. А. Лебедева, начинаются взаимоотношения нового архиерея и саратовского благочинного, о которых существуют противоречивые сообщения.
Интересно мнение Лебедева об оценке, которую дал Николай Чернышевский, участию отца в противораскольничьей деятельности. Но характеристике сына, Гаврила Иванович не сочувствовал миссионерству, проявлял терпимость и уважение по отношению к представителям религиозного разномыслия. Лебедев считает, что сын не может быть беспристрастным в оценке деятельности своего горячо любимого отца. В этой связи автор статьи приводит указание П. И. Мельникова (А. Печерского) на донос в Синод, представленный Чернышевским в самом начале миссионерской деятельности Иакова в саратовской епархии. Причем указывается, что Мельников об этом узнал из рассказа самого Иакова (с 1847 по 1850 гг. бывшего епископом Нижегородским), и что этот донос на всю жизнь оставил горький осадок в сердце преосвященного.
Однако если мы обратимся к переписке Н. Г. Чернышевского с отцом, небезынтересным будет описание его встречи в Петербурге с бывшим саратовским архиереем. В письме родителям от 24 января 1850 г. Николай Гаврилович писал об этом событии: «Он встретил меня очень ласково; спросил о Вас, милый папенька: „Я очень, очень помню: он много послужил церкви, много послужил и мне“6. Узнав, что Г. И. Чернышевский оставался благочинным, Иаков сказал: „Ну, слава богу, значит, он пользуется доверенностью нового преосвященного своего. Верно, он нашел в нем такого же верного и дорогого помощника себе, каким имел и я в нем“7.
Если сравнить отзывы Н. Г. Чернышевского и рассказ П. И. Мельникова, очевидно абсолютное расхождение во мнении Иакова о своем подчиненном. Возможно, не имея сведений о письмах Н. Г. Чернышевского к отцу, Лебедев не принял этот факт во внимание, доверившись сообщению Мельникова.
Известно, что с утверждением миссии в Саратове Иаков начал активно осуществлять правительственный план по приведению к единоверию иргизских старообрядческих монастырей. Далеко не все принимали методы преосвященного, направленные на скорейшее решение этой проблемы4. Так, А. М. Фадеев, несогласный с миссионерскими методами епархиального начальства, после ухода с губернаторской должности сделал донос в Синод о нарушениях правительственных распоряжений саратовским архиереем Иаковом, который постоянно в стремлении поскорее решить вопрос об искоренении раскола во вверенной ему епархии, действовал не осторожностью и убеждением, а полицейскими репрессивными мерами. В частности, упоминалась деятельность созданного Иаковом Секретного Совещательного Комитета по делам о раскольниках, сектантах и отступниках от православия9. Возможно, этот донос П. И. Мельников приписал Чернышевскому, когда писал о разгроме скопцов в Саратове…
„Оставляя этот рассказ на ответственности автора, считаю долгом заметить, — писал Н. С. Соколов в 1888 г., — что едва ли сколько-нибудь заслуживает доверия отзыв его о Чернышевском: в Саратове живы еще люди, которые лично знали Чернышевского, и все они в один голос говорят, что это был человек не только замечательного ума, но и замечательной честности. Преосвященный Иаков, очень ревниво относившийся к своей власти и по нутру неспособный поощрять доносчиков, всегда высоко ценил прот. Чернышевского и в течение всех 15 лет своего управления саратовской епархией держал его около себя“10.
Еще по ряду вопросов А. А. Лебедев не соглашается с С. Н. Черновым: и что Иаков дал неверное представление о доходах Чернышевского по запросу из Петербургского университета, и что архиерей, будучи монахом-аскетом, не принимал на светский, западный манер устройство жизни благочинного.
Что касается в неприятии образа жизни Чернышевских, то это мнение Лебедев опровергает тем, что сам Иаков не пренебрегал общением с аристократией Саратовской губернии, активно интересовался науками, собирательством, был членом нескольких ученых обществ. „Оба они были близки к дворянско-помещичьему миру“, — отмечает Лебедев. Между ними не может быть никакого бы то ни было культурного расхождения.
Что же касается неверных сведений о доходах Чернышевского, Лебедев оправдывает Иакова, утверждая, что преосвященный был уверен в достаточно высоком доходе с прихода Сергиевской церкви. Если же мы обратимся к документу, то увидим, что Иаков практически не имел отношения к этому делу. В консисторию были даны сведения о невысоких доходах Чернышевского (годовое жалование в 300 рублей, из которых 200 уходило на содержание сына в Петербурге). Нашлись те, кто не поверил, и с Чернышевского потребовали представить сведения обо всех доходах, в том числе со сдаваемых в наем усадебных флигелей. Сведения о недостаточных доходах подтвердились, и необходимая справка все-таки была представлена в университет». Этот документ был составлен после перевода Иакова в Нижегородскую епархию, потому и слухи не подтверждаются.
В конце статьи Лебедев не делает обобщений, выводов. Возникает мнение, что это не законченная публикация, а материалы, над которыми он работал. Возможно, поэтому чувствуется незавершенность статьи.
Статья А. А. Лебедева, в которой он полемизирует по ряду вопросов с С. Н. Черновым о взаимоотношениях саратовского архиерея Иакова (Вечеркова) и благочинного Г. И. Чернышевского представляется интересным и в настоящее время для выяснения личности отца Николая Гавриловича Чернышевского. В публикуемой рукописи сохраняются номера постраничных сносок автора, употребляемые им сокращения и стиль изложения12.
1 О биографии А. А. Лебедева см.: Дневниковые записи Михаила Дмитриевича Соколова — старшего брата Семена Дмитриевича Соколова (1878—1933) — члена СУАК // Мишин Г. Записки Саратовского Обывателя. Саратовский след Распутина. Саратов, 2001. С. 67-68.; Хованский Н. Ф. Краткие биографии членов Комиссии.// 25-летие СУЛК. Саратов, 1911. С. 19-20; Захарова Н. Е. Неизданные рукописи А. А. Лебедева о семье Чернышевских // Культура и речь Саратовского края : сб. статей и метод, материалов / под ред. А. А. Демченко. Вып. 1. Саратов, 2010. С. 62-64.
2 «К биографии Н. Г. Чернышевского (По поводу 20-летия со дня его смерти 1889—1909)» (Исторический вестник, 1910, № 1-2); «К биографии Н. Г. Чернышевского» (Исторический вестник, 1910, № 3); «Уголки Н. Г. Чернышевского в Саратове» (Известия книжных магазинов Т-ва М. О. Вельфа но литературе, науке и библиографии, 1910, № 7); «Духовников Ф. В. Николай Гаврилович Чернышевский, с предисловием и примечаниями А. Лебедева» (Русская старина, 1910. № 12; 1911, № 1); «Г. И. Чернышевский как идеальный пастырь» (Приходской священник, 1912, № 6).
3 Рукопись А. А. Лебедева «Родина Н. Г. Чернышевского» опубликована в 2010 г. (см.: Культура и речь Саратовского края : сб. статей и метод, материалов / под ред. А. А. Демченко. Вып. 1. Саратов, 2010. С. 64-68.
4 Саратовская Ученая Архивная Комиссия.
5 См. «Приложение» к статье, где представлены публикации, которые использовал А. А. Лебедев.
6 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч.: В 15 т. Т. XIV. М., 1949. С. 177.
7 Там же.
8 См.: Мордовцев Д. Л. Последние годы Иргизских раскольничьих обшин // Дело. 1872. № 1-4; Соколов Н С. Раскол в Саратовском крае. Опыт исследования по неизданным материалам. Т. I. Поповщина до пятидесятых годов настоящего столетия. Саратов, 1888. и др.
9 Подробнее см.: Скворцов ГА. Саратовский Высочайше утвержденный Секретный Совещательный Комитет по делам о раскольниках, сектантах и отступниках от православия // Груды Саратовской ученой архивной комиссии. 1915. № 32. С. 20-22.
10 Соколов Н. С. Указ. соч. С. 339—340.
11 Прошение протоиерея Гавриила Чернышевского о выдаче ему справки о несостоятельности для представления в Петербургский университет на предмет освобождения сына его Николая Чернышевского от уплаты за обучение. 25/4—1846 г. ГАСО. Ф. 135. Он. I. Д. 1930.
12 «ibid.» — там же; «о.с.» — указанное (означенное) сочинение. Сохранены подчеркивание и выделения в тексте. Расшифровка публикаций в Приложении.
[вверху страницы: Адрес: Саратов Большая Кострижная 26, кв. 1. Александру Александровичу Лебедеву.]
О Н. Г. Чернышевском создалась обширная литература. В рукописи существует интересный библиографический труд С. Д. Соколова, посвященный обзору этой литературы, обнимающий свыше 4. 000 NoNo книг и статей. Есть и печатный указатель, составленный М. Н. Чернышевским — сыном и знатоком знаменитого писателя (готовится к печати и новое издание); к сожалению, М.Н. не был библиографом, и его работа не является образцовой2.
Один пункт не получил более или менее удовлетворительного освещения в литературе, посвященной Чернышевскому — это вопрос об отце писателя. Принимая во внимание громадное значение наследственности, мы вправе требовать от биографов Чернышевского особого внимания к этой теме в жизнеописания писателя. Правда, в литературе имеется несколько рассказов о Гавриле Ивановиче, — так звался отец писателя, — несколько попутных упоминаний о нем в работах по Н. Г. Чернышевскому, но они настолько скупы, настолько односторонни, что личность Чернышевского — отца остается до сих пор совершенно неясной. Единственная заметка, посвященная специально характеристике Г. И-ча, была напечатана мной в 1912 г. (Г. И. Чернышевский, как идеальный пастырь «Прих[одской] свящ[енник]» 1912, № 6), но и здесь не затронут вопрос о миссионерской деятельности Чернышевского, между тем она занимает видное место в его жизни. Правда, в последнее время появилась весьма интересная статья С. Н. Чернова «Семья Чернышевского» («Известия Краеведческого Института» II. Саратов 1927 и отд. отт.), представляющая большую ценность для изучения семьи Чернышевских, но, к сожалению, автор не воспользовался в должной степени ни печатной, ни архивной литературой [при освещении] затронутого им вопроса об отце писателя.
Настоящая статья, представляющая собой извлечение из двух наших работ, приготовленных к печати — «Архиепископ Иаков Нижегородский» (30 печ. листов) и «История инквизиции в саратовском Поволжье» (80 печ. листов)3, печатается по желанию глубокоуважаемого С. Н. Чернова, просившего меня высказываться об отце Н. Г. Чернышевского.
Гавриил Иванович Чернышевский был весьма интересной личностью. Все воспоминания о нем сходятся как о лучшем человеке, человеке редких моральных качеств и большого ума. Честность, прямота, стойкие и глубокие нравственные убеждения его были известны всему приходу4. Таким глубоким уважением, каким был окружен Чернышевский, пользуются в жизни очень немногие5. Даже болезненно-враждебно относившийся к его сыну И. И. Палимпсестов признается, что образ Гавриила Ивановича оставил в нем самые глубокие следы, хотя он и видел многих достойных служителей алтаря6. К нему, как внимательному, ласковому и сердечному человеку — советнику, охотно шли со своими религиозными запросами и дворяне, и купцы и также доверчиво шли за советом и помощью бедняки: после его смерти оказалось довольно много денег, доверенных ему беднотой на хранение7. С ним советовались даже люди других исповеданий: одна барышня — лютеранка спрашивала его совета — выходить ли ей замуж за одного искателя ее руки8. Это один из самых религиозных священников, редчайший тип духовного лица, священник божий, необыкновенно сдержанный в слове и движении, один из самых религиозных людей, которых только знал архиепископ Никанор Херсонский9. По словам Н. Г. Чернышевского, его отец никому никогда не служил помехой10. Образованный и начитанный в отческой и классической литературе, он знал латинский, греческий, еврейский и французский языки; причем свободно читал и писал на древних языках, особенно на латинском11, знал математику и историю и в тоже время, но скромности, никогда не хвалился своими знаниями. Науку он ценил не только ради тех практических выгод, которые она дает, но и ради расширения кругозора, всегда связанного с ее освоением. Он обладал обширной библиотекой, которая заключала в себе кроме множества богословских книг, много исторических сочинений, начиная с XVIII в. Н. И. Костомаров обратил на нее внимание, как на очень ценную, и пользовался ею12 вместе с еп[ископом] Иаковом13. Стоя по своему уму и образованию выше многих в городе, Чернышевский и в педагогической деятельности выделялся в эту жесткую пору своей гуманностью14: он — враг розги и, где мог, допускал ее только в исключительных случаях, да и то только по прямому требованию своего начальства15. Его ученики в Саратовском духовном училище (еще до еп. Иакова) говорили, что лучше перенести брань, укоризны и розги, чем выслушивать кроткое со слезами на глазах, увещевание Гавриила Ивановича. Наказывая розгами только по побуждению ректора, он всегда прекращал сечения, едва только ученик говорил: «Простите! Исправлюсь!»16. Г.И., таким образом, держался того мнения, что телесное наказание должно достигать своей цели не физической болью, а сознанием позорности поступка, вызвавшего наказание (так думал он ранее Н. И. Пирогова).
Вместе с Н. Г. Скопиным ему принадлежит честь первоначального устройства духовного училища в Саратове в экономическом и учебно-- воспитательном отношениях; это они выполнили добросовестно и умело17. Чернышевский устраивал у себя на ночлег приезжавших в Саратов вдов и дочерей духовенства, кормил их; по праздникам он оделял нищих медной монетой18. Г.И. брал на свое попечение незаконнорожденных, подкидышей и сирот19; помогал бедным деньгами и одеждой20, что было особенно трогательно при незначительности его материальных средств21. Никогда не употреблял спиртных напитков22. Обращает на себя внимание его большая личная честность — однажды он отказался от покупки земли по баснословно дешевой цене, считая это дело противным для своей совести23. Глубоко и горячо верующий христианин, воплощенная кротость24, то был человек глубоко благочестивый25. Это человек — предостойный, по отзыву архиепископа Никанора26. В общем то был типичный представитель устоявшейся, определившейся в духе и государственности, культуры, умный и добрый консерватор; благоразумное благочиние — его идеал в общественной жизни, последовательно проводимый им во всем27. Весь мир для Г. И-ча заключался в церкви, сыне, книгах и отправлении должностей, которые он занимал в городе28. Аккуратный и исполнительный Г. И-ч писал сам каждую записку, повестку, сам вел метрики и в тоже время, будучи глубоким старцем, не пропускал ни одного молебна в царские дни29. При епископе Иакове он был первой особой в Саратове из белого духовенства, видным сотрудником и точным исполнителем воли архиерея по делам епархии30. Иаков относился к нему с неизменным уважением, часто обращался к нему за советами и посылал массу консисторских дел31, почему Г.И. составлял крупную силу в саратовском духовном мире32. Архиерей брал его с собой для объездов епархии и давал ему свои проповеди для переписки, так как Г.И. обладал хорошим почерком33. В 1843 г. Чернышевский был уволен из членов консистории34 за неумышленную неправильную запись в метрики незаконнорожденного сына майора Протопопова, родившегося через месяц после брака35. Когда невинность Чернышевского обнаружилась, Иаков заплакал.
Тенью в этом образе редкого человека являются несомненно «миссионерские заслуги» Чернышевского. Правда, Ветринский допускает; что Гавриил Иванович, может быть, и в самом деле имел успех, действуя обаянием кроткого и терпеливого обращения в противоположность рядовым миссионерам36. Но факты говорят иное. Мало того, что он был настойчивым и изобретательным исполнителем начальственной воли в этом отношении, — Г.И. проявлял черезчур уже большую собственную инициативу в деле ущемления представителей религиозного разномыслия. Нужно заметить, что и вообще-то служебная карьера Чернышевского проходилась им поразительно быстро; успешному восхождению по ступеням служебной лестницы много помогали Г. И-чу его миссионерские заслуги. Особенно характерно, что когда саратовская духовная власть представляла его за «отличные успехи» по званию депутата с духовной стороны, которые он оказал в увещевании по делу о самоубийстве 35 беспоповцев в с. Копенах, Аткарск[ом]. у[езде].37, и по другим, касающимся до старообрядцев, делам, к камилавке, петербургское духовное начальство наградило его только бархатной фиолетовой скуфьей, мотивируя уменьшение награды тем, что он был еще очень молод и лишь недавно достиг протоиерейского сана. В первые 10-11 лет своей службы в Саратове Г. И. занимал ряд видных должностей ("определенный по присутственным местам, инспектор духовных уездного и приходского училищ, и. о. ректора там же, член саратовского духовного правления и затем консистории, благочинный), требующих большого такта, тонких и гибких качеств ума и воли, изощренных опытом.
Но что лежало в основе миссионерской карьеры Чернышевского — простое честолюбие, дух карьеризма или же чувство долга? Сомнения малейшего нет, что на первый план своей деятельности он ставил долг. Будучи убежденным сторонником государственного порядка и благочиния, Чернышевский руководился исключительно чувством долга. Все несогласное с установившимся государственным порядком Г. И-ч вполне искренне считал ненормальным явлением. Религиозное разномыслие в его глазах было явлением, которое противоречило установившемуся государственному порядку и заслуживало, поэтому, преследования. Для борьбы Чернышевский усвоил те средства и пути, которые практиковались в тоговременной России при борьбе с религиозным разномыслием. Поэтому вполне искренне он сделал донос на «общество благочестивых», группировавшееся около «епископа Иакова, обвинив перед консисторией членов его в сектантстве; вполне последовательно Чернышевский сделал донос в Синод и на самого Иакова, объявив его в связи с этим сектантским, по мнению доносчика, братством»38. Конечно, этот донос был весьма опасным для карьеры всякого подчиненного такого требовательного начальника, каким являлся епископ Иаков, но Чернышевский донес синоду о подозрительной связи архиерея с братством, потому что считал своим долгом защитить интересы православной церкви и подавить "сектантство, свившем гнездо около самого официального представителя православия в саратовском крае. Епископу пришлось отчитываться и он оградил братство, объявив его миссионерские цели и способы действий. Синод предоставил Иакову сделать взыскание с Чернышевского за ложный донос, но тот не захотел делать неприятности доносчику «по своей кротости и смиренномудрию, так что гот едва ли и знал о последствиях своего доноса»39.
С. И. Чернов высказывал совершенно иной взгляд на характер деятельности Г. И-ча. Вся его деятельность, по словам Чернова, в огромной области надзора, пресечения и увещания была очень успешна. Как пример его успешных действий можно указать следствие по «копейскому действу», когда власть, благодаря ему, получила и, по-видимому, полное сознание преступников и присоединение к православию многих старообрядцев. Что здесь очень значительная доля успеха падает именно на долю Чернышевского, можно судить и потому, к какой значительной (курсив мой — А.Л.) награде представила его саратовская власть. Когда, не взирая на все усердия и все меры решительности высоких начальств, обращавших евреев-кантонистов в христианство, эта насильственная христианизация вдруг остановилась, — саратовская власть командировала Чернышевского в Вольск; и тяжелая совершенно противохристианская миссионерская политика власти среди евреев получила в нем свое последнее завершение и даже кажущееся оправдание. В огромной борьбе, которую повел еп. Иаков против старообрядцев, Чернышевский стал и был усердным помощником архиерея. Но очень любопытно и показательно, что не привлек Чернышевского ни в руководящие органы, ни в особые организации по борьбе со старообрядчеством и сектантством, хотя и давал ему очень важные и ответственные поручения. Так, он не ввел Г.И. ни в «братство благочестивых», ни в миссию о[тца]. Моисея, ни, наконец, в самый секретный совещательный комитет. Даже беглым образом приглядываясь к взаимоотношениям епископа и его усердного помощника, улавливаешь недоверие и неблаговоление епископа к своему подчиненному.
К сожалению, их взаимоотношения до сих пор еще не изучены ни в основных чертах, ни тем более, в подробностях и хронологии. В упорной борьбе со старообрядчеством и сектантством Чернышевский играл очень видную роль: с добросовестностью и усердием чиновника он исполнял обязательные для него веления местной власти. Не будучи религиозным фанатиком он, по семейному преданию, определенно не сочувствовал делу миссии и скорбел о мерах принуждения, в которых он с отвращением принимал участие: он делал все возможные тайные поблажки старообрядцам и сектантам.
Но что же, спрашивает проф. Чернов, создало в действительности неблаговоление епископа к одному из своих ближайших по положению и довольно активных помощников? Неужели только вопрос о миссии, где Г.И. при всем своем принципиальном несогласии с епископом и при всех своих мелких упущениях и послаблениях, действовал с достаточной ревностью? Читая Мельникова40, получаешь впечатление, что епископ Иаков не благоволил к Г. И-чу и не верил ему из-за его служебной нечестности в корыстных целях, а также хитрости и честолюбия. Если считать, что соответственное место работы Мельникова основано на отзывах самого Иакова, — придется признать, что сам Иаков именно так объяснял свое отношение к Гавриилу Ивановичу; и действительно, зная прямой в оценках характер епископа, нельзя не счесть, что он именно таким, как обрисовал, и считал Г. И-ча. Но в нашем распоряжении нет никаких доказательств служебной нечестности Г. И-ча. Может быть, в основу суждений епископа легла простая ошибка Чернышевского или злая клевета сослуживца, которой легко поверил впечатлительный и недоверчивый Иаков? Важно в отзывах Мельникова — Иакова, конечно, правильные указания на хитрость и честолюбие Г.И.: без них едва ли мог священник той поры сделать служебную карьеру, а она для Г. И-ча несомненна.
Эти последние черты Чернышевского, конечно, должны были обнаружиться для епископа Иакова при первых же деловых встречах: он застал в Саратове после своего мягкого предшественника Моисея, с своей точки зрения, довольно много очень серьезных непорядков в церковном устройстве и учреждениях епархии и с ревностью начал гонения на них. Чернышевский не только был влиятельным человеком в духовном мире Саратова, но и принадлежал к числу близких к еп. Моисею лиц и находился в тесных отношениях со светской властью и, конечно, не был и не мог быть перебежчиком, — и между ним и епископом естественно сразу установились трудные и сложные отношения взаимной подозрительности и обоюдного недоверия. Весьма вероятно, что их неприязнь имела под собой — и чем далее тем больше — и очень сильное культурно-бытовое расхождение сторон. Дело в том, что рядом с Г. И-чем, тяготевшим к светской дворянской культуре на западный лад, стал, вместо к ней же склонного епископа Моисея, суровый подвижник-аскет Иаков. К тому же крайне требовательный к себе еп. Иаков был очень требователен и к другим: будь аскетом! А у Г. И-ча он встретил, можно сказать, всестороннее и полное приятие жизни: и хозяйства, и труда, и науки, и радости, и веселья и решительную ориентацию приятной жизни на светский, точнее дворянский — т. е. западный лад. И опять-таки Чернышевский не пожелал в угоду епископу перестроить весь уклад своей домашней жизни и строй своих знакомств и отношений. Все это создало глубокую внутреннюю почву для очень тяжелых и трудных личных отношений между архиереем и его ближайшим помощником.
Но, кажется, можно полагать, что рядом с этим решительным и никак непримиримым культурно-бытовым расхождением стояло очень сильное политическое разномыслие в большом и сложном вопросе об отношении к государственной власти. Переглядывая доступный материал, живо чувствуешь разницу в отношении к ней, — по крайней мере, к местной власти: в то время, как приявший мир Г.И. ищет в ней опоры и с нею связей, его суровый аскет — начальник соблюдает в сношениях с ней большую самостоятельность и проявляет настойчивую и резкую требовательность. И эта разница поведения коренится в глубоких особенностях настроения и некоторыми своими корнями уходит в тог же вопрос о приятии светской культуры. При тесном переплете на местах обоих властей — духовной и светской — и постоянном перекрещивании их деятельности подмеченное выше различие в отношении к светской власти епископа Иакова и протоиерея Чернышевского должно было сказываться с особенной силой. Как же должен был епископ расценивать поведение своего подчиненного, когда замечал у него при выработке самостоятельных планов или подготовке самостоятельных шагов сепаратные, без своего одобрения или контроля, соглашения со светской властью? Или он о них бывал, может быть, неправильно осведомлен? В них ему было так легко видеть хитрость и честолюбие — и в большей дозе, чем было в действительности. Причина такого отношения Иакова к Чернышевскому была в тех огромных расхождениях общего характера. При таких глубоких расхождениях особенное внимание епископа привлекали хитрость и честолюбие подчиненного, который приял отвергаемый епископом мир, ладил с подозреваемой им светской властью и, если прямо не стоял за сторону его предшественника, то, по крайней мере, и не спешил с очевидной и угодливой торопливостью на ее быстрый и безоговорочный погром. Здесь, естественно, считалось за «хитрость» всякое уклонение от начальственных предписаний и за «честолюбие» каждый самостоятельный план или шаг. И как раз уклонениями и самостоятельными, если не планами, то несомненно шагами, полно и в раннее время и позднее, сотрудничество Г. И. со своим епископом в недостойном и темном деле карательной миссии среди отщепенцев православия. Но к сожалению, исследователю остаются доселе неясными и общая линия поведения в нем Г. И-ча и многие его в нем отдельные шаги. А разбираясь в немногих, частию противоречивых, частию малопонятных известиях, порою как бы получаешь впечатление, что Г.И. в начале своего сотрудничества с епископом отважился на, правда, глухую но явную с ним борьбу; порою же кажется, что последовательно ограничивался — главным образом позже — пестрым рядом разнообразных послаблений и поблажек преследуемым отщепенцам41.
Характеристика Чернышевского, сделанная Черновым покоится на недостаточном изучении соответствующей печатной и архивной литературы вопроса, а также на целом ряде недоразумений.
Прежде всего автор совершенно говорит о большой роли Г.И. в увещании копенских спасовцев: ни один документ по этому делу, прекрасно изученному, И. М. Добротворским42 и братьями Н. и П. С. Соловьевыми43, не дает права утверждать, будто бы благодаря Чернышевскому получилось полное сознание и присоединение к православию многих старообрядцев: в этих документах его имя даже не упоминается. Все же его содействие следствию копейского происшествия состояло исключительно в формальном увещании некоторых старообрядцев. Чернов полагает, что саратовская власть представила (1828) Чернышевского за это содействие к значительной награде — к камилавке, но это утверждение — плод простого недоразумения: Г.И. будучи протоиереем, должен был получить по порядку все награды, которые даются священнику до получения им протоиерейств. Протоиереем же он сделался (1825) вследствие своего служебного положения, т.е по должности, а не в результате постепенного прохождения духовной карьеры; между тем наград он не имел. Поэтому ему предстояло получить их уже после возведения в сан протоиерея. Власть представила Чернышевского к камилавке, а у него не было еще скуфьи, — вполне естественно, что синод, в первую очередь, и дал ему скуфью (в порядке постепенности).
Что же касается оценки камилавки, как очень значительной награды, то эта награда никогда не считалась значительной: ее имеют все без исключения протоиереи и весьма многие священники. Итак, скуфью Чернышевский получил не за одно увещевание по копейскому делу, а вообще за всю свою работу в качестве депутата с духовной стороны при различных следствиях по старообрядческим делам44.
По вопросу об участии Г.И. в христианизации евреев, сохранившиеся документы не говорят ничего помимо того, что Чернышевский приезжал (1844) в Вольск уговаривать евреев-кантонистов и вместе с прот. Бибиковым обратил в христианство пятнадцать человек. Дошедшие до настоящего времени воспоминания одного из обращенных — Вульфа Нахласа45 точно также ничего не знают о большой роли протоиерея в этой христианизации евреев, так что у нас нет никаких оснований полагать, будто бы миссионерская политика власти среди евреев получила в нем свое последнее завершение и даже кажущееся оправдание. Гораздо рельефнее выдается в этой истории фигура прот[оиерея] Бибикова.
Что касается участия Чернышевского в борьбе с расколом, — этот пункт характеристики Г. И-ча, сделанной Черновым, нуждается в пересмотре. Едва ли можно видеть недоверие еп. Иакова в том, что он не ввел протоиерея ни в общество благочестивых, ни в члены миссии ни, наконец, в секретный совещательный комитет. Сомнения малейшего нет, что было делом большого такта со стороны архиерея не вводить Чернышевского в то общество, которое он обвинял в своем доносе в консисторию в сектантстве. Назначить же Г. И-ча в члены разъездной миссии Иаков не мог потому, что Чернышевский был слишком нужен епископу для исполнения его личных поручений как по епархиальным делам вообще, так и в особенности по делам той же миссии: отпустить в разъезды по епархии такого исполнительного и с большой личной инициативой преследователя старообрядцев и сектантов было бы очень тяжело для епископа Иакова. Тогда бы пришлось подыскивать нового человека для составления планов по борьбе с религиозным разномыслием, в чем Чернышевский был большим специалистом, и для ближайшего участия в делах епархиального управления. Найти же такого человека было, конечно, очень трудно, — слишком уже подходил Г.И. по своему широкому образованию и развитию для роли архиерейского советника. К тому же в самом Саратове, как "гнезде всяких сект и расколов был нужен надежный человек, который бы был надежным оком архиерея. А таким оком и являлся Г.И.: нужно было узнать, что делается у саратовских поморцев, — Иаков давал поручение Чернышевскому; требовалось срочно выработать меры по борьбе с расколом, — архиерей звал Чернышевского; желал епископ дознать, в каком положении находятся около-саратовские скиты в буераках, — опять призывал он Чернышевского и давал ему соответственное поручение; хотя когда же возникло знаменитое дело относительно взятия Средне-Никольского монастыря на Иргизе у старообрядцев (1837), которое является кульминационным пунктом миссионерской деятельности епископа Иакова, — то для участия в приеме монастыря архиерей командировал опять того же Г.И-ча. Словом, истолковывать излагаемые нами факты в смысле доказательства ими недоверия еп. Иакова к своему подчиненному мы не имеем никакого права. Этого мало. Если мы в области фактов, вполне ясно говорящих за себя перейдем к нелицеприятным архивным документам, то и здесь увидим ошибочность суждения Чернова: в 1833 г. епископ Иаков представил в св. синод список кандидатов в миссионеры, и первым кандидатом поставил протоиерея Чернышевского46.
Другой вопрос, почему Чернышевский не попал в число миссионеров, но что епископ Иаков, помещая Г. И-ча первым кандидатом миссионерства не питал к нему недоверия, — эго для нас несомненно. Что же касается приглашения Чернышевского в члены секретного совещательного комитета, то по строго определенному штату (всего четыре человека) для Г. И-ча здесь могла быть единственная вакансия делопроизводителя; епископ предпочел взять делопроизводителем комитета не всеми уважаемого и почитаемого протоиерея, каким был Г.И., а более скромное лицо — священника] Никольского, который по своей неизвестности в городе, более подходил для исполнения скромных обязанностей писца.
Обращаясь к суждениям Чернова о глубоком принципиальном расхождении Чернышевского со своим епископом во взглядах на миссию, мы должны, прежде всего, признать не имеющим никакой реальной основы предание семьи Чернышевских о несочувствии Гавриила Ивановича миссионерству, его скорби по поводу насильственных мер и о всевозможных тайных поблажках и смягчениях для всех представителей религиозного разномыслия. Отвергнуть нужно и указание Н. Г. Чернышевского на терпимость и уважение его отца по отношению к представителям этого разномыслия. Эти предания мы должны решительно отвергнуть вот почему. Свидетельство сына о своем горячо любимом отце не может быть непристрастным, тем более что, по словам Чернова, у Н. Г-ча был своего рода культ отца. Враждебно относясь к епископу Иакову за его фанатизм в преследовании всех инакомыслящих, а также за черезчур большую эксплатацию Г. И-ча, которого он заваливал бумагами и поручениями, Николай Чернышевский вполне естественно дал ошибочный отзыв об отношениях своего отца к делу миссии. Затем, документы, подробно изложенные нами в работе по истории религиозного разномыслия в саратовском Поволжье с непререкаемой очевидностью свидетельствуют, что Гавриил Иванович без всякого понуждения еп. Иакова сам был усердным ловцом старообрядцев и сектантов. Он проявлял здесь в высшей степени яркую собственную инициативу и искал сектантов даже там, где их и быть не могло — в «обществе благочестивых», группировавшемся около епископа Иакова и насчитывавшем в своей среде несколько духовных лиц, известных своей борьбой с расколосектантством. Наконец, о чем же свидетельствует донос Чернышевского на сектантство самого преосв. Иакова, как ни о большой собственной инициативе протоиерея в борьбе с религиозным разномыслием? Такому умному и честолюбивому человеку, каким являлся Г. И-ч, конечно, было прекрасно известно о возможных для него последствиях обвинения своего епископа в сектантстве (факт небывалый в истории русской синодальной церкви), и тем не менее, донос пишется и посылается в синод. Чернышевский рисковал здесь всем своим служебным положением и доверием архиерея, которое отчасти и потерял: Иаков, несмотря на крайнюю близость, в которой он имел при себе Г. И-ча, все-таки чувствовал в душе некоторый горький осадок после этого доноса, что сказалось в отзывах епископа о Чернышевском при беседах с Мельниковым.
Неблаговоление же еп. Иакова к Чернышевскому автор усматривает и в данном архиереем отзыве (официальном) в петербургский университет о материальном положении Г. И-ча, когда сын последнего хлопотал об освобождении от платы за учение по несостоятельности отца; когда же Г.И. со слезами на глазах объяснил епископу свое действительное положение, то архиерей не поправил новой бумаги ошибки своего ответа. И в этом факте нет даже тени недоброжелательства или недоверия: Сергиевский приход, где служил Чернышевский, был богатым помещичьим приходом, с прекрасным хором, привлекавшим множество молящихся. Вполне естественно, что еп. Иаков всегда считал Чернышевского человеком состоятельным, по крайней мере, настолько, чтобы платить деньги за учение своего сына в университете. Нужно заметить, что Иаков вообще не признавал, чтобы духовенство саратовской епархии могло нуждаться. Что же касается настоятеля богатой городской церкви, то, конечно, епископ был вполне уверен, что он живет зажиточно, занимая, кроме того, ряд хорошо оплачиваемых должностей.
Что же касается вопроса об очень сильном культурно-бытовом расхождении епископа и протоиерея, то здесь Чернов ведет свое рассуждение исключительно в области теоретических построений; никаких реальных фактов в защиту своего мнения он не приводит. И это вполне понятно: ведь если мы вглядимся в то, в чем собственно Чернов видит это «расхождение» обоих лиц, то заметим, что оно заключается в тяготении Г. И-ча к дворянской культуре и отрицание ее со стороны еп. Иакова, в приятии жизни в широком смысле слова Чернышевским и неприятии ее архиереем. В действительности же не может быть и речи о каком бы то ни было культурном расхождении между указанными лицами. Оба они одинаково были близки к дворянско-помещичьему миру, оба имели много знакомств в этой области. В приемной архиерея часто бывали тогдашние аристократки — помещицы, являвшиеся то за благословением к почитаемому епископу, то с просьбой о совете, то с жалобой на своих священников и дьяконов; и епископ Иаков почти всегда исполнял желания дворянской аристократии. В свои объезды епархии Иаков часто останавливался у знакомых помещиков и с ними проводил время. Когда же он был помоложе, то будучи ректором в Екатеринославе, разъезжал, по отзыву местного епископа, в жениховском экипаже, разбирался в сортах вина47. Всю жизнь он глубоко интересовался наукой в самом широком смысле слова — собирал коллекции, изучал рукописи, был членом ученых обществ не только в России, но и за границей, прекрасно изучил историю и современное состояние тех местностей, куда заводила его служебная карьера. Вместе с тем Иаков страстно любил искусство: при этом архиерее в Саратове, по словам Н. Г. Чернышевского, в церквах были лучшие хоры, чем в Петербурге48. Этого мало: вопросы хозяйства и труда также глубоко интересовали епископа. Достаточно вспомнить его хлопоты в Н. Новгороде о крестьянских изобретениях, касающихся улучшения сельского хозяйства, — например, он обратил внимание на дубленные овчины одного крестьянина и представил их вольному экономическому обществу. О каком же неприятии мира после указанных фактов может быть речь?
Здесь у С. Н. Чернова вышло некоторое недоразумение в понимании самого отречения от мира в монашестве: монах не отрекается от мира, как творения божия, — он отрекается от всех скверн, похотей и удовольствий земных. Иаков как раз и принял мир во всей его красоте, отдал всю свою жизнь на изучение окружавшего его мира и на служение этому миру. Вообще в христианстве не может быть речи о неприятии мира, отвергая творение Божие, человек становится во враждебные отношения к Творцу и Промыслителю этого мира (отвержение мира встречаем только у еретиков). Раз у еп. Иакова не было такого отвержения мира, ему и в голову не приходило требовать от Чернышевского ломать уклад своей домашней жизни.
Такой же теоретичностью отличаются и суждения автора об «очень сильном политическом разномыслии» в вопросе об отношении к государственной власти. В то время как Чернышевский искал в пей опоры и связей, его начальник проявлял к ней большую требовательность. Опять мы не видим никакого расхождения: если Г.И. часто искал в преследовании старообрядцев и сектантов у полиции, то Иаков обращался в таких случаях к губернатору и жандармерии. Если у Чернышевского были прекрасные отношения с полицейскими, то Иаков во все свое пребывание в Саратове неизменно имел превосходные отношения с жандармами. С губернаторами он точно также был хорош, — припомним его близость к Степанову и Фадееву; правда, эта близость нарушалась, как только губернаторы начинали недостаточно предупредительно и расторопно исполнять архиерейские распоряжения, но отсюда нельзя, конечно, делать вывода о различных взглядах еп[ископа] Иакова и прот[оиерея] Чернышевского на государственную власть. И тот и другой благоговел перед ней, будучи определенными консерваторами.
Ветринский П. Е. Ранние годы Н. Г. Чернышевского // Вестник Европы. 1908. № VII.
Духовников Ф В. Николай Гаврилович Чернышевский, его жизнь в Саратове 11820-е гг. — 1852] И Русская Старина. 1890. Т. 67. № 9; 1910. Т. 144. № 12; 1911. Г. 145. № 1 (публ. в журн. за 1910 и 1911 гг. А. А. Лебедева).
[Костомаров Н. И.]. Автобиография Николая Ивановича Костомарова // Русская Мысль. 1885. Км. V.
Лебедев А.А. Г. И. Чернышевский как идеальный пастырь // Приходской священник. 1912. № 6.
Лебедев А. А. К биографии Н. Г. Чернышевского // Исторический Вестник. 1909. T. CXVIII.
Лебедев А. А. Материалы для истории раскола в Поволжье: краткий очерк истории Иргизских раскольничьих монастырей. Саратов, 1910.
Лебедев А. А. Материалы для истории саратовской епархии. T. III. Саратов, 1907.
Лебедев А. А. Николай Гаврилович Чернышевский (Наброски по неизданным материалам) И Русская старина. 1912. No. 1; 3; 4; 5; 10.
Ляцкий Е.А Н. Г. Чернышевский в годы учения и на пути в университет И Современный мир. 1908. Май (№ 5 и 6).
Малышенко Г.М. Н. Г. Чернышевский: биографический очерк // Русская Мысль. 1906. Кн. IV.
Мельников П. И. Материалы для истории хлыстовской и скопческой ересей, собранные П. И. Мельниковым. Отдел 5. Правительственные распоряжения, выписки из дел и записки о скопцах с 1834 по 1844 год // Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском университете. 1873. Январь-март. Кн. 1.М., 1873. С. 1-262.
Нахлас Вульф. Автобиография христианина из евреев // Домашняя беседа. 1862. №№ 22-23, 25-26.
Нахлас Вульф. Обращение иудейского законника. Н.-Новгород, 1882.
Никанор [Бровкович А. И.]. О значении семинарского образования. (По поводу смерти Чернышевского); Из беседы Высокопреосвященного Никанора, архиепископа Херсонского и Одесского на день св. ап. Андрея Первозванного для Одесской духовной семинарии по случаю храмового ее праздника // Саратовские епархиальные ведомости. 1890. № 15. [Отд. кп.: Из беседы Высокопреосвященного Никанора, архиепископа Херсонского и Одесского… Одесса, 1890.]
Никанор [Бровкович А. И.]. Наша светская и духовная печать о духовенстве. Воспоминания бывшего альта-солиста // Архиеп. Никанор. Биографические материалы. Т. I. Одесса, 1900.
Добротворский И. М. О самосожигательстве раскольников // Православный Собеседник. 1861. Т. 1.
Палимпсестов И.У. Н. Г. Чернышевский; по воспоминаниям земляка // Русский архив. 1890. № 4.
Пыпин А. Н. Мои заметки // Вестник Европы. 1905. Т. II. [Переизд.: Саратов, 1996.]
Розанов А. И. Николай Гаврилович Чернышевский 17 го октября 1889 г. // Русская Старина. 1889. Кн. 11.
Соколов П. С. Копенские происшествия 1802 и 1827 гг. // Христианское чтение. 1896. Кн. 5.
Соколов Н. С. Раскол в Саратовском крае. Опыт исследования по неизданным материалам. Т. 1.11оновщина до пятидесятых годов настоящего столетия. Саратов, 1888.
Соколов. Саратовское духовное училище. РКП [рукопись], лл. 381, 397 об.
Хованский Н. Ф. Очерки ио истории г. Саратова и саратовской губернии… Вып. 1. Саратов, 1884.
Чернов С. Н. Примечания к Автобиографии Н. Г. Чернышевского И Литературное наследие. Н. Г. Чернышевский. Т. I. 1928.
Чернов С. Н. Семья Чернышевского // Известия краеведческого ин-та изучения Ю. — В. обл. при СГУ. Т. II. 1927.
Чернышевский Н. Г. Жгут. РКП [рукопись] Н. Г. Чернышевского в саратовском музее им. Чернышевского.
Чернышевский Н. Г. Из автобиографии // Литературное наследие. Н. Г. Чернышевский. Т. 1. 1928.
Юдин ПЛ. 11.Г. Чернышевский в Саратове // Исторический вестник. 1905. № 2.
1 ЦГАЛИ. Ф.1. Он. 1. Д. № 612. С. 8-32.
2 Чернышевский М. Н. Библиографический указатель статей о Н. Г. Чернышевском и его сочинениях за время 1854—1909. СПб., 1909.
3 Местонахождение указанных рукописей неизвестно.
4 [1.] Ветринский. Ранние годы Н. Г. Чернышевского. «Вести. Европы» 1908, VII, 9, 11. Ляцкий Н. Г. Чернышевский в годы учения «Совр. Мир» 1908, V, 51-52.].
5 [2.] Розанов Н. Г. Чернышевский «Р. Стар.». 1889. (X)XV, 499 [No нрзб.]. Духовников ibid. 1890. IX, 540. Ляцкий о.с. «Совр. Мир» 1908, V, 52.
6 [3.] II.1. Чернышевский «Р. Архив» 1890, IV, 554.]. Н. И. Костомаров смотрит на Чернышевского как на замечательно хорошего и умного человека
7 [4.] Автобиография «Р. Мысль» 1885, VI; Духовников о.с. 541.
8 [1.] Чернов Семья Чернышевских. 10.
9 [2.] О значении семинарского образования «Сарат. Еп. Вед.» 1890, № 15. Ляцкий о.с. V, 53. Малышенко Н. Г. Чернышевский «Р. Мысль». 1906, IV, 149. Юдин Н. Г. Чернышевский «Ист. Вести.» 1905 XII, 868. Лебедев К биографии Н. Г. Чернышевского ibid. 1909, XII, 1000; ошибочно сказано, что в рукописи Боговидова есть отзыв о Г. И. Его же матер, для истории сарат. епархии. III, 69.
10 [3] Ветринский о.с. «В. Евр.». 1908, VII, И.
11 [4] Палимпсестов о.с. «Р. Арх.» 1890, IV, 555. Однажды саратовский епископ Иаков сказал протоиерею М. Миртовскому: «Амвросий Медиоланский назвал Цицерона смердящим псом за одно то, Цицерон допустил такое выражение: „Если иудейский народ считается народом презренным, то и Бог их достоин презрения“. Откуда бы узнать, где отыскать это место у Цицерона?» Тот ответил: «В семинарии нет; только у Г.И. можно найти всех классиков». И действительно: нужная книга у него оказалась. Лебедев Н. Г. Чернышевский наброски 54.
12 [1] Духовников о.с. «Р. Стар», 1890, IX, 543-44. Пыпин Мои заметки «Вестн. Евр.», 1905, И, 471. Малышенко Н. Г. Чернышевский «Р. Мысль» 1906, IV, 149, 152.
13 [2] Лебедев Н. Г. Чернышевский 54.
14 [3] Ветринский о.с. 12.
15 [4] Палимпсестов о.с. 554-55. Ляцкий о.с. 53.
16 [5] Ляцкий о.с. 53. Малышенко о.с. 149-50.
17 [2] Соколов Саратовское духовное училище. РКП. лл. 381, 397 об. О служебной карьере Чернышевского — Чернов. Семья Чернышевских 2, 11-12,
18 [3] Чернов, о.с. 11.
19 [4] Юдин о.с. «Ист. Вестн.» 1905, с 11, 869. Ляцкий о.с. 54-52.
20 [5] Лебедев Н. Г. Чернышевский. «Р. Старина» 1912, I, 90.
21 [6] Чернов о.с. И. Его же примеч. к Автобиографии Н. Г. Чернышевского (Чернышевский Лит. наследие I, 708.
22 [7] Юдин о.с. 869.
23 [8] Чернов о.с. 11.
24 [9] Палимпсестов о.с. "Р. Арх. 1890, … 554.
25 [10] Пыпин о.с. «Вестн. Евр.» 1905, II, 479. Ветринский о.с. ibid 1908 VII, 16.
26 [1] Воспоминания б. альта-солиста. Биографии, матер. 1, 15. Его же Беседа на день св. ап. Андрея 4-6.
27 [2] Ветринский о.с. 13.
28 [3] Палимпсестов о.с. 556.
29 [4] Духовников о.с. 540-43. Малышенко о.с. 149.
30 [5] Духовников о.с. 543. Никанор архиеп. Беседа на день св. ап. Андрея. 4-5.
31 [6] Хованский Очерки по истории г. Саратова I, 56. Ляцкий о.с. 68. Чернышевский. Из автобиографии. Лит. наследие I, 137.
32 [7] Юдин о.с. 875. Никанор о.с. 4.
33 [8] Жгут, РКП. Н. Г. Чернышевского в саратовском музее им. Чернышевского. Чернышевский. Из Автобиографии Лит. наследие I, 183.
34 [1] Ветринский о.с. II, 26.
35 [2] Духовников о.с. 562. Малышенко о.с. IV, 158. Ляцкий о.с. 44. Лебедев о.с. «Р. Стар.» 1912, I. до прмч. Вследствие уменьшения доходов Чернышевского (к тому же в Сергиевской церкви, где служил тогда Г.И., перестал петь хор помещика Угрюмова, привлекавший публику) сын Чернышевского, Николай, студент, попросил петербургский универсиет о стипендии; начальство последнего потребовало из саратовской консистории удостоверение, что у Г.И-- ча действительно нет средств для содержания сына. Еп. Иаков, не спросив отца Чернышевского, написал ответ в неблагоприятном смысле. После, путем расспросов, архиерей убедился, что средства Чернышевского незначительны (Духовников о.с. 563-64). П. И. Мельников (Магер, для истории хлыстовск. и скопск. ересей. «Чт. в и. общ. Ист. Древн. Росс.» 1843, I, отд. 4, 147) считает, вопреки всем свидетельствам современников Г. И. Чернышевского человеком хитрым, чрезвычайно честолюбивым, хотя и умным; он будто бы нажил большое состояние, но доверием Иакова не пользовался. На самом же деле пробыв десятки лет членом консистории и целую четверть века городским благочинным, Г. И-ч не нажил никакого состояния, хотя жил очень скромно. Н. С. Соколов (Раскол 340) думает, что Г.И. нажил «плохонький „домишко“, но 1) „домишко“ — хорошенький, а не плохонький, 2) его Чернышевский не наживал, а получил в приданное за женой (Духовников бумаги о II.Г. Чернышевском — у М. В. Шмелевой. Лебедев. Н. Г. Чернышевский „Р. Стар.“ 1912, I, 90. Г. И. Чернышевский как идеальный пастырь „Прих. Свящ.“ 1912, № 6) Точно также не заслуживает мысль Мельникова, что саратовские скопцы исповедовались у Чернышевского и платя за это десятки рублей, пользовались его покровительством (О.с. „Утопия“ (?) 1873, I, 152.
36 [1] О.с. „Вест. Евр.“ 1908, VII, 12. Также и Духовников о.с. 543.
37 [2] Чернов Семья Чернышевских 11-12. Его же примеч. к Автобиографии Н. Г. Черского (Лит. наел. I, 109).
38 [1] Соловьев. Сведения о скопцах 21: Мельников Мат. для истории хлыстовск. и скопчсск. ересей. Чт. ИОИДР», 1873, I, 147.
39 [1] В другом месте я высказывал недоверие к сообщению Мельникова о доносе (К биографии Н. Г. Чернышевского. «Исторический Вести.», 1909, CXVIII, 1000; Материалы для истории раскола в Поволжье 21). Отрицает донос и Н. Соколов (Раскол в Саратовском крае 339-40). Многолетние занятия по Чернышевскому заставили меня признать правильность сообщения Мельникова.
40 [1] «Чт. ИОИДР». 1873, 1. 147.
41 [1] Чернов. Семья Чернышевских. 11-14, 23-26. Его же прим, к Автобиографии Н. Г. Чернышевского (Чернышевский. Лит. наследие, I, 709-10, 72®).
42 [2] О самосожигагельстве раскольников. «Нравосл. Собеседник», 1861, I.
43 [3] Копенские происшествия. Христ. Чтен., 1896, II.
44 [1] Лебедев. Н. Г. Чернышевский 3, прим.
45 [2] Автобиография христианина из евреев. Домашн. беседа, 1862, №№ 22-23, 25-26. Обращение иудейского законника. Н.-Новгород. 1882.
46 [1] Архив Саратовской консистории, 1833, № 48, лл. 12-17.
47 [1]Глава IV нашей работы «Архиепископ Иаков».
48 [2]Глава VII той же работы.