Отелло или страшная ночь (Дорошевич)
| Отелло или страшная ночь : Уголовный роман |
| Источник: Дорошевич В. М. Папильотки. — М.: Редакция журнала «Будильник», 1893. — С. 51. |
- Википроекты
Спит вся Европа… Не спит только Живорезный переулок, что около Балкана, в четвёртом могучем квартале великой Мещанской части нашей белокаменной столицы.
В небольшом полуразвалившемся доме лишённого прав состояния мещанина Сидорова загадочно светится огонёк. Преступно и таинственно смотрит в беспросветную тьму маленькое окошко.
А напротив на тротуаре, скрывшись под тёмным навесом ворот, стоит человек и тревожно, пристально всматривается.
Это — мещанин Карпов.
Зачем он покинул свой дом в эту тихую, мирную ночь? Что хочет он увидеть среди этой мрачной развалины?
Страх и ужас охватывают Карпова, страшные мысли, ужасные догадки бродят в голове.
И вспоминаются Карпову страшные, полные зловещей загадочности происшествия последних дней…
Уже давно полюбил он жену лишённого прав состояния мещанина Сидорова, — за страдания, за муки полюбил.
Она приходила в его овощную лавку и частенько, когда не было там никого, с глазу на глаз поверяла своему другу все свои душевные муки. Она рыдала. Он утешал, как мог.
— Убьёт… убьёт меня этот изверг! — рыдала Катерина, — каждую минуту грозится убить… Страшно мне… страшно…
Он сам был готов зарыдать в ответ, сознавая своё бессилие…
Но вот в Вербную субботу Катерина пришла к нему весёлая, радостная.
— Приходи завтра! — краснея, словно маков цвет, прошептала она, — завтра изверг на целый день уйдёт из дому…
Незаметно летело для них время в воскресенье. Они сидели обнявшись, строили планы и грызли орехи.
Как вдруг дверь отворилась, и на пороге появился изверг. Страшно блеснули его глаза. Он сделал шаг вперёд.
Не помня себя, Карпов кинулся вон. Только очутившись на дворе, — он вспомнил о Катерине, и мороз подрал его по коже. Несчастная, она осталась с глаза на глаз с извергом.
Долго тогда простоял у калитки Карпов, готовый при первом же вопле любимой женщины кинуться к ней на помощь.
Но воплей не слышалось…
Это наполнило душу Карпова тяжёлым предчувствием…
— Уж не сделал бы он над нею чего?..
С тех пор он видел Катерину несколько раз, когда она, бледная, грустная, с заплаканными глазами, сидела у окна. Изверг не выпускал её из дома.
— Не к добру это! — думал Карпов.
В среду он шёл мимо железной лавочки Фомина и вдруг услышал разговор, заставивший его вздрогнуть и остановиться.
Нехороший, тёмный человек этот Фомин, недобрые слухи ходят о нём. Для отвода глаз он держит свою лавочку, где никогда никто ничего не покупает. К тому же он — друг Сидорова.
— Брось эту дурь! — говорил Фомин, — сам после пожалеешь, да поздно будет…
— Нет, решил зарезать и зарежу! — злобно ответил Сидоров, — невмоготу мне больше… Всё одно: рано ли, поздно ли, а уйдёт она от меня. Зарежу! — решительно проговорил он.
Не помнит даже Карпов, как он добрался после этого до дому.
— Заявить в полицию? — думал он, — ещё и самого притянут…
Он беспрестанно в тот день ходил мимо дома Сидорова и, наконец, увидел мельком Катерину: она подошла к окну.
— Жива! — отлегло у него от сердца. Должно, одумался! — решил он.
Как вдруг сегодня перед вечером страшные предчувствия подтвердились с новой силой.
Он встретился с Сидоровым на улице. Сидоров почему то ему поклонился.
— Гуляете? — спросил Сидоров, — хе, хе! Воздух хороший. А я к Сухаревой ходил… Ножик покупал… Вот, извольте посмотреть… Семь гривен дал… Хороший нож!.. Этаким человека полоснёшь — и не пикнет… хе, хе!
И Сидоров с дьявольской улыбкой вертел перед ним огромный, сверкавший отточенным остриём нож.
Карпов от волнения не мог выговорить ни слова.
И опять эта проклятая мысль: «самого притянут» — помешала ему идти и заявить…
Но теперь, когда наступила ночь, он не мог сидеть спокойно в своей квартире; он пришёл сюда, готовый на всё…
Но вот мерцающий в окне свет исчез. Свечку унесли в другую комнату.
Сердце у Карпова забилось сильнее… Прошло несколько томительных минут.
Вдруг среди ночной тишины раздался страшный, отчаянный вопль.
За первым воплем раздался другой, третий, тише, слабее, и всё смолкло.
Карпов хотел крикнуть. У него не было голоса.
Ничего не соображая, он кинулся бежать. Ноги подкашивались. Он ежеминутно спотыкался, падал, едва переводя дух, и бежал снова куда-то, без мысли в голове…
Словно сквозь сон вспоминал после Карпов, как он был в квартале, как там все всполошились. Он не помнил, что говорил. Его отрезвил только окрик квартального надзирателя.
— Что ж ты, такой сякой, раньше об этом не говорил? а? Да, ведь, ты — укрыватель и попуститель сам! Скрутить этому молодцу на всякий случай руки назад…
И через несколько минут все они бегом бежали в Живорезный переулок. По дороге звонили в какие-то дома, будили дворников…
Огня в доме Сидорова уже не было. Гуськом все вошли в калитку.
— Посветите, где дверь? — раздражённо крикнул квартальный надзиратель.
Свет фонаря упал на огромную лужу крови, темневшую у самых дверей. Все в ужасе попятились.
Начали стучаться. Никто не откликался.
Но вот за дверью послышались тяжёлые шаги и хриплый оклик:
— Кто там?
— Отворяй, отворяй, не то выломаем дверь!.. Полиция! — крикнул надзиратель.
Дверь отворилась… При свете фонаря все увидели высокую фигуру Сидорова. Он был бледен, как мертвец, на рубахе виднелись кровавые пятна. Все попятились.
— Бери его! — крикнул квартальный.
— Ваше благородие… — бледными бескровными губами пробормотал Сидоров, — но его никто не слушал.
Квартальный двинулся в комнаты. Везде были следы крови. Видно было, как тащили труп.
— Показывай!.. Где мёртвое тело? Винись!.. — проговорил квартальный.
Сидорова било, как в лихорадке.
— Тело! — вдруг вскрикнул Карпов не своим голосом и упал без чувств…
На полу комнаты, в которую он вошёл, лежал окровавленный труп. Все попятились к выходу. Один квартальный, побледнев, шагнул вперёд и поднял фонарь.
— Да, ведь, это свинья! — воскликнул он.
Прямо перед ним лежала с поднятой кверху глупой мордой только что зарезанная свинья.
В туже минуту в двери, бледная, перепуганная, показалась Катерина.
Сидоров, меж тем, немного оправился.
— Справедливо изволили сказать! — проговорил он, — хрюшка-с!.. К празднику я её, стало быть, зарезал-с, потому что всё одно пропадёт-с, по чужим дворам стала шляться… Я её и прирезал-с… откормить было хотел, но как она шляющая, то я её для собственного, так сказать, потребления… А только ежели что касаемо, может подумаете, что она краденая, — так я удостоверить могу. Поросёнком, извините за выражение, в моём доме воспитывалась… И даже я от правильности моих чувств вашескородию окорочек…
— Что за чёрт! — проговорил надзиратель, — этакая, можно сказать, глупость как свинья!.. и этакая история!.. А нам лавочник сказал, что ты жену из ревности…
Сидоров оправился окончательно, возликовал и спешил себя аттестовать пред начальством.
— Помилте-с, — распространялся он, — нынче эфта мода уж оставлена… нешто я не понимаю, что нельзя… Моё, вашескородие, единственное, извините, желание, чтобы начальство не беспокоить… Потому как я уж и без того правов лишён, — то премного с меня будет-с… А ежели господину лавочнику что насчёт нашей супруги любопытно, то пущай их в куфарки берут… Нам-с одним едва-едва напитаться хватает. Я даже им такое предложение хотел сделать, потому чтобы без неприятностев…
Карпов очнулся.
Как раз в это время просыпалась и западная Европа.